Глава 14.

Иногда самая большая жертва, которую должен понести человек - это отпустить тех, кто больше всего дорог ему.(с)

т/с «Тайны Смолвилля»

Пит подходит к нам, и моё сердце сбивается с ритма. Обычно он ест отдельно, не присоединяясь к компании Победителей, словно хочет забыть всё, что связано с Играми. И я бы отлично его поняла, если бы в этом списке не было меня.

Рядом с ним я замечаю пышную копну пшеничных волос. Делли Картрайт. В последнее время я несколько раз видела, как она говорила с Мелларком, но никогда не думала, что он приведёт её к нам. Делли слишком чиста и наивна, чтобы просто сидеть за одним столом с убийцами, которыми является каждый из нас.

Парень легонько улыбается ей и едва заметно кивает головой, словно подбадривая, и меня затапливает волна жгучего, доселе незнакомого чувства, отдалённо похожего на злость. Делли опасливо жмётся к Питу, она стоит так близко к нему, как давно не позволялось мне, и мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки под столом. Теперь я знаю, что это за чувство.

Ревность. Я ревную Пита к Делли.

- Привет, - кивает нашей компании Пит, здороваясь сразу со всеми. – Китнисс, ты помнишь Делли? Делли Картрайт. Она училась с нами в школе.

Конечно, я её помню. В школе я даже не замечала её, но она стала моей последней надеждой на выздоровление Пита. Несбывшейся надеждой. И этого я никогда не забуду. Коротко киваю, боясь, что едва открою рот, наговорю гадостей этой ни в чём неповинной девушке. Но всё же на моём лице отражается что-то, что заставляет улыбку Делли сползти с миловидного личика, а глаза Джоанны – удивлённо расшириться.

- Всё в порядке, Сойка? – едва слышно шипит Мейсон, и в этот момент я ненавижу её, как ненавижу своё прозвище. Я не хочу быть Сойкой-пересмешницей, символом восстания. Я хочу быть Делли Картрайт и иметь возможность беспрепятственно находиться так же близко к Питу, как она.

Гейл пересаживается ко мне, уступая место напротив Питу и Картрайт. Мелларк что-то шёпотом говорит девушке, и моя кровь закипает. Он улыбается ей. В его улыбке нет ничего особенного, он улыбается так всем, включая меня, но это означает лишь то, что я значу для него не больше, чем подруга детства. А, учитывая те обстоятельства нашего знакомства, которые Питу позволили помнить, даже меньше.

Заметив на себе обеспокоенный взгляд Хоторна, я выдыхаю, пытаясь успокоиться. Пит не виноват, Делли не виновата. Никто не виноват. Просто удача никогда не бывает на нашей стороне. Энни бросает на меня полный жалости взгляд и прячет лицо на плече мужа. Этого хватает, чтобы мой аппетит испортился окончательно, и, со стуком бросив ложку на поднос, я поднимаюсь со своего места. Я знаю, что все взгляды сейчас полны удивления и направлены на меня, но мне плевать. Единственное, чего я хочу сейчас – убраться подальше от Пита, от Делли, от жалости миссис Одэйр и закамуфлированного под издёвку беспокойства Джо. Мне не нужны ни жалость, ни беспокойство. Мне нужен Пит, но именно его, похоже, я не получу уже никогда.

Едва оказавшись в своём отсеке, я забиваюсь под одеяло и утопаю в жалости к себе. Я уже знаю, что пропущу тренировку и получу за это дисциплинарное наказание, но мне всё равно. Я не в состоянии думать сейчас ни о чём, кроме пшеничных локонов Картрайт и её зеленоватых глаз. Они с Питом смотрятся отлично, куда лучше, чем рядом с ним смотрюсь я: рядом со мной, моим холодом и отчуждённостью его свет словно меркнет. Иду дальше, представляю себе Делли в подвенечном платье – не обязательно от Цинны, это может быть простенькое светлое платье, какие испокон веков носят в нашем Дитсрикте – у алтаря рядом с Питом. Моя боль слишком сильна, я до боли в пальцах сжимаю одеяло, чтобы не закричать – словно глубже и глубже всаживаю в собственную плоть острый клинок.

Но эта обжигающая боль мне необходима: только так я могу убедить себя, что Питу будет лучше с Делли или с такой, как она. Не со мной.

Хлопает дверь, но я лишь глубже забиваюсь под одеяло. Не хочу сейчас видеть Гейла: он будет говорить мне слова утешения, плохо скрывая то, что в действительности ему ничуть не жаль. Лёгкие шаги замирают у моей кровати. Слишком тихо. Это не он. С опаской выглядываю из-под одеяла и вижу перед собой Прим.

- Можно? – она осторожно присаживается на краешек кровати, и я, кивнув, подтягиваюсь выше.

- Разве ты не должна сейчас быть в больнице?

Девочка только отмахивается. Выглядит она необычайно серьёзно, и я уже не могу узнать в ней своего утёнка, едва ли не до потери сознания боявшегося Жатвы. В голову закрадывается мысль о том, что если бы жребий выпал Прим сейчас, она бы не позволила мне отправиться вместо себя на Арену.

- Что произошло, Китнисс?

Удивлённо приподнимаю брови, пожимаю плечами. Я действительно не понимаю, о чём она говорит.

- Там, в столовой. Ты и Пит – вы поссорились? – Прим пододвигается к стене, поджимая ноги.

Я подавляю в себе желание рассмеяться. Поссорились? Как можно поссориться с человеком, с которым почти не общаешься?

- Нет, утёнок, всё хорошо.

- Мне так не показалось, когда ты вылетела из столовой, как ошпаренная.

Поджимаю губы, чувствую, что краснею. Неужели это и правда было так заметно? Я-то тешила себя надеждой, что, кроме сидящих за нашим столом, никто ничего не заметил. Но Прим сидела довольно далеко, а, значит, размолвка между «несчастными влюблёнными» будет на слуху у всего Тринадцатого. Это не добавит убедительности нашим и без того натянутым промо. Я не хочу ничего говорить сестрёнке – она слишком мала, чтобы понять то, что не даётся даже мне – но слова сами собой вылетают изо рта.

- Питу будет лучше без меня. С Делли, например, - каждое слово отдаётся болью в сердце, но я всё равно заставляю себя произнести их. Так будет легче смириться.

На секунду кажется, что Прим потеряла дар речи.

- Что?!

Горестно качаю головой. Если я ещё произнесу хоть слово, то разрыдаюсь. А я должна держаться. Я – символ, хочется мне того или нет, и я должна быть выше собственных сердечных дел. По крайне мере, до конца Революции.

- Китнисс, кто вбил тебе это в голову?

Теперь мой черёд удивляться словам сестры.

- Ты бы видела их сегодня…

- Я видела, - отрезает она, - и не заметила ничего, что бы могло внушить тебе эти мысли. Они просто друзья, Китнисс. Как вы с Гейлом.

Мне не удаётся сдержать усмешку. Не хотела бы я, чтобы Пит с кем-то дружил так же, как Гейл со мной. Похоже, моё молчание длится слишком долго, потому что Прим вновь начинает говорить снова.

- То, что Пит сейчас ничего не помнит, вовсе не значит, что он больше не любит тебя.

В голове всплывают слова Хоторна, сказанные в тренировочном зале.

- Невозможно любить того, кого едва знаешь.

На лице девочки появляется лукавая улыбка, которая, кажется, находит кривоватое отражение на моём лице.

- Разве Пит знал тебя достаточно хорошо до того дня, когда Эффи вытащила ваши имена на Жатве?

Качаю головой. А вдруг она права? Если не считать того давнего случая с хлебом, Пит совсем не знал обо мне ничего, кроме имени, но это не мешало ему любить меня все эти годы. Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я бы поверила в это, если бы доктора в Тринадцатом были хотя бы чуть менее профессиональны. Но они здесь слишком хорошие профессионалы, чтобы допустить такой промах.

- Этого не может быть, Прим. Его любовь ко мне, - я пытаюсь вызвать в памяти то, что говорил мне Плутарх после того, как Пита вернули из Капитолия, - именно то, что использовал Сноу, чтобы вызвать его ненависть. Если он снова влюбится в меня или вспомнит что-то об этом…он снова может попытаться убить меня.

- Это кто тебе сказал? – подозрительно прищуривается сестра.

- Какая разница? – отмахиваюсь. – Пита заставили забыть меня и его любовь ко мне не просто ради развлечения, не правда ли? – чувствую, что начинаю злиться на Прим за то, что она снова и снова бередит мои раны. Как будто бы до её прихода я не занималась тем же самым. – Ему будет лучше без меня. Посмотри на это, - обвожу рукой бетонную коробку, сжавшую нас в своих тисках, - я не приношу людям ничего, кроме страданий. Революция, боль, смерть, разрушения – во всём этом виновата я.

- Ты виновата лишь в том, что дала людям надежду.

Я не отступаю.

- Наш Дистрикт уничтожен по моей вине. Родители Пита погибли из-за того, что я разрушила Арену, - слёзы подступают, и я зло тру глаза. – Я причинила ему достаточно боли. Хватит. Он этого не заслужил.

Кажется, в глазах сестры я вижу осуждение. Что она может понимать? Она ведь ещё слишком мала. Или нет? Иногда, когда она смотрит вот так серьёзно, мне кажется, что Прим на целую вечность старше меня. И, однозначно, мудрее. Бросив короткий взгляд на часы, девочка поднимается со своего места.

- Ты вновь решаешь за него, Китнисс. Во время первых Голодных Игр ты решила, что Пит должен выжить, хотя он сам, похоже, был готов умереть. Потом ты решила, что дома всё будет по-другому, не как перед камерами, - откуда она всё это знает? Я никогда не говорила об этом с Прим. Неужели она всё это время читала меня, как открытую книгу? – И я вряд ли ошибусь, если скажу, что ваша помолвка была именно твоей идеей.

У меня не хватает сил ни на что, кроме как просто кивнуть.

- Теперь ты решила, что ему будет лучше с Делли. Не думаю, что Питу это бы понравилось, - пожимает плечами Прим.

Однозначно не понравилось бы. Пит наверняка бы взбесился и, может, разбил бы что-нибудь, как на чердаке Дома Правосудия в Одиннадцатом.

- Почему ты не оставишь ему права выбора?

Я молчу и, похоже, слишком долго, потому что девочка уходит, так и не дождавшись ответа. А я ещё долго сижу в одной позе, и гоняю по кругу последние слова сестры, пока, наконец, не нахожу ответ.

Я боюсь, что Пит выберет не меня.

Дата добавления: 2015-08-17