Глава 17.

- Ты действительно собираешься убить всех, кто находится там?

Я чувствую, как с десяток взглядов, оторвавшись от изучения карты Ореха, останавливается на мне. Гейл сжимает ладони в кулаки: он не намерен отступать.

- Они как-то об этом не задумывались, Китнисс, когда бомбили Двенадцатый.

Должно быть, он хочет побольнее зацепить меня, чтобы я перестала сомневаться, как и он сам. Мой взгляд автоматически перемещается на лицо Пита. Он бледен, губы сжаты в тонкую линию. Я знаю: от слов Гейла ему во сто крат больнее, чем мне, ведь во время той бомбардировки он, в отличие от меня, потерял всё. Вот только Мелларк, похоже, совсем не так уверен, как мой друг. Пока я тихо жалею Пита, он, продолжая сверлить взглядом разложенный на столе план, произносит тихо, но достаточно отчётливо:

- Этого нельзя допустить. Люди, которые находятся там, не заслужили такой участи.

Гейл стремительно оборачивается к нему, едва сдерживая своё негодование. Слова Пита, похоже, выводят из оцепенения всех собравшихся здесь, и комната, наспех оборудованная в штаб, наполняется гулом голосов. Кто-то согласен с Гейлом, кто-то с Питом. Перекрывая шум, слово берёт командор Лайм:

- Нет другого способа, солдат Хоторн?

Охотник заглядывает в какие-то чертежи и схемы, понятные лишь ему одному. И Бити, чьими глазами, ушами и мозгами является на этом собрании Гейл.

- Это как на охоте, командор, - откладывая листы бумаги в сторону, произносит он. – Если вам нужна лиса, вам придётся выманить её из норы либо же дождаться, пока она сама сдохнет. Мы можем устроить обвал или что-то вроде того. Здесь, здесь, - его пальцы в нескольких местах касаются плана, - и здесь, например.

Женщина сдержанно кивает. По её лицу невозможно определить, какие чувства вызвали в ней слова Хоторна. Все рабочие Ореха – уроженцы Второго, как и она. Сможет ли она подписать смертный приговор, быть может, своим соседям?

Я вижу, как Пит сжимает кулаки. Он зол. Пит ненавидит всё это, и, кажется, в этот момент ненавидит нас за то, что втянули его во всю эту грязь. Где-то в глубине моего сознания тревожно бьётся мысль, что это как раз то, что нужно для переродка. Но на первый план в моих мыслях всё-таки выходит другой вопрос: что стало с тем Питом, который хотел войны, хотел мести и сам собирался мстить за наш дистрикт? Я помню, как горели его голубые глаза тогда, но сейчас от того огня не осталось и следа. Во взгляде Пита теперь есть место лишь сожалению и негодованию.

- Но люди – не лисицы. И уж точно их там больше, много больше, - Пит не обращается ни к кому конкретно, но я-то знаю, что его слова сейчас звучат лишь для Гейла. – И у каждого из них есть семья. Хотел бы ты, Гейл, чтобы твоя семья тебя потеряла?

Это уж слишком. Питу не стоило касаться этой темы: семья для Гейла священна. Но охотник в долгу не остаётся. Прищуривается, словно прицеливается.

- У тебя тоже была семья, Мелларк. До тех пор, пока Капитолий не уничтожил её вместе с Двенадцатым. Кто знает, возможно, пилот того планолёта, что сбросил бомбу на пекарню, был как раз из Второго.

Возможно, кого-то эти слова и подстегнули бы. Но не Пита. В комнате повисает молчание. Резко, как будто кто-то одним движением выключил звук. Я вздрагиваю, словно от удара, глядя на то, как лицо Пита сереет, а костяшки пальцев, сжатых в кулаки, белеют. Как Гейл, мой Гейл может так больно ранить кого-то? Уму непостижимо.

- Пошёл ты, Хоторон, - блондин проводит рукой по глазам и поворачивается к растерянной Лайм. – Мы не можем допустить, чтобы все те люди погибли. Мы должны оставить хотя бы тоннель с железной дорогой нетронутым, чтобы они…те, кто выживет, смогли выбраться.

- Они могут быть вооружены и оказать сопротивление, - произносит Боггс, - а это совсем не то, что нам нужно. Наша цель – Орех, и мы не можем вернуться в Тринадцатый ни с чем.

- И сделать мы должны это с минимальными потерями, понимаешь? – вставляет Гейл, и я подавляю в себе желание заткнуть ему рот.

Пит, кажется, решил игнорировать его, потому что неотрывно смотрит на Боггса, словно пытаясь взглядом уговорить его.

- Наша цель – Революция, если я не ошибаюсь. А станут ли на нашу строну люди, чьих родных мы уничтожим? А, Хоторн? – внезапно он поворачивается к Гейлу. – Стал бы ты воевать за Сноу после всего?

- Как ты смеешь спрашивать у меня… такое?!

Кажется, он вот-вот кинется на Пита с кулаками, поэтому я подхожу к нему и кладу ладони ему на грудь, моля успокоиться. Наше положение во Втором слишком шаткое, чтобы мы могли позволить себе такую роскошь, как ссоры внутри отряда. Взгляд Пита скользит по мне, моим рукам, касающимся Гейла, и я чувствую жгучее желание отдёрнуть руки. Нельзя. Гейл только ещё больше разъярится.

- Мы должны что-то придумать.

- Вот и придумай, - зло бросает охотник, накрывая мои ладони своими.

- Вот и придумаю.

С этими словами Пит покидает совет, и я тут же вырываю руки из пальцев Гейла. Ладони жжёт. Меня так и подмывает отправиться следом за Питом, но я остаюсь. Я должна знать, что мы будем делать.

По окончании собрания я ухожу в свою палатку и забиваюсь в спальный мешок, мечтая пролежать так до скончания своих дней. Но, когда на закате вместе с костюмом Сойки я получаю наушник, радости моей нет предела. Я знаю, что Пит достаточно упрям, когда дело касается чужих жизней, чтобы предпринять что-то самостоятельно. Что-то чрезвычайно опасное. Хеймитч должен помочь, только он знает, что нужно сказать Питу, чтобы тот остыл.

- Хеймитч, ты говорил с Питом?

- Говорил, солнышко, - связь искажает голос ментора, но я всё равно слышу, что он усмехается.

- Ты с ним на связи? – от волнения я до боли в пальцах сжимаю колчан со стрелами, машинально отмечая расцветку оперенья стрел.

- На связи.

- Не дай ему совершить…ошибку.

- Только не говори Питу, что желание спасти чьи-то жизни – ошибка, ладно?

- Хеймитч, - раздражённо шиплю я. Не хватало ещё, чтобы и здесь ментор принял сторону Пита. Не тогда, когда подобное геройство может стоить Мелларку жизни. – Скажи, что ты отговорил его…

- Он ничего не станет делать, Китнисс, не переживай. Седьмая проследит за этим вместо меня.

Недоумённо хмурюсь. Джоанна? Её задача – сделать несколько выстрелов на камеру, поэтому на совет её никто не приглашал, но, кажется, она сделалась тенью Пита с того момента, как он покинул нас.

Когда всё начинается, нас, Победителей, отводят в безопасное место под конвоем из десятка автоматчиков. Мы ждём на крыше Дома Правосудия. Все камеры Крессиды направлены на нас, готовые включиться по первому сигналу. Вечерний холодный воздух наполняется грохотом взрывов, и я замечаю, как Джоанна что-то рассказывает на ухо Питу, который с каждым новым взрывом всё сильнее сжимает кулаки. Он бессилен, как и каждый из нас, но я знаю, что он ощущает это куда острее, чем я, Джо или Боггс. Желая не думать о том, что под влиянием слов и улыбки Мейсон лицо Пита разглаживается, а кулаки разжимаются, я поворачиваюсь к Одейрам. Но тут же жалею об этом: адский грохот и приглушённые крики людей пугают Энни, и девушка вжимается в грудь Финника так сильно, словно стремится слиться с ним воедино. Я надеюсь, что никто из них не заметил зависть, которая, я уверенна, мелькнула в моих глазах прежде, чем я обратила взгляд на гору.

Каменные глыбы стекают со склонов Ореха, словно рушится хлипкий песочный замок, выстроенный руками ребёнка. Оплот военной мощи Капитолия – мог ли кто-то предположить, что он падёт вот так, поверженный натруженными руками шахтёра? Вряд ли. Я представляю сейчас лицо Сноу, которому обязательно доложили о происходящем, и моё сердце ликует.

Я стараюсь не думать о людях, которые будут похоронены под многотонной тяжестью холодного камня так же, как мой отец. О девочках вроде Прим и меня, которые завтра утром придут к останкам Ореха, где навсегда останутся их отцы. Завтра утром нас здесь уже не будет. А их горе останется.

- Китнисс! Солнышко? – чуть хриплый от помех голос Хеймитча предотвращает мою истерику. – Ты там?

- Да.

Ответом мне служит молчание, и я пугаюсь, но, видя, как к чему-то прислушивается Пит, понимаю, что ментор использовал моё минутное замешательство, чтобы обратиться к парню. А в следующий миг голос Хеймитча возвращается в мою голову:

- Уходите оттуда. Забирай всех до единого, и идите внутрь.

- Зачем? – здесь идеальное место для наблюдения и съёмки, и Крессида наверняка расстроится.

- Мы боимся, что Капитолий ударит в ответ. А вы слишком уязвимы сейчас. Живо!

Когда мы спускаемся вниз, я сажусь у подножия мраморной колонны, прижимаясь лбом к холодному камню. Здесь я надёжно спрятана от чужих глаз, но всё-таки Боггсу удаётся найти меня. Мужчина оборачивает меня колючим одеялом, и только сейчас я понимаю, насколько озябла на крыше. Или это моё оледеневшее сердце с каждым новым надсадным толчком посылает мороз по венам?

Несколько минут командор просто сидит на корточках рядом со мной, а потом всё-таки решается заговорить.

- Мы не стали заваливать железнодорожный тоннель.

Вздох облегчения замирает на моих губах. Все находящиеся в Орехе – враги, а мне не пристало радоваться, что враги могут выжить. В точности как на Играх. От этого невольного сравнения – не первого и даже не десятого за последние недели – меня снова бросает в дрожь, и я плотнее кутаюсь в принесённое Боггсом одеяло.

- Скажи об этом Питу.

- Уже сказал. Он, вроде как, обрадовался, - мужчина улыбается. Почти тепло, насколько это возможно после того, как вчера он настоятельно рекомендовал мне застрелить Пита в случае чего.

- А мы можем послать поезд…

- Нет, Китнисс, - он обрывает меня на полуслове. - Мы и так сделали больше, чем собирались.

Потрепав меня по плечу, командор уходит. Снаружи нарастают звуки боя, а я неотрывно слежу за реакцией Пита. Понимаю, что жду, когда же он заговорит – вдохновенно и проникновенно, как раньше – и под властью его слов повстанцы и миротворцы сложат оружие, поняв, кто их настоящий враг. Но Пит молчит, лишь неотрывно смотрит на свои сцепленные пальцы.

В ожидании проходит не один час, и я забываю, чего мы ждём. Постепенно на улице разливается тишина, пугающая и зловещая. Может ли случиться так, что никто из работников Ореха не выжил?

Подошедшая Джоанна молча протягивает мне микрофон и возвращается на своё место рядом с Питом.

- Китнисс, - голос ментора выдёргивает меня из раздумий, - я знаю, что тебе это не понравится, но… - я напрягаюсь. – Нам нужно, чтобы ты произнесла речь.

Речь? Он что, смеётся надо мной? Почему снова я? Всегда я. Разве рядом со мной мало других Победителей? Тем более, что говорить лучше получается у Пита.

- Не хочу.

- Не веди себя, как ребёнок, солнышко.

- Я не могу сейчас ни о чём думать, - и это правда.

- Тебе и не надо. Вся твоя речь записана у меня на листке, а тебе останется лишь повторить её за мной. Слово в слово. Идёт?

Киваю, хоть передо мной нет никого, кто бы мог видеть это. Я рада, что Хеймитч не увидит той обречённости, которая написана на моём лице. Я так бесконечно устала. Я так хочу домой…только вот дома у меня больше нет. С усилием раздвигаю губы в улыбке. Надеюсь, получилось не слишком ужасно. Сбрасываю с себя одеяло, поднимаюсь и иду к выходу. Не дойдя несколько метров до двери, оборачиваюсь, заслышав позади себя чьи-то шаги. Сердце делает сальто в груди: Пит идёт за мной, за ним, не отставая, спешит Мейсон. На секунду парень замедляет шаг, прислушивается и трясёт головой. Хеймитч. Он пытается остановить его. Шипение в наушнике напоминает мне о моей миссии и я, с трудом оторвав взгляд от Пита, продолжаю свой путь.

Когда я выхожу на трибуну перед огромной площадью Второго, меня лицом к лицу встречает пустота. Недоумённо смотрю на Крессиду, но та лишь машет рукой, мол, всё так и должно быть. Я начинаю свою речь, старательно вслушиваясь в то, что говорит Хеймитч, но внезапно тишину прорезает скрип тормозов. За доли секунды передо мной останавливаются два поезда, их двери открываются, выплёвывая на площадь потрёпанную толпу.

Идеально выстроенный порядок обращается в хаос. Один за другим гаснут прожектора, заливая площадь мраком, расцвеченным лишь стонами и проклятиями. Я инстинктивно отступаю назад к дверям, но тут же понимаю, что моя миссия выполнена не до конца. Точнее, совсем не выполнена.

Меня бросает навстречу толпе, и я не слышу предостерегающих окликов за спиной. Я должна быть с этими людьми. Пусть сейчас они меня ненавидят, но я покажу им, что мы стоим по одну сторону баррикад. Но не успеваю я пройти и десяти шагов, как с обеих сторон раздаются выстрелы. Глаза наполняются слезами обиды и бессилия. Почему, ну почему они не могли подождать ещё десять минут? Я не умею говорить так хорошо, как Пит, но я бы попыталась… Я честно хотела попытаться. Но теперь я могу лишь тонуть в безумии, окутывающем меня темнотой и разрывающими уши звуками выстрелов.

- Китнисс! – чей-то голос врывается в сознание вместе со звуком выстрела и болью, растекающейся по телу от левого плеча.

Передо мной возникают родные голубые глаза, в которых плещется знакомая до боли забота. Пит. Он пришёл, он со мной, а, значит, всё будет хорошо. Парень кладёт руки мне на плечи и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут вновь раздаётся выстрел. Пит дёргается, его пальцы соскальзывают с моих плеч. Хватаю его за руки, пытаясь удержать от падения, но тяжесть мужского тела увлекает меня на землю. Я пытаюсь поднять Пита, хочу что-то закричать, но слова не идут. Чувствую мощный толчок в раненое плечо и валюсь на бок, больно ударившись обо что-то виском. В глазах темнеет, ужас разочарования бетонной плитой ложится на грудь.

Всё кончено.

Мы проиграли.

Дата добавления: 2015-08-17