Посвящается семье к-ных 8 страница

«Так вот, Ваше Высочество,- говорил генерал,- скоро мы с вами посетим Лиму для того, чтобы в лице её Каррансы Паолы обрести союзницу в борьбе с так называемой мадам де Сов. Вы помните, что страны всегда объединялись в борьбе с общим врагом. Вспомните НАТО и ЕС. А сейчас как весь мир объединился в борьбе с международным терроризмом, который стал символом нашего времени».

Царь Борис усмехнулся: «Это так. Но этот самый терроризм очень туманный и легендарный. Где его центр? Как с ним бороться? И при чём здесь эта ещё более туманная мадам де Сов очень, я бы даже сказал сказочная, чем реальная личность и очень мало подходящая на роль монстра террора?»

«Вы не правы, - возразил генерал, - эта мадам более реальна и конкретна, чем те призрачные террористы. Начата глобальная война против правды. Нужно было подменить реальный мир, миром сплошной фантазии, чтобы начать искать где прячутся народы-вредители. У терроризма есть центр и его возглавляет конкретная личность, в руках которой сходятся множество нитей паутины терроризма оплетшей весь мир».

«И вы считаете, - с ужасом прошептал царь Борис, - что в центре этого кошмара…?»

«Да, именно так я и считаю!» ответил генерал.

Наступила долгая и тяжёлая пауза. Затем генерал продолжил:

«Но самое интересное состоит в том, что, по не подтверждённым слухам, эта мадам приходится какой-то родственницей, а может быть даже снохой президенту Перу Паоле Карранса. Правда это или вымысел, я не знаю. А вы, Ваше Высочество, что-либо слышали об этом?

«Я, вообще об этом слышу в первый раз. А если это и так, что меняется? Мне, в принципе всё равно, кто она такая, эта мадам де Сов, даже если это моя прабабка, даже если твоя! И если она приходится кем-то семье президента Перу, что из этого. А о Паоле Карранса, я знаю только то, что по молодости она зарезала какого-то пьяницу и как я понимаю на то была причина. И, по моему, про семью Карранса вообще никто ничего не знает» так закончил свой монолог болгарский царь Борис.

Президент Фариас усмехнулся и многозначительно произнёс: «Да про семью Карранаса у нас в Эквадоре знают все и всё! Умница наша сеньора Изабель Лагос в своей книге раскрыла все тайны перуанского двора с такими пикантными подробностями! И, заметьте, там нет ни слова выдумки, но всё чистая правда»

Царь болгарский был более чем поражён этим сообщением:

«Что за книга? Как она называется?- воскликнул он – Сеньора Лагос, кто она? Не та ли, что сыграла главную роль в новой версии Ван Хельсинга? Я смотрел с удовольствием этот фильм!»

«Да, это она, - ответил президент, - Это одна из её самых удачных ролей. Ей, за эту роль Оскара вручили и мы отметили своей национальной премией. Но талант её не ограничен этим, она талантливая писательница, её книги самые популярные в нашей стране. Вот она то и написала книгу про семью Карранса со всеми подробностями. Её читают по всему материку, в том числе и мои подданные. В Эквадоре эта книга очень популярна. Но в Перу она под строгим запретом. Конечно, те перуанцы, которые выезжают за рубеж знают о ней, может быть даже читали, но система доносов в Перу как паучиная сеть, а наказание настолько страшное что эти единицы даже родным о содержании книги не рассказывают. Поэтому в Перу об этой книге никто не знает. Перуанцы про семью Карранса вообще ничего не знают. Там это не обсуждается.»

Болгарин восхитился: «Да она просто молодец! Быть может президент Перу в молодости и зарезала какого-то пьяницу, но так держать свой народ в наше-то демократическое время! Это дорогого стоит! Очевидно, что в её семье были большие проблемы и жилось ей в молодости очень плохо.»

«Вы правы Ваше Высочество, в детстве Паола пережила страшную семейную драму. Жили они бедно, родные перессорились из-за квартиры. У Паолы есть старший брат, дон Амброзио, а у него была юная красавица жена. Она то и есть нынешняя мадам де Сов,»

«И эта вампирша Лагос так и написала в своей книге?»

«О, нет – ответил президент, генерал Фариас, - этого она не написала. Собственно истину не знает никто. Но версия есть. Слух, что это именно она и есть знаменитая Сов, ходит по всему Эквадору и за его границами, кроме, конечно, Перу. Вот так!»

Болгарин задумался, переваривая и анализируя свалившуюся на него информацию, затем сказал:

«Если эта Сов жена брата Паолы Карранса, то значит война в их семье продолжается. У неё к семье президента Перу есть свои личные счёты. Может она родственница того убитого пьяного идиота?»

Фариас-старший ответил, что такой версии нет.

Путешествие двух этих персон закончилось, так как они въехали в столицу Перу, город Лиму, где предстояла встреча их лидеров на высшем уровне.

А что же Городов? Академик, оставшись один в доме Эльжбетты Каройи, встал с кровати, пошёл осматривать весь этот, приютивший его, дом. Это был обычный дом европейца среднего достатка, душа его не лежала к таким домам. Он, вообще не любил Северную Америку и Европу. Он считал их кладбищем аккуратным и опрятным. Вначале осмотра академик был очень осторожен, с опаской смотрел на шкафы, заглядывал под столы. Ему мерещился целый спецназ, наблюдающий за ним. Затем он убедился, что спецназ существует только в его воображении, что в доме он абсолютно один и успокоился. Затем обрадованный Ипполито стал делать то, что для образованного и воспитанного человека абсолютно недопустимо: он стал обшаривать буквально все углы, открывать все столы, ящички, заглядывать в вазы. Он искал что-то очень такое необычное, ну типа этой дьявольской крови или ещё какие-то другие препараты или оружие или ещё что-то в этом роде. Увы! Ничего подобного академик в доме не нашёл. И вздохнул, понятно, с облегчением. Но зато в одной тумбе он нашёл три альбома с фотографиями из жизни графини. Она была снята во всех ракурсах, но в основном голая или полуголая, но смотрелась очень хорошо. Судя по этим фото она была стриптизёршей. Это Ипполито понял сразу же. Но, некоторые фото говорили за то, что она была журналисткой, корреспонденткой. Закрыв альбомы, Городов понял, что его «графиня» - обыкновенная проститутка. Это умозаключение не помешало академику продолжать рассматривать фотографии, особенно прикольны были снимки в розовом и салатовом бикини. Ей, конечно, было более 40 лет, но выглядела она в жизни на все 30. Да, это всё академика Городова возбуждало. Он был старый, нет, скорее пожилой холостяк и сейчас у него разыгрывалась его нерастраченная сексуальная энергия.

Когда Эльжбетта вернулась домой, там не было видно и следов, того что Городов очень недавно просто обшарил весь её дом. Аккуратность и хорошая память помогли академику всё разложить по своим местам так, как это было до «обыска». Одета она была неприметно, скромно, но сразу переоделась. Так она привыкла делать или это было тактическое действие решать читателю и академику, но уже через две секунды на ней было бикини желтоватого цвета. В нём она и осталась.

«Ипполито, - ворковала Эльжбетта, - вам уже лучше?»

«Да, я чувствую себя прекрасно!»

И между ними завязался непринуждённый светский разговор ни о чём. Но теперь уже оба вели каждый свою игру. В определённый момент Городов спросил безразличным голосом:

«Скажите графиня, а как вы относитесь к этой таинственной мадам де Сов? Кто она такая?» В ответ графиня усмехнулась и сказала: «Да вы что? Верите во всю эту чушь? Цивилизованные люди в цивилизованных странах не верят в эту мадам, считая её выдумкой. Это только дикие, и полудикие народы верят в неё. У них – этих дикарей – есть такое свойство винить во всех бедах своих кого угодно, только не себя»

«Да, - жёстко сказал Городов,- но, ты Изабель, прекрасно знаешь, что я не отношусь к народам цивилизованным. Я живу не в США и не в Европе. Я, как ты говоришь, отношусь к дикарям или полудикарям. Таковыми вы считаете перуанцев, африканцев, русских. А в эту мадам де Сов? Нет, люди верят в Бога! Но мадам существует и не эфемерно, а в плоти и крови. И в этом мне пришлось убедиться самому. Это только по её приказу и с её помощью меня похитили».

Графиня на мгновение застыла, но быстро взяла себя в руки и засмеялась самым натуральным смехом:

«Вы же учёный, академик, вашим умом восхищается весь мир. И вы верите в эту мистику, вернее в мистическую даму, которую никто не знает и не видел?».

«Изабель,- ещё жестче сказал Городов, - это ведь вы, европейцы, ничему не привыкли верить, но только до тех пор, пока вас это не касается. Ты знаешь, Изабель, я и есть дикарь, я же не отношусь к белой расе, я красный, почти цветной. Что от меня можно ещё ожидать? Я тоже, можно сказать, не верил в эту Сов, но сейчас я уже знаю, что такая дама есть»

Чтобы уйти от такого опасного для неё разговора, боясь разоблачения Изабель сменила тон на заботливый и обеспокоенный и стала убеждать академика, что ему, больному ещё человеку может повредить такое волнение и быстро уложила «больного» в постель, сама же удобно устроилась рядом. «Ну, - подумал Ипполито, - она же сейчас спать со мною ляжет» Но этого не случилось, около двенадцати графиня ушла к себе и Городов стал успокаиваться. Так прошло несколько дней: графиня уходила, а он оставался абсолютно один. Когда она приходила, то всегда ходила по дому полураздетой, в полупрозрачном и тонком белье и Городов стал к этому привыкать. И вот однажды графиня сказала ему, что они пойдут вместе прямо к ней на работу: «Вам уже можно, да и нужно немного развеяться, повеселиться. Вам станет намного легче». Городов согласился с этим и сказал, что он очень бы хотел пойти куда-то вместе с графиней.

Оба сели в машину Эльжбетты и поехали. Городова удивило, что графиня не оделась, а поехала в одном блестящем бикини. И он сказал по этому поводу: «Вы так легко одеты. Уже ноябрь, у вас в Северном полушарии он последний и самый холодный месяц осени».

«Ничего, - уверенно ответила Эльжбетта, - я уже к этому привыкла. Да и сейчас в машине разогреемся». А минут через двадцать они были уже в стриптиз клубе, где и работала Эльжбетта. Тогда в Венгрии таких клубов было множество. Хотя аборты и однополые браки были запрещены, проституция и стриптиз процветали и развиты были отлично. И уже через некоторое время академик Ипполито Городов созерцал мастерство своей новой знакомой. Она очень хорошо справлялась со своей работой. Кроме неё, конечно, были и другие её коллеги. Городов много пил, созерцая, навязанное ему действо, но и много закусывал, боясь запьянеть. Через некоторое время покой, хорошая музыка, вино и вкусная еда сделали своё дело, академик ощутил блаженное забытьё и это ему нравилось. Так прошла почти вся ночь. Элжбета крутилась, много раз меняла свои бикини. И, наконец, после долгой рабочей ночи, где-то часа в четыре утра она освободилась. Даже не одеваясь, она села за руль, также, как и уезжала вечером, полураздетая.

«Ну и как, Ипполит, понравилось? Я удачно с этим справляюсь?» игриво спросила Эльжбетта.

«Вы очень хорошо работаете и прекрасно смотритесь, Эьлжбетта, вы очень красиво и художественно танцуете» ответил Городов и, причём, нисколько не преувеличивал.

«Да, я это отлично знаю, и я знала, что это вам понравится»

Дальнейший разговор не отличался многообразием, а касался, в основном, Эльжбетты и её красивой работы. Они приехали домой, весь день отдыхали, а на следующую ночь всё повторилось также: такой же стриптиз, такая же она – полуголая, вино, блаженство. Также он созерцал её и коллег её по работе. Также рано утром они приехали домой. Этот водоворот закрутился и сколько дней продолжался Городов даже со счёта сбился. Конечно, у Эльжбетты были и выходные дни. И, когда такой день настал, «графиня» пригласила Городова на пикник вместе со своими коллегами. Выбора у Ипполито не было и он согласился. Отдохнув после ночи часов до 12 дня, наши герои доехали до стриптиз клуба на своей машине, а там шумная компания пересела в микроавтобус и поехала в неизвестном Городову направлении. Одета компания была весьма легкомысленно, кто в бикини, кто в полупрозрачных покрывалах. А в этих покрывалах они были чистыми копиями всех трех вампирш из новой версии «Ван Хельсинга». Городов внимательно приглядывался к компании, он всё-таки не терял чувство контроля над ситуацией. Молоденьких девочек не было, не было даже девушек за двадцать. Окружающим его «вампиршам», было не меньше сорока лет, а некоторым даже и побольше. Была и молодящаяся старушка лет шестидесяти (потом Городов выяснил, что её было 58 лет). Эта дама в молодости была девой лёгкого поведения, но удачно вышла замуж, двадцать лет была отличной домохозяйкой и примерной женой, растила троих детей. Но, умер муж, надо было кормить детей и дать им образование. И она снова пошла стриптизёршей, но работала только по требованию, то есть если кто-то заказывал её. Богатые завсегдатаи клуба делали это из жалости к несчастной старухе, давая ей заработать деньги на жизнь. Дети её предполагали, где работает мать, но её за это не упрекали. Городов просто поражался: он всегда считал Европу опрятным, аккуратным, но кладбищем. А всех североамериканцев, как и европейцев, всю белую расу, кроме, конечно славян и русских – дегенератами. Так оно и оказалось. Старухи – стриптизёрки – это был нонсенс.

Они подъехали к дому, где должен был состояться праздник. Дом был очень богатый на внешний вид, находился в прекрасно ухоженном парке или лесу. Их уже ждала компания мужчин, друзей и поклонников приехавших женщин. Были накрыты богатые столы с неимоверным количеством вина и многообразием закусок. Веселье началось.

«Ну, а что, - очень громко сказала 58 - летняя – выпьем за тебя, Эльжбетта…», но её перебил более громкий голос другого гостя, который считал, что сначала нужно выпить за его возлюбленную.

«Но сейчас, – опять же запричитала та 58 - летняя куртизанка, - за тебя, Эльжбетта, и за твоего красавчика академика. Мы принимаем вас, Ипполито, в свою команду! Ура!». Все дружно выпили и стали орать комплименты в адрес Эльжбетты и Ипполито. А старуха не унималась:

«Сейчас мы запечатлим на фото эту парочку. На вечную дружбу и любовь!». Эльжбетта понимала, что делать этого нельзя, что это может провалить задание и лишить её хорошего денежного вознаграждения. Но Ипполито понял, что фото может дать его друзьям хоть какую-то информацию о его местонахождении, и стал активно поддерживать старушку. И их запечатлели, конечно. И не только их одних, но и всю компанию, где на переднем плане опять же были наши герои. Гульба продолжалась, веселье и вино лились через край. У Эльжбетты на сердце поселилась тревога из-за этих фотографий, а у Ипполито, хоть хрупкая, но маленькая надежда.

«Да, - изумлённо воскликнул порфироносный дон Амброзио, когда эти фото попали к нему на стол, - такого увидеть никто не ожидал! Интернет, конечно, помойка. Но иногда бывает очень даже полезен. Но, может быть это фотомонтаж? Такое может быть? Что скажешь ты на это, умнейший из всех моих друзей?».

Хорхе был очень польщён таким к нему обращением порфироносного. Но он был действительно умным человеком с аналитическим складом ума. И он стал рассуждать: «Это не монтаж, техники проверили такую возможность. Но, такого от нашего Городова никто не ожидал. В этом вся фишка. Стриптиз, девки с улицы – это не его увлечения. Он серьёзный умный человек. Значит, его принудительно привезли в это злачное место, а он сумел послать нам весточку, пусть маленькую и хрупкую. Но это всё, что он сумел сделать в своих обстоятельствах».

Порфироносный стал серьёзен, и указание его было жёстким – перерыть весь интернет и искать в нём, искать, контролировать всё, что в нём появляется. Фотографии в интернете – это открытая книга и специалисты вскоре установили, что выложены в интернет они в Венгрии, а девицы – стрептизёрши, а рядом с профессором некая Элжбета Каройя.

А на противоположной стороне света стояла глухая ночь, не видно ничего, «хоть глаз выколи», как говорили наши предки. Ривера проснулся: «Это Тобольск? Или уже Сургут? Холодно здесь очень». Камергер Феликс успокоил его: «Ты что, профессор, из Белоруссии пока не выехали, а ты Тобольск. Поспи ещё».

А дело было так: там, в Карловарской тюрьме в перестрелке Ривера был ранен довольно серьёзно. Но он отказался остаться в госпитале и, несмотря на опасность заражения крови, пожелал уехать с друзьями. Раненого профессора погрузили в поезд Прага-Сургут и оказывали ему посильную помощь и давали лекарства, как научили их медики. Раненому профессору помогло чудо в буквальном смысле этого слова: на этом поезде везли в Самару на поклонение православные мощи князя Вячеслава Чешского. Ривера был очень слаб, у него началось нагноение раны, но друзья сумели помочь ему добраться до вагона, где были священники и мощи. Священник исповедал Алехандро, причастил его, как болящего, без подготовки дарами преждеосвященных и даров и подвели к мощам великого князя. Ривера упал перед ними на колени и со слезами просил исцеления. А когда встал – боли уже не было, он чувствовал в себе силу и самостоятельно вернулся в свой вагон. И с тех пор дела его быстро шли на поправку.

Камергер объяснил Ривере, что, пока он спал, поступила информация о том, что академик Ипполито Городов находится где-то в Венгрии. У некоей стриптизёршы по кличке «графиня» Эльжбетты Каройя, хотя с таким же именем имеется в Венгрии и корреспондентка одной из газет. Поэтому в Белоруссии сейчас делать нечего.

«И что же, - спросил Ривера, - мы должны сейчас ехать в эту Венгрию? Каким же образом?»

Камергер Руэда пояснил, что на этом поезде они доедут до Смоленска, а оттуда уже в Будапешт. Из Смоленска на Будапешт ходят два поезда. Нам поступит информация о расписании и для нас из Лимы будут заказаны билеты и места в гостинице для отдыха. Так что спите пока ещё, профессор, дон Алехандро.

«В таком случае, спокойной ночи сеньор камергер» - добродушно ответил Ривера.

А в это время президент Эквадора генерал Фариас и царь болгарский Борис IV подъезжали к Лиме и вот что они говорили.

«Так вот, ваше высочество, - сказал президент Эквадора, - мне же всё равно, кто она эта мадам де Сов. Но мы оба знаем, что она враг и Эквадора и Болгарии. Это ведь почти бен Ладен для США, в те дальние годы.»

«Вот здесь вы нисколько не преувеличиваете. Эта мадам может много вреда принести нам и нашим народам и должны мы очень заботиться о безопасности наших государств. И надо, чтобы народ знал о ней. Надо настроить прессу, блогеров и создать на неё антирекламу. В Перу это уже, можно сказать, сделано»,

Президент поддержал его и отметил, что независимая пресса это удел США и дряхлой Европы. А для Эквадора и Болгарии такая пресса излишняя роскошь.

«Она для наших обоих стран, - не нужна, а точнее сказать вредна!» на такой пафосной ноте закончил свой монолог президент Эквадора. Царь болгарский расхохотался и поддержал генерала: «Никакой свободной прессы никогда и нигде не было. Это сказки, легенды и мифы. Это один лишь только мираж, создаваемый любым правительством для своего народа. Журналисты самый продажный контингент, редкие из них выходят из подчинения, но такие, как правило долго не живут! Да, это так, мой коллега».

Встреча на высшем уровне проходила торжественно. Присутствовали представители многих государств, аккредитованные лица, журналисты, репортёры. Дипломаты, принцы, министры блистали парадными одеждами. Планировалось проведение многих встреч на высшем уровне, в частности встреча глав четырёх государств: Эквадора, Украины, Болгарии и Перу. Представительство Украины возглавлял её президент Пиленко и Оклей, – диппредставитель Украины в Белоруссии возглавлял теперь посольство Украины в Перу. От Болгарского царства был также сын царя Бориса IV – Тервель II Круссанов. В этой пёстрой толпе появилась и Сургутская Дева, она уверенно прошла через зал, здороваясь с знакомыми журналистами, вынула диктофон и вдруг мгновенно изменилась в лице, на котором появились страх и тревога. Теперь она бежала снова через толпу, натыкаясь на людей и не извиняясь перед ними, как это принято в высшем обществе. Она была встревожена очень. Но здесь её мало кто знал и принимали за служащую, которой что-то приказали сделать срочное. Дева выскочила из дверей и бросилась в пустой коридор. Увидев лифт, она скользнула в него и нажала кнопку какого-то этажа. Порфироносные Вика и её брат, увидев происшедшее с Сургутской Девой, бросились за ней. Они поняли, что случилось что-то непредвиденное. Они бросились к выходу. Из собравшегося общества, состоящего в основном из иностранцев, детей Паолы Каррансы знали немногие, а те, кто знали их, знали и их взрывной характер, поэтому выходке не удивились. Выскочив в коридор, они бросились вверх по лестнице, заглядывая на этажах в коридоры, Девы нигде не было. Вика была взволнована больше брата: «Где она? Куда делась?», порфироносный сын был более спокоен: «Она где – то здесь, ей просто больше негде быть. Что то непредвиденное случилось, ты же видела, как изменилась она в лице и как изменилось её поведение, Ей, несомненно, что то угрожает».

«Глупости говоришь. Она бросила нас и сбежала. Я чувствовала, что ей не следует верить!»

«Нет, - уверял Вику брат, - она не могла нас бросить и никуда не могла уйти отсюда. Она не только нам помогает, мы тоже помогаем ей, ведь она скрывается от многих спецслужб, ей здесь грозит опасность. Её многие могут узнать. За ней охотятся, если хочешь знать Без нашей помощи в нашей стране она погибнет».

«А ты не подумал брат, что она чего - то не договаривает, обманывает, врёт. Намутила тебе много, а ты и поверил ей».

«Нет, - вскричал порфироносный, - она это как …не так.. Она на это просто неспособна. Она тут за правду борется. Она немного тронутая, может чокнутая в каком-то плане. Но я хорошо узнал её, я верю ей, потому что, сеструха, я лучше тебя разбираюсь в людях».

Сургутская Дева в это время остановилась перед какой-то дверью и решила за ней спрятаться. Дверь была не заперта и легко открылась перед испуганной женщиной. Она незаметно скользнула в комнату и …. увидела в ней человека, ей давно очень даже знакомого. Увидев друг друга, оба обомлели.

«Сургутская Дева! – воскликнул Оклей, а это был именно он, - да ты жива разве? Ты не погибла при взрыве? Как же ты выжила то? Смерть подружка твоя что ли, стороной тебя обходит? Но ведь пока ты жива, мне нет покоя».

«А ты, тварь, почему же здесь? Почему ты не гниёшь в тюрьме? Ты, который убил в 27-м году адмирала Милашевского, ты, который украл более десяти миллионов долларов путём изощрённого мошенничества. И всё это не слова, тебя обвинили в судебном порядке, всё это доказано следствием по особо опасным делам. Как ты выкрутился? Но ты выкрутился и первым открыл на меня охоту. Только ты. Не Блискавка был это, не белорусские сыщики, не Моссад, не Китай, не ЦРУ, а только ты, насквозь протухший, синьор Оклей. Ты преследуешь меня, не из-за какой-нибудь государственной тайны, не из-за принципиальных разногласий между нами. Так из-за чего же? Ты уничтожил всю информацию о своих родителях Светлане и Александре. Но ты молодец, ты это правильно сделал. Твоя родители создали эффектную многодетную семью из своих и приёмных детей и очень долго маскировались под порядочную семью. На самом деле они любили только деньги, детей же ненавидели люто, как приёмных, так и своих. Помнишь, как она зверски избивала вас, не за проступки, а из «любви к искусству». Как мячики катались вы по полу, голодные и больные. А своих 12 – 15 летних дочерей отправляла на шоссе, дальнобойщикам на усладу, заработанное отнимала у них всё до копейки. При этом получала грамоты и награды, как образцовая мать. А помнишь, как она плакала, когда дети пропадали? Как их искали всем миром, ловили маньяков. А она их, забитых до смерти, или умерших от голода в лесу хоронила, рядочком. Своё кладбище сделала. Только одна твоя старшая сестра и ты один и остался живым, потому что помогали матери в её зверствах и по цинизму своему далеко от неё не ушли. Какой был шок, когда всё это раскрылось. Когда все узнали страшную тайну твоей семьи. Мать твоя ещё и писательницей себя объявила, детские книжки издавала, идиотские сказочки придумывала. Всё эти «произведения» изъяты были позже. Всю информацию о своей семье и о своей роли в её деятельности ты сумел уничтожить и вот теперь ты стоишь передо мной такой чистый, интеллигентный, добропорядочный господин и преуспевающий дипломат. И только я знаю о тебе всё, и поэтому ты хочешь меня убить, поставив этим последнюю точку на своём прошлом. Ты профессиональный интриган и убийца, и я присваиваю тебе звание адмирала. Ты – адмирал среди профессиональных подлецов». Комната, где произошла эта встреча, была проходная, а в следующей за этой комнате стоял, ошарашенный этим монологом, принц Тервель Круссанов, потому что он всё это слышал и потому что такого он не слышал в своей жизни никогда. В какой-то момент этого эмоционального монолога в комнату вбежали Вика и её брат и сейчас стояли крайне поражённые.

«Здравствуйте, порфироносные синьор и синьора, чем могу быть вам полезен? - очень спокойно и учтиво сказал адмирал Оклей».

«Здравствуйте, уважаемый Оклей, вы оказывается адмирал! А мы этого и не знали. Нам нужна эта дама, ваша собеседница».

«Это невозможно. Забудьте о ней. И идите веселитесь и отдыхайте. Всего вам доброго».

«Но нам нужна эта дама, - одновременно почти крикнули порфироносные, - которая против вас стоит. Она нам нужна».

«Так вот, - строго, но учтиво сказал Оклей,- знаете ли вы, кто она на самом деле, эта дама»

«Да, синьор, мы хорошо знаем, что вы скажете нам о ней, - отпарировал порфироносный, - вы скажете, что она государственная преступница, шпионка, террористка! Но, мы слышали весь ваш разговор, тут только личное. И не забудьте, кто перед вами стоит: мы дети президента этой страны, а вы всего лишь аккредитованное лицо в ней»

Через десять минут они втроём ехали в машине в загородный дом семьи Карранса. Вика и ее брат упрекали Деву в неосторожности, в излишнем риске, который может стоить ей жизни. Сургутская Дева была подавлена и расстроена случившимся: «Это один из моих старых врагов, из тех, которые охотятся на меня. Оклей первым объявил на меня охоту и уже не раз покушался на мою жизнь. Первый раз, по его приказу, меня выбросили из поезда Питер - Якутск. Это было давно. Я ехала по заданию редакции в один сибирский город, ночью вышла в тамбур покурить. Дверь вагона была не заперта, как я потом поняла – не случайно - и я открыла её, хотелось видеть ночную тайгу, вдохнуть хвойный запах её. За спиной я услышала звук открываемой двери и в этот же момент страшный удар в спину ногой и я полетела, как в пропасть. Это были люди Оклея, то есть его человек. Я летела по откосу, но меня спасло то, что скорость поезда в этом месте была не большая, впереди была остановка. Конечно, я потеряла сознание и много крови, но ничего, не умерла, жива».

«Насколько я тебя узнал, - сказал порфироносный сын Паолы Каррансы, - ты в жизни своей ещё и не в такие ситуации попадала, были, наверное, и посложнее у тебя дела. И ты всё время выживала. Это ещё для тебя пустяк – сбросить с поезда. Не правда ли?». А Вика рассуждала чисто по - женски: «Да, ты прямо очень отчаянная. И зачем ты пошла с ним? С этим своим врагом, адмиралом, встречаться? Он же тебя никогда не любил. Ты думала, что он изменился, стал смотреть на тебя по-другому?».

«Да нет же, я думала, что он вообще в тюрьме или в изгнании. Я, увидев его, растерялась, испугалась, даже в панику впала, что бывает со мной очень редко, поэтому и побежала от него куда глаза глядят. А он видимо, увидев меня, испытал такие же чувства и хотел от меня спрятаться и тоже бросился бежать. И судьба свела нас в одной комнате. Я очень удивилась, что он жив, здоров и процветает. А, вообще, вы правы со мной ещё и не такое случалось. Так же и со многими моими коллегами. Вот моя напарница, Оксана Пепел, с ней всегда неприятности происходят, гораздо чаще, чем со мной. А другая напарница, её зовут Дарья Россошанка, в реанимацию раз двадцать попадала. А первый раз она туда попала лет в шестнадцать, ещё школьницей была. Её тогда зверски избили подруги бывшие при неоднозначных обстоятельствах. А раньше они дружили, везде вместе ходили. Но, ладно, это было давно. Может быть и ты, порфироносный, когда-нибудь с ними познакомишься.

«Да, ладно, уж ты, - сказал ей порфироносный, - ты сама на себя сначала посмотри. Куда мы тебя можем спрятать? Где ты будешь жить? Сейчас уже ночь. Надо спать теперь. Ты сама о себе подумай».

Порфироносная Вика резко прервала монолог брата: «Ты, сеньора из Сургута, зачем пошла к этому Оклею? Раньше он думал, что тебя уже нет в живых и бояться ему некого. А теперь он знает, что ты жива, рядом ходишь и про его делишки помнишь. Зачем высовываешся? Для пиара что ли? В том посольстве, да и в других тоже, у тебя ещё много врагов из разных стран. Теперь они все узнают, где ты. Тебе зачем это надо?».

А машина ехала всё дальше от того дворца, теперь Сургутская Дева тихо сидела на заднем сидении. Брат и сестра решили привезти Деву к себе на квартиру. Никогда ещё и никого они туда ночевать не брали. Это произошло первый раз за всю историю президентской семьи.

21.

А адмирал Оклей сидел у себя в кабинете и сидел. Он думал сейчас, что Сургутская Дева точно жива, жива и не погибла при взрыве небоскрёба, не разбилась, когда её сбросили с поезда Питер-Якутск - 2. Тот киллер не выполнил своего задания. Хотя уверял, что дело сделано отлично. Да, она смеялась над ним, смеялась дерзко откровенно. И она помнит всё!

Дверь распахнулась, к нему вошёл Тервель Круссанов, принц Болгарский, он же дипломатический представитель Болгарии в Перу.

«Ну, здравствуй, - так льстил «адмирал» Оклей, - ну здравствуй, дорогой кесаревич, мой уважаемый коллега. Мы с вами связаны нашей работой надолго».

Дата добавления: 2015-08-17