Перемышлянскій уездъ

М. Глиняны. По доносамъ „украинскихъ” іудъ были посажены въ тюрьму въ первой половине августа 1914 года следующіе жители Глинянъ: 1) Михаилъ Маркевичъ, 2) Дамьянъ Комаръ, 3) Андрей Тузъ и 4) студ. Иванъ Тузъ. Арестованные были отправлены въ перемышльскую крепость. Когда они на допросе спросили — за что ихъ арестовали и куда ихь направятъ, уездный староста ответилъ, что основаніемъ къ аресту послужилъ доносъ местнаго законоучителя свящ. Евг. Костишина.

На следующій день доносчики распустили сплетню, что арестованныхъ уже повесили и что последуютъ еще дальнейшіе аресты и казни ”москвофиловъ”. Последняя весть, конечно, оправдалась, вселивъ мракъ въ женъ и детей намеченныхъ жертвъ. Іуды работали, не покладая рукъ, ежедневно предавали по нескольку человекъ, радуясь своимъ успехамъ, что имеютъ возможность такъ легко уннчтожить ненавистныхъ „кацаповъ”. Такимъ образомъ были еще арестованы: 5) Иванъ Чайковскій, 6) Константинъ Антоновъ, 7) Николай Ясеницкій, 8) Федоръ Ладычка, 9) Иванъ Бунда, 10) Иванъ Приплесь, 11) Павелъ Баньковскій, 12) Димитрій Тимнякъ, 13) Михаилъ Галанъ, 14) Петръ Дзятковскій, 15) Петръ Дячикъ (умеръ въ Талергофе), 16) адвокатъ д-ръ Конюшевскій, 17) гимназистъ Владиміръ Комаръ, 18) Максимъ Пеняжко, 19) Николай Тузъ (умеръ оть побоевъ) и 20) юродивый еврей Моисей Катцъ.

Все перечисленные, после тяжелыхъ мытарствъ по разнымъ галицкимъ тюрьмамъ, были сосланы въ конце августа въ глубь Австріи: однихъ вывезли въ Линцъ, другихъ въ Талергофъ, остальныхъ въ Оломютцъ, Гминдъ, Терезинъ и Шильбергъ.

Ив. Чайковскій

Съ моментомъ объявленія войны въ Глинянахъ стало весьма неспокойно. Массовые аресты привели насъ къ убежденію, что насъ выдаютъ свои-же люди—мазепинцы. Въ начале мы только догадывались объ этомъ, а затемъ уже и сами мазепинцы, не стесняясь, стали хвастаться своими подвигами. Оказалось, что наша свобода и жизнь зависели, главнымъ образомъ, отъ „украинца” свящ. Костишина, сотрудника приходства Глиняны-Заставье. Онъ былъ всесиленъ, арестовывалъ и освобождалъ по своему усмотренію. Напр., 5 августа 1914 г. онъ приказалъ арестовать псаломщика Ивана Богуславскаго, а черезъ полъ часа отпустилъ его на свободу. Было даже впередъ известно, кто будетъ арестованъ. Такъ, напр., Анастасія Галанъ, узнавъ о предстоящемъ аресте своего мужа, явилась къ Костишину и съ плачемъ пала къ его ногамъ.

— Клянусь, что если моего мужа арестуютъ, то я убью своихъ детей и сама покончу съ собою — заявила несчастная женщина недостойному священнику,- а тогда вамъ прійдется за насъ дать ответъ передъ Богомъ!

Костишинъ успокоилъ и уверилъ ее, что мужъ ея останется нетронутымъ. И действительно, его не арестовали. Подобная же исторія повторилась съ псаломщикомъ Михаиломъ Пеняжкомъ: когда онъ явился къ Костишину съ просьбой предотвратить предполагаемый его арестъ, онъ увиделъ на столе у него списокъ подлежащихъ аресту лицъ. Костишину усердно помогалъ въ этомъ отношенiи благочинный Павелъ Бачинскій, для лучшей характеристики котораго следуетъ отметитъ, что онъ, уже по окончаніи войны, по примеру историческаго Зельмана, самовольно и безъ всякаго основанія запиралъ пятикратно нашу церковь.

Предавали насъ и свои-же братья—крестьяне, украинофилы Михаилъ и Василій Тимняки. Последній говорилъ, что если-бы покойный нашъ односельчанинъ Ив. Белорусскiй былъ еще въ живыхъ, то его больного вместе съ постелью заперли 6ы въ тюрьму.

Много перестрадалось, многое изгладилось изъ памяти. Когда вспоминаешь пережитое, самъ себе не веришь, чтобы въ такъ называемой культурной стране творилось такое безправіе. Однако, факты говорятъ сами за себя: это — могилы замученныхъ, ихъ сироты и вдовы...

Ф. Ладычка

Накануне отступленія австрійской армiи, уже после ареста некоторыхъ нашихъ людей, я, не предчувствуя беды, вышелъ на улицу. Глинянскіе жандармы уже выехали, въ воздухе чувствовалось приближеніе русскихъ войскъ. Вдругъ подходитъ ко мне какой-то человекъ и, ничего не говоря, стаетъ рядомъ со мной. Въ несколькихъ шагахъ сзади его идетъ золочевскій жандармъ. Подходитх ближе и спрашиваетъ: ”Ну, который?”— „Вотъ этотъ!” — показалъ на меня подошедшiй, после чего жандармъ арестовалъ меня и повелъ въ глинянскій судъ, захвативъ по пути также моего соседа Николая Ив. Туза. Однако, проезжавшій какъ-разъ офицеръ приказалъ намъ вернуться и направилъ насъ въ штабъ.

Были тутъ одни тирольцы. Они, после краткаго, непонятнаго крика, начали окладывать насъ саблями. Удары сыпались большей частью на голову. Потомъ, построившись въ два ряда, провели насъ между собой дважды сквозь строй, снова избивая, куда попало. Николая Туза до того избили, что вся его одежда была въ крови. После этого посадили насъ на повооду. Конвоирующій насъ жандармъ спросилъ — изъ котораго мы прихода (въ Глинянахъ два прихода)? Узнавъ, что мы изъ Заставской, благочиннаго Павла Бачинскаго, жандармъ вынулъ какой-то списокъ и сказалъ:

— Чего же вы хотите? У насъ имеется списокъ отъ Бачинскаго. Мы должны были арестовать еще 18 человекъ, только намъ нехватаетъ времени, такъ какъ было приказано скорее отступать, а потому захватили лишь васъ двоихъ, живущихъ на окраинахъ местечка. Васъ выдалъ вашъ ксендзъ.

Насъ завезли въ Королевскія Ляшки. Мой спутникъ, Николай Тузъ, избитый до крови, умиралъ на подводе, а потому сопровождающій насъ жандармъ спросилъ офицера, что съ нами делать? Офицеръ только сдвинулъ плечами:

— Делай, что хочешь!

Жандармъ отошелъ на минутку отъ насъ. Я воспользовался этимъ и, поднявшись съ телеги, взялъ умирающаго товарища на руки и скрылся въ соседнемъ саду. У меня еще осталось настолько силы, что я разделъ до рубашки умирающаго Туза и, собирая росу съ кустовъ и травы, началъ его приводить въ чувство. Темъ временемъ австрійцы отступили, а мы приволоклись утромъ домой.

Николай Ив. Тузъ вскоре после этого скончался отъ нанесенныхъ ему побоевъ и пораненій. Я еще живу и разсказываю объ этомъ происшествіи для памяти грядущихъ поколенiй. Пускай знаютъ наши дети и внуки, какъ страдали ихъ отцы за русскую идею, пусть берутъ себе съ насъ примеръ въ борьбе за права и честь русскаго народа!

Максимъ Пеняжко

С. Лагодовъ. Въ с. Лагодове были арестованы следующія лица: свящ. Феодоръ Сахно, крест. Константинъ Кузьма (умеръ 26 мая 1915 г.), Кондратъ Кузьма, Павелъ Тиховичъ, Яковъ Флёрко, Федоръ Щуръ (глухонемой, былъ заколотъ солдатами въ сентябре 1914 г.) и Степанъ Возьный, взятый изъ Талергофа на военную службу.

После отступленія русскихъ войскъ были арестованы: Петръ Мохнацкій (умеръ 5 апреля 1915 г.), Николай Сеникъ, Тимофей Кузьма, Марія Кузьма и Анна Тиховичъ сь груднымъ ребенкомъ.

Все они были обвинены въ государственной измене и шпіонаже и административнымъ порядкомъ сосланы въ Талергофъ.

М. Пилипчукъ

С. Полтва. Пятнадцать летъ тому назадъ въ селе Полтве открылась читальня им. М. Качковскаго, пожарная дружина, потребилка и ссудо-сберегательная касса. Все эти товарищества - развивались великолепно, что приводило въ бешенство местныхъ украинофиловъ. Они рыли подъ нами яму въ продолженіе несколькихъ летъ.

Въ начале мобилизацiи въ 1914 г. донесли они въ жандармерію, что наша ”дружина” пела „Боже царя храни”. Это дало толчокъ къ последовавшей расправе. Въ село прибыли жандармы и произвели тщательный обыскъ. Не найдя ничего, они все таки арестовали меня, Кирилла Майбу, Ивана Сендегу и Петра Пелиха, отвели насъ въ жандармское управленіе и заперли на ночь въ курятникъ. На следующій день пополудни заковалъ насъ мазепинецъ-жандармъ Шевцевъ всехъ вместе и препроводилъ въ перемышлянскую тюрьму. Благодаря добродушному тюремному ключнику, обращеніе въ тюрьме было сносное. Онъ даже накормилъ насъ за свой счетъ, а когда насъ отправляли во Львовъ, упросилъ жандармов не ковать насъ въ кандалы. Во Львове отправили насъ, по истеченіи двухъ недель и после допроса, въ концентрацiонную тюрьму ”Бригидкн”. Тутъ уже обращались съ нами очень плохо. Въ день Успенія Пресв. Богородицы, когда русскія войска находились на разстояніи четырехъ миль отъ Львова, тюремное начальство поручило мазепинскимъ „січовикамъ” отвести насъ на вокзалъ для погрузки въ вагоны и дальнейшаго следованія на западъ. Конечно, ”сiчовики” исполнили свою задачу отлично. По пути они все время подталкивали насъ прикладами, а когда уличная толпа бросала въ насъ камнями, они не только не мешали ей въ этомъ, но даже всякій разъ предупредительно разступались, когда кто-нибудь изъ толпы намеревался нанести намъ непосредственно палкой или кулакомъ удары. Когда-же мы въ отчаяніи и смятеніи бросили вещи, чтобы руками закрытъ лицо отъ ударовъ, то „січовики” снова подгоняли насъ винтовками, а пассажиры изъ трамваевъ били по головамъ. Наконецъ, привели насъ на главный вокзалъ и, съ помощью кулаковъ (ступенекъ не было), вогнали насъ въ товарные вагоны. Въ вагоне оглядываюсь на своихъ товарищей и вижу одного безъ шапки, другого безъ зубовъ, а то еще съ разбитой головой, а тамъ въ углу лежитъ смертельно раненый и тяжело стонетъ. Было такое впечатленіе, словно мы только-что вернулись съ поля битвы... Впоследствіи я узналъ, что изъ нашего транспорта, состоявшаго изъ двухсотъ человекъ, отправлено семнадцать избитыхъ человекъ въ больницу.

Черезъ несколько часовъ поездъ тронулся. Стояла невозможная жара, томила жажда, но страшно было просить воды отъ караульныхъ, которые до изнеможенія ругали насъ хриплыми голосами.

По истеченіи сутокъ мы прибыли въ Краковъ. Здесь стража сменилась. Мазепинскихъ „січовиковъ” заменили линейными солдатами-чехами. Офицеръ, начальникъ сменившагося караула, передавая насъ чехамъ, сообщилъ имъ, что мы опаснейшіе изменники, следовательно, разрешается нась въ случае малейшаго непослушанія приколоть на месте, какъ собакъ. Но солдаты - чехи, узнавъ, что мы русскіе галичане, съ сочувствіемъ угостили насъ табакомъ, а на ближайшемъ питательномъ пункте накормили. Такъ мы уже спокойно доехали до моравскаго Брна.

Иванъ Кузьма

Четверо насъ, а именно, я, Михаилъ Сендега, Василiй Мыськовъ и Федоръ Сорока, работали на железной дороге въ продолженіе несколькихъ летъ. Въ начале войны работы кончились, и пришлось уйти домой, не дождавшись уплаты месячнаго жалованья. Когда русскія войска приближались къ Львову, мы переселились въ соседнiя села, ибо предполагалось, что черезъ Полтву пойдетъ боевая линія. Въ виду отсутствія денегъ и припасовъ, мы начали порядочно голодать. Тогда, вспомнивъ о причитающемся намъ жалованьи, мы отправились черезъ Давидовъ во Львовъ, чтобы взять изъ дирекціи железной дороги заработанныя суммы. Вдругъ изъ леса выехали верхомъ двое мадъяръ и, остановивъ насъ, связали длинной веревкой такимъ образомъ, что мы парами шли спереди, а другой конецъ шнура держалъ мадьяръ въ рукахь, погоняя насъ все время саблей. Во Львове били насъ на улицахъ камнями, а съ этажей и балконовъ ликующіе зрители обливали насъ водою и помоями.

На полицiи ничего не помогли наши оправданія ни удостоверенія, выданныя намъ сельскимъ старостой. Насъ приняли за шпiоновъ. Полиція зверски издевалась надъ нами и все время показывала намъ крюкъ, на которомъ мы будемъ висеть. Испугавшись позорной смерти, мы прибегли къ молитве, какъ единственному спасенію и надежде. Мадьяры и полиція стали тогда толкать насъ головами о каменную стену.

Когда во Львове возникла тревога, насъ присоединили къ другимъ русскимъ галичанамъ и отправили спешно на вокзалъ. Переходъ на вокзалъ былъ ужасенъ. Я не буду описывать его, ибо найдутся другіе, которые лучше представятъ этотъ поистине страстный путь. Не одни мы прошли этотъ путь, а тысячи и десятки тысячъ...

На вокзале поместили насъ по 60 человекъ въ вагоны, полные лошадинаго навоза и насекомыхъ, и отправили на западъ.

Николай Сидоракъ

С. Ладанцы. После ареста 1 авг. 1914 г. меня отвезли въ перемышлянскую тюрьму, а на следующій день отправили въ сопровожденіи жандарма и солдата во Львовъ, въ замарстыновскую военную тюрьму. Дорога съ Лычаковскаго вокзала, вместе съ двумя крестьянами изъ соседнихъ селъ, была сплошнымъ издевательствомъ и терзаніемъ. Уличная толпа, среди ругательствъ, чуть насъ не убила. Конвой молчалъ все время, не только не препятствуя безчинствующей толпе, но даже всячески ее поощряя къ излiянію своего „патріотизма”. Едва живыхъ привели насъ въ тюрьму, которая спасла насъ отъ неминуемой смерти.

Когда русскія войска подступили подъ Львовъ, въ городе возникла страшная паника. 30 августа перевели часть арестованныхъ — въ томъ числе и меня — въ „Бригидки”, а 31 августа среди новыхъ зверскихъ издевательствъ и нечеловеческаго обращенія, насъ отвели на главный вокзалъ, заперли въ товарные, грязные вагоны и направили черезъ Венгрію въ Талергофъ. ехали мы пять сутокъ, не получая все время никакой пищи, а только два раза получивъ по кружке горячаго чаю.

Свящ. А. В. Бучко

Дата добавления: 2015-08-10