|
- Нам нужно что-то хорошее, - говорит Плутарх, и его глаза сияют, как у ребёнка в Рождество. В штабе остались только я, Гейл, Бити, Крессида и президент Койн, недвижимая и невозмутимая, как изваяние. Её не волнует, что и как будет делать Хевенсби, лишь бы это привело к желаемому результату. – Свадьба, например.
Я вздрагиваю и поднимаю взгляд на широкую улыбку Распорядителя. Свадьба. Меня бросает в жар, когда я понимаю, что для всего Панема мы с Питом так и остаёмся несчастными влюблёнными из Дистрикта-12. Придётся сказать им правду. Им всем. Что наша любовь была лишь притворством, способом вытащить нас обоих с первых Игр. Что игра должна была прекратиться, как только мы сойдём с Арены, но почему-то так невозможно затянулась. Но я…я не смогу сказать им, да и мне никто не позволит: кто поверит Сойке-пересмешнице, которая лгала человеку, любившему её? А они должны верить мне. Я стала Сойкой ради Пита, и должна сполна заплатить своей ложью за его спасение. К тому же, я и сама уже не знаю, где правда, а где игра.
Но Пит не может взять в жёны незнакомку, а мы не можем сказать ему правду, не подвергнув его опасности. И меня тоже. Я открываю рот, чтобы возразить, но под взглядом Плутарха слова застревают в горле: он смотрит на меня со смесью жалости и покровительства. Что такого сейчас отразилось на моём лице?
- Финник и Энни всё равно хотели пожениться. А мы сделаем из этого отличное промо. Правда, Китнисс?
Я закрываю рот и киваю. Облегчение, почему-то сдобренное горечью, накатывает на меня.
- Разве здесь, - Крессида говорит с сомнением, обводя руками бетонную коробку, - мы сможем устроить что-то действительно впечатляющее?
Плутарх понял бы её, кажется, даже если бы она не издала ни звука. Пышности Капитолия здесь не достичь никогда…
- Мы можем постараться. Людям в Тринадцатом и за его пределами нужно что-то…вдохновляющее.
Замечаю ухмылку на лице Гейла и тоже улыбаюсь. Наверное, моё угрюмое лицо на фоне очередных развалин и страданий уже не может никого вдохновить. Это и неудивительно. То ли дело свадьба. Настоящая, где жених и невеста любят друг друга, а не… Хватит. Обрывая очередную невесёлую мысль, цепляюсь взглядом за колючий взгляд Альмы Койн, направленный на Хевенсби. Наверное, она уже прикидывает, во сколько ей обойдётся подобное воодушевление Распорядителя Игр, и сколько на эти деньги можно было бы купить коммуникаторов и автоматов. Но на этот раз Плутарх непреклонен: он сделает незабываемую свадьбу для этих двоих, а оружие и амуниция подождут. Потому что они этого заслужили. И потому, что нам нужно промо.
- Нам нужны платья, - я слышу его голос и замечаю, что теперь все взгляды направлены на меня. Что он сказал? Ах, да, платья. Здесь, в Тринадцатом, нет ничего, кроме практичных серых костюмов, но в Двенадцатом, средь пепла и руин, в доме, уцелевшем, словно насмешка, полным-полно прекрасных платьев.
- Все мои свадебные платья в Капитолии, - и Сноу явно не собирается возвращать мне их.
Я вспоминаю белое платье, творение рук Цинны. Белое платье, окончательно сделавшее из меня Сойку-пересмешницу. Белое платье, которое я так и не надела по-настоящему.
- Сойдёт любое другое. Ведь правда, мистер Хевенсби? – Крессида переводит взгляд на Плутарха, и он просто кивает. В глазах девушки мелькает радость: она так же, как и Распорядитель, устала от серости Тринадцатого, так же, как он, соскучилась по своеобразной красоте Капитолия.
Ступив на землю Двенадцатого, я морщу нос. Смрад гари и гниющей плоти никуда не делся. Да и исчезнет ли он когда-нибудь или так и будет висеть над покинутой, истерзанной землёй? Я иду, не оглядываясь по сторонам. Только вперёд. Там, в Деревне Победителей, в тихом умершем доме меня ждёт полный шкаф воспоминаний. Воспоминаний о Цинне, о тех временах, когда, казалось, достаточно было только вовремя улыбнуться или поцеловать Пита на камеру, чтобы навсегда обезопасить себя и тех, кто дорог.
Платья в шкафу непростительно яркие для нашего Дистрикта, где всё серое от угольной пыли. Снимаю платья с вешалок одно зи другим. На кровати всё – блёстки, шёлк, кружева – смешивается в нестерпимо цветастый ком. Касаюсь прохладной ткани рукой и словно ощущаю прикосновение тёплых умелых рук Цинны.
Я бы поставил на тебя.
Его голос звучит в ушах. Он верил в меня. Теперь, когда он мёртв, я всё равно не могу его подвести. Особенно теперь.
Слышу за стеной шаги Гейла: на эту короткую поездку домой он стал моей тенью, хоть по-прежнему хмурится и отмалчивается. Окидываю взглядом ворох платьев на постели. Здесь достаточно платьев для Энни. Для меня и Джоанны. Для доброй половины девушек из Дистрикта-13, которые никогда не видели ничего подобного. Пусть на один короткий вечер, но произведения Цинны сделают нас всех чуточку счастливее.
Глава 4.
Теперь я вижу Пита намного чаще, чем раньше. Намного чаще, чем мне бы того хотелось. По утрам он здоровается со мной, трижды в день подсаживается к нашему столу в столовой. И улыбается, улыбается, улыбается. Улыбается мне, улыбается Финнику, улыбается Хеймитчу, даже Гейлу. Мне бы радоваться его улыбке, улыбке знакомого и такого родного Пита, но я не могу: она лишь ещё раз напоминает мне, что я значу для него не больше, чем Энни или моя Прим. Теперь мне всё труднее находиться в его обществе. Взгляд Пита говорит мне, что я ему не нужна. Взгляд Финника говорит о том, что ему стыдно за собственное счастье. Взгляд Гейла ни на минуту не отрывается от моего лица, следя за малейшими изменениями мимики, когда рядом Пит. И я схожу с ума от этих взглядов, мне хочется забиться в самый дальний угол и плакать, плакать от неимоверной жалости к себе.
Сегодня, когда впервые к нам за столом присоединяется Джоанна, я вижу её обескураженный взгляд и понимаю, что всё ещё хуже, чем она могла ожидать. После долгой болезни она бледна, короткие волосы скрыты под банданой, а по телу девушки то и дело пробегает дрожь из-за отсутствия привычной дозы морфлинга. Она недоумённо смотрит на меня и Пита, и кусок не лезет мне в горло. Я встаю, не доев завтрак, и направляюсь к двери, чувствуя на себе взгляды каждого из них. Меня пробирает дрожь.
Моя команда изо всех сил монтирует очередное промо, запершись в своей студии, Хевенсби колдует над предстоящим торжеством для Одэйра и Кресты, мать в госпитале, а Прим в школе, так что я оказываюсь предоставлена самой себе. За несколько последних дней это первая такая возможность, но я вовсе не рада ей. Стоит мне оказаться наедине с собой, как мной овладевают невесёлые мысли и воспоминания о прежнем Пите. Я всё время пытаюсь понять, где же я допустила ошибку, когда упустила момент, а когда недодала Питу той ласки, которой он заслуживал. А ночью эти мысли возвращаются ко мне в кошмарах.
Словно по мановению волшебной палочки в дверях вырастает Гейл. Мой лук в его руках говорит красноречивее любых приглашений.
- Прогуляемся? – спрашивает он, и я расплываюсь в улыбке, ведь это первые его слова с тех пор, как я вернулась из палаты Мелларка. Возможно, это мой шанс сохранить нашу дружбу.
Я не была на поверхности с момента возвращения из Восьмого. Чувствуя холодный ветер, поёживаюсь: зима приближается, и уже заявляет свои права, схватывая ледком редкие лужицы на лесных тропинках.
- Замёрзла? – спрашивает Хоторн. Он смотрит на меня так, словно готов предвосхитить любое моё желание. Но мне это не нужно: слишком долго мои действия предугадывались и расписывались, слишком тесно легкое получение желаемого переплелось в моём сознании с капитолийской неволей.
- Ничего, я скоро привыкну.
И я правда привыкаю. Пальцы, обхватившие лук, покалывает от холода, но для меня в этом нет ничего непривычного. Когда лес смыкается над моей головой, я окончательно понимаю, что нашла себя ту, что осталась на лесной прогалине в далёкий день Жатвы. Я Огненная Девушка, не Победитель, не возлюбленная, не капитолийская звезда. Не Сойка-пересмешница, символ революции. Я – Китнисс Эвердин, девочка из Дистрикта-12. И сейчас я абсолютно счастлива.
Охота проходит точно так же, как в старые времена. Мы с Гейлом молчим, но нам не нужны слова, чтобы понимать друг друга. Мы – охотники, и мы ощущаем друг друга. Сегодня ужин в Тринадцатом будет более разнообразный ужин. А я даже отдам Джоанне свою порцию жаркого, чтобы она поскорее избавилась от своей худобы.
Я опускаюсь на землю, прижимаясь спиной к шершавому стволу дерева. Коммуникатор на руке Гейла начинает нетерпеливо попискивать, и это значит, что вскоре мы вернёмся обратно в душные бетонные подземелья. Закрываю глаза и, вдыхая холодный воздух, наслаждаюсь последними минутами доступной мне свободы.
- Я до сих пор не могу простить себя.
Нехотя открываю глаза, пытаясь понять, о чём это говорит Гейл. Он смотрит прямо на меня, и в глазах его мука. Но я по-прежнему его не понимаю. Кажется, нить, связывающая нас, разорвалась, едва последние стрелы попали в цель. Но я не хочу этого признавать. Это больно.
- О чём ты? – встаю, понимая, что прежний покой ко мне не вернётся. Гейл спугнул его своими непонятными речами.
- Мне следовало быть рядом с тобой на тех Играх.
- Гейл!
- Я должен был вызваться добровольцем вместо него.
Его слова отрезвляют меня. Какой же я была дурой, когда подумала, что наша размолвка забыта. Нет, Хоторн ничего не забыл и, похоже, не собирается. Можно подумать, ему нравится причинять себе боль. И мне тоже.
- Нет, Гейл, нет! Ты обещал мне защищать маму и Прим. Что было бы, если бы я не вернулась?
- Мне… - отрывисто начинает он, но тут же замолкает, сжимая правую руку в кулак. Сдерживает себя. И мне страшно узнать, какие слова едва не сорвались с его губ. – Я смог бы ломать комедию не хуже Мелларка.
На мгновение я задумываюсь, что было бы, если бы на Жатве Гейл и вправду занял бы место Пита. Смогла бы я его целовать? Наверное, смогла бы, ведь однажды мы целовались, и я до сих пор помню те ощущения. Проглотили бы жители Капитолия историю о несчастной любви, если бы вторым в этой истории был Гейл? Вряд ли: в нём нет того трепета, который, несомненно, подкупал жалостливых капитолийцев. При воспоминании о первых Играх я вновь чувствую себя виноватой перед Питом, и мне хочется ударить Гейла за то, что он заставил меня почувствовать это. Но я лишь крепко стискиваю в ладони лук и отступаю на шаг.
- Всё дело в том, что Пит не ломал комедию.
На лице Хоторна отражается едва сдерживаемая ярость, когда он видит мою реакцию.
- Мелларк не смог справиться с охмором, Кискисс. А я бы смог.
Это удар ниже пояса. Чувствую, как судорогой сводит мышцы лица, а глаза щиплет от подступивших слёз. Зачем Гейл так жесток со мной? Неужели он наказывает меня за то, что я выжила и вернулась? Ведь без Пита я могла бы не пережить и нескольких дней на первой Арене. Или Гейл казнит меня за то, что я вытащила и Пита тоже? Я больше не желаю слушать его, он и так наговорил слишком много такого, что мне будет трудно ему простить. Разворачиваюсь, чтобы уйти, но успеваю сделать лишь несколько шагов прежде, чем изменившийся голос Хоторна пригвождает меня к месту.
- Я люблю тебя, Китнисс, - в его голосе боль и страсть, нежность и тихая ярость.
- Я знаю, - слова слетают с моих губ раньше, чем я успеваю задуматься над тем, что рождают во мне его слова.
Я поворачиваю голову и смотрю, как нежность в его глазах сменяется ярко горящим пламенем боли. Никогда прежде я не задумывалась над тем, почему не сбежала с ним. Да, я боялась за родных, но только ли это? Мы могли бы взять маму и Прим с собой, как и семью Гейла. Может быть, сейчас это не важно, но я пытаюсь поймать ускользающую мысль, понять… Я выбрала Пита и возвращение на Арену вместо бескрайнего леса и пламенной любви Гейла так, словно это было единственно возможное решение. Но почему? Отвожу взгляд от лица друга, но через мгновение вновь смотрю в его глаза: в них бушует пламя, пожирающее все его эмоции. Кажется, он – это пламя, готовое поглотить меня. А Пит – это тепло. И мне нужно тепло, а не пламя. Огня и во мне самой более чем достаточно.
- Я знал, что ты это скажешь, - криво усмехается Гейл.
Сможем ли мы когда-то вновь говорить, как друзья, или между нами всегда будет стоять тень Пита? Помедлив мгновение, я поворачиваюсь и широкими шагами иду ко входу в бункер. Я больше не желаю ничего слышать.
Глава 5.
Влетаю в Спецотдел Обороны и резко останавливаюсь, едва не врезаясь в широкую спину Мелларка.
- Пит! – с моим возгласом из лёгких выходит весь воздух, и я чувствую, что мне становится трудно дышать. Если Бити специально всё это подстроил, ему придётся почувствовать на себе всю мощь гнева Огненной Китнисс. – Что ты тут делаешь?
Он поворачивается и скользит по мне взглядом своих небесно-голубых глаз. Вроде, ничего особенного, но моё сердце начинает биться быстро и неровно.
- Готовлюсь к войне, - немного удивлённо, в тон мне, отвечает он. – И привет, кстати.
- К войне?!
- А чем я хуже вас? Ведь даже ты и Джоанна собираетесь участвовать, - он хмурится, совсем как прежний Пит. – Хотя вообще-то вам там не место.
Пит. Собирается. На. Войну. Смысл его слов дошёл до меня не сразу.
- Нет, Пит! – моё сердце сжимается, стоит мне только подумать, что он попадёт в эту мясорубку. Меня не смущает то, что воевать собирается Джоанна, только-только оправившаяся от тяжёлой травмы, или Гейл, которого я знаю, кажется, всю жизнь, или сладкоголосый Финник. Но только не Пит! Война – не Арена, и меня может не оказаться рядом, чтобы спасти ему жизнь. – Ты не должен…
- Не должен?! – лицо его меняется, принимая какое-то отрешённое выражение. – Почему, Китнисс? Разве Капитолий – и Сноу – не отнял у меня всё, что я любил? У меня нет больше ничего. Кроме возможности отомстить, - его тихий голос проникает в каждую клеточку моего тела. Я понимаю, что Пит говорит о разрушенном Дистрикте, о погибшей семье, но в то же время не могу отделаться от мысли, что он говорит о нас.
Распахивается дверь, и на пороге появляется Гейл. Пит протягивает ему руку для приветствия, но Хоторн медлит, переводя взгляд с моего лица на лицо Пита. Я начинаю злиться на охотника: не хватало ещё, чтобы из-за глупой ревности Гейла Пит заподозрил что-то неладное. Но через мгновение мой напарник всё же пожимает протянутую ему руку. На несколько минут мы остаёмся втроём в комнате, битком набитой оружием, и между нами повисает гнетущая тишина, в которой Гейл сверлит меня тяжёлым пронзительным взглядом. Но вот из боковой двери выныривает Бити и, замешкавшись на минуту, манит Хоторна за собой.
- Пойдём, кое-что тебе покажу. А тобой, - улыбаясь, кивает мне, - займёмся чуть позже.
Гейл исчезает вслед за изобретателем, а мы с Питом снова остаёмся вдвоём. Он тянет руку к стеллажу с оружием, а через миг в его руках появляется топорик вроде того, которым на Играх орудовала Джоанна. Мне становится не по себе при мысли, что переродок в Пите всё ещё жив – слишком велик сейчас соблазн для него. Но Мелларк лишь крутит в руках оружие, с сомнением осматривая его.
- Бити сказал, я могу выбрать любое оружие, которое мне по душе.
Я опускаю глаза. Главным оружием Пита всегда были его слова. Которые теперь, на войне, не будут иметь никакого значения. Со всем остальным оружием он не особо-то ладил. Но теперь ему придётся научиться или погибнуть.
- Кажется, это твоё.
Я поднимаю на Пита взгляд и вижу, что он протягивает мне лук. Простой, без всяких оптических прицелов и прочих излишеств, с чёрной рукоятью.Он улыбается так же, как прежний Пит. Принимая его, я едва касаюсь кончиками пальцев кожи Пита. Но и от этого мимолётного прикосновения по венам бежит ток, подкидывая мне совершенно ненужные воспоминания. Я не верю, что Пит не чувствовал этого тоже, не хочу верить. И сейчас все мысли о моей – и даже его – безопасности отходят на второй план: все мои усилия направлены на то, чтобы сдержаться и не повиснуть у него на шее.
Он разрывает зрительный контакт, снова поворачиваясь к стеллажам с оружием. Прежний Пит терпеть не мог всё это. Новый Пит готов выбрать оружие себе по вкусу и идти убивать. Я никогда не прощу Сноу за то, что он сделал это с ним.
- Если бы на Арене был такой выбор, у нас было бы больше шансов.
- У каждого было бы больше шансов, - мой голос звучит тихо, словно эхо его слов. – В том числе у тех, кто хотел нас прикончить.
Пит окидывает меня взглядом, в котором мне чудиться тень того, как он прежде смотрел на меня. Нет, Китнисс Эвердин, ты должна запретить себе даже думать об этом!
- Как мы всё-таки выбрались с Арены? Оба.
Меня бросает в дрожь. Хеймитч говорил, что Пит помнит это. Что мне сказать ему, чтобы не вызвать подозрение? Что мне сказать ему, чтобы он вспомнил?
- Ну… Тогда Капитолий… - я тяну время, тщательно подбирая слова. Бросаю быстрый взгляд на дверь, надеясь, что Бити или Гейл избавят меня от необходимости объясняться с Питом. Но никто не спешит спасать меня от новой лжи. – Капитолий расщедрился… Было позволено победить двум трибутам, если они были родом из одного Дистрикта. Мы с тобой из одного Дистрикта, - краснею, понимая всю глупость сказанного только что, но Пит слушает внимательно, - и мы сумели продержаться дольше всех.
Всё. Мне больше нечего сказать ему, чтобы не напоминать о нас. Нашей любви. Нашем обмане. Мне кажется, что он не верит мне. Да я бы сама себе не поверила! Но, кажется, Пита такое объяснение вполне устраивает – ведь это то, что он помнит.
На мгновение Пит хмурится, и моё сердце пропускает удар. Я хочу, чтобы он вспомнил. И боюсь этого. Кроме того, глупо надеяться, что первоклассные врачи – а других Дистрикт-13 не держит – допустили какой-то промах в своей своеобразной терапии. А если с Питом что-то случится после этого нашего разговора, я никогда не смогу простить себя за то, что не сумела держать язык за зубами.
Словно в знак примирения, я протягиваю ему лук.
- Хочешь, я тебя как-нибудь научу?
Пит смотрит на меня с сомнением, но в следующую секунду лицо его разглаживается, на губах расцветает улыбка, к которой я так привыкла.
- Было бы неплохо. Правда, я не думаю, что у меня получится.
- Получится, - я улыбаюсь ему, радуясь, что мне, наверное, удастся сохранить неплохие отношения с ним. Это мелочь, но мне придётся довольствоваться этими крохами. – Обязательно получится.
Из боковой комнаты показывается Гейл и бросает на нас колючий взгляд.
- Иди. У Бити что-то есть для тебя.
В другой ситуации я бы заинтересовалась. Или обиделась бы на холодный тон Хоторна. Но сейчас я могу думать лишь о том, что могу снова попытаться спасти Питу жизнь, не выдав себя.
Гейл неотрывно следит за мной, словно желая, чтобы я поскорее отправилась к Бити, а я, наоборот медлю. Может, он останется надолго в этой комнате с оружием – откуда мне знать? Но в этот момент я отдала бы душу за ещё несколько мгновений с Питом. Может, это читается на моём лице, но охотник только передёргивает плечами и широкими шагами покидает отдел. Я слышу нетерпеливый оклик Бити и, бросив последний взгляд на Пита, разворачиваюсь, чтобы уйти.
- Китнисс! – его голос останавливает меня у самой двери. Оборачиваясь, я вижу, что он по-прежнему улыбается. – Я рад, что мне не пришлось тебя убить.
Кривая улыбка искажает моё лицо. Это почти похоже на признание в любви.
Глава 6.
В штабе царит суматоха. Сегодня Бити снова смог пробиться в эфир Капитолия, запустив очередное промо. С каждым роликом большинству кажется, что мы на шаг ближе к победе. Возможно, так и есть, но для меня все ролики Крессиды слились в один. Теперь в промо не только я, но и другие Победители, и даже Гейл и моя Прим. Восстание начинает оживать на телеэкранах Панема, приобретая множество лиц вместо одного моего. Но я всё равно остаюсь его главным лицом. На мою беду.
- Так, вы, - Плутарх заглядывает в свои записи и указывает на нас с Питом через всю комнату, перекрывая общий шум, - завтра у вас съёмка в Двенадцатом.
Чувствую, как рядом со мной напрягся Мелларк. Краем глаза вижу, как Крессида качает головой, глядя на Распорядителя: всего её таланта не хватит, чтобы сделать из нас с Питом влюблённых, которых ожидает увидеть Панем. Но Хевенсби лишь сверяется со своим планшетом, не замечая ни одного из нас. Кто сказал, что, покинув Арену, мы станем свободными? Нет, мы попали в руки к тому же Распорядителю Игр, снова стали его послушными марионетками. Кончится ли это когда-нибудь? Я не знаю.
- Президент Койн! – надо мной раздаётся решительный голос Пита. Все взоры обращаются к нему. Я слышу, как охнула пугливая Энни рядом с Финником, вижу вопросительно приподнятую бровь Хеймитча. – Когда вы отправите нас на войну?! На настоящую войну.
Каждого из нас мучил этот вопрос. Каждый из нас желал поквитаться с Капитолием лично за все причинённые страдания. Но смелости задать этот вопрос хватило лишь Питу.
- Солдат Мелларк, мне жаль, что вы недооцениваете всю мощь информационной войны. Людям важно знать, что вы, - её насмешливый взгляд скользит с его лица на моё и обратно, и я в ярости сжимаю пальцами кожаную обивку кресла, - Победители, на их стороне. Что вас не сломил, не купил Капитолий. У нашей революции уже есть лицо, - её глаза вновь смотрят на меня, - а вы станете её голосом. Но если вы хотите настоящую войну – вы её получите. Когда будете готовы. И когда настанет время.
Пит тяжело садится обратно в своё кресло, и наш ментор наклоняется к нему, что-то тихо говоря на ухо. А в моей голове мечется лишь одна мысль: он не готов. Я не готова. Мы все не готовы. Разве можно подготовиться к войне? Это ведь даже не Игры, где есть спонсоры, менторы, зрители, которым будет жаль, если ты умрёшь. Это – хуже, если вообще можно представить себе что-то хуже Голодных Игр.
Пока Пит не говорил о войне, я не задумывалась о ней. Я знала, что она идёт где-то в других дистриктах, что однажды на неё попаду и я, иначе мне не добраться до Сноу. Но она казалась такой далёкой, куда менее реальной, чем наши промо, ревность Гейла или охмор Пита. Но стоило Мелларку облечь её в слова – и она словно приблизилась, нависла надо мной, над всеми нами чёрной страшной тенью. Койн права: Пит должен стать голосом революции.
Вдруг я вспоминаю слова Пита, сказанные на камеру в Капитолии. Послание всем дистриктам о необходимости сложить оружие, чтобы не натворить ещё больших бед. Помнит ли он о них? Или здешние врачи заботливо подтёрли воспоминания о них так же, как обо мне? Я помню негодование, которое породили они здесь, но тогда они казались единственно правильными словами для него. Пит, которого я оставила на Арене, думал именно так.
Понемногу собрание начинает редеть. Я вижу, как Крессида проталкивается к Плутарху и начинает что-то ему говорить, то и дело указывая на нас. Она машет руками и, кажется, возмущена, но на лице Хевенсби не дрогнул ни один мускул. Мне не нужно слышать её слова, чтобы согласиться с ними. Но Распорядитель лишь качает головой, и нашему режиссёру только и остаётся, что уйти. В её глазах горит злость, и, кажется, она хочет в какой-то момент подойти ко мне, но только направляется к выходу, маня за собой свою съёмочную группу. Ей нужно хорошенько поломать голову над тем, как снять приличное промо о нас, не разбудив в Пите переродка.
Президент скрывается в одной из дверей и я тоже поднимаюсь, чтобы выйти. Моё внимание привлекает один из её приближённых, Джефф, стоящий неподалёку от меня. Коммуникатор на его руке шипит, выплёвывая в комнату одному ему понятные звуки. Мужчина окидывает взглядом комнату, на миг задерживаясь на мне, а затем недовольно бросает коммуникатору:
- Ладно. Давайте её сюда.
Ладони мгновенно потеют, и я вновь опускаюсь в кресло. Встречаю недоумённый взгляд Хеймитча, но только киваю головой. Я не знаю, кто такая «она», но мне почему-то страшно.
Дверь в штаб распахивается, и на пороге возникает женщина лет тридцати в сопровождении двоих солдат Тринадцатого. Черты её лица и испуганный взгляд кажутся мне смутно знакомыми, но я не успеваю ничего сообразить прежде, чем ментор срывается с места, в несколько шагов преодолевая расстояние, разделяющее их.
- Чёрт возьми! Эффи?! – помедлив несколько секунд, он стискивает её в крепких объятиях, и испуг начинает потихоньку уходить из её глаз. – Как ты здесь оказалась?
- Мы нашли её в Седьмом, - отвечает ему оказавшийся рядом Джефф. – Она сбежала из Капитолия, говорила, что ищет её, - пальцем мужчина указал на меня.
Бряк только кивает головой, подтверждая его слова, мёртвой хваткой вцепившись в плечи Хеймитча. Мне вдруг становится стыдно: после возвращения поисковой команды из Капитолия я была так погружена в жалость к себе и Питу, что у меня не хватило ума даже спросить об Эффи. А, может, я боялась, что Сноу замучил её до смерти? Она ведь такая слабая, такая хрупкая, наша Эффи.
Наконец, освободившись от рук Хеймитча, она делает шаг к нам, и мы с Питом мгновенно поднимаемся. У Эффи русые волосы с едва заметной рыжинкой, без своего дикого макияжа она кажется моложе, чем я всегда думала, а без вычурных капитолийских нарядов и пышного парика женщина кажется худощавой. Подойдя к нам, она по очереди обнимает нас, а затем одновременно обнимает нас за шеи, притягивая к себе так, что мы с Питом едва не стукаемся лбами.
- Китнисс…Пит… мои победители, - она отстраняется, и я вижу на её губах улыбку, а в глазах – слёзы.
- Ну же, Эффи, всё хорошо, - Пит сжимает её ладонь в своей, и улыбка Бряк становится шире. Она переводит взгляд с него на меня, и в глазах её читается немой вопрос. Конечно, у Эффи никогда не было той наивной капитолийской веры в нашу с Питом любовь, и уж тем более она никогда не была столь проницательной, как наш ментор. Для неё наша история была не более, чем удачным ходом, позволившим её трибутам выжить, а её вознёсшим на вершину пьедестала. Однако, даже она сейчас замечает, что что-то не так. Кажется, вопрос уже готов сорваться с её губ, но стоящий рядом Хеймитч едва заметно качает головой. Женщина вновь стискивает нас в объятиях, а затем двигается к выходу своей обычной семенящей походкой. Обернувшись, на полпути, она одаривает нас с Питом привычной улыбкой, - идите к себе и отдохните как следует. Завтра нас ждёт важный-преважный день.
Мои губы расплываются в улыбке.
- Не знаю, как тебе, а мне не хватало её, - произносит Пит. – Я так рад, что готов терпеть даже её нравоучения.
- О, ну я не до такой степени соскучилась, - смеюсь я. Кажется, это первый раз, когда мы с Питом говорим вот так, без всякого стеснения. Если честно, это вообще первый раз, когда мы разговариваем, если не считать нашей случайной встречи в отделе у Бити. – К тому же, здесь не Капитолий, и манеры не так уж важны.
- Возможно, - пожимает плечами он. – Но не для Эффи. Для неё манеры всегда важны. До завтра.
- До завтра, - говорю я, глядя ему вслед.
У самой двери я сталкиваюсь с Хеймитчем. Кажется не был в таком хорошем настроении с тех пор, как оказался вдали от самого захудалого мини-бара. А я-то всегда думала, что он действительно недолюбливает нашу сопровождающую.
- Вот так сюрприз, правда, солнышко?
- Да уж. Я боялась, что Сноу что-то сделает ей.
Хеймитч хмыкает. Моё лицо заливает краска: эти слова не слишком-то вяжутся с тем, что я практически не вспоминала о ней до того момента, как она появилась в дверях штаба.
- Хеймитч, - ловлю его рукав прежде, чем он успевает выйти, - ты поедешь завтра с нами?
- Нет.
- Хеймитч!
- Нет, солнышко. Я был там уже. С меня довольно.
Я бросаю короткий взгляд в сторону, где только что крылся Мелларк.
- Мне страшно, - шепчу я так, чтобы никто не услышал. Сойка не должна бояться. Особенно своего напарника.
- Ну-ну, - мужчина проводит рукой по моим волосам, - Крессида умница, она что-нибудь придумает. Думаю, ей вовсе не улыбается ради съёмки угробить лицо революции, - он усмехается, - и его голос.
- Хеймитч! Прошу тебя. А если он проснётся в нём? Ведь Пит ещё не был… - язык не поворачивается назвать выжженный клочок земли домом, и я осекаюсь, -…там. Это может подействовать на него…как угодно.
В глазах ментора мелькает сомнение, но я уже чувствую, что он согласится. После минутного колебания он сдаётся.
- Ладно, детка. Не для этого я вытаскивал вас с Арены, чтобы наблюдать, как вы убиваете друг друга.
Я не могу сдержаться и не стиснуть его в коротком объятии. Бросив последний благодарный взгляд на ментора, отправляюсь в свой отсек. Эффи права: завтра нас ждёт очень тяжёлый день.
Глава 7.
Шаги Пита по металлу гулко отдаются в пустой кабине и исчезают в глубине планолёта. Сегодня он появился в ангаре сразу после меня, сдержанно пожелал доброго утра и тут же поднялся на борт. Мне больно смотреть на него зная, что он сейчас чувствует. И что почувствует, едва ступит на землю Дистрикта-12, обращённую в пепел. Где-то там, под завалами, погребена вся его семья, тогда как моя мама и Прим целые и невредимые находятся в Тринадцатом. Я бы не пережила, если бы с ними что-то случилось, и я не виновата в том, что произошло, но под взглядом Мелларка вина всё равно захлёстывает меня.
- Двенадцатый сгорел дотла, не так ли? Из-за неё, - гневно говорит Пит. – Из-за Китнисс!*
Он думал так, пока ему не стёрли воспоминания обо мне. Что, если эта уверенность всё ещё живёт в нём? Что, если один взгляд на руины Двенадцатого разбудит в нём переродка?
Посторонний шум привлекает моё внимание, я вздрагиваю и выныриваю из воспоминаний. Мои брови удивлённо ползут вверх, когда я вижу Джоанну, Финника и Энни, направляющихся ко мне. Позади них, тихо шурша колёсами по бетону, катит в своём кресле Бити. В руках Мейсон её неизменный топорик и, подходя ко мне, она играючи перебрасывает его из одной ладони в другую.
- Знаешь, что, Эвердин? Когда всё это закончится… За вами с Мелларком крупный должок, - произносит она, легонько толкая меня плечом.
- Что это значит?
- Это значит, - Одэйр крепче сжимает в своей ладони руку возлюбленной, - что Крессида предложила кому-нибудь из нас отправиться с вами, чтобы не вызывать подозрений у Пита. А Плутарх…
- Тур Победителей, Эвердин! – взвизгивает Джоанна.
- Тише, - подъехавший Бити бросает настороженный взгляд в салон планолёта.
- Тур?! – нет, этого не может быть. Каждый из нас уже пережил свой Тур Победителей. Неужели Игры для нас и вправду никогда не закончатся?
- …а Плутарх загорелся этой идеей, - как ни в чём не бывало, продолжает Финник. – И теперь мы все будем колесить по дистриктам, снимая промо.
- И всё для того, чтобы твой женишок не съехал с катушек, - палец Мейсон упирается мне в грудь.
- Он мне не женишок, - рявкаю я, отбрасывая от себя руку девушки.
По её лицу скользит улыбка, и она пожимает плечами.
- Вы ведёте себя, как дети. Это же просто съёмки, - спокойно произносит Бити, въезжая по трапу в планолёт.
- Он прав.
Из-за поворота показывается Хеймитч в сопровождении Гейла. А он-то что тут делает? Замечая мой вопросительный взгляд, охотник улыбается, поправляя ремень автомата на плече. За ними идут несколько солдат в серой форме. Наша охрана. Крессида с операторами, нагруженными своей громоздкой аппаратурой, замыкают шествие.
- Денёк не задался с самого утра, детка? – ментор ухмыляется, окидывая взглядом меня и Джоанну с топором.
Девушка одаривает обворожительной улыбкой Эбернети и скрывается внутри планолёта вслед за Одэйром и Крестой. Хеймитч проходит за ними.
- Всё нормально? – подойдя ко мне, спрашивает Гейл.
- Могло быть и лучше.
В планолёте мы с Питом оказываемся на соседних сидениях. Он низко опустил голову, сжав её руками, и я почти физически ощущаю его боль. Я ничем не могу помочь, ведь я всего лишь его напарница. Сидящая напротив нас Джоанна то и дело подначивает Финника, заставляя тихую улыбку расцветать на худеньком личике Кресты. Я бы хотела прислушаться к их шутливой перебранке, но все мои мысли занимает Пит.
- Пит, - я легонько дотрагиваюсь до него и тут же отдёргиваю руку. Кто бы мог подумать, что я буду бояться его?
- Ты была там? – вдруг спрашивает он, не поднимая головы. Его голос дрожит, и я понимаю, что он боится. Боится того, что ждёт его в Двенадцатом.
Я киваю, но тут же понимаю, что он не может этого видеть.
- Была.
- И…как там?
- Плохо, - честно признаюсь я. – Уцелела только Деревня Победителей.
Пит поднимает голову, и я вижу, что его лицо исказила гримаса боли.
- Интересно, зачем это им? Деревня Победителей.
- Я не знаю, - тихо произношу я.
- Прости, - парень дотрагивается до моего плеча. Прикосновение длится всего несколько мгновений, но я всё равно чувствую тепло, растекающееся по телу. – Я не должен был…
- Ничего, я тебя понимаю. Если бы кто-то сказал мне, что ждёт меня там, наверное, мне было бы легче.
Не было бы мне легче. И ему не будет. Я снова обманываю его, надеясь уменьшить его боль, но уже сейчас знаю, что ничего не выйдет. Не думаю, что возможно кого-то подготовить к такому.
Планолёт мягко приземляется прямиком на выжженную Луговину. Я слышу, как громко втягивает воздух Пит прежде, чем спуститься по трапу. Едва ли не бегом устремляюсь за ним. Я должна быть рядом с ним в этот момент, что бы там ни говорил Хеймитч или Гейл. Это намного важнее моей безопасности. Но нашему ментору каким-то чудом удаётся опередить меня, и он ступает на землю одновременно с Мелларком. Солдаты рассеиваются по Луговине, сливаясь с окружающей нас серостью. Вся компания шумно выгружается из планолёта, но все звуки словно захлёбываются, стоит нам окинуть взглядом наш дистрикт.
- Это ужасно, - шепчет рядом со мной Джоанна, и вся моя злость на неё куда-то улетучивается. Сейчас я не могу ощущать ничего, кроме тяжести горя, навалившегося на меня с новой силой. Наверное, это гнетущее чувство никогда не отпустит меня, сколько бы я ни возвращалась сюда. Я избегаю смотреть на Пита, чувствуя на себе настороженный взгляд Хоторна.
- Идёмте, - Крессида становится во главе притихшей группы и, сверяясь с планшетом, ведёт нас прямиком к наполовину обрушенному Дому Правосудия. Она останавливается у уцелевшей трибуны и складывает руки на груди, осматриваясь. – Сначала Бити.
Мы не можем взгромоздить его коляску на трибуну, поэтому он остаётся на земле так, чтобы в кадре был виден Дом Правосудия. Привычным размеренным голосом он излагает историю Панема, начиная с Тёмных Времён, объясняет, почему люди должны стать на сторону повстанцев. В его речи звучат какие-то цифры и доводы, но я не обращаю на них внимания и искренне удивляюсь: неужели это может убедить кого-то? Речи Пита всегда были куда более проникновенными, но даже они не заставили повстанцев сложить оружие. Но Крессиду, похоже, всё очень даже устраивает: она довольно кивает и даёт знак Джоанне подняться на трибуну. Мейсон не выпускает из рук свой топор. Речь девушки длится всего пару минут – Гейл успевает убрать её из кадра раньше, чем та начинает выкрикивать ругательства в адрес Сноу и Капитолия.
- Этим ты делу не поможешь, - шипит на неё Хоторн, отведя чуть в сторону.
- Да мне наплевать! – она рвётся из хватки охотника, но у неё ничего не выходит. – Как ты можешь спокойно смотреть на это?! – она обводит рукой руины дистрикта. – Как вы можете?! – выплёвывает она. Я знаю, что она обращается ко мне, Гейлу и Питу – на Хеймитче, пристроившемся в сторонке, нет лица. Пит бледнеет и закусывает губу. – Дурацкие заученные тексты – это всё, что вы можете сказать Сноу, глядя на всё это?! – девушка переходить на крик. Кажется, у неё сейчас случится истерика. Она ведь никогда не была в Двенадцатом, а что бы было с ней, превратись в руины её родной дистрикт? – Ладно он, - она машет рукой в сторону Пита, - но ты, Эвердин! Ты же не…
Блестящая игла вонзается в её руку прежде, чем она успевает договорить. Глядя на то, как Джоанна затихает и обмякает в руках Гейла, я чувствую, как меня прошибает холодный пот. В глазах Пита я вижу непонимание и чувствую, что начинаю дрожать.
- Так, хватит! – командует Крессида. – Вы хотите проторчать здесь до ночи? Я – нет. Продолжаем. Одэйр, Энни, прошу, - она указывает на трибуну.
- Да как она может? – в голосе Пита чувствуется плохо скрытая ярость. Может, мне стоит испугаться, но сейчас я могу лишь согласно кивнуть.
- Она не понимает нас. Никогда не поймёт.
- Да, - кивает Пит, - пока Капитолий не будет разрушен.
Я резко оборачиваюсь, глядя ему в лицо. Пит не мог такого сказать. Кто угодно, только не он.
- Пит…
- А что? – он разводит руками. Краем уха я слышу вдохновенную речь Финника. Всё равно у него не получается так, как у Пита. Ни у кого не получится. – Если…если мы сумеем довести дело до конца, всё кончится не здесь и не в Тринадцатом. Эта война окончится в Капитолии или не окончится никогда. Не думаю, что после этого Капитолий будет прежним.
Я позволяю себе расслабленно выдохнуть и понадеяться, что в своей речи Пит не станет призывать сровнять Капитолий с землёй. Я могла бы вынести такую речь от кого угодно, но только не от Пита. Мой Пит никогда бы не стал говорить подобных вещей, а я не хочу знать, что моего Пита больше нет. Даже если это действительно так.
Финник помогает Кресте спуститься с трибуны, а сам остаётся на месте.
- Слезай, Одэйр! Не наговорился ещё? У нас график, между прочим, - подражая тону Эффи, подаёт голос мой ментор. Сейчас у меня такое ощущение, что на этот день он стал ментором для нас всех.
- Подожди. Я думаю, вам будет интересно это услышать. И нашим зрителям тоже, - обворожительная улыбка красавца во мгновение ока превращается в хищный оскал. Следующие десять минут он, не прерываясь, выкладывает всё, что знает о самых высокопоставленных капитолийских чинах, не исключая и президента Сноу. Мы слушаем, затаив дыхание, и лишь Крессида изредка поворачивает голову к камере, чтобы убедиться, что красная лампочка мигает. Каждое слово Финника слишком важно, чтобы она позволила себе упустить его. Наконец, парень переводит дух и замолкает.
- Превосходно, - медленно произносит режиссёр.
Тишину пронзают размеренные аплодисменты Хеймитча.
- Ради этого действительно стоило тащиться сюда.
Одэйр легко спрыгивает с трибуны и тут же оказывается в объятиях Энни. Наша с Питом очередь. Он становится на место Финника и помогает подняться мне. Я не хочу, чтобы он отпускал мою руку, но он высвобождает свою ладонь из моей и отступает на шаг в сторону.
- Возьмитесь за руки, - командует Крессида, и я чувствую благодарность к этой женщине.
Не глядя, Пит ловит мою руку и переплетает наши пальцы. Совсем как раньше. Я чувствую, как проходит дрожь и возвращается тепло. Здесь не Капитолий, перед нами не Цезарь, но я точно знаю, что Пит подхватит меня, если я запнусь. Крепче сжимая его руку, я смотрю на мигающий красный огонёк.
- Народ Панема! Посмотрите! – камера на миг отворачивается от нас, охватывая руины вокруг нас. Голос Пита отдаётся в моём сердца, и я знаю, что каждое сказанное им слово проникнет в сердца тех, к кому обращена его речь. – Это Капитолий и президент Сноу сделали с нашим домом! Что помешает ему завтра сделать это с вашим дистриктом? С вашим капитолийским домом? Что помешает убить тех, кого вы любите? Вы думаете, что его миротворцы защищают вас, но они защищают только его! Защищают для того, чтобы в любой момент он смог причинить вам боль. Вы не должны бояться его! Вы должны бороться. Бороться, как мы.
Все слова, которые для меня написала Крессида, вылетают из головы. Уверена, что в тексте Пита тоже было что-то другое. Его слова эхом отдаются в моей голове, в моём сердце, рождая то, что я хочу сказать.
- Дети больше не должны умирать на Играх. Они не должны голодать. Не должны бояться, - тихо произношу я. Вижу, что Крессида качает головой и недовольно хмурится, но мне всё равно. День клонится к закату, и она не станет прерывать меня, чтобы отснять новый дубль. – Только ради них стоит бороться. Боритесь. Как мы.
Я едва успеваю договорить, когда Пит резко вскидывает наши сплетённые руки высоко над головами. Совсем как во время Парада трибутов на наших первых Играх. Наш первый жест неповиновения, первый из многих. Как символично. Теперь ни у кого не останется сомнений в том, насколько мы близки. И в этот момент это действительно так.
Лампочка на камере гаснет, и в тот же момент Пит отпускает мою руку и спрыгивает с трибуны. Тепло, окутывавшее меня, тут же исчезает. Должно быть, он хочет помочь мне спуститься, но Гейл опережает его, подавая мне руку. Мелларк только пожимает плечами и направляется к Хеймитчу.
- Мне нужно несколько минут.
- Ты уверен?
Он кивает.
- Ждите меня у планолёта. Я не заблужусь.
Пит успевает скрыться за углом, когда я понимаю, что ноги сами несут меня вслед за ним. Я знаю, куда он идёт. Я знаю, что он будет чувствовать. Я должна ему помочь. Сильные руки Гейла обхватывают меня, не давая сдвинуться с места, и я могу лишь беспомощно слушать звук затихающих шагов.
- Пусти меня, - шиплю на него, совсем как Джоанна недавно. Надеюсь, всё успокоительное он истратил на неё. – Я должна быть там. С ним.
- Нет.
- Как ты не понимаешь? Никто не должен оставаться один в такой ситуации.
Гейл смотрит на меня своими серыми глазами, и я понимаю, что мои слова тратятся впустую. Он не даст мне отправиться вслед за Питом. Чуть не плачу от досады и бессилия.
- Допустим, я отпущу тебя сейчас. Что ты ему скажешь? Как поступишь? Он не помнит тебя, Кискисс. Ты чужая для него, - жестокие слова Гейла причиняют боль, но, несмотря на это, отрезвляют. – Как бы ты поступила, если бы в минуту горя тебе на шею кинулся чужой человек?
Я молчу. Наверное, он прав, но я не желаю этого признавать. Он прав. Прав. Тысячу раз прав. Хочется кричать, но я лишь бреду к планолёту вместе с остальными. Мы останавливаемся на краю Луговины, там, где начинается лес. Съёмочная группа рассаживается под деревьями, и мы следуем их примеру. Полидевк указывает на мою брошь и поднимает глаза вверх. Я замечаю движение в кронах деревьев и усмехаюсь: сойки-пересмешницы. Мои сёстры. Они смешно наклоняют головки, прислушиваясь к нашим тихим голосам. Недолго думая, я изображаю птичий свист, и какая-то сойка тут же повторяет за мной. Вслед за мной, к удивлению многих, переливчатую трель издаёт Полидевк. Сойка поворачивает головку у нему и отвечает. Я слышу тихий смешок Энни, а сама вспоминаю Арену. Руту. Её сигнал из четырёх нот.
Полидевк осторожно трогает меня за плечо и указывает на землю. Я с удивлением обнаруживаю написанное на земле слово «СПОЁШЬ?». Мне не хочется, но глаза безгласого светятся восторгом, и мне не хочется его огорчать. Поднимаясь, я отхожу в сторонку и касаюсь шершавого древесного ствола. Папа. Когда он пел, птицы замолкали, прислушиваясь. Пит напомнил мне об этом на наших первых Играх, заставив меня понять, почему я больше не люблю петь. Но сейчас я спою. Для Полидевка, для отца, для мёртвого Дистрикта-12.
Я не хотела петь «Виселицу», но слова срываются с моих губ против моей воли. Я думала, что начисто забыла слова этой песни, ведь мы перестали её петь задолго до смерти отца. Она жутко не нравилась маме, а я тогда не понимала, почему.
Сойки- пересмешницы замолкают, пытаясь уловить мотив. Наверное, лес ещё долго будет наполняться звуками этой песни и после того, как я закончу. Боковым зрением я замечаю мигающий огонёк включенной камеры. Пускай снимают, сейчас мне всё равно.
А ты придёшь к тому дереву у реки
Наденешь ожерелье из пеньки, рядышком со мной?
Странные вещи случаются порой
И будет не так странно
Если в полночь у виселицы мы встретимся с тобой. *
Последний куплет. Можешь выключать свою камеру, Крессида. Я замолкаю, и птицы молчат тоже. Ждут.
- Я помню эту песню, - раздавшийся в тишине голос Пита заставляет всех подпрыгнуть на месте. Парень стоит, прислонившись к сосне, сложив руки на груди, и наблюдает за мной, не сводя глаз. Веки его покраснели: должно быть, он плакал.
Меня захлёстывает паника. Нет, только не сейчас, Пит, пожалуйста. Я бросаю быстрый, молящий о помощи взгляд на Хеймитча, но он тоже наблюдает за Мелларком. В глазах ментора я вижу беспокойство. Гейл поудобнее перекладывает в ладони рукоять автомата, и я с ужасом понимаю, что другого способа остановить Пита в случае чего нет. Только пуля. Проходит минута. Другая. Пит стоит в той же позе, глядя куда-то вдаль, и, кажется, совсем не собирается нападать на меня. Я позволяю себе расслабиться и выдохнуть.
- Помнишь? – выдавливаю я из себя. Мой голос предательски дрожит.
Он кивает.
- Твой отец пел её когда-то давно. Все птицы умолкли тогда. Прямо как сейчас.
- Так, ребятки, нам пора, - Хеймитч становится между нами и кладёт руки нам на плечи, увлекая нас к планолёту. Сойки-пересмешницы провожают нас, повторяя мелодию «Виселицы».
В планолёте я забиваюсь в угол, подальше от Мелларка. Мне нужно придти в себя. Стыдно признать, но в тот момент я действительно испугалась не на шутку. Эбернети подсаживается ко мне.
- Скоро будем в Тринадцатом. Всё нормально? – он бросает выразительный взгляд на блондина.
- Да. Просто… Я не могу вспомнить хоть один момент, когда бы Пит мог слышать её. Он никогда не пересекался с моим отцом, и я тоже никогда не пела её ему. Может, это действие охмора?
- Может, - пожимает плечами ментор, и моё сердце ухает вниз. Я надеялась совсем на другой ответ, Хеймитч. – Хотя вряд ли. Это ведь о твоём отце, не совсем о тебе. И потом, в Капитолии об этом знать не могли. Успокойся, солнышко, думаю, это просто случайность.
Ментор проводит рукой по моим волосам и удаляется в кабину пилота. Наверное, Хеймитч прав – это всего лишь случайность. Но моё сердце упорнее не хочет верить в это, и я не могу противиться ему. Склонив голову набок, я всю оставшуюся дорогу наблюдаю за Питом.
Что же ещё ты помнишь, Пит Мелларк?
_______________________________________________________________________
* Сьюзен Коллинз «Сойка-пересмешница»
Глава 8.
Мы с Питом сталкиваемся у отсека Эффи. Увидев меня, он вопросительно поднимает бровь.
- Интересно, что это ей понадобилось?
- Понятия не имею, - пожимаю плечами и выдавливаю из себя нервный смешок. – Здесь не Капитолий, здесь нет приёмов и вечеринок, здесь Эффи не в своей стихии.
- Может, хочет прочитать нам лекцию? Как думаешь, наши манеры были достаточно безупречными во время промо?
Я снова пожимаю плечами, вспоминая недавнюю съёмку: я стреляла из лука куда-то вдаль, Пит просто был рядом, время от времени напуская на себя личину задумчивости и серьёзности. Мы здорово повеселились тогда и, если бы не Гейл, исподлобья наблюдающий за нами, этот день по праву можно было бы назвать одним из лучших дней в Тринадцатом. Специально или нет, но Хоторна сделали кем-то вроде моего личного телохранителя, тем самым обязав его присутствовать на всех наших с Питом съёмках. А, может, Койн просто знала, что Гейлу доставит удовольствие пристрелить Мелларка?
Идея Койн пришлась как нельзя кстати: голос и лицо революции – что может быть естественнее, чем два символа в одном кадре? Теперь присутствие других Победителей не требовалось, но никто не смог отговорить Плутарха от импровизированного Тура.
- Ладно, сейчас узнаем, - произносит Пит, открыв дверь и пропуская меня.
Резкий, непривычный после стольких дней запах алкоголя бьёт в нос, заставляя меня остановиться и поморщиться. Я вижу Хеймитча, расположившегося в дальнем углу комнаты со стаканом в руках, недовольную Джоанну, примостившуюся на краю стола, и Финника с невестой на кровати Эффи.
- Что это значит? – в один голос выдыхаем мы с Питом.
- Сейчас придёт Эффи и всё вам объяснит, - протягивает ментор. Джоанна бросает на него хмурый взгляд, и я понимаю, что никто из собравшихся в комнате не понимает, что происходит.
- Хеймитч, где ты это взял? – киваю на прозрачную жидкость в его руках. Спирт, точно спирт.
- Твоя мама – замечательная женщина, солнышко.
Я только качаю головой. Если кто-то узнает об этом, неприятности будут не только у Хеймитча, но и у мамы.
Пит открывает рот, но, прежде, чем успевает что-то произнести, на пороге появляется Эффи с планшетом в руках. Несмотря на отсутствие на ней парика и кричащих капитолийских нарядов, я испытываю чувство дежавю. Женщина окидывает нас быстрым взглядом и вновь утыкается в планшет.
- Итак, - взмахнув рукой, наконец, произносит она, и я вновь чувствую себя в Тренировочном Центре. – С завтрашнего дня у вас начинаются тренировки…
- Тренировки?!
- Да, Китнисс, - Бряк недовольно поджимает губы. Пит рядом давится смехом: я и забыла, что Эффи терпеть не может, когда её перебивают.
- Кто-то же хотел настоящей войны, - Хеймитч улыбается, глядя на Пита, и улыбка исчезает с лица парня.
- Ну что ж, это больше по мне, чем бегать с топором перед Крессидой, - говорит Джоанна.
С удивлением смотрю на неё: неужели она вновь готова пройти через всё это, убивать и быть готовой умереть? Но тут же вспоминаю, что Мейсон никогда не говорила о своих родных, кроме того раза у сектора с сойками. Так что ей, наверняка, тоже есть, за кого мстить.
- Тренировать вас будет, - Эффи морщит лоб, вспоминая, - Боггс и его люди. Тренировки будут каждый день, и не вздумайте отлынивать. Завтра вы получите расписание и…
- Расписание?! – восклицает Джоанна. – Серьёзно? Эй, мне одной это напоминает Игры?!
Нет, Джо, не одной. Эффи долго и пристально смотрит на девушку – должно быть, в Капитолии она носила цветные линзы, потому что сейчас её глаза серого, как у меня, цвета.
- Знаешь, - начинает она, - может, это и похоже на Игры, но на деле всё куда серьёзнее.
- Вот что: я не собираюсь снова плясать под дудку капитолийской куклы!
Я вздрагиваю, Пит хмурится, но Эффи, кажется, пропускает грубость Джоанны мимо ушей. Интересно, какими были прежние трибуты Бряк? В нашем тандеме вежливость и покладистость Пита частенько сглаживали моё упрямство и грубость, но, должно быть, так было не всегда. В Двенадцатом куда больше угрюмых людей, чем таких, как Мелларк.
- Знаешь что, девочка? – нарушает неловкую тишину Хеймитч. – ты можешь отправиться со своими претензиями прямо к Плутарху. А ещё лучше, к Койн. Правда, боюсь, они не станут тебя слушать, а просто бросят в карцер, - девушка вздрагивает, и Пит переводит на неё обеспокоенный взгляд. – Запомните все, - ментор не двигается и не повышает голос, но мы слушаем его, затаив дыхание, - не Эффи это выдумала. И не я. Здесь вам не Капитолий, а вы больше не любимцы публики, чтобы терпеть все ваши выходки. Здесь вы – солдаты, для которых приказ – всё равно, что закон. Ясно?! – рявкает ментор.
Мы поспешно киваем. Напуганная строгим тоном Хеймитча Энни прячет лицо на плече жениха, и мне тоже хочется куда-нибудь спрятаться. Я знала, что Хеймитч за словом в карман не лезет и чувства своих подопечных не особенно щадит, но такой властный тон я слышу от него впервые.
- Это что же, ты теперь наш ментор? – язвительно спрашивает Мейсон, но её воинственный пыл заметно угас.
- Вроде того, детка, - он салютует ей своим стаканом.
- Значит, решили, - как ни в чём не бывало, продолжает Эффи. – Предлагаю тратить меньше времени на перепалки, иначе свободного времени у вас не останется. Его и так у вас не очень-то много, - как будто с жалостью протягивает она.
- Доверься ей, - шепчу я Джоанне, - она отличная сопровождающая.
Девушка вздыхает и хмурится, но на её лице проскальзывает улыбка. Я стараюсь ободрить её, но мне самой становится не по себе: уж слишком это похоже на Игры. Сноу был прав: Голодные Игры – идеальная система управления. Но хочу ли я сражаться за Койн, если она даже не пытается действовать по-другому? Нет, нужно отбросить эти мысли. Как я могу вести людей за собой, если сама сомневаюсь в правильности выбранного пути?
- Пит, - он вздрагивает и поднимает глаза на Эффи, - через час тебя ждут в звукозаписывающей студии. Видео с твоими словами нужно смонтировать к вечеру – его хотят пустить в вечерний эфир Капитолия. Так что соберись, - она одаривает парня ободряющей улыбкой. Кто бы мог подумать, что Эффи Бряк станет помогать мятежникам в свержении власти Сноу?
- Ладно, - обречённо вздыхает он. – Как думаешь, - он наклоняется ко мне, пока сопровождающая переговаривается с Хеймитчем, его тёплое дыхание приятно щекочет ухо, - если бы я на том собрании сидел тихо, Койн не пришла бы в голову эта дурацкая мысль?
Пит устал от камер и микрофоном, направленных на него. Это должно было закончиться для него на Арене 75-х Голодных Игр, но судьба распорядилась иначе. Потом был Капитолий, пытки объективы, а теперь Тринадцатый, где ему тоже нет покоя. Камеры и микрофоны. Промо и интервью. Снова и снова.
- Вряд ли, - качаю головой я. Питу не стоит этого знать, но я благодарна Койн за эту мысль, ведь так я могу чаще быть с ним, не вызывая у него подозрений, и тешить себя надеждами, что однажды всё вернётся на свои места. – И потом, не всё же мне одной отдуваться? Хочешь, я пойду с тобой?
- Китнисс, - предостерегающе тянет Эффи. Она закончила беседовать с ментором и теперь неотрывно смотрит на нас. Похоже, Хеймитч уже успел посвятить её в курс дела. У меня появляется знакомое по первым Играм желание задёрнуть шторку, спрятаться, отгородиться ото всех. Остаться один на один с Питом, и будь, что будет.
- Но я никогда не была в звукозаписывающей студии, - я не смотрю на Бряк, но эти слова сказаны скорее для неё.
- Китнисс, - она непреклонна, и я уже понимаю, что по-моему не будет. Я – солдат, а не звезда, и обязана подчиниться.
- Всё нормально, - громко говорит Пит, кивнув головой. – Я справлюсь, - шепчет он одними губами, подмигивает мне и улыбается одними уголками губ. А я пытаюсь сдержаться и не заулыбаться во весь рот от переполнившего меня идиотского счастья.
- Энни, - осторожно обращается к ней Эффи, глядя, как Креста вцепилась в руку жениха, - нам с тобой предстоит перемерять кучу платьев. Думаю, стоит начать прямо сегодня.
Осторожно отцепив пальцы девушки от руки Одэйра, женщина аккуратно обнимает её за плечи, увлекая к выходу. Наше маленькое собрание окончено. Джоанна пробует пойти за ними, но Финник ловит её за руку, останавливая, и отрицательно качает головой. Он прав: вспыльчивой Джоанне там не место. Эффи легко найдёт общий язык со своей новой подопечной. Уж точно куда легче, чем со мной.
Последним из комнаты выходит Хеймитч и нетвёрдой походкой удаляется в сторону своего отсека. Сколько же мама выделила ему спирта? Хоть бы он не встретил никого по пути. Мы направляемся в столовую, понимая, что из-за пререканий опоздали на ужин на десять минут. Вдруг Финник останавливается и, повернувшись к нам лицом, преграждает путь.
- Леди и джентльмены! – начинает он, и у меня холодеют пальцы: так точно он подражает голосу бессменного ведущего Голодных Игр. – Добро пожаловать на 76-е Голодные Игры!
- И пусть удача всегда будет на вашей стороне, - хмуро заканчивает за него Пит.
Глава 9.
Ты говоришь: «Она не стоит свеч,
Игра судьбы. Темны её сплетенья».
Но не бывает лишних встреч,
И неслучайны совпаденья…
Борис Акунин
Широко распахиваю глаза, жадно вглядываясь в черноту вокруг меня. Темно. Тихо. Мерное дыхание сестры окончательно успокаивает.
Кажется, мне снился тренировочный зал, превратившийся в Арену, Пит, погибающий от моей случайной стрелы, моя собственная беспомощность при виде крови, хлещущей из его простреленной шеи. Закутавшись в тёплый халат, выбираюсь в коридор за глотком свежего воздуха. И тут же натыкаюсь на Пита: он сидит у противоположной стены, уронив голову на руки. Стараясь двигаться как можно тише, пытаюсь скрыться в своём отсеке.
- Ты опять кричала.
Чёрт. Похоже, Игры заставили его слух обостриться. Поворачиваюсь к нему лицом и вижу на губах Пита грустную улыбку. Остаётся надеяться, что я не звала его по имени.
Наши случайные встречи стали слишком частыми. Словно кто-то нарочно подталкивает нас друг к другу. Кто-то, кто желает навредить мне или ему, а, может, нам обоим. Ведь если Пит однажды сорвётся, кто-то из нас непременно пострадает. А, может, и оба.
- - Кошмары, - неопределённо пожимаю плечами я.
- Мне тоже снятся, - он похлопывает рукой по бетонному полу рядом с собой, приглашая меня. После минутного раздумья я сажусь рядом с ним, подтягивая колени к подбородку.
- Что тебе снится?
Пит хмурится. Может, я зря завела этот разговор? Хочу ли я знать, что меня нет даже в кошмарах Пита? Ведь это, наверняка, так.
- Чаще всего Арена. Но иногда я не могу вспомнить свои сны… Помню ужас, охвативший меня, но не могу вспомнить саму картинку. Словно какая-то чёрная бездна.
Странно, раньше Пит всегда хорошо помнил, что ему снилось, и даже зарисовывал сюжеты своих снов. Не может ли это быть побочным эффектом его лечения? Или… Странная дрожь охватывает меня: что, если на месте той черноты должна быть я?
- А тебе что снится? – голос парня вырывает меня из раздумий.
- Арена, - не задумываясь, выпаливаю я. Не могу же я сказать Питу, что ночами кричу от ужаса от того, что не могу спасти его.
Некоторое время мы сидим молча. Я чувствую, как моё дыхание выравнивается, а страхи отступают. Что бы ни случилось во сне, в реальности с Питом всё в порядке. Похоже, сам того не осознавая, он вновь спасает меня от кошмаров.
- Наверное, это никогда не оставит нас, - нарушает тишину Мелларк.
- Наверное.
- По крайней мере, мы принесли Дистрикту-12 славу, - невесело усмехается он.
Нет, Пит, мы уничтожили его. Наше неповиновение, наш безумный трюк с морником. А главным образом, конечно, я. Даже наша мнимая любовь стала вызовом системе, Капитолию, Сноу. Соперники, будь они даже из одного дистрикта, должны ненавидеть друг друга и желать смерти другому, мы же полюбили друг друга и смогли спасти. Дважды. Капитолий никогда не простит нам этого.
- Да, это так, - тихо отвечаю я, пряча от Пита глаза.
- И Эффи могли бы перевести в «более приличный дистрикт», - подражая голосу сопровождающей, говорит они. Я начинаю смеяться и замолкаю, боясь потревожить спящих в отсеках.
- Надеюсь, ей больше не придётся посылать детей на смерть.
Пит поднимает голову и внимательно смотрит на меня, и под его взглядом я понимаю, что действительно так и будет, чем бы ни окончилась эта война. Если победим мы, Голодные Игры навсегда останутся в прошлом. Если победит Капитолий, Эффи почти наверняка будет казнена за содействие повстанцам. Ещё одна весомая причина попытаться выиграть.
Ещё какое-то время мы просто болтаем, вспоминая Игры. Я осторожно подбираю слова, стараясь не пробудить в Пите опасных воспоминаний и, кажется, мне это удаётся. Наверное, так вели себя все выжившие трибуты, ежегодно встречаясь в Капитолии во время очередного сезона Игр. Мне бы радоваться, но я не могу. Я слишком привыкла к безоговорочной любви Пита, чтобы спокойно сносить его безразличие теперь. Раньше я злилась, стоило Питу хоть намекнуть на его истинные чувства ко мне. Сейчас я продала бы душу за самый призрачный такой намёк.
- Твой друг тоже будет тренироваться с нами, - видя, что я становлюсь всё более угрюмой, Мелларк спешит сменить тему.
- Гейл? – лучше бы мы продолжили говорить об Арене. Пит кивает. – Откуда ты знаешь?
- Я встретил его перед отбоем, и он сам сказал мне. Похоже, он не слишком-то меня любит, - усмехается он.
Я опускаю глаза. Если Гейл будет продолжать в том же духе, беды не миновать – однажды он забудет об осторожности и проговорится обо всём Питу.
- Гейл вообще не очень-то дружелюбный, - это действительно так, хотя никак не влияет на отношение Хоторна к Питу.
- Ну, я так и подумал. У него всегда такой угрюмый вид… Кроме тез моментов, когда он смотрит на тебя.
Сердце заходится в бешеном ритме. Ты ходишь по краю, Пит. Это слишком похоже на речи ревнивого жениха, но ничего такого в его голосе нет и в помине: ни ревности, ни злости, которые уже знакомы мне. И я чувствую облегчение, смешанное с неким разочарованием. Глаза противно щиплет при мысли о том, что я могла бы подарить Питу хоть немного счастья во время последних Игры, если не убедила себя в том, что мои чувства к Гейлу куда сильнее чувств к Питу.
- Он очень о тебе забоится, Китнисс, - тихо произносит парень.
- Да, - только и могу выдавить я из себя.
Я замечаю, что лампы в коридоре разгораются сильнее, предвещая скорый подъём. Неужели мы с Питом провели половину ночи на холодном полу в коридоре? Пит, похоже, тоже замечает это и одаривает меня своей привычной тёплой улыбкой.
- Похоже, нам пора, - он легко поднимается на ноги и подаёт руку мне, помогая встать. Я хватаюсь за его руку отчаянно, как за последнюю опору в этом мире. Возможно, так и есть.
Взявшись за ручку своей двери, я оглядываюсь и сталкиваюсь со взглядом Пита.
- Удачи сегодня, Китнисс.
- Удачи сегодня, Пит, - улыбаюсь я ему.
Очутившись в своём отсеке, я слышу протяжный противный звук будильника. Впервые за всё моё пребывание здесь этот звук вызывает у меня улыбку. До нашей следующей встречи за завтраком осталось каких-то полчаса.
Глава 10.
Тренировки изматывают. Пережив две Арены, я вообразила себя опытным бойцом, но на деле оказалось, что на настоящей войне я не продержусь и дня. Похоже, Хеймитч и Эффи были правы: шоу, каким были Голодные Игры, осталось позади. Впереди нас ждало куда более ужасающее зрелище.
Сейчас наша Звёздная Команда, как окрестил нас Плутарх, являла собой довольно жалкое зрелище: мы с Финником утратили былую форму, Пит и Джоанна были всё ещё слабы после капитолийского плена. Но хуже всех было Энни: у неё то и дело были нервные срывы, и, к вящему ужасу Эффи, за неделю она похудела на несколько килограмм. В итоге было принято решение отстранить её от тренировок, и теперь Креста появлялась в тренировочном зале, только если Крессиде требовалось несколько общих кадров с тренировок.
Гейл не просто занимался с нами, как говорил мне Пит, – войдя в команду Боггса, он стал одним из наших тренеров. Оказалось, что, пока мы с Финником жалели себя и сходили с ума, Хоторн не пропустил ни одной тренировки, и теперь мастерски обращался с любым видом оружия, пытаясь научить нас всему, что знал сам.
Растягиваюсь на матах и прикрываю глаза. Десять минут - слишком мало, чтобы просто восстановить дыхание после двухчасового бега, но наши тренера нас не жалеют.
- Китнисс, - тихий голос заставляет меня поднять веки. Надо мной стоит Пит с луком в руках. – Помнишь, ты обещала мне?
Осторожно сажусь, и парень протягивает мне руку, помогая встать. Да, я обещала. Я обещала спасти тебя. Все взгляды обращаются на нас, и во мне поднимается привычная уже волна раздражения: терпеть не могу, когда на Пита смотрят, как на опасного зверя, стоит ему только заговорить со мной. Я демонстративно беру его за руку и веду ближе к мишеням. Пусть видят, что я его не боюсь. На лице Финника я вижу лёгкую улыбку и улыбаюсь в ответ. Кажется, этот парень с глазами цвета морской волны за короткое время сумел превратиться из соперника в хорошего друга. Иногда мне кажется, что теперь он понимает меня лучше, чем Гейл, хоть я и не хочу себе в этом признаваться. Гейл – это Гейл, и потерять его я не могу.
- Эй, Мелларк, - голос Хоторна заставляет нас остановиться. – Твой перерыв окончен. Тебе нужно отрабатывать рукопашный бой, забыл?
Пит досадливо морщится, но руку мою не отпускает и не уходит.
- Солдат Мелларк! Это приказ! – Боггс – не Гейл, ему приходится подчиниться. Бросив на меня извиняющийся взгляд, парень уходит в другой конец зала.
Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 2. | | | Глава 11. |