Глава 3. В кухне царит та же теплая, праздничная атмосфера

В кухне царит та же теплая, праздничная атмосфера. Том и Гордон, смеясь, о чем-то беседуют. Симона колдует у плиты. Виновато улыбаясь, я и Билл садимся на свои места. Глубокий вдох. Короткий взгляд. Давай оставим это? Уже оставили.

.. - А почему твои родители не присоединились к нам, милая? – тепло улыбаясь, интересуется Симона. – Я очень соскучилась по Патрику и Аннабель. Совершенно их не вижу, вы переехали?

И я бы рада не отвечать, но четыре пары ничего не подозревающих глаз смотрят на меня, даже не пытаясь скрыть любопытства. Я поерзала на стуле, в горле образовался ком; ощущение, будто стоишь на обрыве и что бы ты ни сказал, все равно полетишь вниз. Один. Без страховки.

- Они и правда не могут прийти, - прохрипела я. Гордон заботливо протягивает мне бокал с вином. Кивком поблагодарив, я обращаю внимание на близнецов: смотрят в упор, от любопытства глаза блестят, как два начищенных блюдца. – Отец ушел от нас тем же летом.

- Ох, - сконфуженно отзывается Симона. Я кожей чувствую ее смущение и мне почему-то стыдно от этого. Стыдно, что отец ушел, стыдно, что он развалил семью, стыдно, стыдно….

- Мам, салат просто оболденный! Нас такой вкуснятиной давно не кормили, хотя мы вроде звезды. Да, Том?

- Угу… - протягивает Том, соглашаясь с братом. Он не совсем понимает, причем тут салат, а еще больше хочет возразить, чтобы младший поменьше гнал, ибо еда в отелях, как выразился Билл, оболденная.

А я начинаю нервно улыбаться, тем самым выражая Биллу благодарность за то, что тот сменил тему и заполнил паузу, или я улыбаюсь потому, что Том – всегда смеющийся над «тормознутым» Густавом – не понял Билла; ну а может я улыбаюсь из-за того же смущения, так плотно засевшего в грудной клетке.

- Ладно вам, мальчики, - отвечает Симона, махнув рукой, - обычный салат.

- Нет, вкусный!

- Очень-очень вкусный! – подхватывает Том и я готова забрать свои слова о том, что он не понял брата. Понял, как же, всегда понимал.

Дальнейшую беседу о салате я не слушаю. Просто сижу и смотрю на Билла, на то, как ловко он управляется с вилкой – впервые еще ни разу не уронив ее – и, ловя мои взгляды, улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ, а это неприятное, колющее смущение растет. Когда к разговору о восхвалении салата присоединяется Гордон – слишком активно размахивая столовыми приборами, – меня прорывает:

- А мама… мама умерла.

Билл роняет вилку.

***

Я хочу закрыть глаза. Темнота и безразличие. Это всегда внутри меня. Это я. Но старые раны вскрываются слишком быстро, словно взрываются вулканы – топят в лаве спокойствие и пустоту. Больно.

- Пожалуйста, не нужно меня успокаивать! – кричу я, отдирая цепкие наманикюренные пальцы Билла от своего плеча. А на самом деле, знаешь, нужно! Нужно врезать мне хорошенько – лучше чем-нибудь потяжелее, – прикрикнуть или встряхнуть посильнее, потому что чувствую я себя паршивее не придумаешь: мне стыдно, ведь я так долго молчала, стыдно за слабости и истерику, стыдно за то, что сорвала праздничный ужин – первый, кстати, за долгое время разлуки близнецов с мамой – и больше всего мне стыдно перед Биллом, который привык видеть меня вовсе не такой…

- Я слабая, Билл, - перестав вырываться, выдыхаю я, упав на диван.

Каулитц не отпускает меня, вцепившись мертвой хваткой (у фанаток, что ли, научился такой сноровке?) садится рядом. Закрыв глаза, я пытаюсь прийти в себя, но шумное дыхание у самого уха совершенно не способствует этому. Качая головой, я неуверенно открываю глаза и поворачиваю голову.

Наши лица совсем рядом. Глаза близко, а носы почти соприкасаются. Как в тот летний день….

Билл ничего не говорит, не двигается, просто ждет, обдувая мои губы горячим дыханием. От него пахнет печеньем и дорогим одеколоном. «Я хочу свободы, я хочу почувствовать свободу, я хочу оставить это, позволь мне быть рядом, позволь….»

- Что ты делаешь?

Мои плечи вздрагивают. Черт возьми, я чуть не поцеловала его! В голосе парня ни отвращения, ни страха, лишь любопытство. Он даже не отстранился от меня, даже руку с моего предплечья не убрал, лишь хватку ослабил.

- Не знаю, - шепчу я ему в губы. И правда же, не знаю. И правда же, что все это не важно.

Билл улыбается чуть лукаво. Вторая его рука ложится на мою шею, большой палец очерчивает линию челюсти. «Позволь, позволь мне забыть все, позволь, ты мне так нужен…»

Прикосновения мягкие, губы горячие. Во время поцелуя, я улыбаюсь.

- Ты не виновата, - тихим и спокойным голосом утверждает Билл. Убаюкивающий шепот и сильные руки на моих плечах. – Ни в чем не виновата. Слышишь?

Киваю. На автомате киваю. Была виновата только перед ним, а после этих поцелуев еще и перед Льюисом. Но я не спешу размыкать объятий, не спешу убирать свои дрожащие пальцы с острых коленей Билла. Нет больше сил сопротивляться, нет больше сил сдерживать себя.

Такая хрупкая, сломанная. Впервые он видел Мишель несобранной, усталой, растерянной. Она цеплялась за его плечи, крепко прижималась, позволяла себя целовать – или целовала сама? – а Билл придерживал ее за тонкую талию, гладил ладонью холодную щеку. Ему давно не было так спокойно, так хорошо. Лишь легкое покалывание в пальцах. Весь мир исчез, исчезли проблемы, исчез Том, который мог в любую минуту зайти и потом всю жизнь пускать в их адрес неуместные шутки, могла зайти мама или Гордон, перед которыми почему-то было бы стыдно. Исчезло все, он чувствовал только ее мягкие губы неуверенно ласкающие кожу.

Длинные ресницы Мишель дрожали, щекотали его ключицы. Билл вздрагивал, ощущая, что они мокрые. Крепче прижимал к себе, целовал шею, вдыхал душистый аромат. Кажется, от нее пахнет лавандой.

Поцелуи становятся увереннее, он кладет ее на диван, накрывая своим телом. Пальцы цепляются за плечо, сминая ткань рубашки, Биллу хочется поскорее прикоснуться к горячей коже – не важно, руками, языком или всего лишь только взглядом…

..Интересно, многих ли Билл целовал с нашего первого поцелуя и до этого момента? Хотя, впрочем, неважно. Сейчас их нет, сейчас здесь только мы. В душной гостиной, где приглушен свет. В этой небольшой комнате обитает страсть, желание. Задыхаюсь.

Билл перестает целовать меня, его руки нехотя соскользнули с моего бедра. Я чувствую, как нехватка дыхания лишь усиливается. Физически ощущаю, как мне не хватает его. Конечно, мне всегда его не хватало, но теперь – впервые физически. Я понимаю, что если он сейчас отступит – я умру; невыносимо нуждаюсь в его губах, что за годы стали лишь слаще. Наваждение, помутнение. Но Билл, пройдя до двери, шатаясь словно пьяный, закрывает ее на ключ и возвращается к дивану, ко мне. Целую первая. Нежно, но пылко. Как глоток воздуха. Сминаю его футболку, Билл помогает стянуть ее со своих худых плеч. Дышим почти в унисон, одежда соскальзывает и с моего тела, горячие прикосновения, я почти не стесняюсь, я слишком возбуждена, мой разум слишком помутнен. Уверенные, но нежные движения любимых рук. Кусаю до крови губы, только бы не закричать от наслаждения. Прижимаюсь к нему, ощущаю, как мы становимся единым целым. Закрыв глаза, царапаю ногтями его спину, оставляя красные следы, целую плечи, не перестаю тяжело дышать. Билл едва слышно рычит, от сладости ощущений внизу живота зарождается тепло, а я почти сгораю от такой близости. Не останавливайся.

Дата добавления: 2015-08-02