Глава 1. Часы тикают слишком громко

Часы тикают слишком громко. Глухой стук сводит с ума. Толстая стрелка медленно ползет вдоль циферблата. Почему бы ей не остановиться на трех дня, когда остановилась и моя жизнь? По крайней мере, это будет правильно. И честно.

- С тобой все в порядке? – Льюис касается моего плеча.

Я киваю, продолжая пристально смотреть на часы; почти не моргаю, тем самым вызвав у Льюиса тревогу. Не уверена, что он всерьез волнуется, это, скорее, просто привычка. «Мы в ответе за тех, кого приручили» или «так надо».

- Да, все прекрасно, - прокашлявшись, сипло отвечаю я, кивая. – Холодно что-то.

- На улице - плюс двадцать девять, кондиционер я выключил, - а в голосе изумление, слова с подтекстом на мою «ненормальность».

Пожимаю плечами. Мне всегда холодно, даже здесь, в солнечном Лос-Анджелесе. Всегда так - Льюис в майке и коротких шортах, а со мной обязательно длинный кардиган. Поежившись, достаю из ящика свитер; надев, забираюсь обратно в кресло.

- И еще, - кашляю снова, - не мог бы ты выкинуть эти часы? Они меня с ума сводят.

Льюис кивает, подозрительно щурясь.

- Странная ты какая-то, - бурчит он себе под нос, покидая комнату.

Скосив глаза, поджимаю губы и начинаю ковырять дырку на домашних джинсах. Нервно хмурюсь.

Раньше - от Него - это выглядело как самый милый комплимент, а от Льюиса равно оскорблению. Вот бы закрыть глаза и снова в летний германский день. Без проблем и тяжелых мыслей.

Свитер колется. Онемевшими пальцами ищу в карманах сигареты.

***

- Давай быстрее, Билл! – голос брата срывался; от недовольства наверняка уже стучит зубами, мысленно перечисляя все ругательства, что знает.

- Сейчас, - протянул Билл, закатив глаза. Поправив налаченные волосы, парень пинками потащил свой чемодан до выхода. Там его ждал телохранитель – типичный человек-шкаф с суровым выражением лица; он, ничего не сказав, взял чемодан и пошел вниз.

Билл поплелся следом. Вообще он был рад – Америка, вечное лето и куча классных мест. А тем более они едут в самый модный город, где живут звезды, многие из которых – его давние кумиры. И он до сих пор не мог поверить, что теперь наравне с ними, такой же успешный, известный. «Она была бы рада, - подумал Билл, - искренне рада». Думать «за двоих» уже стало привычкой.

- Я же сказал: быстрее! – встретил его в коридоре брат-близнец – Том. Бросив на Билла убийственный взгляд, Том несильно толкнул его в плечо, тем самым вырвав из раздумий, и быстрым шагом направился к лифту. Вот бы и из воспоминаний так легко можно было вырваться.

..Объявил­и посадку. Дорогой бизнес-класс. Билл сидел у окна и со скучающим видом провожал родную Германию, потягивая из трубочки колу. Он даже на время забыл о своей боязни летать, просто смотрел на дома, офисные здания, поля, реки – все становилось с каждой минутой все меньше, все дальше…

- Ты снова думаешь о ней? – осторожно спросил Том, когда самолет набрал достаточную высоту и Билл прекратил разглядывать пейзаж за окном: он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

- Просто она была бы рада.

Том понимающе кивнул. Ему самому иногда очень хотелось поговорить о Мишель (и с Мишель), но он стойко держался, лишний раз не напоминая о девушке. Роль страдальца Билл прекрасно исполнял за двоих. Да и причем тут Том, когда именно Билла она совсем не по-дружески поцеловала на крыльце. И убежала, ничего не сказав. Больше близнецы ее не видели. Вот только лучше бы Мишель и из мыслей убежала так легко и просто. Хотя сейчас стало легче, чем в те их шестнадцать-семнадц­­ать, когда слава навалилась на плечи и казалась почти непосильной ношей. Они-то думали, что это легко, но нет. Если и опять Том более-менее держался, подавляя тоску по родному дому, то Билл срывался, ругался и писал мрачные тексты. Красивые, но все-таки мрачные.

«Вы привыкнете, - махнув рукой, сказал Йост после очередного нервного срыва, очередной бешеной недели концертов в городах, которые они даже не помнили. - Радуйтесь лучше». И они радовались. Действительно были счастливы – мечты сбылись. Каждый концерт – подарок; обожание прессы, любовь поклонников. Билл радовался, выкладывался на все сто, светился, как луч солнца. А потом сдувался, как воздушный шарик. Приходил и падал на постель. Закрывал глаза. И думал. Пытался понять, чего не хватает. Кого.

«Ангела», - пронеслось как-то в голове, и все встало на свои места. Просто думать, что она рядом, так же слушает и оценивает каждую песню, так же поддерживает и подбадривает. Но все было упущено.

Билл никогда не считал себя трусом, но тогда, когда ангел с именем Мишель был рядом, он боялся. Боялся признаться, привязаться. Он был просто мальчишкой, она была ответственна за них обоих, она была самой лучшей, она верила в него. А он, в свою очередь, не хотел верить в них. Отгонял любые неподходящие мысли, гнал их по ветру вместе с сигаретным дымом; выливал в стихи и отмалчивался, когда Том и другие восхищались искренностью и чувственностью песен. Даже когда она поцеловала его, даже когда уже не нужно было бояться – ведь это уже было неважно – он все еще молчал. Молчало его сердце, лишь колотилось, пронося по телу тысячу электрических зарядов, приятно кружило голову. Он лишь улыбался, не имея в себе сил признаться. Не знал, в чем. А она знала. И она призналась. Сделала все за него, за них двоих, как делала это всегда, а он… Слабак.

И теперь, запутавшийся и потерянный, Билл Каулитц из года в год, из города в город, из песни в песню носил в себе это полузабытое чувство, которому так и не смог дать точного объяснения. Будто в его сердце застрял острый осколок: он кровоточил, но придавал сил в трудные минуты. Билл научился чувствовать за двоих, представлять ее рядом, переживать любое событие так, будто она слышит его, радуется за него или грустит вместе с ним, когда ему плохо. И иногда он даже мог четко почувствовать, как ее руки обнимают его плечи, а тихий голос шепчет на ухо: ты молодец, Билл. «Я рядом, я всегда буду рядом». Так где же ты, Мишель? И это было почти не больно. Просто иначе жить Билл уже не мог.

Горячий кофе обжигал губы. Объявили о приземлении. Самолет шел на посадку в аэропорте Лос-Анджелеса. На часах – семь вечера. А в Германии сейчас полдень. У нее обед: салат Цезарь и чашка Латте; как тогда, четыре года назад.

…Превозмогая усталость, Билл тащил за собой чемодан и слушал вполуха брата. Тот рассказывал о городе, о девушках, о людях, с которыми ими предстоит работать, о студии, о новых начальниках. Билл чувствовал себя паршиво: к перелетам и смене часовых поясов он так и не привык. Поэтому просто плелся следом, отрешенно кивая. Даже находясь в полубессознательном­­ состоянии, он нашел в себе силы позавидовать Георгу и Густаву, которые сейчас в Германии, с семьями. Он бы тоже мог быть там. С мамой. С Мишель.

- Эй, ты слушаешь меня вообще? – обиженно окликнул Том. – Я ему тут, понимаешь ли, личным гуру подрабатываю, а он даже не пытается сделать вид, что слушает! Ну и плати деньги за экскурсию.

- Извини, Том, - Билл, не скрывая облегчения на лице, передал чемодан водителю такси. – Я очень устал.

Том пожал плечами. Понимает. Правда, ему перелеты даются легко, и новые места нравятся больше.

В начале карьеры, таких уже далеких четыре года назад, мальчик Билли обожал новые города, новых людей, шесть концертов в неделю и противный кофе из автомата аэропорта. Сейчас он устал, выдохся. И был просто счастлив, что в Америке у него нет фанатов. Может, и к лучшему, что он здесь, а не дома? Хотя, что за ерунда! Нет фанатов. Будут. Обязательно будут. Она же верила в него, и он должен верить.

- Смотри на город, - посоветовал Том. - Ночной Лос-Анджелес – просто сказка.

- Ты, кажется, отказался быть моим личным гуру.

- Ну и пошел в…

- Ладно, - вяло перебил брата Билл. – Хочу в душ.

- Нытик, - фыркнул Том, скрестив руки на груди.

- Придурок, - не остался в долгу Билл. Оперившись лбом о холодное стекло машины, он вставил уши в наушники, дабы не слышать нелестного ответа.

И как бы сейчас близнецы не дулись друг на друга, Билл был рад, что Том с ним. Самый близкий. Да еще и ниточка с ней, с Ангелом.

Дата добавления: 2015-08-02