Романтизм и социальный протест

Неосознанно Руссо выразил недовольство переживаемой эпохой, охватившее не только художников и мыслителей, но и всю буржуазную среду. Людей, часто очень разных и лишь позже составивших одно­родный по духу, вкусам и идеологии класс, объединяло восприятие аристократического мира с его классическими правилами и придвор­ной Красотой как мира ничтожного и холодного. Этот дух усиливался оттого, что личность приобретала все большую ценность, чему, в свою очередь, способствовала конкуренция между писателями и художни­ками, вынужденными завоевывать благосклонность общественного мнения на свободном рынке культуры. Как и у Руссо, это возмущение находит выражение в сентиментализме, погоне за эмоциями и волне­ниями, пристрастии к неожиданным эффектам. Наиболее непосредственно эти тенденции проявились в Германии, в движении «Буря и натиск», выразившем протест против деспотич­ного разума, который правит людьми в лице просвещенных монархов и не дает развернуться интеллектуальной среде, морально и идеоло­гически уже освободившейся от власти аристократии и двора. Бесстрастной Красоте своего времени предромантики противопоставляют концепцию мира, воспринимаемого как нечто необъяснимое и непредсказуемое: рождается «литературный санкюлотизм» (по выражению Гете), который под воздействием внешнего давления вырабатывает чисто внутреннее чувство возмущения и протеста. Но поскольку это душевное состояние отрицает законы разума, оно свободно и деспотично одновременно: романтический человек пере­живает собственную жизнь как роман, находясь во власти чувств, противиться которым он не в силах. Отсюда и меланхолия романти­ческого героя. Не случайно Гегель возводит романтизм к Шекспиру, а Гамлета считает прототипом бледного и печального героя, чьи черты предугадал признанный наставник романтиков.

Во власти чувств. Уго Фосколо. К Паоло Коста, 1796

И вот когда на время рассеивается мрак, окутывающий мои горестные мысли, когда мое истерзанное сердце обретает хоть какое-то успокоение, а воображение перестает живописать картины ужаса, я начинаю думать о дружбе и предаюсь сладостной меланхолии, бормоча себе под нос патетические строчки Оссиана и Иеремии и упиваясь образами Кановы, Рафаэля и Данте; среди всех восхитительных видений более всего меня трогает лик прекраснейшей из женщин. Я благословляю руку Природы, я преклоняюсь перед творениями Возвышенного и Прекрасного и с головой окунаюсь в водоворот страстей и беспокойного наслаждения*.

Дата добавления: 2015-08-17