Глава 5. Как и ожидали – все прошло более чем успешно

Как и ожидали – все прошло более чем успешно. Свободы было маловато, во многих ответах я не узнавала Билла, но понимала: продюсерам виднее, они знают, что люди хотят слышать; хотя кардинальных изменений я не увидела - все-таки профессионалы. Билл покорил сердца зрителей с первых секунд, лучисто улыбаясь и сияя искренностью.

Я жду ребят на стоянке, нервничаю. Билл и Том, прикалываясь друг над другом, вылетают из здания (Георг и Густав покинули студию раньше).

- Может, отметим удачное выступление на передаче и новый клип? – Билл улыбается, вцепившись в мои плечи. Я неуверенно придерживаю его за бедро. Последние дни весны, последние дни учебы, такие солнечные, удачливые.

- Если только мороженым и сеансом в кинотеатре, - мягко говорю я, потрепав Билла по волосам.

Том фыркает. Я закатываю глаза и дергаю его за дреды. Ощущение полной свободы и легкости после часов нервов и переживаний.

- Ну так что? Только кино и мороженое? – повторяю я вопрос.

Билл делает огромные глаза и притворно оскорбляется – как ты могла подумать, что я предложу что-то иное? – а уже через минуту заливается моим любимым смехом.

***

Ни в какое кино мы не пошли. Направились сразу в кафе. Заказали по мороженому в больших пластиковых стаканчиках (Том и я – шоколадное, Билл фисташковое) и три клубничных коктейля.

- Так чем ты планируешь заниматься? – спрашивает Том, играя с трубочкой для коктейля.

Я хмурюсь, показывая взглядом, что стоит уточнить.

- Ну, мы вот - типа музыканты…

- Не типа, - встревает Билл, толкая брата в бок.

- Окей, - соглашается тот, - музыканты. А ты кем будешь, Миша?

- Если уж мы замахнулись на самые смелые мечты, то микробиологом. Хотелось бы поработать в Японии… Что? – смотрю на озадаченные лица близнецов.

- А Гордон еще говорит, что наши мечты смелые, - бормочет Билл, делая вид, что поднимает свою челюсть.

- …и безумные, - добавляет Том.

Я смеюсь до слез.

- Да ладно вам, это же я так, помечтала. На деле буду хирургом или вроде того. Если повезет, конечно.

- Ой, а что, с твоей зубрежкой может быть иначе? – с усталостью в голосе передразнивает Том, вставая. Закатывает глаза, словно умирает от скуки. Я, перегнувшись через весь стол, шутливо ударяю его по козырьку кепки. Том показывает мне язык и начинает озираться по сторонам: – Ну и где эти тупые коктейли? В туалет пойду схожу. Вечность их ждать приходится, блин.

- Вали уже, - толкает Тома Билл, - раскудахтался тут.

Отвесив брату нехилый подзатыльник, старший Каулитц поспешил скрыться за поворотом, громко шаркая ногами. Билл потер затылок, мстительно смотря в след близнецу.

Шаги Тома растворяются в шуме и разговорах. Билл все еще хмурит брови, ковыряясь ложкой в мороженом.

- Как песни? – спрашиваю я. – Написал что-нибудь?

Билл неуверенно кивает и крутит рукой в воздухе – немного. Хотя я знаю, что у него вся тетрадка исписана мыслями, но вот собрать их в кучу порой не получается. Не сразу. «Время, - говорит Билл, - и вдохновение - от меня это не зависит».

Вдруг Билл вскакивает. Хватает меня за запястье и заставляет подняться следом. Я вопросительно смотрю на него.

- Посмотри на этих людей, - Билл с презрением обводит глазами зал, - они же все - роботы. Рабы своей жизни.

Мой взгляд остановился на мужчине в зеленой рубашке: спина прямая, взгляд светлых глаз – пустой, он ел свой салат, смотря строго перед собой; и я уверенна, что он почти не чувствовал вкуса. Недалеко от него сидели две девушки. Они выглядели более-менее нормально: шутили, смеялись, но и это казалось таким отработанным, как по команде. Я начала понимать, что именно мне хотел сказать Билл.

- Не хочу стать таким, - хмурится Билл и смешно морщит нос. – Хочу жить! – он хлопает в ладоши. Хлопок пролетает по залу, многие недовольно поднимают головы. Билл не обращает на них никакого внимания. Этим он и отличается от людей в этом зале, в этом мире – не подгоняет себя под какие-то абсурдные нормы. Он делает то, что хочет. Всегда. - Хочу пеееть! – тянет последнее слово, качая головой. – Творить! Жить!

Я не знаю, как реагировать, лишь смущенно улыбаюсь.

- Это так круто, Мишель, - Билл тоже улыбается, но не так, как я, а широко, сверкая белоснежными зубами, будто на приеме у стоматолога. – Я всегда буду таким! Назло всем!

Люди за столами привыкли к выкрикам амбициозного подростка, они вновь возвращаются к еде, погружаются в себя и свои проблемы, вымученно улыбаются собеседникам. А Билл кричит и прыгает, сияя, как медный таз.

- Напомни мне, чтобы я проверил его на наркотики, - слышу у своего уха голос Тома. Обернувшись, вижу его абсолютно беспристрастное – уже, наверняка, привыкшее к подобным выходкам близнеца – лицо. Он стоит рядом со мной, вытирая ладони о широкие джинсы.

Я виновато улыбаюсь ему, словно это я уговорила Билла так протестовать, устраивать свою маленькую революцию. А я ведь даже не спорила.

- Хочу жить, - запыхавшийся Билл прискакивает к нам с молочными коктейлями в руках. – И любить тоже хочу, творить, писать музыку…

Он начинает перечислять свои желания, но я уже не слышу их. Мой разум зацепился за слово «любить», оно эхом отдается в голове, заставляет кровь бешено стучать в висках, а мои руки – холодеть.

- Мне… мне нужно в туалет, - хриплю я; горло почему-то начинает сжиматься, словно кто-то крепко вцепился в него ледяными руками. – Посидите здесь, пожалуйста.

- Блин, и ты, - недовольно бубнит Билл, плюхаясь на железный стул.

Том садится рядом, начинает строить глазки каким-то девчонкам, которые, увидев «причину шума» рядом с парнем, с презрением отворачиваются.

- Хреново быть братом кретина, - бубнит Том с досадой.

Билл что-то отвечает ему, но я уже не слышу. Стук собственных каблуков перекрывает все звуки вокруг: разговоры, перепалку братьев, негромкую музыку и шум столовых приборов. Сердце сжимается. «Любить, любить. Он хочет любить».

В туалетной комнате я сразу бегу к раковине и, подставив руки под ледяную струю воды, прикладываю их к лицу, надеясь отрезвить мысли. Только друзья. Мы только хорошие друзья, да и то вряд ли: я же плачу Тому за игру на гитаре, а в кино согласились идти из вежливости - вдруг прекращу ходить учиться играть… Нет, слишком меркантильно, слишком грязно. Нам просто хорошо всем вместе - общаться, дурачиться, помогать друг другу. Вот и все. Какая романтика, девочка? Нет ей тут места.

Ледяная вода не особо помогла. Просто стою и мну в руках салфетку. Капли падают с подбородка, неприятно щекочут шею. Я кусаю губу, пытаюсь понять: неужели чувства к Биллу и правда есть? Если бы не было - не реагировала бы так. Но это невозможно! Мятую салфетку кидаю в урну и, оперевшись руками о края раковины, опускаю голову. Смешно и нелепо. Мальчику бы выступать, петь и радоваться жизни, зачем ему любить? В пятнадцать-то лет. Нужно жить – правильно он выразился – для себя жить, мечтами жить. А любовь… она сама придет.

«Понимаешь?»­ – мысленно говорю себе, подняв голову.

Глупая влюбленная девчонка испуганно таращится на меня своими зелеными глазищами, кусает пухлые, слишком пухлые, губы, заправляет за уши дрожащими руками темные пряди волос. А эти запястья… ты еще говорила, что Билл худой, а у самой тонкие руки-ветки; никакого изящества. Конечно, он не полюбит тебя - нужна ты ему, приземленная зануда. Ему бы драйвовую, классную, чтобы кричать с ней о свободе на все кафе, послав к черту чужое мнение. Ты же не такая, Мишель. Цифры дороже букв. Противоположность. Плюс и минус. Никакого тире, многоточия или восклицательного знака.

- Просто забудь, - тихо говорю я отражению. – Не нужно портить то, что у тебя есть.

Да и чем вообще дружба отличается от любви? Поцелуями с языком? Переживу, тоже мне. Возможность видеть его, помогать, обнимать и слушать восхитительный голос – этого и так непозволительно много.

- Миш? – дверь распахивается, в отражении вижу дредастую голову Тома. – Ты идешь? Мы еще хотели в музыкальный магазин зайти…

- Да, - на удивление спокойно, смотря прямо в глаза, отвечаю я. – Сейчас буду. Иди лучше, это все-таки женский туалет.

Усмехнувшись­, Том закрывает дверь. Я еще раз смотрю в отражение, взглядом даю последние указания: успокойся, делай вид, что ничего не было; ах да, ничего и правда не было. Оторвав салфетку, вытираю лицо от капель и, гордо подняв голову, выхожу. Всего-то маленькая беззвучная истерика. Даже слез не было.

…Билл лежит на двух стульях, сложив руки на груди, будто мумия в саркофаге. Рядом стоит пустой стакан из-под коктейля. Том сидит напротив, улыбается все тем же девчонкам. Они, кажется, смилостивились над ним – улыбаются в ответ, машут.

Увидев подошедшую меня, Том с готовностью поднимается, держа в руках коктейль. Протягивает мне и уже хочет толкать брата, как я, жестом отогнав его, заботливо сажусь рядом с головой Билла и громко спрашиваю:

- Что разлеглись? Подъем!

Подскочив, Билл смахнул стакан.

- Повезло, что пустой, - наблюдая за тем, как стакан падает с коленей и беззвучно катится по полу, комментирует Билл.

Том давится смехом, я умиляюсь взъерошенности и милости младшего Каулитца. Макияж немного смазался, челка растрепалась.

Я буду рядом, слышишь? Всегда. Я протяну тебе руку, если ты упадешь. И если будет страшно – тоже протяну. Мне ничего не нужно, я просто буду рядом.

- Идем, - поднимая упавший стакан и кидая его в мусорку, говорю я, – диски посмотрим.

…Следующи­й час мы веселимся в музыкальном магазине, я забываюсь в улыбках, надрываясь от смеха, и благодарю судьбу за то, что она познакомила меня с этими мальчиками. Светлыми, талантливыми мальчиками. Мы слушаем музыку через большие наушники на; Билл пропевает слова, а Том либо поднимает палец верх, либо изображает, что его тошнит; с умными видом Том советует мне, какие песни стоило бы научиться играть, какие ему нравятся, а какие он бы удалил, даже не пытаясь наиграть. Билл, невозмутимо моргая, сметает все футболки и диски с Green Day и Nena. Его истерику насчет «ты ничего не понимаешь, Том!» слышали, наверное, и в соседнем магазине (и в пресловутом кафе, наверняка узнав мальчика), а брат всего-то спросил: «Зачем тебе столько?»

Пока парни пробивают свои покупки, вернее, покупки Билла, ибо Том купил лишь один медиатор с изображением белой пятиконечной звезды, я оглядываю магазин и улыбаюсь. Уже представляю, как на полках лежат диски группы близнецов, висят их плакаты, а на входе магазина - объявление о том, что их пластинка стала платиновой. Трижды. И так будет. Не может быть иначе.

…Мы расстаемся на остановке. Мне – на сорок пятый автобус, близнецам – немного пройтись пешком, а там - на девятом трамвае. Прощание стандартное - объятие с Биллом и нотация от Тома: занимайся больше, если натерла пальцы – играй с медиатором, но лучше все-таки пальцами; отыграй последнее, что выучила, повтори все старое, после двух часов – перерыв.

Я киваю ровно до тех пор, пока не вижу за углом свой автобус. Спасение, в каком-то смысле. Но я уже скучаю: по их смеху, улыбкам, беззаботности, шоколадным глазам.

- Все поняла, - отдав «честь», я помахала братьям и уже хотела идти к остановившемуся автобусу, как Билл окликнул меня.

- Вот, - он, смущенно смотря себе под ноги, вложил мне в ладонь что-то маленькое и холодное. – Просто так… на память.

Я открыла рот для ответа, но Билл схватил меня за руку и потянул к автобусу, крича:

- Давай быстрее, опоздаешь!

Втолкнул в салон. Том помогал ему морально, выкрикивая с притворной брезгливостью:

- Хватит прощаться, голубки, завтра увидитесь, - насмехался он.

Я неотрывно смотрела в темно-карие, густо подведенные и такие уже родные глаза ровно до тех пор, пока автобус не завернул на другую улицу.

Вспомнив о подарке, я разжала ладонь: тонкое серебряное колечко, явно не из музыкального магазина, а значит, он взял его с собой… Сердце бешено забилось, по рукам прошлась легкая дрожь.

Надеть на указательный палец. Долго улыбаться по дороге домой.

Дата добавления: 2015-08-02