По славянской истории

Предварительные замечания. Во введении указаны наиболее ранние сведения о древних славянах, сохранившиеся в античных и византийских источниках. Отмечены и первые попытки средневековых славянских литераторов определить собственные корни и представить раннюю истории славян. Не касаясь общеизвестного – отсутствия в те времена реальных представлений о человечестве и его истории, отметим и политическую ангажированность тех, кто обращался к истории своих народов.

Интерес к истории во все времена определялся не только любопытством и стремлением к поискам истины. Древность всегда вызывала к себе уважение. Из нее произрастали традиции, определявшие жизненные устои и порядки последующих поколений. Достойным уважения и исполнения считалось лишь то, что было овеяно мудростью прошлого. Даже текущие политические решения властители стремились облекать в традиционные одежды и подкреплять авторитетом прошлого. Мир в средневековую эпоху практически везде воспринимался как неизменный, определяемый внеземными силами.

Средневековое европейское общество в целом с уважением относилось к античной эпохе, как героической и достойной подражания. Хотя христианство воспринимало античность двойственно: как время язычников, гонителей христиан, как разгул безнравственности, который ее и погубил (вспомним суждения Августина Блаженного), немногочисленные античные произведения почитались как кладезь мудрости. От них – представления и о величии той эпохи – времени героев, на мифологизированных известиях о поступках которых училась правящая элита – аристократия, а с распространением грамотности в ХII – ХIV вв. – и большинство представителей правящего сословия – дворянства европейских стран.

Отсюда становится понятными стремление и знатных родов, и тех, кто хотел стать таковыми, вести свою родословную от античных фамилий. Сложение государств перенесло эту традицию и на поиск доказательств величия возглавляемых элитами народов в античность, в которой они и стали искать свои истоки. Эти желания улавливали тогдашние книжники, пребывавшие, прежде всего, в стенах монастырей. Для современных исследователей уже давно стало правилом при анализе того или иного летописного свода, хроники, или иного нарративного (повествовательного) документа начинать с выяснения этнических и политических пристрастий автора, а также источников финансирования обители, к которой этот автор относился. С ростом этнического самосознания, перераставшего в ХIV – ХV вв. в национальное чувство, нередким стало бравирование очень часто вымышленной историей своего народа, приписывание ему мифологизированных подвигов древних этносов. Вспомним, хотя бы, утверждение чешского реформатора Иеронима Пражского в начале ХV в., что чехи происходят от древних греков и потому они стоят выше немцев, с засильем которых в тогдашней Чехии боролись он и его учитель – Ян Гус.

Нельзя забывать также, что средневековая Европа – это мир христианства. Основным источником знаний не только о прошлом, но и обо всем, что окружало человека, была Библия. С созданной в ней картины земного мира и начинали обычно историю своих народов практически все средневековые писатели. Общим местом было обращение к преданию о вавилонском столпотворении, после которого и образовались все земные народы, постепенно расселявшиеся по земле.

Все эти соображения надо отнести и к сочинениям средневековых авторов о происхождении славян и их начальной истории.

Средневековые представления о древних славянах. И Нестор-летописец (ХII в.), и Козьма Пражский (ХIII в.), и чешские хронисты ХIV в., и знаменитый польский историк ХV в. Ян Длугош начинали историю славян от послевавилонского расселения из Передней Азии. Дальнейший путь расселения славян большинство авторов проводило через Балканы в Паннонию. Так сложилась популярная в средние века, а у отдельных авторов и ныне Дунайская теория происхождения славян. Аргументы нередко были самыми фантастическими. Например, польский историк ХIII в. Богухвал, одним из первых написавший о прародителе славян Пане и его сыновьях Лехе, Чехе и Русе (соответственно предках поляков, чехов и русских), свои построения подкреплял произвольными словотолкованиями. Название Коринфия выводил из славянского слова корыто,а Германия – из ярмо [19].

Среди немногочисленных западноевропейских авторов, пытавшихся разобраться в истории своих европейских соседей, уже в ХII в. на основе знакомства с античной традицией, возникают представления о сарматском происхождении славян, от скифов, известных в Северном Причерноморье. Впрочем, скифы также выводились из Передней Азии. Сарматской теории придерживались и некоторые славянские авторы ХV в.

Среди польских историков ХV – ХVI вв. распространилось представление о восточноевропейском происхождении славян, на территории современной им Московии. При этом один из них, львовский архиепископ Григорий из Санока, отмечал, что оттуда славяне расселились на Висле и это были венеды античных авторов. Были и попытки идентифицировать древних славян с вандалами, исходя как из близости этнонимов венеды и вандалы, так и одного региона проживания – в Повисленье. Оставались и сторонники дунайской прародины славян.

У южнославянских книжников преобладали воззрения на заселение их земель славянами с севера, из Польши и Чехии, что, кстати, соответствует современным представлениям. Один из авторов, поддерживавший восточноевропейскую теорию, довольно точно указал, что расселение славян на Серные Балканы началось в VII в., а местное население было принуждено принять славянский язык. Но были утверждения о родстве славян с готами или даками.

Древние славяне в сочинениях ХVII – ХVIII вв. Происхождение славянских народов продолжало вызывать широкий интерес. Но еще сохранялись многие примитивные подходы, основанные на случайных толкованиях сходных слов в названиях племен и народов, местностей и даже богов. На этих шатких основаниях создавались гипотезы и теории. Впрочем, такие подходы известны и в наше время[20]. Часто славян отождествляли с иллирийцами, кельтами, даками, скифами и другими древними этносами.

Оставались весьма популярными дунайская и сарматская прародины. Новые воззрения, такие, как точка зрения чешского историка Яна Христиана Иордана, отделявшего славян от скифов, вандалов, аланов и других, не получили широкого отклика.

Лишь со второй половины ХVIII в. отмечается стремление ряда исследователей решать проблемы славянского этногенеза с привлечением широкого круга достоверных источников. В частности, издаются известия византийских авторов о европейских народах. Эта работа продолжалась и в ХIХ в., когда были изданы и проанализированы известия не только византийцев, но также средневековых западноевропейских и восточных авторов. Отдельными разделами в них выделялись материалы о славянских племенах.

Начало научного подхода к славянскому этногенезу можно связать с исследованиями чешского филолога Й. Добровского (1753 – 1829). Он отверг суждения о родстве славян с иллирийско-фракийскими племенами Балкан и установил, что единственными, кому славяне близки по языку, были литовцы. Этноним словене-славяне он выводил из слово [21]. Он также доказывал, что сложились славяне в верховьях Вислы, Одера и их притоков, а в середине I тыс. н.э. началось их расселение на восток, запад и юг. Впрочем, позднее Добровский отказался от этого взгляда (подтвержденного, однако, в ХХ в.) и стал выводить славян из низовий Волги, откуда они попали в Центральную Европу вместе с гуннами. Но одновременно он высказал подтвердившуюся в дальнейшем догадку о том, что вислянские венеды Тацита были не славянами, а германцами; расселившиеся же там позднее славяне лишь восприняли этот этноним.

Постепенно локализация древних славян в Повисленье стала общепризнанной, но часто совмещалась с размещением их и на Среднем Дунае. К этому склонялся и известный российский литератор и историк начала ХIХ в. Н.М.Карамзин.

Отказ от некритичного отношения к средневековым суждениям о происхождении славян выявил недостаточность традиционных письменных источников. Одним из первых, в начале ХIХ в. обративших внимание на значение археологии и этнографии для славистических исследований стал любитель древностей, белорусский шляхтич Зориан Доленга-Ходаковский (Адам Чарноцкий) (1784 – 1825). Он активно изучал древние восточноевропейские городища, считая всех их славянскими святилищами. Хотя в этом он ошибся, зато обратил внимание на необходимость раскопок на сохранившихся следах обитания древних народов. Впрочем, как заметил русский историк М.П. Погодин, Ходаковский принялся за дело преждевременно, когда потребность в археологии еще не осознавалась[22].

Основное внимание продолжало уделяться письменным источникам и изысканиям в области славянского языкознания. В первой половине ХIХ в. огромное значение сыграли исследования чешского ученого П.И. Шафарика, обобщенные в изданных в 1837 г. «Славянских древностях»[23]. Он внимательно проанализировал все известные к тому времени исторические, филологические и этнографические материалы о древних славянах и установил, что славяне сформировались на обширных просторах Центральной и Восточной Европы. К славянам он отнес и скифов Северного Причерноморья, описанных Геродотом. Собственно славянскими этнонимами, как он считал, были сербы, славяне и некоторые другие.

Важной вехой в славистике стало и исследование немецкого филолога Ф. Боппа, убедительно доказавшего индоевропейскую принадлежность славянского языка. Он установил, что все основные европейские языки: греческий, кельтский, италийский, германский, литовский и другие, как и славянский, развились из общеиндоевропейского корня в условиях изолированного развития отдельных народностей и ассимиляцией ими местного населения. Данный вывод был поддержан другими учеными и с середины ХIХ в. может считаться научно доказанным. Из него вытекали аргументированные выводы о происхождении славян. С тех пор сравнительное языкознание стало важным направлением в изучении славянского этногенеза.

Дискуссии велись уже по конкретным поискам прародины славян. Поскольку многие факты подтверждали раннее пребывание славян на севере Балкан, у сторонников дунайской прародины (на которую указывал, напомню, еще автор «Повести временных лет») оставалось много сторонников.

Во второй половине ХIХ в. в изучение славянского этногенеза включились и антропологи. Их данные также склоняли к дунайской прародине славян. Историко-этнографические исследования этого времени не внесли ничего принципиально нового, хотя при этом и вводились в научный оборот неизвестные ранее данные. Появлялись и далекие от подлинной науки публикации, авторы которых объявляли славян потомками многих древних народов: от Италии (этруски и другие) до Средней Азии[24].

Трудности в изучении проблемы происхождения славян способствовали росту интереса к ней среди археологов. К концу ХIХ в. отмечены первые их попытки привлечь еще незначительные вещественные материалы. Один из них – киевлянин И.А. Хойновский справедливо заметил, что опора на одни лишь письменные сообщения не создает прочного фундамента в изучении их истории. Он определял прародину славян в Прикарпатье, откуда они расселились в разных направлениях. Чешский археолог Й.Л. Пич помещал славянскую прародину в регион между Эльбой на западе и Вислой на востоке. Заметим, что в дальнейшем эти воззрения нашли подтверждение.

ХХ в. в изучении ранней славянской истории начался со значительного вклада чешского ученого Л. Нидерле. Он, как отмечалось выше, сумел обобщить достижения всех причастных к славянскому этногенезу наук и на этой основе предложить свою концепцию. Он исходил из наличия единого балто-славянского языка, выделившегося из праиндоевропейского в начале II тыс. до н.э. и просуществовавшего до I тыс. до н.э., после чего он распался на самостоятельные славянские и балтские языки. О славянской прародине он высказался менее определенно, считая, что данных для ее точной локализации нет. В начале же новой эры славяне расселялись на территории от Повисленья на западе до Среднего Днепра на востоке. Но для установления более четких границ данных, отмечал исследователь, еще недостаточно.

Тогда же появились и серьезные ботанические исследования. Польский ученый Ю. Ростафиньский на основании изучения древнеславянских названий деревьев определил область их формирования в Припятском Полесье. Но эти выводы, поддержанные одними исследователями, оспорили другие, причем тоже на ботанико-лингвистическом материале. Они указывали на неточности в гипотезе польского ботаника. Опираясь на известные к тому времени археологические данные, припятскую прародину славян обосновывал немецкий археолог Г. Коссина. Его взгляды оказали существенное влияние на довольно многочисленных немецких славистов. Близких взглядов придерживался и немецкий филолог М. Фасмер, много сделавший в изучении славянской исторической лингвистики. Но он расширил территорию первоначального славянского расселения и за счет Среднего Поднепровья.

Русский историк и филолог А.Л. Погодин попытался выделить территорию раннего славянского расселения по данным гидронимии и определил ее от Среднего Днепра на востоке до Одера на западе. На севере эта территория ограничивалась Припятью, на юге – Причерноморской степью. В принципе, определение этих земель как древнеславянских подтвердилось многими будущими разысканиями, но в начале ХХ в. выводы Погодина оспаривались другими лингвистами. Сказалось зачаточное состояние этой науки в то время.

Довольно стройную теорию сложения славянства разработал русский филолог А.А. Шахматов. Он доказывал восточноевропейское сложение славянства. На Вислу, считал он, славяне пришли лишь после ухода оттуда германцев во II в. н.э.

В дальнейшем на протяжении ХХ в. все более возрастала роль археологических исследований. Сказывалось и резкое нарастание массива археологических источников, накапливаемых при расширявшихся археологических исследованиях в странах Центральной и Восточной Европы. Если к началу столетия письменные материалы уже в основном были известны и споры велись вокруг их интепретаций, то археологические, а также добываемые в процессе раскопок антропологические, ботанические и зоологические данные только начали накапливаться и постепенно именно они стали основными в изучении славянского этногенеза.

С 20-х гг. наиболее значительные исследования разворачиваются в Польше, земли которой многими, как уже отмечалось, считались местом сложения славян. Сказалось, несомненно, и восстановление независимого польского государства. Создавшиеся условия были использованы, прежде всего, археологами, чьи изыскания требовали существенных финансовых затрат. Следует отметить начало деятельности польского археолога Ю. Костшевского, проследившего становление славян с железного века. Он скептически отнесся к идее существования балто-славянской общности и доказывал, что славянские племена сформировались к конце I тыс. до н.э. – начале I тыс. н.э. на территории от верховьев Вислы на востоке до верховьев Эльбы на западе. Свою концепцию он обосновывал в ряде публикаций, изданных в 30 – 60-е гг.

Воззрения Костшевского дополняли, развивали и уточняли многие другие польские и чешские археологи, а также антропологи и лингвисты. Привлекались и данные палеоботаники. Так сложилась довольно аргументированная теория происхождения славян в междуречье Вислы – Одера и их притоков.

Дискуссии, однако, возникли по вопросу о времени сложения славянства. Наиболее обстоятельные изыскания с использованием данных археологии, антропологии, гидронимии и языкознания произвел польский ученый Т. Лер-Сплавиньский. Он считал, что ассимиляция индоевропейцами, пришедшими на вислоодерские земли в III тыс. до н.э. местных финно-угорских племен привела к образованию балто-славянского этнического массива, из которого постепенно к середине I тыс. до н.э. и выделились славяне. Позднее он удревнил время начала славянского этногенеза почти до середины II тыс. до н.э. Споры велись вокруг вопросов о племенах бронзового века, из которых формировались славяне. Попытки отдельных исследователей (лингвистов) включить в славянскую прародину Припятское Полесье встретила и возражения, ибо его природа не могла способствовать стабильному проживанию там многочисленного населения с развитым хозяйством, способного создать этнически устойчивое образование.

Висло-одерскую теорию поддержали и болгарские лингвисты, предложившие исключить Подунавье и Балканы из первоначальных славянских земель. Но было предложено расширить территорию славянской прародины до Верхнего Днепра с Десной. Причем территория эта не была стабильной, что затрудняет ее четкое определение.

Среди советских исследователей 20 – 30-х гг. господствовали неподтвердившиеся впоследствии общетеоретические построения, и потому серьезного продвижения в изучении славянского этногенеза не было. Археологические же свидетельства о древних славянах на советской территории (в Поднепровье) еще были слабо изучены.

Огромная работа по археологическому изучению древних славян развернулась во второй половине ХХ в. практически во всех странах, территории которых относились к искомой славянской прародине. Эти работы велись в тесной связи с лингвистическими исследованиями и новым, более точным прочтением письменных источников. В принципе, висло-одерская теория оставалась основной. Но много сторонников имело и распространение территории сложения славянства на территорию южного Полесья вплоть до Среднего Днепра.

Основными оставались поиски самых ранних археологических культур, которых можно считать праславянскими, то есть теми, из которых формировались славяне[25]. Сложности состояли в соотнесении археологических культур дописьменных эпох с конкретными этносами. Ведь археологические материалы не имели соответствующих «этикеток», с определенностью указывавших на принадлежность их предкам те или иных из известных историкам древних племен. Использование антропологических и лингвистических данных не решало проблемы из-за сложностей датировок древних языков и ограниченности костных останков. Проблема осложнялась и подвижностью первобытных племен. Перемещения приводили к перемешиванию носителей разных археологических культур, их симбиозу и возникновению новых сообществ.

Концепцию сложения славянства из балто-славянской общности, существовавшей в III – II тыс. до н.э., предложил польский археолог В. Хенсель. Он пришел к заключению, что славяне выделись из этой общности в условиях взаимодействия с иллирийцами в первой половине I тыс. до н.э. на территории от Висло-Одерского междуречья до Припятского Полесья. На этой же территории помещал славянскую прародину известный советский археолог Б.А. Рыбаков. Он исходил из предположения, что все основные археологические культуры железного века на обозначенной территории могли быть славянскими, в том числе и оставленные так называемыми скифами-пахарями Северного Причерноморья. Этого же принципа придерживался и словацкий археолог Я.Айзнер, определивший славянскую прародину в междуречье Вислы и Среднего Днепра. Среднее Поднепровье называли славянской прародиной и некоторые украинские археологи, а также восточногерманский археолог Й. Херрманн и польский исследователь К. Годловский. В противоположность им российский археолог В.В.Седов отстаивал западную, висло-одерскую теорию сложения славянства.

Петербургские археологи Д.А. Мачинский и М.Б. Щукин сопоставили результаты археологических исследований с новым анализом античных источников, и нашли подтверждение восточноевропейской теории возникновения славян. Эти же воззрения отстаивал и белоруссий археолог Л.Д.Поболь.

Дискуссии среди археологов активизировали изыскания языковедов, некоторые из которых вообще скептически отнеслись к возможности разрешить этногенетические проблемы с помощью археологии. С.Б. Бернштейн пришел к выводу, что славяне сформировались южнее Припяти, между Вислой и Днепром. Этой же точки зрения придерживалась прибалтийская исследовательница М. Гимбутас. Советский лингвист Ф.П. Филин сузил прародину до междуречья Западного Буга и Среднего Днепра. Эти воззрения остаются популярными и среди других лингвистов. Но наличие многих допущений и недоказанных предположений сохраняет почву для споров.

Белорусский языковед В.В. Мартынов доказывал более тесные славяно-германские языковые связи и локализовал древних славян, как и большинство польских археологов, на западе, в Висло-Одерском междуречье. Доказательства этой локализации приводят и некоторые польские лингвисты.

Недавно известный лингвист О.Н. Трубачев вернулся к дунайской теории происхождения славян (в Паннонии), которые затем, лишь под давлением проживавших в Центральной Европе кельтов, переместились в Повисленье. Он же весьма критично отозвался о самом понятии прародина, считая его рабочим термином, лишь обозначавшим территории древнейшего расселения того или иного этноса.

Итак, несмотря на многолетние исследования с привлечением широкого круга источников и применения разнообразных, порой изощренных методов их анализа, в этногенезе славян остается много неясного. И это – не исключительно проблема славистики. Дописьменная история любого народа – область догадок, лишь отчасти приближающаяся к реалиям, которые, понятно, невозможно воспроизвести, но можно представить. Естественно, такие реконструкции будут не только приблизительными, но и субъективными, зависимыми от представлений того или иного исследователя.

Уместен вопрос: А стоит ли затрачивать огромные интеллектуальные и определенные материальные ресурсы на изучение того, что достоверно не может быть познано?

Вспомним, что и окружающий нас материальный мир тоже еще далеко не познан, но мало у кого возникает желание отказаться от его изучения, несмотря на огромные затраты. Можно сослаться и на присущее человеческому сознанию стремление проникнуть в то таинственное, что его окружает. Свойственно это, впрочем, не всем, но именно пытливые умы вывели человечество из первобытных пещер в современную цивилизацию. Хотя сущность людей изменилась мало – они так же, как и десятки тысяч лет назад, склонны решать возникающие проблемы насилием, то есть все еще неспособны, в массе своей, понять себя и друг друга – но материальные условиях жизни существенно улучшились. Яркий пример тому – существенный прирост продолжительности жизни в развитых странах (в 2 раза менее чем за 200 лет).

Есть и другая, более утилитарная, но, представляется, не менее важная причина копаться в наших древностях – противопоставление исторических знаний невежеству. Казалось бы, что плохого в известных фантазиях о прошлом того или иного народа? Ну хочется кому-то выводить своих предков из древних героев. Вспомним сказки нашего детства. Но если в них продолжают верить взрослые дяди и тети, то им ничто не мешает считать себя потомками избранных, а это уже путь к шовинизму и мессианству, к делению народов на избранных и неполноценных, что лежит в основе многих современных политических спекуляций. Вспомним первоначальные мифы о происхождении прародителей разных народов. Знания, хотя бы и ограниченные, позволяют избавляться от ксенофобии, от первобытного страха перед иными, чужаками, увидеть общее в разных народах и понять причины различий. Ведь очень многое в современной жизни предопределено тем, в каких условиях формировались наши предки, какая природа их окружала, какой тип хозяйства был возможен. Отсюда – и степень активности или пассивности в освоении жизненного пространства, и причины перемещений, конфликтов с соседями, всего того, что отложилось в исторической памяти. Представленный выше краткий обзор истории славистики показал развитие представлений о происхождении славян от троянцев и этрусков до понимания сложного пути сложения славянского этноса из конгломерата индоевропейцев.

К настоящему времени достоверно известно о славянах с середины I тыс. н.э. – эпохи Великого переселения народов в Европе. С этого времени нахождение славянских племен, их перемещение хорошо документируется многими источниками и прослеживается непосредственная линия развития вплоть до возникших во второй половине I тыс. государств, большинство из которых имеет преемственность с современностью.

Но более ранние эпохи видятся в тумане. И проблема не только во фрагментарности, отрывочности и неопределенности добываемой информации, нарастающей с продвижением вглубь веков. Ведь и теперь национальная идентификация не является простым делом.

Известно, что даже такой устойчивый показатель, как язык, необязательно свидетельствует о национальной принадлежности: на одном языке могут разговаривать разные народы (англичане, американцы, австралийцы и большинство канадцев; немцы и австрийцы), есть народы, говорящие на разных языках, но сохраняющие единство (бельгийцы, швейцарцы, индийцы). Примеры можно множить. Поэтому изучение языков дописьменных эпох, помимо сложностей с анализом источников, не может напрямую удостоверять этнос носителей этих языков. Отсюда полемика между лингвистами, часть из которых отстаивает восточноевропейское происхождение славян, часть – центральноевропейское или среднедунайское. То же относится к признанию или отрицанию балто-славянской общности. Неоднозначно трактуются вопросы распада индоевропейской языкового единства и выделения диалектов, перераставших в самостоятельные языки. А от этого зависит представление о начале собственно славянской истории, как, кстати, и истории других современных народов. К настоящему времени эпоха формирования славянского языка определяется разными лингвистами в довольно широком хронологическом диапазоне от второй трети I тыс. до н.э. до начала новой эры.

Для определения территории древних славян важна общепризнанная близость славянских и балтских (западнобалтских) языков. Ученые спорят о наличии или отсутствии единого балто-славянского языка, о времени распада этого единства (если оно признается). Но первоначальное (или очень древнее) соседство этих этносов можно считать установленным. К середине или второй половине I тыс. до н.э. относятся славяно-германские языковые контакты, что свидетельствует и об их соседстве. Менее определенны свидетельства о языковых связях славян с древним дунайским населением – кельтами и фракийцами, и их соседями на Балканах – иллирийцами. Отсюда можно предположить некоторую отделенность древних славян от их южных соседей, что отвергает дунайскую прародину славян. Есть отчетливые лингвистические заимствования от скифо-сарматского мира, с которым могли соприкасаться славяне в Среднем Поднепровье. Значит, и там они могли находиться в процессе своего сложения.

Уже в ХIХ в. для локализации территории сложения славянства филологи использовали термины, обозначавшие растительный и животный мир. Полагалось, что для этого подходят слова, аналогичные у всех славянских народов, сохранившиеся, таким образом, от эпохи существования единого праславянского языка. Так возникли локализации в Центральной и Восточной Европе, в отдалении от гор и морей. Но позднее было установлено, что древние природные ландшафты не совпадали с современными, а животные и даже растения также склонны к перемещениям, как и люди, особенно под влиянием климатических колебаний. Топонимика, также привлекаемая в поисках древнеславянской территории, особенно такой ее раздел, как гидронимия (названия рек), достоверна лишь для I тыс. н.э.

Этнические черты, как известно, устойчиво отражаются во внешнем облике людей, что заставляет обращаться к антропологии. Но из-за господства в погребальном обряде традиции трупосожжений, на территориях возможной славянской прародины вплоть до второй половины I тыс. н.э. антропологические материалы об эпохе сложения славянства практически отсутствуют. То же относится к этнографическим и фольклорным источникам, древнейшие пласты которых имеют малую степень достоверности. Такой важный фактор этнической принадлежности, как самоидентификация, при понятном отсутствии для древнейшей эпохи письменных данных, не поддается реконструкции. Иными словами, мы не можем установить, как первобытные люди ассоциировали себя с тем или иным этносом.

Остается изучение таких внешних этнических признаков, как особенности быта, проявляющиеся в одежде и, особенно, в украшениях, в домашней утвари, в устройстве жилищ, в элементах погребального ритуала. Эти признаки достаточно устойчивы, скреплены традицией и могли изменяться лишь при катастрофических обстоятельствах: природных катаклизмах, завоеваниях, ассимиляции. Но и в этих случаях какие-то черты прежней материальной культуры обычно сохранялись. Так, например, материальные особенности культуры полабских славян, подвергшихся немецкому завоеванию в ХI-ХII вв., сохранялись в течение нескольких столетий[26].

Материальная культура – предмет изучения археологии. Таким образом, для реконструкции славянского этногенеза, особенно его самых сложных для понимания, ранних этапов, археологические источники становятся ведущими. К тому же эти источники имеют точную территориальную локализацию. За прошедшее столетие накоплено много информации, позволившей разработать схемы датировок находимых вещей и изучаемых объектов. Разработаны и многочисленные типологические классификации, позволяющие выделять серии сходных объектов (построек, погребений) и находимого в них инвентаря. Последнее особенно касается глиняной посуды, которая имеет специфические черты, присущие отдельным группам населения – носителям археологических культур. Считается, что археологические культуры обычно соответствуют этническим группам, хотя могут объединять и представителей разных этносов, говорящих на разных языках, имеющих антропологические отличия, но связанных общностью территории и основных черт материальной культуры.

Особое значение имеют археологические культуры раннего средневековья (середины и третьей четверти I тыс. н.э.), из которых, как отмечалось, вырастали достоверно славянские средневековые народности. Специфические особенности таких культур в домостроительстве, инвентаре, украшениях, заупокойном культе принадлежат, естественно, славянам. Обнаружение этих признаков в культурах предшествующего времени может свидетельствовать о славянской принадлежности последних. В этом суть так называемого ретроспективного метода изучения славянского этногенеза: от более поздних, достоверно славянских материалов – к более ранним. Такой метод в 70-90-е гг. прошлого столетия применил известный российский славист В.В. Седов[27]. Но его выводы тоже оказались не бесспорными. Ибо из-за миграций и смешения носителей большинства археологических культур так называемые этноопределяющие признаки в более ранних культурах также смешивались и не выглядели столь однозначными, какими они становились позднее[28]. В этом отразились и сложности становления этносов, действительно возникавших из разных племен. Не случайно современные генетики утверждают, что нет «чистых» народов, все они в своем развитии испытывали различные внешние этнические воздействия, за исключением разве что жителей наиболее отдаленных уголков человеческой ойкумены. Славяне, сложившиеся в центре Европы к таковым, естественно, не относятся. Отсюда и сложности практического воплощения указанного ретроспективного метода поисков наиболее ранних славянских археологических культур.

Но, тем не менее, общую картину древнейшей славянской истории уже можно представить. К ней и обратимся.

Дата добавления: 2015-08-20