К.П. Победоносцев 8 страница

В этом плане следует учитывать, что рыночные институты не самодостаточны в контексте общенационального правопорядка, так как должны дополняться другими институтами и инструментами публично-правового характера, обеспечивающими социальным субъектам те гарантии, которые сами рыночные институты адекватно обеспечить не могут. Поэтому социально-экономический порядок не существует независимо и сам по себе, его стабильность функционирования зависит во многом от связи, укорененности в других институтах и ценностях, которые и определяют в конечном итоге пределы, параметры и социальное значение, а также обусловливают легитимность данного порядка. Например, институты государственной власти в процессе осуществления правовой политики не только обеспечивают недостающие гарантии, льготы, привилегии, пособия, реализуя концепцию национального благосостояния, но и осуществляют деятельность по стабилизации самой экономической среды (на макроэкономическом уровне) — фискальная и ценовая политика, политика занятости населения, развития промышленных, капиталоемких и научно-интеллектуальных сфер, обеспечивая участникам ранка таким образом возможности наиболее эффективного взаимодействия. Кроме того, в структуре рыночных институтов заключены особые для каждого общества культурные обычаи и традиции, без поддержки со стороны которых только юридическое очерчивание границ этих институтов была бы недейственна, невозможна.

Социокультурное измерение политико-правовой упорядоченности общественных отношений позволяет отразить способы производства (типизации) и воспроизводства социально значимых форм и моделей социальной деятельности, механизмов их согласования и гармонизации общественных интересов и ценностей. Учет обычно-правовых практик взаимодействия социальных субъектов позволяет понять особенности

Раздел I

Глава 1

конструирования, функционирования и трансформации правопорядка в конкретном пространственно-временном континууме. Другими словами, социокультурное измерение, например, с одной стороны отражает имманентные русской истории обычно-правовые практики взаимодействия, оригинальные формы правовой организации и упорядоченности, а с другой — фиксирует содержание взаимодействия между отдельными индивидами, социальными группами и правящим классом.

Как сложно организованное явление политико-правовой порядок включает в себя следующие уровни:

• правоментальный фундамент: отражает исторически сложившиеся аксиомы правового сознания, предправовые установки и стереотипы социально-правового поведения, а также национальный стиль юридического мышления, которые проявляются посредством правовых обычаев и традиций, преемственно воспроизводящихся форм поведения и осмысления текущих юридико-политических событий и процессов. Данный уровень можно рассматривать содержательно как совокупность (систему) правовых архетипов и представлений, устойчивых, привычных образов, форм и стиля юридического мышления, которые в разных социумах, этносах, типах цивилизаций и т.п. имеют собственное содержание, различным образом сочетаются, но не всегда лежат в основе восприятия компонентов национальной государственности (политических институтов и структур, национальных и конфессиональных отношений и др.), определяют специфику правового поведения индивида, тех или иных социальных, профессиональных групп, государственных органов, должностных лиц;

• нравственно-духовные основы выражают исторически сложившуюся и преемственно воспроизведенную, с учетом новых социальных условий и мировых тенденций аксиологическую систему, то есть взаимосвязанную систему базовых социально-правовых ценностей — идеал порядка и справедливости, а также идеалистические представления о целях, формах и способах социально-правого взаимодействия личности, общества и государства;

• концептуальный уровень включает: существующие фундаментальные положения права, преломленные и дополненные национальной правовой теорией, уровень и специфику национального правосознания и, наконец, вытекающие из последнего современные идеалы, ценности, цели и задачи права, правового регулирования219;

!19 О роли и влиянии правового мышления на формирование правопорядка, деятельности rex или иных органов государственной власти, должностных лиц и проч. См: Овчинников А.И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов-на-Дону, 2002.

• институциональный уровень представляет собой детализацию общественных сфер, то есть выделение правопорядка в отдельных сегментах общественной жизнедеятельности, а вместе с тем и институциональное оформление правопорядка по масштабам его формирования и поддержания (правопорядок на уровне локальных организаций, муниципальных образований, субъекта федерации и государств в целом). На этом уровне — функционирование различных общественных сред и уровней политико-правовой организации общества в определенных правовых параметрах;

• уровень институционально-нормативной активности формирует деятельность органов государственной власти по обеспечению, поддержанию и реализации правопорядка, выраженной в законодательной, правоприменительной и судебно-правовой деятельности и контролю. Данный уровень отражает процессы правовой регламентации и правореализации отношений, складывающихся в тех или иных видах общественных отношений. Здесь правопорядок рассматривается как результат действия всех правовых средств и целенаправленного воздействия органов государственной власти на общественные отношения, составляющие предмет правового регулирования, целью и итогом которого становится стабильность, устойчивость и организованность всего институционального каркаса общественных отношений;

• уровень правовой активности граждан представляет собой социально-правовую деятельность личностей и их организаций, выраженную в юридически значимых формах, имеющих как позитивно-правовой характер, так и негативный (теневой). Данный уровень является индикатором, «качественной характеристикой» (В.А. Затонскии)220 институционально-правовой организации общества, ее эффективности и адекватности, учитывает кроме юридических форм организации общественной деятельности также формы социально-правовой самоорганизации и саморегуляции. С содержательной стороны уровень правовой активности указывает на характер отношений социальных субъектов к действующим юридическим институтам и структурам, правовым формам и средствам общественного взаимодействия, их востребованность и эффективность при решении различных социальных конфликтов, реализации интересов и потребностей.

Затонскии В.А. Эффективная государственность / под ред. А.В. Малько. М., 2006.

Глава 2

Глава 2

ЛЕГИТИМНОСТЬ И СУВЕРЕННОСТЬ

КАК ОСНОВНЫЕ КАЧЕСТВЕННЫЕ

ХАРАКТЕРИСТИКИ ГОСУДАРСТВЕННОЙ

ВЛАСТИ В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРЕ

§ 2.1. Легитимность и легальность власти: концептуально-правовые версии

В

юридической и политической науках акцентуация проблемы соотношения легальности и легитимности, их смысловой наполненности начинает играть ведущую, решающую роль, как правило, в ситуациях, когда происходит демонтаж всей институциональной структуры общества, противостояние двух социально-политических порядков (проектов) со своей институциональной структурой господства. В этом плане совершенно справедливо отмечают многие авторы, что проблематиза-ция в юридической теории концептов легитимности и легальности вызвана кризисом самой государственной власти, который мыслится уже как следствие перехода от одной парадигмы властвования, традиционно сложившейся и органично развивающееся одновременно с самим социумом, к другой — принципиально иной и по конфигурации, содержанию и функционированию основных политических и правовых институтов, и по стратегиям, тактикам, типам и способам развития властных отношений. Другими словами, подобный кризис связывают, как правило, с процессами политической и правовой модернизации общества. Причем последний в современной литературе, воспринимается уже как неотъемлемый атрибут модернизационных процессов221.

Достаточно долгое время понятие «легитимность» употреблялось в научном обороте, как правило, в контексте юридической теории. Его смысловая кристаллизация протекала в тесном соприкосновении с такими терминами, как «легальность», «законность», «реализация права», «действие права» и т.п. Например, во многих юридических

221 См. об этом: Рябов А.В. Легальность и легитимность власти (круглый стол в МГУ) // Политические исследования. 1994. № 2. С. 187-188; а также: Косарев А.И. Великая модернизация глобализма. М, 2004.

исследованиях легитимность есть реальное восприятие, юридическое обоснование, оправданность практической деятельности каких-либо лиц, органов власти, их законосообразность, адекватность существующему правовому порядку, требованиям естественного права. Однако, как отмечают многие исследователи, такое понимание легитимности свойственно лишь для рационально-правового дискурса, который сформировался и получил свое воплощение в рамках классической юридической парадигмы. Более того, смысловое содержание концепта «легитимность», а также его теоретико-методологические функции выработаны в контексте западноевропейской цивилизации. Поэтому во многих случаях западные теоретические выкладки по теории легитимации при переносе в иную социокультурную плоскость не улавливают специфики тех или иных культурных универсумов, что в значительной степени обедняет исследовательские результаты. Например, существует огромная пропасть между западной теорией легитимности, основанной на юридико-рациональных, целевых и электоральных презумпциях, и отечественной, базирующейся на традиционно-идеократических постулатах (вере в идею-правительницу, святость народных традиций, духовно-нравственное измерение природы государственной власти).

Так, если для русского политико-правового мышления государственная элита, не санкционированная нравственно-духовным идеалом, идеалом справедливости, не является легитимной {оправданной) в глазах населения, то, напротив, для западного мышления политическая элита, получившая электоральное большинство, становится автоматически выразителем потребностей и интересов всего населения222. Именно поэтому в современных российских реалиях избирательные процедуры, по мнению большинства граждан, до сих пор остаются формальными (а не реальными!) механизмами легитимации политических лидеров; доверие как к самим этим демократическим процедурам, так и к сформированной на их основе политической элите остается весьма низким223. В этом плане, как показала практика, современные

222 В свете этого становится очевидным, что при обсуждении вопросов легитимности госу

дарственной власти большинство западных теоретиков и вслед за ними часть либерально

настроенных отечественных авторов делают основной упор на избирательный процесс,

который трактуется ими как основной механизм институционализации и легитимации

органов государственной власти.

223 См. об этом: Бляхер Л.Е Властные игры в кризисном социуме: преобразование рос

сийской институциональной структуры // Политические исследования. 2003. № 1;

Тихонова Н.Е. Личность, общность, власть в российской социокультурной модели //

Общественные науки и современность. 2001. № 3.

Раздел I

Глава 2

западные типы, формы и методы легитимации, «либо сразу оказываются не востребованными и социально бесполезными, либо фиксируются в национальном политико-правовом пространстве на крайне незначительный срок, а затем исчезают или трансформируются (деформируются), приспосабливаются к российским ментальным ориентациям и стереотипам, национальной юридической парадигме, типичным поведенческим реакциям и т.п., часто изменяются до неузнаваемости»224.

В силу этого понятие легитимности имеет свои смысловые оттенки и эвристические возможности, обусловленные пространственно-временными и социально-культурными факторами. Именно историко-культурный фон во многом предопределяет смысл, содержание и практическую действенность данного концепта на определенном промежутке времени225. В этом смысле предложить, сформулировать универсальную теорию легитимности, практически и теоретически годную, инвариантную для всех времен и культурцивилизационных пространств, как видится, невозможно.

Сегодня становится очевидным, что обращение к историко-культурным условиям концептуализации понятий «легитимность» и «легальность», их эволюции в рамках той или иной государственно-правовой действительности позволяет выявить: во-первых, специфические типы, модели легитимизации и легализации власти, свойственные тому или иному социокультурному универсуму; во-вторых, особенности функционирования и поддержания конкретных институциональных порядков и их преемственность, и, в-третьих, сопоставить государственно-правовой опыт с их теоретическими и

224 Любащиц В.Я., Мордовцев А.Ю., Мамычев А.Ю. Государственная власть: введение

в общую теорию. Ростов-на-Дону, 2003. С 169; Об особых, нетипичных (для западных

политико-юридических теорий) способах легитимации государственной власти в России

см.: Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. «Русская система» как попытка понимания русской

истории // Политические исследования. 2001. № 4.

225 Историко-культурный фон, как справедливо замечают многие исследователи, отражает

социально сконструированные образы, убеждения, практики и техники, разделяющиеся

практически всеми субъектами определенного культурного универсума, последние задают

смысловые границы интерпретаций политико-правовых явлений и процессов, моделей и

способов социально-значимого поведения, межличностного взаимодействия. Известный

историко-культурный фон представляет собой «социально одобренный и безо всякой

рефлексии существующий в сознании индивида образ действий, личности, объекта

и т.п., одинаковый для всех членов социальной общности, в рамках которой он сложился

и функционирует». Ионин Л.Г. Понимающая социология. М., 1999. С. 148; См. также:

Хархордин О. Фуко и исследование фоновых практик. Мишель Фуко и Россия: сб. статей /

под ред. О. Хархордина. СПб. - М., 2001. С. 62-63.

практическими способами легитимации, выработанными в рамках той или иной цивилизации. Совершенно справедливым здесь видится утверждение Р. Кастеля: чтобы понять настоящее, необходимо актуализировать бремя, груз прошлого; «задача настоящего в том, чтобы сделать этот груз видимым и понять его нынешние следствия»226. Причем анализ тех или иных типов легитимирующих практик означает рассмотрение их историко-культурных основ, на которых они возникали и развивались.

В рамках классической юридической парадигмы практически всегда, особенно в контексте институционального строительства, рассмотрение государственно-правовых явлений и процессов протекает в двух измерениях: практическом, отражающем особенность развития той или иной деятельности, восприятия и доверия к определенным институтам; и теоретическом — соответствие последнего некоторым идеальным конструкциям, разуму, общим воззрениям, сложившемуся порядку вещей и т.п. Во многих исследованиях, посвященных анализу вопросов концептуализации рассматриваемых феноменов, именно с последним связывают становление и смысловое формирование понятий «легальность» и «легитимность». Тем не менее подобная логика рассмотрения государственно-правовых явлений на самом деле имеет долгую историю развития и не является чем-то принципиально новым, созданным только в рамках рационально-правового дискурса.

Формирование концепта «легитимность». Еще на заре становления политико-правовой мысли можно отчетливо проследить два ракурса рассмотрения государственно-правовых феноменов, с которыми также можно связать становление концептов «легальность» и «легитимность». Хотя, впрочем, следует оговориться, что последние выделяются условно, так как оба были органично встроены в процесс восприятия и осмысления окружающей действительности, не выделяясь отдельно, но следуя друг за другом. Здесь достаточно вспомнить то, что вся политико-правовая проблематика традиционных обществ рассматривалась сквозь призму сакрального (священного), высшего (метафизического). В силу этого для них было характерно, во-первых, «осмысление владычества сущего», природного/космического порядка, его уклада и закона, а уже затем последнее должно было быть выражено в человеческом логосе, во включенности человеческого бытия в божест-

226 Кастель Р. «Проблематизация» как способ прочтения истории. Мишель Фуко и Россия: сб. статей / под ред. О. Хархордина. СПб., М., 2001. С. 12.

Раздел I

Глава 2

венное, космическое устройство мира227. Другими словами, первое к чему стремилось мышление, — это к раскрытию первопричин, уклада и законосообразности сущего; второе — это уже перенос внешнего порядка на человеческую организацию. Поэтому целью сакральных (традиционных) обществ, как замечает А.Г. Дугин, является «стремление к соответствию вечному (надвременному) архетипу.. Это организация бытия, общества, политики в соответствии с Традицией, с небесными архетипами, с вечным, неизменным, невидимым божественным установлением, Промыслом»228.

Сегодня не вызывает сомнения, что процесс институционального строительства в древние времена осуществлялся посредством экстраполяции сакральных, мифологических структур на мир повседневности. Практически весь институциональный дизайн, иерархическая компоновка властных структур архитектонически соответствует структуре сакрального. В свою очередь механизмы идентификации, распределение и занятие тех или иных властных позиций во многом совпадали с миром сущего, над человеческим законом, а повседневный мир в таком прочтении являлся лишь частью, слепком сверхъестественного порядка вещей. «Главенствующее место в политическом сознании раннеклассовых обществ занимали мифы о божественном, сверхъестественном происхождении общественных порядков. С этими мифами были тесно связаны традиции обожествления существующей власти и ее предписаний»229.

Причем сакральное/божественное понималось как единый организм, находящийся в макроравновесии, в гармонии (хотя на микроуровнях гармония может нарушаться, например, противоречивый мир человека, но в общем плане закон мироздания органичен и целостен). Таким образом, легальным с точки зрения древнего мировоззрения становится та институциональная организация социального бытия и властных структур, которая наилучшим образом копирует, воспроизводит природный (естественный), космический порядок вещей, то есть организует и встраивает мир человека в гармонично организованный космос. В свою очередь легитимным является та нормативная и политическая структура, которая в своих повседневных практиках репрезентирует и поддерживает высший, сакральный порядок. В этом

контексте «Народ, Государство, Традиция мыслится как конкретное присутствие сакрального начала. Через общественное как сакральное человек соучаствует в Божественном»230.

Проблематичным для политико-правового сознания древнего времени становится поиск адекватных (легитимных) техник и методов осуществления власти, управления, поддержания и сохранения традиционного порядка сложившегося с незапамятных времен по образу и подобию божественного, его трансляция (например, посредством: ритуализации посвящения, сакральной преемственности власти, духовного наставничества и т.п.) будущему поколению. Вообще, по мнению П. Бергера и Т. Лукмана, «проблема легитимации неизбежно возникает, когда объективации (сложившиеся исторически) институционального порядка нужно передавать новому поколению... на этом этапе самоочевидный характер институтов больше не может поддерживаться благодаря нашей собственной индивидуальной памяти и хабитуализации (опривычивания, повседневное воспроизводство тех или иных социально значимых практик, превращающихся с течением времени в социальные институции)»231. Поэтому, замечают ученые, основной смысл легитимации заключается в объяснении и оправдании сложившейся (исторически) институциональной традиции. В силу этого легитимация объясняет институциональный порядок, придавая когнитивную обоснованность объективным значениям. Другими словами, легитимация оправдывает институциональный порядок, придавая нормативный характер его практическим императивам. «Важно понять, — настаивают авторы, — что легитимация имеет когнитивный и нормативный аспекты. Иначе говоря, легитимация — это не просто вопрос "ценностей". Она всегда включает также и "знания "»2П. В свою очередь, весь выработанный корпус знания транслируется с помощью традиции, интерпретирующей социальную жизнь общества, место и роль в нем какого-либо института, социальной позиции и т.п.

Общественные/сакральные основы человеческого бытия в раннеклассовых обществах считались непоколебимыми, божественно установленными, и всякая попытка поставить под сомнения последние воспринималась как вызов богам, разрушение божественного порядка

227 См. об этом: Исаев И.А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти. М., 2003.

228 Дугин А.Г. Философия политики. М., 2004. С. 112.

229 История политических и правовых учений / под ред. докт. юрид. наук, проф. О.Э. Лей-

ста. М., 2002. С. 24.

230 Дугин А.Г. Указ. соч. С. 114.

231 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии

знания. М., 1995. С. 153.

232 Бергер П., Лукман Т. Указ. соч. С. 153.

Раздел I

Глава 2

(гармонии, священных законов, абсолютного мирового начала и т.п.) и в конечном итоге приводила к отчуждению человека или вообще всей общности от божественного устройства (замысла) с дальнейшим его исчезновением, растворением в хаосе. Сама власть, как отмечают многие исследователи, рождается в ходе преодоления хаоса и легитимируется через установленный порядок (интерпретируемый в пространственно-мистических и сакрально-иерархических характеристиках) со свойственной последнему политико-нормативной организацией, моделями и механизмами его поддержания233. Почти во всех мифологических картинах мира мы встретим подобную логику объяснения: происхождения вселенной, жизни, иерархии, власти и механизмов ее осуществления234. Именно из этой логики происходит обращение сакрального в земное устройство, принципа аналогии священных форм в человеческий закон. Иначе — человеческий порядок представляет собой отпечаток сакрального, здесь царят те же структуры, та же иерархическая сопод-чиненность, тот же порядок существования.

Сакральное восприятие древними славянами природных явлений, которое положило основу формирования архаического культа Матери-Земли, а также древний религиозный культ предков оказало существенное влияние не только на становление первых институтов публичной власти, но и на формирование отечественной традиции понимания легитимности и легальности государственной власти. Высшей сакральной властью на Руси обладало вечевое собрание, свой высокий статус этот институт черпал именно из органичной связи с землей и духом предков. Народные собрания созывались вблизи кладбищ (погостов), откуда все решения последнего санкционировались именно духами предков, что придавало сакральную легальность всем вечевым решениям235. Княжеская власть, которая первоначально выполняла охранительно-вое иные и фискальные функции, была подконтрольна вечу, занятие стола или принятие какого-либо решения практически всегда легитимировалось народным собранием236. Легитимность как самого института княжеской власти, так и отдельных его представителей поддерживалась силой народ-

233 См. об этом: Домников С.Д. Мать-Земля и Царь-Город, Россия как традиционное

общество. М., 2002; Исаев И.А. Politica hermetica: скрытые аспекты власти, М., 2003;

Сапронов П.А. Власть как метафизическая и историческая реальность, СПб,, 2001,

234 См. об этом: История политических и правовых учений / под общ. ред. проф, О.В, Мар-

тышина. М, 2004.

235 См.: Рыбаков Б.М. Язычество в Древней Руси. М., 1988.

236 См.: Андреева Л.А. Религия и власть в России: Религиозные и квазирелигиозные док

трины как способ легитимизации политической власти в России. М., 2001. С. 65—66.

ного мнения, «общим мнением земли»237. По этому поводу В.О. Ключевский замечает, что «фактически государства основываются различным образом, но юридическим моментом их возникновения считается общественное признание властвующей силы властью по праву. Идея такой правомерной власти и внесена в легенду о призвании варягов»238.

Первоначально княжеская власть не обладала ни сакральным характером, ни почиталась как общепризнанный легальный институт публичной власти. Первые общественные отношения между княжеским институтом и русичами складывались на рационально-политическом уровне, не имели какой-либо сакральной основы, а регулировались жестко системой правовых норм — договорами (например, между вече и князем)239. «Корм был их политическим правом, оборона земли их политической обязанностью, служившей источником этого права, и этими двумя идеями, кажется, исчерпывалось все политическое сознание тогдашнего князя, будничное, ходячее сознание, не тождественное, какое заимствовалось из книг или внушалось духовенством»240.

С течением времени традиционное мировоззрение славян постепенно сообщало сакральный характер и княжескому институту. Так, первоначально «неурожайные годы, мор и другие стихийные бедствия в глазах населения являлись признаком неугодности князя богам, растраты им магической силы, что могло закончиться для него изгнанием, а порой и смертью. Хорошие же урожаи, благосостояние населения, богатая военная добыча, напротив, свидетельствовали об "удаче" князя и также относились населением на его счет»241. Иными словами в область чисто правовых отношений вторгается традиционное мировоззрение аграрной культуры и договорные отношения дополняются

237 Причем русская земля, как отмечает Л.А. Андреева, «воспринималась славянами как

единая для всех мать-кормилица, как сакральное пространство пофебенных в ней предков

и отчизна всех русичей». Андреева Л.А. Указ. соч. С. 58.

238 Ключевский В.О. Сочинения. В 9т. Т. 1. Курсрусской истории. М., 1987. С. 155; Про

должим эту мысль: что же это такое — призвание варягов, описанное в летописи, спра

шивает В.О. Ключевский, и отвечает, что это «стереотипная формула идеи правомерной

власти, возникающей из договора — теории очень старой, но постоянно обновляющейся

по ее доступности мышлению, делающей первые опыты усвоения политических понятий.

Сказание о призвании князей, как оно изложено в Повести, совсем не народное предание,

не носит на себе его обычных признаков: это — схематическая притча о происхождении

государства, приспособленная к пониманию детей школьного возраста». Там же. С. 156.

239 См.: Фроянов И.Я. Древняя Русь: опыт исследования истории и социально-поли

тической борьбы. М. - СПб., 1995. С. 104-107.

240 Ключевский В.О. Указ. соч. С. 187.

241 История России: народи власть / под ред. В.П. Сальникова. СПб., 2001. С. 33.

7 3ак.4401

Раздел I

Глава 2

легитимным традиционным освящением. После того как династия Рюриковичей возглавила огромный межплеменной союз с центром в Киеве, власть их должна была в глазах населения обладать и значительно большей сакральной силой, чем князей простых племенных союзов.

Иными были и черты легитимации публичной власти, концентрировавшейся в руках киевских князей. «С ростом союза союзов усложняются религиозные обязанности князя, эволюционировавшего от жреца-организатора массовых жертвоприношений кумирам дружиной и полянами до инициатора крупных реформ, касающихся всех восточно-славянских земель (языческая реформа Владимира, принятие христианства)»242. Становление новых политических, территориальных связей, усложнение социальной структуры общества существенно повышало роль княжеского института, складываются устойчивые административные, управленческие центры города, формируется аппарат управления. Однако существенные изменения в практиках легитимации и легализации государственной власти были вызваны принятием христианства на Руси. «Вместе с христианством стала проникать на Русь струя новых политических понятий и отношений. На киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка»243. Средневековая (теологическая) традиция интерпретации легальности и легитимности власти. Само становление концепта легитимности справедливо связывают со средневековой юридико-теологической мыслью, с появлением ярко выраженных теологических механизмов легитимации властных институций, с их персонифицированным (суверен, царь, священнослужитель и т.п.) и дифференцированным (различные представители социально-властной иерархии, специализирующиеся в области производства разнообразных практик легитимации своего господства, светского либо духовного) характерами. Подобная трансформация мифологического мировосприятия в теологический дискурс в сфере политико-правового мышления выразилась в дуализме: сакрального/божественного и профанного/земного, «законного» и «благодатного». Так, если мифологическое мировоззрение было проникнуто всеединством, гармонией, где структура и практика человеческого бытия совпадали со структурой сакрального, постоянно присутствующей в жизнедеятельности людей (здесь «структура Политического

Дата добавления: 2015-08-02