Глава 7.Интересная находка. Внезапное желание. Наконец, правда?

POV Билл.
Я видел замечательный сон, где мы с Шэрил гуляли по Гайд парку, вдоль прогулочной аллеи Роттен-Роуд. Вокруг ни единой души. Вырезанные из зелени фигуры животных, озеро Серпентайн, растения различных цветов и мастей – всё это принадлежало только нам. Мы говорили о наших планах на день, совершенно игнорируя подозрительное отсутствие людей. Летнее послеполуденное солнце, казалось бы, должно было жарить сильнее, но прохладный ветерок мешал этому. И обычная июньская погода представлялась нам не такой уж и душной.
Шэрил вдруг посерьезнела и, заметно смутившись, обратила свой взор на меня и тихо прошептала:
-Билл, я не должна была этого делать…
-Чего? – спросил я, не понимая, о чем идет речь.
-Я…
Тут изображение стало расплываться, и я почувствовал, что просыпаюсь. От того, что я перевернулся на бок, мне в ребра уперся комок одеяла, которое я ночью скинул с себя.
-Бл*дь, мне даже в снах не везет, - проворчал я, переворачиваясь обратно на спину и размышляя о том, что только что видел.
Я всегда хотел побывать в Лондоне, как и Шэрил. Её желание было вызвано любовью к «Гарри Поттеру», а я…я просто был заражен её желанием. Знаете, когда Шэрил о чем-то мечтала, она говорила об этом так самозабвенно, что волей-неволей ты поддавался её чарам и ваши желания становились схожими. Вот так я и проникся к Лондону, его туманным улицам, кафе, стоящими на каждом углу и смеющимся людям. Люди здесь смеялись в любую погоду и в любой ситуации. Казалось, их нечем было огорчить. Во всём этом была какая-то особенная атмосфера, притягивающая к себе.
Пока подобные мысли крутились в моей голове, мои глаза, тем временем, разглядывали обстановку вокруг. Незнакомую обстановку. Я не помнил, как здесь очутился, пока не попытался встать с кровати. Боль резанула в области ключиц, и я тут же повалился обратно на подушки.
Тут, как кадры из кинофильма перед глазами пронеслись картинки прошлого. Разборка с Ленцом, кладбище, звонок Тому, кровь, а потом я уснул. Как и когда я уснул-вспомнить не удалось.
Я сделал ещё одну героическую попытку подняться, и мне это удалось, правда не с первого раза. Пока я пытался привести дыхание в норму, устроившись в сидячем положении, я увидел напротив себя нечто сопящее и замотанное в одеяло. Судя по нескольким дредам, которые вылезли из всегда собранного резинкой хвоста – это был Том.
Я посмотрел на место, где только что проснулся и пришел к выводу, что мне не мешало бы помыться. Все простыни были в пятнах грязи, крови, а на подушке я даже нашел пару мелких колючек. Одним словом, здесь побывал дикарь.
Стараясь не материться, я тихо ступил на пол и завертел головой в поисках двери в ванную комнату. Потом вспомнил, что ванная с правой стороны и пошел по направлению к ней, одновременно с этим пытаясь замести ногой грязь на полу. Но получалось из рук вол плохо, я лишь размазывал её и ничего больше. В конце концов, я на это наплевал.
Не будет же Том читать мне лекции на тему «чистоты».
Я открыл дверь ванной комнаты, и моим глазам предстала картина «бои без правил»: всюду были пятна крови, комки земли лежали на идеально белом кафеле. Перейдя к осмотру кафеля, я заметил на полу пальто Тома. Здесь его особо негде было класть, но я всё же поднял его с пола и повесил на батарею отопления. Мой взгляд зацепил выпавшую из кармана бумажку весьма затрепанного вида.
Я правда хотел положить её обратно, но, как и у большинства людей, любопытство пересилило и я распрямил, сложенный в четыре раза, лист.
Сначала я просто осмотрел его, не вникая в текст. Казалось, тот, кто написал его – делал это второпях. Но всё же почерк был красивым, хоть и некоторые слова читались с трудом от того, что бумага была затерта, засалена, а в некоторых местах на ней были пятна, опознать которые мне не удалось.
Наконец, я принялся за текст.
«Томми…»
Интересно, кто обращается так к Каулитцу? Мне кажется, что его просто никак нельзя назвать Томми. Он не был похож на кого-то, вроде Томми.
«Ты всегда был самым дорогим человеком для меня в этой жизни. Всё, что принадлежало мне: сердце, душа, - принадлежит тебе. Благодаря тебе. Это всё твоё. Всегда было только твоим. И не было счастливых моментов без тебя. Ты подарил мне радость, уверенность в себе. Благодаря тебе я научился превращать в реальность мечты. Но самое главное – ты подарил мне себя.
Помни это.»
Прочитав данные строчки, я решил, что это любовное письмо. Но зачем бы Том хранил чье-то любовное послание? Он не походил на романтика.
Я вновь вернулся к тексту.
«Не злись на меня, прошу. Не задавайся лишними вопросами и не вини себя. Так было нужно.
Прости, Томми.
P.S. Я всегда с тобой, где бы ты не был. Смерть – не отбирает ничего, кроме тела. Пока я занимаю хоть какое-то место в твоем сердце – я жив.»
А вот тут уже явно какая-то не состыковка. Смерть? О чем говорит этот парень? Он покончил с собой? Или это было сказано образно? Зачем Том таскает с собой этот клочок бумаги? И судя по тому, как этот тетрадный листок выглядит, он ему очень дорог. Неужели в мире остались люди, хранящие чьи-то письма?
-Эй, ты там? – раздался стук в дверь. От неожиданности листок выпал у меня из рук и приземлился около толчка. Я облегченно вздохнул, радуясь, что письмо не сгинуло прямиком в местную канализацию.
-Д-да, - хрипло ответил я, кашлем прочистив голос.
-Всё нормально? – в нотках Каулитца сквозило недоверие.
-Я просто хотел принять душ. Мне не нужен контроль, мамочка, - в своем репертуаре, заметил я. –Кстати, ты оставил здесь пальто. Я повесил его на батарею.
Ответом мне послужила тишина.
-Ну и где твое «спасибо», неблагодарный мальчишка? – хмыкнул я, складывая лист в привычное для него положение и убирая обратно в карман. Вдруг моя рука замерла на полпути к карману пальто, а догадка, будто шаровая молния, шарахнула по моему мозгу.
Это письмо от Чарли.
Не знаю, с помощью каких дедуктивных методов дошла до меня эта мысль, но я был уверен: письмо принадлежит брату Тома. Внутри что-то перевернулось. В эту минуту мне стало жаль дредастого. Брат не оставил ему ничего, кроме этой записки. И тут же меня охватила злость, направленная на Чарли. Как он мог так поступить? Получается, он ничего не объяснил Тому и просто покончил с собой? Чертов эгоист! Ненавижу таких людей! Они думают, что заботятся о родных, которых оставляют в неизвестности, но думают они только о себе.
-Ау! Трюмпер, ты чего там затих? Я могу подумать, что мне придется прятать труп.
-А я могу подумать, что ты хочешь принять душ вместе со мной. Иначе с чего вдруг у тебя такой повышенный интерес к моей персоне?
-О, да. Это был мой тайный план. Ты его разгадал, - язвительно буркнул Том, и я услышал, как его шаги удаляются обратно в комнату.
Я всё же вернул записку на место. Стягивая с себя одежду, я мог думать только о том, как, должно быть, погано чувствует себя Каулитц. Улыбаться всем. Посещать психотерапевта, наверняка думающего, что он обязательно поможет Тому. Да вот только это всё не панацея. К сожалению, кроме самого дредастого, этого никто понять не может. Теперь понимаю и я…правда, не от хорошей жизни, здесь мне нечем гордиться.
И тут я решил, что сегодня Том забудет о своей потере, хоть ненадолго. Мне хотелось развеселить его, заставить задаваться иными вопросами, кроме вопросов о своём брате. Мне хотелось, чтобы он почувствовал себя нужным.
Черт знает, зачем мне всё это понадобилось. Возможно, я и сам втайне мечтаю оказаться нужным? По крайней мере, когда я действительно об этом мечтал, то никого не оказалось рядом…

POV Том.
-Заклей мне рану на спине, - без всяких предисловий и, конечно же, как всегда требовательно, сказал Билл. Он только что вышел из ванной комнаты, в одном лишь полотенце, и его совсем не смутило, что я осмотрел его с ног до головы совсем не дружеским взглядом. Он взметнул правую бровь вверх, когда я мотнул головой, отгоняя мысль о том, кто как раз стоял передо мной.
-Неужели мне удалось произвести на тебя впечатление? Всего лишь полотенцем на бедрах? Серьезно? Так просто? Порой, меня убивает твоя поверхностность, - не преминул заметить он моё замешательство. –Давай, залепляй рану, доктор Хаус, а может потом мы трахнемся.
-Своим языком ты отбиваешь всякое желание на секс, - хмыкнул я, схватив на тумбочке вчерашнюю аптечку.
-О, поверь, я этим языком и не такое умею, - парировал Билл. Он явно наслаждался тем, что я не умею так же быстро находить ответы, как он.
Иногда не знаешь, что ответить, а когда разговор кончится, то в голове тут же возникают нужные слова. Вот это про меня.
-Давай-ка, мы не будем вдаваться в подробности, - накладывая бинт на рану, прервал я черноволосого.
-Почему же?
-Да потому что, - я крест-накрест залепил пластырь и специально слегка ударил по нему, пытаясь вызвать у Трюмпера боль и тем самым отвлечь его от издевательств. В ответ я услышал только протяжный стон. Кажется, он понял мои намерения и вовсе не собирался отступать.
-Любишь садизм? – Билл вдруг круто ко мне развернулся и ухватился за футболку.
-А я так посмотрю, ты не против мазохизма, - сердито отозвался я, пытаясь оторвать Трюмпера от себя, но это оказалось не простой задачей.
-Видимо, мы подходим друг другу, - жар его дыхания опалил мне шею и я отпрянул от него, когда он кончиком языка прошелся по мочке моего уха.
-Какого хрена ты творишь? – свирепо шикнул я, потирая шею.
-Да ладно, расслабься, чувак, я просто пошутил, - Билл замахал руками, словно извиняясь. –Но мне нравится твоя прострация, когда я делаю что-нибудь эдакое. Ничего не могу поделать. Ты становишься похож на ботаника, у которого появилась первая в жизни девушка, а про секс ты знаешь только в теории из 60 параграфа учебника биологии.
-Если ты сейчас не заткнешься, я тебя выкину из окна. А здесь 3 этаж. Не факт, что ты себе ничего не сломаешь, - продекламировал я.
-Всё-таки в тебе скрытый маньяк живет. И если пока он только дремлет, то скоро может и проснуться, - с напускным страхом, произнес Билл. –А пока что мне придется звонить маньяку от рождения. Йоргу.
В лице черноволосого тут же что-то изменилось. Но он взял себя в руки.
-Дай мобильник, а то мой вчера сломался, - попросил Трюмпер, вытягивая руку.
-Тебя не учили говорить «пожалуйста»? – скорее из вредности, чем из необходимости услышать это слово, спросил я.
-Меня учили говорить «дай сюда, иначе яйца оторву», - нашелся Билл, скорчив насмешливую рожицу.
Да уж. В словестной перепалке мне его никогда не одолеть. Я молча протянул ему телефон и удалился в ванную комнату.
***
-Вот пи*дец, - недовольно пробормотал черноволосый, когда я вышел из ванной. Его голова лежала на спинке дивана, а щиколотка левой ноги покоилась на коленке правой.
-Что такое?
-Йорг назвал меня бестолковой шлюхой и сказал, что если через неделю я не вернусь к работе, то он заставит меня трахаться до смерти, лишь бы я отработал вложенные в меня деньги. Да я ему дохода приношу больше, чем весь клуб.
В голосе Трюмпера просквозило раздражение, и даже обида.
-Да ладно тебе, - попробовал я успокоить его этими тремя словами. Честно говоря, я не мастер успокаивать. В особенности болтовней. У меня всегда выходило это плохо. Меня вводят в ступор чужие обиды и проблемы. Я не могу сказать «я тебя понимаю», потому что я действительно не понимаю. У каждого из нас разные поводы для обиды. И любой человек воспринимает проблемы по-своему.
Так, например, для кого-то смерть Чарли была лишь добавкой к статистике самоубийц. Для меня же это была непередаваемая боль, пережив которую я перестал чувствовать абсолютно всё. И меня бы не успокоило ничье «я тебя понимаю», потому что никто, кроме меня, ни в силах этого понять.
Именно поэтому я не могу лгать. Я не могу притворяться и выказывать участие чужим проблемам и обидам. Иногда фраза «я тебя понимаю» кажется мне просто омерзительно глупой.
-Слышь, давай напьемся, - вдруг предложил Билл, лукаво мне улыбнувшись.
-Очнись, Трюмпер. Даже я не пью в 11 часов утра! – но уже и сам заразился его идеей. В конце концов, я ведь недели две не пил, если не считать пива с Георгом. Чендлер должен мной гордиться.
Черноволосый усмехнулся.
-Если не хочешь пить, то чего у тебя такая рожа довольная?
-Я не говорил, что не хочу пить, - пояснил я Биллу. –Я предлагаю выпить вечером, а сейчас сходить в террариум.
-Мы опять будем ночевать здесь?
-Я - да. Если ты тоже хочешь, то пожалуйста.
-Тогда останусь, - очевидно, взвесив в уме все «за» и «против», сказал Трюмпер.
-Но чур сегодня я сплю на кровати! – объявил я этому исчадию ада.
-Стоп-стоп. А в чем я пойду? Не в этом же рванье. Давай, сначала заедем ко мне и я переоденусь.
Это прозвучало так по-женски, что я не преминул позлорадствовать:
-Хорошо, фрау Вильгельм.
Я поплатился за эти слова брошенной мне в лоб пачкой сигарет.
***
-Террариум-отстой, - лаконично отметил Билл. –На фотографиях выглядело круче. Но может это потому, что я видел их, когда мне было 7.
Мы шли к машине, после часового наблюдения за разного вида рептилиями. Меня уже откровенно начало тошнить где-то в зале номер 5. К тому же, голос женщины, рассказывающий о каждом питоне и о каждой черепашке, был столь нудным и без эмоциональным, что мне захотелось спать.
-Но согласись: черная мамба была восхитительна, - поделился я впечатлениями о змее, чей черный блестящий окрас мне очень понравился.
-Ага. Мне тоже мамба понравилась, - согласился Билл. –Каков наш следующий маршрут?
-Эм… - задумался я. –Давай в супермаркет съездим. В мотеле нет нормального алкоголя, пойло одно. А я жуть как хочу виски.
-Мажор, - фыркнул Трюмпер. – Я обойдусь обычным пивом.
-Ты хоть раз пробовал виски?
-Нет.
-Тогда сегодня ты тоже будешь мажором.
-Какой позор, - притворно ужаснулся черноволосый, подождав, пока я отключу у машины сигнализацию, а затем открыв дверь.
-Ничего другого с Томасом Каулитцем ты не познаешь, - с весьма самодовольным видом, сообщил ему я.
-Ты слышал, что только придурки говорят о себе в третьем лице?
Очередной раз меня сбросили с пьедестала.
***
Мне повезло, что на виски у меня давно появился иммунитет. Билла же развезло после второго стакана. И это со льдом!
Я в душе тайно радовался тому, что Трюмпер так быстро опьянел. Почему? Да потому что теперь он, наконец-то мог говорить о себе, без всяческих ужимок, сарказма и недовольства. Сказать по правде, он говорил так много и быстро, что я даже не успевал за его мыслями, так как чувствовал себя легко и расслабленно, а эйфория вскружила мне голову.
Создавалось впечатление, будто Билл пробыл лет 5 в плену, в полном одиночестве. Словно он молчал все эти годы, а теперь у него появилась возможность выговориться. И хорошо, что его слушателем оказался я.
-Мне и не такие шизанутые попадались! Представляешь, как-то один клиент захотел, чтобы я откликался на Скарлетт О`Хара, а его называл Ретт Батлер. Он ведь даже платье мне приготовил 19 века, е*учего розового цвета. Пи*здец.
Билл рассказывал о причудах своих клиентов так, словно мы обсуждали насколько упал или поднялся сегодня доллар. Спокойно и непринужденно. Его щеки алели на бледном лице, а на чуть вспотевший лоб упало несколько черных прядей. Почему-то мне так хотелось дотянуться до его волос рукой и убрать их. Открыть лицо.
Черты его лица были действительно красивыми. И в его 17 лет на коже не было ни единого прыщика. Она была такая ровная, гладкая и белоснежная.
До меня начало доходить, что на Чарли он похож только если не приглядываться. Но стоит разобрать каждую часть его лица в отдельности, как тут же всякие мысли о двойнике пропадают.
Радужная оболочка глаз Трюмпера была более золотистой, нежели у Чарли. Кончик носа у моего брата был немного вздернут, и это придавало его лицу извечное забавное выражение. А нос своего новоявленного друга я бы назвал скорее идеальным. Никаких лишних изгибов, никак горбинок: ровный, достаточно узкий и оптимальной длины. И скулы у Билла куда более выявлены. Но то, что действительно приковало мой взгляд – это его родинка под губой. Она выглядела - да не прозвучит это по-женски – мило.
Словом, сейчас я разглядел в нём не двойника своего брата, а совершенно нового человека. И мой интерес к нему совершенно не угас, а даже наоборот: возрос.
-И ты надел это платье? – рассмеялся я.
-Конечно, - горячо подтвердил Билл.
-Ты всегда исполняешь желания клиентов?
-Если эти желания не вылезают за рамки, то да. Выполняю.
-И какие это рамки? – поинтересовался я. Стало любопытно, какие же существуют правила у клуба, подобных тем, где работает Билл.
-Я говорил тебе при первой встрече. Никаких наручников, никакой групповухи и никаких торгов. Ну, еще запрещается избивать, естественно. Из-за этого может снизиться спрос.
Он говорил о себе, как о вещи. Мне показалось это неправильным и даже ненормальным. Если он забивал цену самому себе, то что говорить о других? Наверняка, он считает, что у всего есть своя цена. О ней лишь надо договориться. Это, по-своему, огорчало.
-Билл…мне так жаль, что тебе приходиться там работать, - невпопад пробормотал я.
-Жаль? Ты что за херню несешь? – уставился на меня Трюмпер, не без удивления. Ну, как сказать, уставился. Его взгляд был таким рассеянным и расфокусированным, что он с трудом нашел мои глаза.
А я и сам не знал, что за херню несу. Просто захотелось, чтобы Билл больше не появлялся в этом клубе и занимался тем, что ему действительно нравится.
-А что? Может, ты уйдешь из клуба?
Несмотря на то, что черноволосый был в стельку пьян, он тут же посерьезнел, стоило мне заговорить о клубе, и весь напрягся.
-Это не твое дело, сколько раз говорить! – его взрыв показался мне вполне уместным. Я знал, что лезу в его жизнь, вот только не знал: почему и зачем.
Ведь я тоже ненавижу, когда меня допекают, учат и диктуют правила жизни, а сейчас, собственно, сам этим и занимаюсь.
-Ну не всю же жизнь ты собираешься работать…тем, кем работаешь.
-Чего ты юлишь? Называй вещи своими именами! Скажи, что я работаю шлюхой! Ты же такой любитель правды, мать твою! Так чего сам от неё бежишь? – его щеки теперь просто пылали, карие глаза метали молнии, а ноздри идеального носа начали раздуваться, явно указывая на то, что их обладатель непомерно зол.
Эта внезапная вспышка гнева привела меня в замешательство. Нет, я, конечно, понял, что он бурно среагирует, да не ожидал, что настолько.
Но я вдруг мысленно вернулся в ванну, когда Билл вышел из себя всего лишь из-за того, что я спросил его о причине пребывания на кладбище.
-Успокойся ты! – прикрикнул на него я. Трюмпер, как и в тот раз, снова порывался уйти. Его качало из стороны в сторону, но он, с упорностью барана, решил доказать, что в состоянии стоять на ногах. А виски пожелал отнять у Билла всякую подвижность, отчего последний мешком рухнул на пол.
-Чёрт! – услышал я глухой возглас черноволосого, после чего он властно попросил его поднять.
-Не я заставлял тебя столько пить. Поднимайся сам, - безжалостно бросил я, разбавляя льдом очередную порцию виски.
-Сволочь неблагодарная! Я еще и поддержать тебя хотел.
О чем это он?
Естественно, моё сопротивление длилось недолго и, не выдержав, я встал с дивана, подошел к распластавшемуся на полу Биллу и протянул ему руку. Тот же откинул её шлепком своей руки.
-Не надо. Я встану сам, - казалось, его гордость была уязвлена. Но после тщетных десяти попыток встать, он всё же сдался и протянул мне руку. Я дотащил его до дивана и посадил на прежнее место.
-Ты хоть раз пил что-нибудь крепче пива? – попытался спросить я сочувственно, но предательская улыбка выдала меня с потрохами.
-Неа, - признался Трюмпер. Удивительно, но, несмотря на то, что его не слушалось тело, на язык этот никак не повлияло. Он говорил всё также четко и ясно.
-Ну, всё бывает в первый раз.
И вдруг молчание, которое никто из нас не прерывал. Я слышал размеренное дыхание Билла, который затуманенным взглядом рассматривал потолок. А я воспользовался моментом и, в прямом смысле слова, пялился на него. Перед глазами всё немножко кружилось, но не настолько, чтоб не разглядеть грусть в лице Трюмпера.
-Так что там говорил о поддержке? – напомнил ему я, пытаясь отвлечь от мыслей, что так его огорчали.
-Да неважно, - поспешно сказал Билл. Слишком поспешно, чтобы не начать подозревать.
-Давай говори уже.
Билл вдруг замешкался и стал перебирать складки своей футболки, нарочно избегая моего взгляда.
-Ну…ты знаешь…я прочитал предсмертную записку Чарли, - тихо промолвил он, словно боясь сделать голос громче и всё испортить. –Прости. Я не специально! Она выпала из твоего кармана, ну и…
Поначалу я разозлился, что Трюмпер влез туда, куда ему не следовало. Но потом я понял, что злиться мне, по сути, не на что. Какой смысл? Разве это вернет Чарли или что-то изменит в моем к нему отношении? Буквы и слова не в силах исправить прошлое, как ни старайся.
Но один вопрос меня всё же мучил. Билл всегда говорил правду: нравилось это кому-то или нет. Поэтому ответ на свой вопрос я хочу узнать у него.
-И что ты думаешь об этом? – мой голос прозвучал спокойно и, судя по всему, удивил Трюмпера, так как он ждал в свой адрес обвинений. Но я не собирался срываться на нём. Мне надоело винить каждого человека в чем бы то ни было.
-Я считаю твоего брата эгоистом и если б он по настоящему тобой дорожил, то никогда бы не поступил так, - как всегда без обиняков, ответил Билл. Наверное, это прозвучит кощунственно, но я обрадовался его ответу. Мне постоянно твердили, что Чарли в лучшем мире, что он всегда любил меня, и он совершил самоубийство из хороших побуждений. Вот только хрена с два мой брат думал обо мне, когда глотал «Перкодан». Обо мне он думал в последнюю очередь, как ни крути. Если б он думал обо мне, то хотя бы объяснил всё, поделился. Чарли никогда не пользовался услугами психолога, он только мне говорил о своих переживаниях и проблемах, которые сейчас казались мне ничего не значащими. Но о своей главной проблеме он не потрудился даже в записке написать. Мне не хотелось плохо думать о своем брате, но иногда я ненавидел его за то, как он поступил со мной. Ненавидел его эгоизм и уверенность в том, что никто не в силах ему помочь, даже я, который помогал всякий раз, стоило ему ко мне обратиться.
Я ненавидел и ничего не мог с этим поделать…
-Наверное, ты прав, - спокойно ответил я, пошарив в кармане, в поисках сигарет.
Когда я выпустил клуб дыма, и он растворялся над нашими головами, Билл заговорил снова:
-Я понимаю тебя. Знаю, это самая идиотская фраза на свете, но я действительно понимаю. У меня ведь тоже умирал близкий человек.
Наверное, он про отца.
-Меня бесит моя безысходность. Я не в силах повернуть время вспять и всё исправить, - продолжал Трюмпер, наблюдая за завитками дыма.
Билл, словно с моего языка снимал слова. Он чувствовал то, что чувствую я и на этот раз фраза «я понимаю» не показалась мне такой уж раздражающей. Потому что он действительно понимал, а не пытался успокоить и посочувствовать. Не пытался придать своему лицу скорбящее выражение, похожее на маскарадную маску.
-У тебя хотя бы нет записки, которая написана, словно в насмешку, - заметил я.
-Ты прав. У меня не осталось даже записки, у меня ничего не осталось от этого человека. Только воспоминания. Знаешь, какой мой самый ужасный кошмар? Я боюсь амнезии или склероза. Я боюсь потерять последнее, что у меня осталось.
-Я же наоборот: мечтаю о забвении. Каждый день. Я хочу забыть лицо Чарли, хочу забыть, всё что было, хочу забыть эту боль. Стоит мне начать перечитывать его письмо, как я тут же представляю, что он ещё здесь, рядом со мной. Я буквально вижу, как он пишет эту записку, соблюдая все правила орфографии и пунктуации, он был дотошен в этом плане. Я вижу, как он убирает с лица свои окрашенные в светлый волосы, как задумывается, покусывая колпачок ручки. Но каждый раз я вижу эту картину всё менее отчетливо. Тогда я начинаю винить себя за то, что забываю лицо собственного брата. И я в какой-то необъяснимой лихорадке начинаю рыться в его вещах, рассматривать фотографии, слушать видео, где записан его голос. Я так отчаянно цепляюсь за прошлое, не понимая, что у него нет будущего. Уж лучше б я вообще ничего не помнил.
Всё это время Билл смотрел на меня смешанным взглядом. В его глазах была уже знакомая мне грусть, к которой примешивалось понимание. Он вдруг забрался на диван с ногами и на коленях подполз ближе ко мне. Сев на пятки в самом минимальном от меня расстоянии, он принялся изучать моё лицо так скрупулезно, что я почувствовал смущение.
-Что ты делаешь? – невнятно пробормотал я.
-Я не знаю, - сдавленно произнес Трюмпер и притронулся ладонью к моей щеке. Его горящие глаза перебегали с одного место на другое, слишком быстро для того, кто настолько пьян.
-Я хочу спать, - неожиданно резко сказал Билл, и предыдущая картина исчезла столь же быстро, как рассеялся дым несколько минут назад. Он убрал руку от моего лица и, в следующий миг, его голова уже покоилась на подлокотнике справа от меня.
Что это было? Почему Билл так смотрел на меня? Сначала в глаза, потом на мои губы и снова в глаза. Как бывает в фильмах, знаете, перед тем, как целуют кого-то. И будь я проклят, если скажу, что не хотел его в тот момент.
Вообще, я не шибко страдаю романтизмом. Я не скажу, что вид Билла заставил меня трепетать или что-то вроде того. Но в тот момент, когда его лицо было так близко к моему, я хотел впиться в его губы, вонзиться в них зубами, губами, да чем угодно, лишь бы выбить стон наслаждения. И если б Трюмпер не передумал, боюсь, что я бы это сделал. Я идиот, правда?
Думаю, не стоит заморачиваться на этот счет. Алкоголь всегда приводит к ошибочным выводам и действиям. В таких случаях всегда надо следовать только одному совету: идти спать. Что я и сделал. Но прежде укрыл Трюмпера одеялом. Его худоба, бледность кожи и дыхание (не громче, чем у домашнего животного) словно умоляли о том, чтобы об их хозяине позаботились. Он казался таким уязвимым, когда спал. Интересно, а много ли людей знают, какая сильная личность живет у Билла внутри?
***
Что я больше всего ненавижу, так это просыпаться. Особенно, после изрядной доли алкоголя в крови. Голова не болела, зато ломило каждую косточку и мышцу в теле. Будто предыдущим вечером я пробежал марафон. Встать я себя заставил, так как сегодня меня ждал сеанс терапии от моего дражайшего друга: Чендлера. Мне предстояло появиться перед ним в таком виде, который бы не намекал на Jack Daniels.
Я обратил внимание на то, что Билла на диване не оказалось. Поначалу я решил, что он в ванне. Но пройдя по всем закоулкам нескольких комнат, я его не обнаружил.
Я не удержался и отправил Трюмперу смс: «Ты как всегда: не спасибо, не насрать». Пока я завтракал, мне пришел ответ: «Ну почему же? Насрать можно».
Я невольно засмеялся и решил, что до посещения Чендлера обязательно должен сходить на кладбище к Чарли, меня уже давно там не было.
***
Сегодня была солнечная погода и потому многие поснимали свои куртки, но шарфы всё еще остались покоиться на шеях, на всякий случай.
Я стоял напротив знакомой мне гранитной плиты и прислушивался к легкому ветерку, который заставлял гнуться траву вокруг ограды.
Кругом, как всегда, ни души. Никто ни к кому не приходит. Казалось, я был единственным здесь постоянным посетителем из мира живых.
-Чар, прости меня за то, что я порой испытываю к тебе ненависть. Поверь, я сам себя за эту ненависть презираю, но ты даже не представляешь каково мне. Ничего не знать. Словно я был чужим. А ты ведь так нужен мне. Был и есть. Но нужен ли был я тебе?
Я говорил какие-то отрывки фраз, несвязанных между собой. Говорил тому, кто умер. Кто оставил меня, возможно, когда еще был жив. Может быть, это не он умер для меня, а я для него? Я ведь никогда не задумывался об этом, никогда не доходил в своих суждениях так далеко…
Моё раздумье прервалось вибрацией телефона в кармане. Экран высветил неизвестный мне номер, но я всё же ответил. Мне часто звонили те, кого я не знал. Кто-то до сих пор передавал соболезнования, кто-то пытался пригласить меня играть в группе, звонили даже фанаты нашей группы, желавшие мне удачи.
-Алло, - отозвался я, гадая, кто же на этот раз мне звонит.
-Том Каулитц, да? – поинтересовался у меня мужской голос, судя по всему принадлежащий молодому парню.
-Да, а кто спрашивает?
-Я всё объясню при встрече. Если ты пожелаешь встретиться, конечно.
-А для чего мне это нужно? – спросил я, теряя терпение. Что за загадки? Кто этот человек и что ему от меня надо?
-Хочешь узнать, что случилось с Чарли?
У меня перехватило дыхание.
-Кто ты, мать твою?! – я растерял остатки учтивой вежливости, стоило этому парню лишь заговорить о брате.
-Завтра в 6:30 в кафе «Jeder». Не опаздывай.
Неизвестный бросил трубку и оставил меня в смятении и недоумении, стоящим в тишине среди могильных плит.
Что за чертовщина? Кто спустя 5 лет пытается мне что-то рассказать? Почему сейчас? И, мать вашу, почему кто-то знает о причине самоубийства Чарли, а я нет? Никогда не знал. Кому так доверился мой брат?
Ни на один вопрос я не нашел ответа, как бы ни старался…
Я принял решение пойти завтра на эту встречу, что бы ни произошло. Потому что если я не найду ответы на свои вопросы, я просто слечу с катушек.

Почему мы так часто доверяем незнакомцам, но так редко близким?
Мы боимся потерять их?
Боимся причинить им боль?
Или просто не хотим загружать их своими проблемами и заставлять волноваться?
А не оправдания ли всё это?

Дата добавления: 2015-07-20