Глава 5. Утреннее солнце закололо глаза

Утреннее солнце закололо глаза. Билл, как и ожидал, не увидел утром Мишель. Только подозрительно косящегося Тома и маму, которая спрашивала, не видел ли он девушку. Пожимая плечами, парень честно пересказал ложь Мишель по поводу «внезапно появившихся дел», а потом заявил, что сам уезжает сегодня же, через два часа.

- Ты сдурел что ли? – налетел на него Том, когда они остались одни в кухне, плотно позавтракав мамиными пирожками. – Мы только приехали! Мы не видели маму не-помню-даже-сколько лет! Куда ты собрался, недоумок?

- Оставайся, - спокойно ответил Билл, - я не тащу тебя за собой.

- Это из-за Миши что ли? Что вчера произошло?

Билл инстинктивно потер щеку, хотя та совсем не болела. Покачал головой.

- Ничего.

- Вижу по глазам твое «ничего», - ворчливо отозвался Том. – Обидел ее?

Кивок.

- Ау! – потер ушибленный затылок. – За что?!

- А ты, блин, не догадываешься? – воскликнул Том, сложив руки на груди. – Миша она такая… вернее, совсем не такая как все. Один не справишься.

- Не справлюсь с чем? – будто бы не понимая, поинтересовался Билл.

Еще один подзатыльник.

- А если я отвечу?!

И еще один.

- У Гордона есть ружье, - угрожающим тоном напомнил Билл.

Поймал руку брата, которую тот заботливо поднял для очередного удара. Хмурясь, Билл уселся на табуретку, запустив руки в волосы.

- Что-то мне эта поза напоминает… - Том задумчиво почесал подбородок, облокотившись о мойку. – Картина «я виноват, я кретин, и я не знаю, что с этим делать», нарисовал Билл Каулитц.

- Талантливый человек талантлив во всем, - проворчал «художник».

- Ага, только вот мозгов не хватает.

Уничтожающий взгляд, смешанный с просьбой о помощи. Том глубоко вздохнул и присел на соседнюю табуретку. Он знал Мишель не один день, также он знал, что обидеть ее – вовсе не просто. Нужно быть очень близким ей человеком, сморозить, на первый взгляд, абсолютно безобидную вещь и обязательно о чем-нибудь таком, с чем девушка не могла бы разобраться. И, пока Билл рассказывал что случилось вчера ночью (начав с того момента, когда они пили чай упустив все интимные подробности), Том мысленно ставил галочки на пунктах перечисленных выше: надо же, все учел!

- И зачем я вообще о ее мужике говорить стал, - покачал головой Билл.

- Потому что ревность душила, - впервые серьезно сказал Том, не моргая смотря на брата. – И она оценила, пусть сначала не поняла этого.

Билл хотел поблагодарить, но не успел: в кармане завибрировал мобильник. Вытащив его, парень уставился на дисплей огромными от удивления глазами.

- Мишель, - то ли удивленно, то ли радостно (а скорее и то и другое) оповестил он Тома.

- Отвечай!

- Ой, а без тебя бы я не догадался? – шикнул на него близнец и, поднеся трубку к уху, неуверенно сказал: - Алло.

Мгновенно побледнев, Билл слушал. Губы налились свинцом, дышать стало тяжело. Он схватился за край табурета, пытаясь удержаться. Плохо соображал, не мог понять смысла слов, но голос… этот родной, любимый голос дрожал и рвался от отчаянья и боли.

Связь резко оборвалась. Послышались быстрее гудки, плотно сковывающие грудную клетку страхом. Билл продолжал сжимать телефон. Обеспокоенно взглянув на брата, Том отобрал у него трубку.

- Что такое?

- Нужно ехать, - не своим голосом ответил Билл. – Мишель.

***

В квартире тихо, лишь часы, которые я так просила снять, стучат, отбивая каждую минуту как последнюю. Но зато вторая моя просьба услышана – совсем не холодно, даже душно. А может, я просто больше не боюсь?

- Где ты была?

Вздрагиваю. Как по команде – по телу неприятная ледяная дрожь.

В глубине комнаты, на бархатном красном диване сидит Льюис. В одной руке дорогая сигара, в другой – бокал с чем-то янтарным, похоже на коньяк или виски. Прищурив светлые, затуманенные из-за алкоголя глаза, Льюис презрительно смерил меня взглядом.

- Не буду повторять вопрос, - железным тоном, но медленно и смешно из-за опьянения сказал он. – Почему твой телефон выключен?

- Я была у матери.

- Лжешь! – голубые глаза на миг стали темными, с каким-то зловещим кровавым огоньком, скорее всего из-за одинокой свечи в подсвечнике, что стоял на тумбочке, но стало не по себе. Дьявольский, уничтожающий взгляд. – Твоя мать умерла. – Жестко, холодно, в миг протрезвев.

И его слова – как удар клинком куда-то в область сердца. Иллюзии о том, что этого не было, что я забыла все – рассыпаются как карточный домик.

Я молчу, пытаюсь дышать ровно, но дыхание безвозвратно (на этот вечер точно) сбито, эмоции уже не удастся взять под контроль. Главное сейчас – сохранять лицо. Я в порядке, я всегда в порядке.

- С чего ты взял? – получилось непринужденно и почти безразлично, в манере собеседника, словно мы говорим о чем-то другом, о ком-то чужом, о неодушевленном предмете.

- Не хотелось быть единственным человеком, который этого не знает, - я ошиблась – Льюис вовсе не пьян и он более чем когда-либо отдает себе отчет в том, что говорит. От этого становится страшно.

Неважно. Ничего не важно. Решение уже принято.

Делаю пару глубоких вдохов, собираю во взгляд всю энергию, всю силу, вздергиваю подбородок и с вызовом отчеканиваю:

- Не понимаю о чем ты, - пауза, даю возможность переварить и понять услышанное, - и, если честно, не хочу понимать.

Выгнул бровь. Взгляд короля на поданного, который его ослушался. Что за дерзость, мадмуазель? Хотя, неважно, - голову с плеч!

- Я за вещами, - в такой ситуации самое главное – сохранять холоднокровное спокойствие и следовать четкой инструкции. Проблема в том, что внутри меня уже все рассыпалось, растерялось, а инструкции и вовсе никогда не было; я надеялась, что не застану Льюиса дома. Объяснить все по телефону легче, от этого не так больно, я знаю: Билл объяснил мне, четыре года назад, почему покидает меня, вживую, было больно.

- Ты втайне от меня купила новый дом? – Льюис не дурак, он понимает, что к чему, понимает, что следует за этим, на первый взгляд безликим, «я за вещами»: конец, финишная прямая, резкий поворот в противоположную сторону. В пустых голубых глазах, похожих на две льдинки, всегда читался холодный расчет и часто жесткие действия с ужасными последствиями. Этот взгляд сопровождал Льюиса Бремора на каждой сделке, на каждой встрече с клиентами и сотрудниками, со мной – никогда. До этой минуты.

- Нет, Льюис, - я все еще надеюсь, что смогу уйти мирно, хотя тон делаю более мягким, почти покорным, - я ухожу от тебя. Прости.

Прости. Можно подумать, это так легко простить. Прости, что потратила пару твоих лет, прости, что так и не смогла полюбить тебя, прости, что не осознанно использовала тебя. Я понимаю как это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Банальность и фальшь течет из меня, подобно реке и только дрожь в теле – настоящая.

- Мне правда жаль.

- Это из-за того мальчишки? – никаких эмоций, только рука подрагивает цепляясь пальцами за полупустой бокал. – Ты с ним много времени проводила. И что он тебе рассказывал? Обещал забрать куда-нибудь, как и я тебя пару лет назад? Красивую жизнь, любовь?

Пропускаю едкие, полные обиды и злости реплики. Этот Льюис мне не знаком и я не вижу смысла разбираться, я вообще больше не вижу ни в чем смысла.

Молча отворачиваюсь и иду к выходу из комнаты. Самые нужные вещи – на левой полке, остальное заберу, когда он успокоиться или уйдет из дома.

- Куда ты направилась? – властно выкрикивает вслед.

Не успеваю даже подумать, мой следующий шаг сопровождается резкой болью в затылке. От неожиданности подкашиваются ноги, цепляюсь за дверной косяк. Коридор плывет, кажется бесконечным. Льюис хватает меня за волосы, встряхивает, тянет назад заставляя непроизвольно посмотреть на него: первое, что я вижу – горящие, неузнаваемые, абсолютно безумные глаза. Хочется крикнуть, но голос пропал. Тяжело дышу, смотря в лицо Льюису, а он продолжает держать меня за волосы, на полусогнутых ногах. Пытаюсь вырваться – это и есть ошибка. Неверный шаг несуществующей инструкции. Вновь удар. Такой же неожиданный и жесткий. Резко направляет руку, пальцами которой сжимает мои волосы, и мое лицо летит на дверной косяк. От адской боли я начинаю стонать: тихо, сквозь зубы наполненные кровью. Резко отпускает, поражая на затылок не менее жуткой болью – я падаю на деревянный паркет. Губы плачут кроваво-красным вином. А я не плачу. Мне слишком страшно, я слишком шокирована. Пытаюсь подняться, руки не слушаются.

- Сука, - голос чужой, такой безразличный, полон ненависти, - какая же ты сука. Шлюха, ничтожество.

Закрыв глаза, просто лежу на полу, поджав под себя ноги. В позе зародыша пытаюсь собраться с силами. Главное, чтобы он успокоился, главное, чтобы не пошел к Биллу…. На глазах появляются первые слезы. Слизываю кровь с губ, всхлипываю. Держись, держись ради него! Ты должна держаться.

- Дрянь! – схватив за край блузки, Льюис со всей силы толкает меня в коридор.

Пролетая пару метров, с приглушенным хлопком приземляюсь всем телом. Падаю на пол, ударяясь локтями о холодный паркет. Тяжелые шаги совсем рядом. Кажется, хлопнула входная дверь. Пару мгновений просто лежу, надеюсь, что если буду дышать не так часто – боли будет не так много. Ушел. Главное, чтобы не к нему… Билл…

Слезы разодрали горло, и я не уверена, что когда-либо смогу говорить. Но я должна сказать ему, я должна позвать его. Он же обещал. Обещал. И я обещала. Главное пошевелиться, потом будет легче.

Губы щипет. Я, пытаясь подавить всхлипы, ползу по полу. Свежие синяки ноют, но я не обращаю на это никакого внимания. Я вообще почти не замечаю боли, наверное, во всем виновато шоковое состояние. Оно накрыло меня. В ушах шумит, поэтому мне неизвестно что происходит и где в данный момент Льюис. Я вижу только свой мобильник, он выглядывает из кармашка сумки, и сейчас самое главное для меня – добраться до него.

Пальцы скользят по быстрому набору. Мучительные гудки.

- Rette mich!* – кричу я в трубку, слова смешиваются с рыданиями. – Bill, rette mich! Bill!

Трубка выпадает из моих ослабших пальцев. Глубокие вдохи помогают выжить, но мне не столько важно мое физическое состояние, важнее услышать голос Билла, узнать все ли с ним хорошо. Но я уже ничего не слышу. Темнота поглощает.

* Спаси меня (нем.)

Дата добавления: 2015-08-02