Читайте также:
|
|
...Я считаю, что актер должен постоянно наблюдать и, как губка, впитывать. Не искать, нет, а запечатлевать попутно в жизни. Потом, в работе, эти впечатления, независимо от желания их вызвать и извлечь из них пользу, вами скажутся на богатстве, сочности, силе и правде творчества. Как сновидения человека являются внезапным пробуждением каких-то отдаленных уголков мозга, когда-то запечатлевших случайно ту или другую картину, так и актерские наблюдения внезапно заявляют о себе, когда придется создавать тот или другой тип, или характер.
В. Н. Д а в ы д о в. «Рассказ о прошлом», изд. «Academia», 1931 г., стр. 168—169.
-Я не пропускал ни одной программы, иногда присутствовал на репетициях и имел возможность видеть работу цирковых артистов и многому у них понаучился. Я считаю, что драматический артист должен, как пчела собирать мед отовсюду, со всех цветов, и нести переработанным в свой улей. Однообразие источников творчества особенно губительно для художника. Как можно больше впечатлений и переживаний — вот девиз артиста. От них он идет к творчеству. И чем глубже, осмысленнее и разнообразнее, тем правдивее, сочнее и творчество.
В. Н. Д а в ы д о в, «Рассказ о прошлом», то же изд., стр. 354.
...После Никитина приехал в Орел знаменитый Милославский. Так перед ним даже старые актеры благоговели, а публика прямо носила на руках. Переиграл он все свои роли: и Гамлета, и Фердинанда, и Кречинского. и Велизария, и Дон-Сезара. Но как играл! Бывало, если не играешь на сцене, — стоишь в кулисе и восторгаешься и учишься, учишься без конца! Подмечаешь каждый штрих, постигаешь дух, который руководит работой художника, запоминаешь уместные и правдивые эффекты, кое-что критикуешь, от многого приходишь в восхищение. Разве могут даром при таких условиях проходить гастроли? Конечно, нет! То, что отвечало моей актерской душе, моему артистическому складу, впитывалось моим дарованием, всасывалось и растворялось. Хотите, назовите это артистическим (заимствованием. Влияние его на молодежь, несомненно, плодотворно и чем сильнее, богаче почва, на которой растет дарование, из которой оно извлекает соки, тем пышнее и красивее будет рост и цвет молодого таланта. Многие против такой школы, а я всегда повторял и еще раз повторяю, мудрые слова Крылова:
Когда с умом перенимать, тогда не чудо И пользу от того сыскать,
А без ума перенимать — И, боже упаси, как худо!
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», то лее изд., стр. 228—229.
...Меня страшно поразила необычайная способность Ольриджа брать то или другое место роли, самую бурную сцену, что называется, с места в карьер. Помню, как во время репетиции последней сильной сцены неожиданно раздался громкий шум за кулисами. Ольридж, рыдавший, казалось, с такою глубокою искренностью, с таким темпераментом, вдруг оборвал сцену и совершенно спокойным тоном, тоном самого обыденного разговора, попросил прекратить шум, а, затем, когда шум смолк, снова продолжал рыдания, не уступавшие по силе и по искренности только что прерванным. Как гениальный скрипач, он мог брать сразу какой угодно сложный пассаж. Мне это открыло глаза на многое в искусстве актера, и уже позже, когда я сам стал актером, пример черного трагика был исходным пунктом в моей работе, в моей школе. Я понял, что все в искусстве актера должно быть строго и точно разработано. Это альфа и омега азбуки сценического искусства. Вдохновение, воодушевление окрылит артиста на сцене, темперамент сделает его образы живыми и убедительными, но только подготовительная работа по заранее продуманному плану дает сценическому артисту возможность в процессе творчества, на глазах зрителя строго контролировать каждый жест, каждый поворот, каждый звук голоса. Эта особенность — в одно и то же время творить и контролировать — и составляет отличительный признак сценического творчества.
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», то лее изд., стр. 101.
... Ольриджа многие считали актером «нутра», как у нас принято говорить, руководствуясь, видимо, тем, что сценическая раздражительность его была чрезвычайно велика. Ходили разговоры, что будто бы эта сценическая раздражительность, то есть способность в процессе творчества реагировать на все остро, глубоко, доходила до таких размеров,что, забываясь, он ранил играющих с ним актеров и чуть ли не задушил нескольких Дездемон. Все это сказки, до которых большая охотница публика и мелкая пресса. Насколько память моя сохранила игру трагика, должен засвидетельствовать, что искусство Ольриджа носило следы большой подготовительной работы, и способность контроля... у. него была исключительная. Это был великий актер, то есть актер, у которого аналитическая, то есть подготовительная работа гениально сочеталась с синтетической, подлинно творческой, протекающей на глазах публики.
Уверяли также, что для английской снены Ольридж не представлял ничего интересного, что он являлся даже рутине-' ром Может быть. Но ведь мы судим гастролера с нашей точки зрения, с точки зрения нашего искусства. а для русского театра Ольридж, несомненно, был актером интересным, свежим, несшим новизну. Он например вел роль и спиною к зрителям и в профиль, чего наши актеры в провинции долго избегали, в речь свою вносил бесконечное количество тончайших нюансов, говорил вполголоса, некоторые сцены вел шепотом, почти на одном дыхании, монологи играл, а не выплевывал в публику, как тенор арию, движения строил по всей сцене, а не старался сосредоточивать их на авансцене... Играть ему с нашими актерами было трудно. Но он терпеливо, через переводчика делал указания, давал советы и, когда все шло гладко радовался, как ребенок, хлопал себя по бедрам и добродушно говорил: «Очень хорошо! Очень спасибо!»
Помню следующий эпизод, не ускользнувший от моего внимания. Дездемону играла местная артистка, довольно бесталанная, но которой покровительствовал начальник губернии. В сцене, когда в груди Отелло кипит вулкан ревности, она. должно быть, захотела тоже играть и стала разглаживать помятое платье с поразительным спокойствием и равнодушием. Ольриджа такое отношение к делу оскорбило, и он, подбежав к ней, умышленно схватил за руку так резко, что на лице Дездемоны сразу отразились и глубокое душевное страдание и физическая боль... Внезапно оборвав свою речь, трагик, улыбаясь, посмотрел в лицо артистки и ласково добавил: «Очень хорошо! Очень спасибо!», — а затем стал продолжать прерванную сцену...
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», изд. «Academia», М.—Л., 1931 г., стр. 102—104.
...Талант Стрепетовой требовал большой птлифов-ки. Она подкупала искренностью в тех сценах, которые по характеру были лично близки, хорошо изображала измученных жизнью, убитых горем, женщин не любимых, страдающих. Порой захватывала даже актеров, с пей игравших, но меня всегда заставляла нервничать. Говорили, что она играет нутром. Нелепое избитое слово. На сцене нельзя играть нутром, нельзя всего переживать, это абсурд! Можно до известной степени сочувствовать тому или другому положению. Это то творческое сочувствие, о котором поэт так хорошо сказал: «Над вымыслом слезами обольюсь...» Но это одно сочувствие художника не создает. Необходима работа, техника, полное овладение всеми сценическими средствами. У Стрепетовой этого было мало.
В. Н. Д а в ы д о в, «Рассказ о прошлом», то же изд., стр. 194.
...Работы я не боялся, так как физически театр меня никогда не утомлял. Наоборот, являясь в театр иногда утомленным, разбитым и усталым, я уходил после спектакля бодрым и здоровым. Я всегда поражался на актеров, которые, проведя пьесу, чувствовали себя утомившимися. Это только показывало, что в работе таких актеров не все обстояло благополучно. Насколько я заметил, такая усталость бывает только у актеров, играющих, как говорят, на нервах, на вдохновении. Они постоянно волнуются, постоянно страшатся за предшествующее явление, за роль в целом, за ударные места. А раз все обдумано, раз каркас сделан прочно, разумно, какую же трудность может представлять процесс творчества? Наоборот, одно высокое удовольствие, я бы сказал, одно из величайших наслаждений. Каждая проведенная сцена вливает вдохновение, сочувствие публики поднимает творческие силы. Я всегда работал и творил на сцене легко -и свободно.
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», то же изд., стр. 327—328.
... Сейчас много школ, в которых обучаются тысячи будущих актеров. Это очень хорошо. Как ни плохо поставлено в них образование, но при желании все же кое-чему в них научиться можно. Жаль, что у молодежи нет только разнообразной тренировки на сотнях мелких ролей, как это было у нас в провинции, где, что ни спектакль, то новая пьеса. Упала также наблюдательность, так как сфера наблюдения стала уж очень узкою, привычною, нет сближения со старыми опытными актерами, знающими много интереснейших секретов, а главное, нет благоговения перед театром.
Жаль также, что молодые актеры не учитывают опыта, накопленного многими выдающимися талантами. Это особенно печально, так как сценическая преемственность одного поколения, творчески усвоенная другим, составляют залог здорового развития актерского искусства. Этим опытом мы никогда не брезгали, и он сослужил нам большую пользу. А сейчас весь опыт старого театра валится в мусорную яму.
Сколько бессловесных ролей переиграл я в Орле за первые годы моей сценической карьеры. И кем только я не являлся на сцене! И солдатом, и бандитом, и адъютантом, и лакеем, и крестьянином, и сумасшедшим, и пищим... Изображал и старых и молодых, здоровых и расслабленных, по всегда и всех молчаливых... Это обстоятельство, однако, меня никогда не смущало, так как я страстно любил театр и в этих бессловесных находил обилие интереснейшего материала для работы. Как одеться, загримироваться, какую фигуру сделать, что показать особенного, типичного в физиономии, походке, как держаться среди других, что делать, — все эти вопросы меня очень занимали, и на все я старался ответить в своей работе дельно, интересно, вдумчиво. Работа даром не пропадала, и я часто получал добрые отзывы театралов, а порой и аплодисменты публики, несмотря на то, что не открывал на сцене рта, если не считать, некоторых нечленораздельных звуков, которыми я награждал иногда моих немых персонажей.
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», то же изд., М.—Л., 1931 г., стр.. 146—147.
Борисовой мало было успехов в оперетке. Ее тянуло к драме, и она неоднократно пыталась пробовать свои силы и на этом пути. Публика и критика к таким пробам относятся всегда очень строго и едва ли в этом отношении правы. Публика и критика никак не хотят понять, что каждый артист стремится расширить круг своих ролей, углубить диапазон своего дарования, нащупать свою «сущность» со всех сторон. Для артиста это очень важно, а публика усматривает в этом всегда только излишнюю самонадеянность, за-. бывая, что у серьезного художника попытка итти к новым ролям, к новым завоеваниям всегда продиктована вопросами искусства, накоплением известного материала, известных впечатлений. Для артиста высокое наслаждение составляет победа над новым материалом, преодоление трудностей, ранее не встречавшихся! Нередко таким путем артист открывает в себе дотоле спокойно спавшие новые стороны своего таланта. Несчастье же наше заключается в том. что такие эксперименты у нас, актеров, протекают на глазах у публики, и, когда бывают неудачны, всегда оставляют неизгладимо-неприятное впечатление. Художник, скульптор, музыкант, могут всяческие опыты проделывать у себя в студии, мы же можем только творить, когда горят огни рампы, ибо без публики нет театра. В Саратове Медведев опять поставил сцену из «Бориса Годунова». Марину опять играла Борисова, а я — Самозванца. Критика смеялась над нами, что мы делаем не наше дело. А я, например, считал, что это мое дело, что я должен играть и то, что, может быть, с первого взгляда и не отвечает моему дарованию, но что помогает развиваться тем сторонам дарования, которые у меня развиты наименее, то есть дает то, что моему таланту недостает. Это, конечно, прежде всего ощущает сам художник, а публика ведь эгоистична, она нисколько нехочет считаться с художником. Да, наконец, для умного артиста всяческие поиски, опыты и ошибки уже одним тем хороши, что они поучительны. Я всегда был упорен в своих поисках и опытах. Не обращая внимания на карикатуры, на подсмеивание со стороны, я продолжал итти в облюбованном мною пути и добивался положительных результатов Например, я любил в молодости роль Ваньки в «Ночном». Сколько раз я ее переиграл, трудно и сосчитать,—• тысячи! Играл я; всегда с большим увлечением, но критика первых представлений, первых моих выступлений единодушно советовала бросить, отказаться от народных ролей, от крестьянских парней, мужиков и пр. Я читал, но продолжал играть. Кот Васька, слушает, да ест. Мне во что бы то ни стало хотелось овладеть типом. Я присматривался к мужикам, к их манере говорить, петь, ходить, есть, сидеть, впитывал жизнь, старался претворить все это в творчестве. И что же? Я чувствовал, как с каждым разом нового исполнения народный характер удается мне всё более и более и потом та же критика свидетельствовала, что трудно представить себе более совершенное воспооизведение Ваньки. Я был рад, что победил и себя и критику..Но такое расширение и завоевание круга ролей мыслимо только при упорной, напряженной работе. К сожалению, к расширению амплуа стремится каждый актер, но работать любят очень и очень немногие. Особенно грустно смотреть на молодежь, которая упускает самое горячее время — молодость, время посева, а ведь известно: что посеешь, то и пожнешь. Про себя без хвастовства скажу, что молодость свою провел в большом труде, в кипучей работе. Ни один день для меня не проходил без пользы, и я каждый день откладывал, что-нибудь в свою копилку, про запас. Все, что я имею, чем заслужил любовь и внимание общества, далось мне нелегко. Я завоевал свое место большим трудом, настойчивостью, школою, громадною внутреннею работою, может быть, и незаметною для окружающих меня. Перед моими глазами было много предостерегающих примеров. Я видел много талантливейших лю-
дей, и видел, как благодаря лености, безалаберной жизни и пьянству они грустно сходили на-нет. Я жалел их сначала, многих старался поддержать, но убедился потом, что «жалеиие» ни к чему.
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлого, то лее изд., М.—Л., 1931 г., стр. 213,. 215.
...Только то прочно в искусстве актера и его карьере, что достигается не шумихой, не рекламой, а' работой, настойчивой работой, которую уже в момент творчества на сцене окрыляет и одушевляет вдохновение. Добиться победы над трудностями было для меня всегда большим наслаждением, отшлифовать роль —величайшим счастьем, черпать отовсюду для своего творчества—неизъяснимым источником радости!
В. Н. Давыдов, «Рассказ о прошлом», то же изд., стр. 389.
Дата добавления: 2015-08-17; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
В. Н. ДАВЫДОВ | | | М. Н. ЕРМОЛОВА |