Глава 19. Птички в клетке

Сиэтл, 4 сентября 2008 года
Как только крышка люка со скрежетом задвинулась над головой, Грейс быстро огляделась. Новая камера ничем не отличалась от предыдущей: каменный мешок размером три на три метра, из которого невозможно выбраться. Ровные бетонные стены, никакого освещения, ведь все заключенные в ней обладали абсолютным зрением, лишь у самого потолка небольшое отверстие с вентиляционной решеткой.
Вилли сидел на корточках, привалившись спиной к стене. Голова закинута назад, глаза закрыты, губы плотно сжаты, на лице застыла гримаса боли. Он никак не среагировал на ее появление.
Грейс нерешительно потопталась, ожидая хоть какого-либо отклика. Она, конечно, не ожидала жарких объятий и признаний в любви, но после отчаянных попыток Вилли защитить ее надеялась на хоть какое-то внимание к своей скромной персоне. А он словно превратился в каменное изваяние, лишь ноздри слегка расширились, и осторожный вздох свидетельствовал о том, что он таки позволил себе насладиться ее запахом.
Какое-то время Грейс колебалась, стоит ли начинать разговор. О чем говорить, если для них все закончилось, не успев начаться? Жалеть друг дружку? Сама она терпеть не могла, когда ее жалеют, да и Вилли вряд ли нужно ее сострадание.
Еще чуть помедлив, устроилась у противоположной стены, зеркально повторив его позу. Его присутствие, терпкий запах, перебивающий затхлость воздуха камеры, слегка учащенное биение сердца, разбавляющее тягостную тишину – все это действовало успокаивающе. А слова не нужны, главное, что она не одна, и пока достаточно просто слышать его дыхание, знать, что он рядом. Если вдруг станет совсем невмоготу – всего несколько шагов, и можно спрятаться в его спасительных объятиях.
Плотнее закутавшись в пожертвованный Берчем пиджак, Грейс погрузилась в размышления о случившемся. Она прекрасно осознавала, что им предстоит. В самое ближайшее время, скорей всего даже завтра, будет суд, на котором не предоставляют адвокатов. Да и слушать их никто не станет, зачитают приговор и приведут в действие заряды ошейников.
Батори не заинтересованы в поимке истинных виновников убийств в Вашингтонском университете, она поняла это сразу, как услышала голос белобрысой. Догадаться, кто эта девушка с кукольным личиком, было несложно. Гарпия славилась на весь вампирский мир вздорным нравом, а также нездоровым интересом к вампирам и полукровкам противоположного пола. Ее близкое знакомство с не менее распутным Джейсоном казалось вполне закономерным.
Рассказывать о том, что на самом деле произошло на берегу залива, совершенно глупо, и даже небезопасно. Слушать ее никто не станет, а Джейсон, узнав, что Грейс его выдала, наверняка рассвирепеет и приведет в исполнение свои угрозы. Так что правда Вилли не поможет, а вот родители подвергнутся смертельному риску.
Она не понимала, какую роль во всем этом играл Берч. Он производил впечатление жесткого, но порядочного мужчины, сначала даже показалось, что официальный представитель Батори не верит в их с Вилли причастность к убийству. Но, очнувшись в машине, она обратила внимание, как Берч ведет с Гарпией беседу явно не делового содержания, а потом и вовсе нагло обнимает Иоанну и ведет в гостиницу. Очевидно, что у этой парочки интимные отношения, и отсюда следовал вполне резонный вывод: Берч не станет перечить своей подружке. Да и с какой радости ему помогать Грейс и Вилли, они практически не знакомы и даже не испытывают взаимной симпатии.
Берч уже знал ее настоящее имя, скорее всего от Лайонела, и наверняка мистер Вудворд поведал все подробности ее сомнительного прошлого. Грейс совершенно не понимала, с чего это представитель Батори вдруг сжалился и посадил их с Вилли вместе. Не хотелось думать, что это часть какого-нибудь коварного плана. Тем не менее, испытывала что-то сродни благодарности, ведь находиться в этой клетке в одиночестве было бы просто невыносимо.
Нет, смерти Грейс не боялась. Но раньше, чем казнь, ее ждало испытание пострашнее. Она уже не сомневалась, что к ней вернулась ломка, и хоть донорская кровь облегчила ее состояние, не тешила себя иллюзиями, зная, что в запасе всего несколько часов. А потом снова боль будет скручивать тело, выламывая суставы, и ощущение реальности сменится нескончаемой чередой кошмаров.
– Я не убивал, – глухой голос заставил вздрогнуть, ведь настолько погрузилась в себя, что даже забыла о его присутствии.
Вилли так и сидел, прислонившись к стене, устало прикрыв глаза. Так вот в чем причина его отстраненности, неужели он думает, что она считает его виновным в гибели Анны?
– Я знаю, – прошептала в ответ.
Он безмолвствовал, и ей больше нечего было сказать. И снова в замкнутом пространстве камеры повисло напряженное молчание. Нестерпимое, давящее, разделяющее их невидимой стеной. Прерываемое только тревожным биением двух сердец. Они обречены. Выход из этой клетки только один – смерть.
Ненавистный ошейник сжимал шею, затрудняя дыхание, докучливо напоминая о несвободе. Да и этот бункер был как две капли воды похож на тот, где она боролась со своей ломкой, Батори не отличались богатым воображением.

Воспоминания о тех страшных днях снова завладели сознанием, накрывая неконтролируемой волной безотчетного страха и беспокойства. В какой-то момент показалось, что бетонные стены задвигались, готовые раздавить пленников. Жуткий звук резанул по ушам, похожий на рев раненного зверя. Грейс обхватила голову руками в попытке спрятаться от него, но вопль вырывался откуда-то изнутри, из глубины рассудка, и не было никакой возможности от него избавиться. Первобытный ужас охватил ее, полностью отключая все здравые мысли, казалось, что сейчас стены сомкнутся, превращая тело в кровавое месиво.
Но теплые руки резко дернули за плечи, вырывая из неумолимо затягивающей сознание бездны. Открыв глаза, она увидела встревоженное лицо склонившегося над ней Вилли. И только сейчас поняла, что этот леденящий кровь рев был ее собственным.
– Тихо, все в порядке, – шептал он, осторожно гладя волосы. – Тебе что-то привиделось, это всего лишь сон.
Сильные ласковые руки приподняли ее с пола, прижимая к теплой груди. Тихие, но твердые слова утешения оказались очень кстати. Они оба стояли на коленях, и теперь сердце бешено колотилось вовсе не от страха или ломки, а от его близости. А по щеке катилась непрошеная слеза, которую Грейс поспешила спрятать, уткнувшись носом в его рубашку. Но Вилли как раз приподнял пальцами ее подбородок и пытливо заглянул в глаза.
– Не надо плакать, – он осторожно собрал губами одинокую слезинку. – Все будет хорошо, мы непременно выберемся отсюда.
И тут же прикрыл ее рот пальцем, пресекая попытку возразить.
– Ничего не говори, – попросил тихо, но твердо. – Просто поверь, я никому не позволю тебя обидеть.
Грейс прекрасно понимала, насколько мизерны их шансы на спасение. Но столько уверенности было в его словах, что так захотелось поверить ему, впервые в жизни почувствовать себя защищенной, переложив ответственность за происходящее на крепкие мужские плечи. Она послушно кивнула, приникла к нему, обвивая руками шею, жадно прижимаясь щекой к твердой груди.
Его ладони мягко скользили по спине, а пылающие губы прижались к виску, унимая беспокойную пульсацию. В таких желанных объятиях время замедлилось, ведя свой отсчет не секундами, а синхронными ударами их сердец.
С каждым новым ударом Грейс все отчетливее ощущала, что такой близости нестерпимо мало. Не выдержав, жадно приникла губами к коже в распахнутом вороте его рубашки, наслаждаясь бодрящим вкусом. И медленно заскользила вверх, лаская неспешными поцелуями, пока не уткнулась в ошейник.
Ощущение инородного смертоносного предмета безжалостно вернуло к действительности, напоминая, где они, возвращая неуверенность и страх. Грейс судорожно сглотнула, ее собственный ошейник больно сдавил горло, затрудняя дыхание. Хотела было отстраниться, но ей не дали, мягкие теплые губы накрыли ее рот, заставляя снова забыться, послушно повторять каждое его движение.
Поцелуй был медленным, томительным, каждым своим неторопливым касанием распаляющий огонь по телу. Он испивал ее неспешно, как изысканное вино многолетней выдержки, наслаждаясь каждым глотком. Его терпкий вкус слегка царапал горло, не до такой степени, чтобы жажда стала невыносимой, а лишь дополняя и обостряя ощущения пикантным привкусом.
Но эта неспешность настораживала, ведь Вилли сдерживал бушующую в нем страсть. Ей ли не знать, как им, не-людям, трудно контролировать свои желания. Только она не понимала, зачем он это делает. Словно в подтверждение ее опасений он решительно разорвал поцелуй, стал перемещаться выше по скуле, оставляя влажную дорожку от легких касаний языка.
– Ира, – его горячее дыхание плясало возле самого уха.
Чужое имя, произнесенное с такой упоительной нежностью, неприятно резануло слух, вызывая неуместный укол ревности. Вдруг нестерпимо захотелось услышать звуки своего настоящего имени, слетающие с его губ.
– Меня зовут Грейс, – тихо призналась она.
Руки замерли у нее на талии, он остановился, осмысливая услышанное. И снова паника накрыла удушающей волной, она ведь обманывала, столько шансов было сказать ему правду, но так и не осмелилась, не была до конца откровенной с ним. Пряталась за чужим именем как за удобной маской, готовая отдать ему свое тело, и слишком поздно поняла, что для начала надо бы пустить в свою душу.
Парень не шевелился, а Грейс отчаянно сжимала пальцами его рубашку, не желая отпускать, обреченно ожидая, что вот сейчас он отстранится и снова замкнется в себе. Казалось, что прошла целая вечность с момента признания, прежде чем Вилли чуть отодвинулся, предварительно обхватив ее лицо своими горячими ладонями.
Он держал крепко и смотрел прямо в глаза, не позволяя отстраниться. Да она и не собиралась. Столько нежности было в этом взгляде, что невольно захлебнулась на вдохе: никто никогда так на нее не смотрел.
– Гре-е-йс, – протянул он, словно пробуя на вкус каждый звук. И вдруг улыбнулся, искренне и открыто: – А знаешь, это имя идет тебе гораздо больше.
Она согласно кивнула, не скрывая облегчения, и даже тут же въевшийся в горло ошейник не смог испортить того ощущения легкости, которое сейчас испытывала. И снова потянулась за таким необходимым сейчас поцелуем.
– Повтори, – хрипло попросила она, не узнавая собственный, ставший низким и грудным голос.
– Грейс,– жарко зашептал он, беспорядочно осыпая поцелуями глаза, лоб, щеки. – Грейс, – имя звучало гулко, отражаясь от стен чудным эхом, заполняя небольшое пространство приятным теплом, ласкало слух, заставляя внимать и наслаждаться каждым звуком.
Она инстинктивно выгибалась навстречу, тая под горячими прикосновениями, сгорая от дикого, просто невыносимого желания ощутить более интимные ласки. Но постепенно поцелуи затихали. Вилли слишком крепко прижал ее к груди в попытке успокоить их обоих. Грейс вся сжалась от понимания, что ничего не будет.
Они стояли молча, обнявшись, ее колотило от разочарования, а он всего лишь невесомо скользил ладонями по спине. Постепенно сбитое дыхание выравнивалось, Вилли опустился на бетонный пол, увлекая ее за собой. Улегся на спину, помогая устроиться на плече, чтобы она практически возлежала на нем.
– Спи, – прошептал, запечатлев еще один нежный поцелуй на лбу. – Тебе необходимо отдохнуть.
Но спать хотелось меньше всего, слишком мало времени осталось, чтобы тратить его на такие глупости. Грейс зарылась лицом в его рубашку, вдыхая полной грудью немного терпкий, но ставший родным аромат, и внимательно вслушиваясь в ровное дыхание мужчины. И не понимала, почему он снова отказывается от близости.
От томительного ожидания пересохло во рту, и она не выдержала, провокационно провела рукой по животу Вилли, через одежду чувствуя, как напряглись кубики его пресса. Но тонкая ткань мешала, нестерпимо хотелось прямого контакта, и Грейс ловко вытянула полочку из-под ремня, тут же расположив ладонь на обнажившейся коже. Было так приятно ощущать под пальцами стальные мышцы и понимать, что этот мужчина затаил дыхание именно из-за нее.
Не встретив сопротивления, переместила руку выше, но Вилли быстро накрыл ее небольшую ладошку своей.
– Еще одно движение, и я не смогу себя сдержать, – хрипло шепнул ей на ушко.
– И не надо, – Грейс потянулась вверх, жадно прижимаясь губами к его скуле.
Резкий вздох лучше всяких слов свидетельствовал о мужском желании, но он лишь сильнее прижал ее, до боли, буквально впечатывая в свое тело.
– Не здесь и не сейчас, – прошептал, не смея шевельнуться.
Но Грейс это уже не устраивало. Другого шанса у них может и не быть, а ей так хотелось забыться в его объятиях, познать всю силу его любви.
– Не важно, где, – упрямо мотнула головой она. – Важно, с кем.
После ее слов последовал еще один шумный вдох, и Вилли резко поднялся, увлекая и ее за собой. Теперь они стоят лицом друг к другу, ей приходится задрать голову, чтобы утонуть в горящих в темноте глазах. Потемневший взгляд обжигает лицо, заставляя облизнуть пересохшие от жажды поцелуев губы.
Не разрывая зрительного контакта, он расстегивает пуговицы на своей рубашке. Медленно, одну за другой, и она еле сдерживает себя, чтобы не вмешаться, не рвануть одним движением их все, приходится судорожно сжать пальцы, чтобы подавить свой порыв. Но вот эти чертовы пуговицы закончились, он небрежным жестом скидывает рубашку с плеч, давая ей возможность рассмотреть мускулистое тело.
Идеально ровная кожа мягко мерцает в непроглядной тьме камеры, словно приглашая прикоснуться, изведать на ощупь. Дрожащие от нетерпения пальцы тянутся к пряжке его ремня, но он перехватывает запястья и аккуратно, но настойчиво заводит ее руки за спину.
– Не спеши, – мягко просит.
Она нехотя соглашается, снова сжимая в кулаки свои ладошки, вонзая ногти в кожу. Больше всего хочется, чтобы он сжал ее посильнее, овладел резко и грубо, заставляя захлебнуться в собственном крике, забыть обо всем. Но у Вилли, похоже, другие планы. Сердце бьется, готовое выскочить из груди, когда его рука медленно поднимается, пальцы легко очерчивают овал ее лица, перемещаются на затылок, зарываясь в стянутые в хвост волосы.
Бетонные стены как будто раздвинулись, расширяя их личное пространство до необъятных размеров, и она уже ничего не замечает вокруг, только пылающие страстью глаза, гипнотизирующие и подчиняющие ее.
– Грейс, – хрипло шепчет он, и она с наслаждением внимает, как необычно играет на его устах это имя. – Я так много хочу познать с тобой…
Внутри все сжимается, нагнетая чувственный накал до предела. Пиджак, прикрывающий плечи, скользит вниз, опадая на пол. Вилли наклоняется, слегка прикасаясь губами к ее ключице, со свистом втягивает запах, а с ее губ слетает неприличный стон.
– Я обязательно отвезу тебя в город, где прожил большую часть жизни, – его голос звучит твердо, внушая уверенность, что именно так и будет. – Я хочу разделить с тобой таинство белой ночи.
Тем временем его руки бережно стягивают резинку с хвоста, и она зажмуривается, когда волосы рассыпаются по плечам, приятно щекоча кожу. Шорох расстегиваемой молнии, ощущение его властных ладоней на плечах, мягкое шуршание спадающего платья – и вот она уже стоит перед ним почти обнаженная, лишь тонкие трусики символически прикрывают самое интимное место.
– Я хочу видеть только улыбку на твоих устах, – он скользит глазами по лицу, шее, груди, как будто трогает, прикосновения взгляда ощущаются почти физически. – Я хочу засыпать и просыпаться, сжимая тебя в своих объятиях.
По телу разливается дрожь предвкушения, на глаза навертываются непрошеные слезы: никто и никогда не говорил ей таких слов. Почему именно сейчас, когда жизнь зашла в тупик, и завтра уже не будет?
Но этот мужчина словно чувствует ее панические мысли. Тут же притягивает к себе, прижимая к бедрам, давая прочувствовать всю силу своего желания, и обжигает пересохшие губы глубоким, долгим поцелуем. Обнаженная грудь касается его кожи, Грейс яростно вцепляется пальцами в волосы, не желая отпускать, и призывно стонет в ответ. А его руки скользят по спине, сжимают ягодицы, заставляя еще сильнее выгнуться навстречу.
– Я хочу, чтобы твои губы припухли от моих поцелуев, – шепчет он, пока она жадно хватает ртом вдруг закончившийся воздух.
И спускается по скуле, ниже, лаская шею, проводит языком вдоль ошейника, проникая под него, щекоча сдавленную кожу, чем добавляя остроты этой странной ласке.
Его губы уже на груди, захватывают набухший сосок, теребят и ласкают, и тут же переключаются на другой, словно боятся обидеть невниманием. Дыхание становится тяжелым, как будто он держит себя под неусыпным контролем, не позволяя сорваться. Да и ласкает он ее мучительно нежно, но слишком уж осторожно, словно боится причинить боль. А ей хочется настоящей, сметающей границы страсти, нечеловеческой близости, на которую способны лишь они, не люди, но и не вампиры.
– Не сдерживайся, – просит она. – Будь самим собой.
После этих слов он рычит, с такой силой сжимая ее в своих объятиях, что если бы она была человеком, то затрещали бы кости. Но Грейс – не человек, и жаждет именно этого. Еще мгновение – и ощущает спиной холод бетона, и такую желанную тяжесть его тела, впечатывающего ее в стену.
Дальше только безумие страсти, она даже пропускает момент, когда он избавил ее от трусиков. Ощущения его рук везде, он напорист и почти груб, но даже эта его грубость отдает нежностью. Дрожать, задыхаться от дерзких прикосновений, отвечать ему столь же безумно и смело, расцарапать спину в порыве страсти, прикусить губу, приправляя глубокий, непрекращающийся поцелуй соленым привкусом его крови – сейчас можно все, нет никаких правил и ограничений.
Она горит и плавится от каждой ласки, потребность в нем закручивает низ живота в тугую спираль. И ей не нужен сейчас воздух, он стал ее воздухом. Когда его пальцы уверенно двигаются внутри, накатывая желание до невыносимого предела, кажется, что умрет, если он сейчас отпустит.
– Я хочу слышать твои стоны, – требует он уже совсем другим тоном, жестко и повелительно, снова заставляя задохнуться от остроты ощущений.
Клыки смыкаются на плече, выбивая из горла утробный рев смешанной с наслаждением боли. Он тут же закрывает ей рот поцелуем, смешивая вкусы их крови. Это становится последней каплей, внутри все взрывается, давая такое необходимое высвобождение, она дрожит и обмякает в его объятиях.
Но это только начало, он на мгновение отпускает ее, только лишь для того, чтобы избавиться от джинсов. Грейс пользуется моментом, чтобы перехватить инициативу, с жадностью водит губами по его груди, дразня языком соски, задевая их клыками, наслаждаясь его нетерпеливым рычанием и тем, как пружинят под ее касаниями стальные мышцы.
Пока его пальцы воюют с застежкой джинсов, она тянется помогать. Но он не дает, следует непродолжительная, но яростная борьба, озвучиваемая их уже совместным недовольным рычанием. Наконец, равновесие восстановлено, он тоже полностью обнажен. Пальчики тут же алчно сжимают высвободившуюся плоть, горячую и твердую, как камень, заставляя мужчину шипеть от напряжения.
Он резко отталкивает ее ладонь, забирая контроль. И снова прижимает к стене, подхватывая под ягодицы. Грейс жадно обвивает бедрами его талию, смыкая кольцо рук на шее. Самый тесный контакт глаз, губ, рук и тел – это именно то, что нужно в данный момент. Он входит в нее резко, сразу до отказа заполняя собой, одновременно затыкая приоткрывшийся для крика рот поцелуем. Так остро чувствовать его внутри себя, что может быть лучше. Неприятный холодок бетона за спиной, и даже ошейник, грубо врезающийся в горло от каждого яростного движения – все это не имеет значения.
Вдох-выдох… Горячее дыхание у основания шеи, размеренное трение их тел, каждое новый толчок вызывает острый всплеск мучительного удовольствия. Он двигается резко и уверенно, и Грейс страшно, что мужчина так глубоко проник внутрь нее за столь короткое время, заполнил собой зияющую пустоту в душе. Но пути назад нет, и она яростно отвечает на каждый его толчок, задыхаясь в водовороте ощущений.
Его движения становятся все более рваными, их стоны сливаются в один протяжный звук, еще пару толчков – и мир вокруг раскалывается на части, рассыпаясь миллиардами осколков. Тепло разливается в ней, срывая с губ его имя и протяжный крик удовольствия…

Так и не выходя из нее, он тяжело опускается вместе с ней на колени, трется щекой о ее скулу. Шепчет что-то нежное, Грейс даже не понимает, что, ведь тело все еще дрожит только что пережитыми ощущениями. Она нежится в успокаивающем тепле, кутаясь в мужской запах, словно в мягкий плед, и ей сейчас так хорошо и спокойно, как, наверное, никогда еще не было. И может быть, уже никогда не будет...

Вилли мирно спал, а ей так и не удалось заснуть. Несмотря на близость его раскаленного тела, она чувствовала недомогание, неприятный холодок сковывал конечности. Грейс прекрасно знала, что это первые признаки озноба, предвестника будущей ломки.
Тихо выскользнув из мужских объятий, она накинула на плечи рубашку, пропитанную ароматом его тела, и зябко закуталась. На какое-то время удалось согреться, но эйфория от умопомрачительного секса уже прошла, и теперь лавиной нарастало беспокойство.
Грейс смотрела на спящего, не отрываясь, пытаясь запомнить каждую черточку, и не могла насмотреться. Завтра их ждала смерть, но что такое смерть по сравнению с тем, что они пережили сейчас.
Этот каменный мешок стал для нее самым прекрасным местом на свете, бетонный пол казался мягче любого ложа, потому что рядом был замечательный мужчина. Ее мужчина, который не вызывал удушающих приступов страха, она и мечтать не смела, что так будет. И даже если эта ночь станет первой и последней, она вознаграждена им за весь тот ад, что пришлось пережить.
Отпущенное ей время прошло, и тело постепенно сковывала пока еще легкая, но настойчивая боль в суставах. Губы пересохли, носовые пазухи отекли, затрудняя дыхание. Казалось, что ошейник усох, безжалостно сдавливая горло, она с трудом сдерживалась, чтобы не разорвать ненавистную удавку. Сидеть неподвижно стало невмоготу, пришлось наматывать небольшие круги по камере, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить Вилли.

Легкий шорох над головой заставил замереть и внимательно прислушаться. В камеру не доносились звуки с поверхности, похоже, что кто-то проник в первое помещение бункера.
Когда шум повторился, она тихонько затрясла Вилли за плечо. Он проснулся сразу и быстро сориентировался в ситуации. Вернув ему рубашку, Грейс поскорей натянула свое платье и закуталась в пиджак. Вилли тоже оделся и притянул ее к себе, заключая в объятия, что было очень кстати, потому как сама была уже не в силах унять дрожь.
Люк поддавался не сразу: тот, кто наверху, не знал кода. Это не Берч. Кто-то из его подручных? Гарпия? Время тянулось бесконечно, они ждали, тревожно вслушиваясь в доносящиеся сверху звуки.
Только не Джейсон. Пусть это будет кто угодно, только не он, мысленно молила она.
Наконец, тяжелая крышка люка поддалась, отъезжая в сторону, и в камеру хлынул поток свежего воздуха, смешанный с резким запахом вампира. Ошибиться было невозможно, это тот самый, ненавистный и до боли знакомый запах.
Оставалось только горько пожалеть, что представители Батори не убили их сразу.

Дата добавления: 2015-08-20