Глава 1. Не-Самодовольный-Ублюдок.Воспоминания.Ненавистный мозгоправ.

POV Tом.
Приветствую всех любителей вывернутых наизнанку, погрызенных, кровоточащих душ. Всех тех, кому интересна судьба неудачника и одиночки.
Я не надеюсь, что кто-то поймет меня и мою историю. Откровенно говоря: если вы прочитаете её до конца и не испытаете отвращения, то вашей выдержке можно позавидовать. Если вы дочитаете её и не забросите на полуслове – я буду аплодировать вам стоя.
Я не хочу вызвать жалость к своей личности. Не хочу, чтобы я был для вас идолом страданий. И да, я не самодовольный ублюдок, наживающийся на собственных воспоминаниях.
Мне только и нужно, что высказаться кому-то, кто раздражает меня меньше, чем личный психотерапевт.
Итак, меня, Не-Самодовольного-Ублюдка, зовут Томас Каулитц. Мне 25 лет. Мои глаза карего цвета без всяких медовых и шоколадных оттенков, какие любили приписывать мне кокетливые журналистки. Зубов у меня 33, но мудростью я не отличаюсь, скорее даже наоборот. Я – гей, хотя в последнее время это не так уж и важно.
За свою недолгую жизнь я успел сначала ВСЁ приобрести, а потом это ВСЁ потерять.
5 лет назад я лишился своего брата Чарли, с которым мы были двойняшками. До его самоубийства мы выступали с группой «Attention». Чарли являлся вокалистом этой группы, а также любимчиком публики всех возрастов, даже не смотря на то, что никто из них не видел его настоящего лица: Чарли на людях всегда появлялся в маске. Это прибавляло ему загадочности и притягивало к себе всё больше и больше поклоняющихся ему истеричек.
Не подумайте, я не завидовал брату. Играя в той же самой группе на электро-гитаре, я также не был обделен вниманием. И никогда не боролся за право быть лидером. Чарли же обожал музыку равно, как и обожал прикованные к себе взгляды. Чем больше на него смотрели, тем в больший восторг он приходил. А значит и песни были с каждым разом всё лучше, глубже, искреннее и проникновеннее.
Проще говоря: мечта мальчишек, репетирующих в отцовском гараже, сбылась. Мы занимались тем, о чем грезили с начальной школы и нас за это любили. Кто поспорит с тем, что всё складывалось отлично? Кто считает наоборот? Браво, если вы решили поспорить. Ведь всё было до омерзительной подозрительности отлично.
И вот однажды, 5 лет назад, всё рухнуло. Клубок с подозрениями обрел свою силу и пустил корни в дом моего брата, заставляя сменить отличный расклад жизни. Сменить существование на гниение. Аристократскую белизну кожи на синюшность мертвеца. И я ничего не мог предпринять, чтобы всё вернуть на круги своя.
В тот день (16 июня 2007 года) я сделал пару набросков музыки для текста, который Чарли написал около двух недель назад. Я вышел из дома, взяв с собой гитару и смятые листки с текстом. Забросил всё это на заднее сидение «Dodge Challenger» и поехал за оценкой к брату.
В машине было невыносимо душно: в июне всегда не хватало свежего воздуха. Как будто именно на шестом месяце года кому-то вдруг понадобилось лишать человечество кислорода, но наполнять им всю природу. Именно такое чувство возникало, когда я видел деревья с богатой опушкой из листьев цвета изумруда. Именно такое чувство возникало при виде незатуманенного тучами неба. Будто всё цвело лишь потому, что отбирало у нас кислород. По какой-то причине, в тот момент мне вспомнилась фраза: «Нет худа без добра».
Дом моего брата нельзя было спутать ни с каким другим на улице Frei. Он любил раскошь и даже не пытался этого скрыть. Стены двухэтажного построения были окрашены в тёмно-лиловый цвет. Вокруг была идеальная чистота. Цветы здесь росли по всему периметру и всяких мастей: адонисы, петуньи, годеции, розы (белые и красные) и гортензии. Тут росли даже дендробиумы. Несколько из них были сорваны: наверняка соседский мальчишка сорвал их для матери, чтобы извиниться за то, что разбил её любимую вазу.
Пока я дошел до входной двери, то уже был порядком опьянен от количества ароматов. Я весь пропитался запахами сада, которым так гордился Чарли. А я никогда не понимал, как можно восторгаться тем, что не имеет никакого смысла.
Я открыл тайник над деревянной дверью и достал оттуда ключ: Чарли не был сторонником гостеприимства, и об этом ключе было известно лишь избранным, вроде меня. Сам он открывал дверь, только если уходил куда-то.
Он любил публику, но только не в своем доме.
Щелкнул замок входной двери, и я вошел в коридор, тут же предупреждающим криком оповестив Чарли о своем пребывании. Он не спустился ко мне, но это не вызвало у меня никаких подозрений: если Чарли «творил», то ни на какие внешние факторы не обращал внимания.
-Тебе не мешало бы хоть немного времени уделять брату, - возобновил я крик, в надежде задеть совесть Чарли, но, увы, тщетно.
В доме всё еще стоял легкий запах чистящих средств, что свидетельствовало о вчерашнем пребывании здесь Дорис – толстушки-домработницы Чарли.
Комната брата находилась на втором этаже, и мне пришлось заставить тащить свою 70-килограммовую тушу, в придачу с гитарой, по лестнице.
-Чарли, клянусь, я когда-нибу… - я вошел в его комнату и замер на пороге. Дверь протяжно скрипнула, прежде чем удариться о стену. Чарли лежал в кровати и даже не шелохнулся, когда я к нему подошел.
-Три часа дня, хорош спать, Каулитц! – я плюхнулся на край кровати и стукнул брата в плечо, но он и не думал шевелиться.
Тут мой взгляд наткнулся на баночку со снотворным, у прикроватной тумбочки. Она лежала рядом с запиской и стаканом воды.
Это показалось мне странным, потому что Чарли никогда не жаловался на отсутствие сна, да и медикаменты он не жаловал. Я взял баночку в руки. «Перкодан». Скорее рефлекторно, нежели вдумчиво, я потряс баночку седативного средства. Но хватило и секундной встряски, чтобы понять: таблеток внутри не было.
Я вернулся взглядом к брату и тут меня осенило…
-Чарли! – гитара с грохотом свалилась на пол, издав струнный стон, но мне сейчас было не до её поднятия. Вместо этого я мертвой хваткой вцепился в руки брата, заставляя его подняться. Он держался только благодаря моим рукам. Глаза Чарли не открывались, а от последующей встряски голова запрокинулась назад.
-ЧАРЛИ! Не смей! Ты меня слышишь?! Даже не вздумай!
В этот момент я познал в реалии выражение «волосы дыбом».
Я набрал номер ближайшей больницы, в мыслях умоляя всех Богов, чтобы брат был жив. Но почему-то я уже тогда знал, что он мертв. Просто продолжал бороться. Упорно и безнадежно.
Приехавшие незамедлительно врачи лишь подтвердили мой мысленный диагноз.
Химическое отравление.
Суицид.
Целенаправленное лишение себя жизни, посредством употребления медицинского препарата сильнодействующего свойства.
Намеренный передоз «Перкоданом».
Они перечислили все названия, словно это могло изменить произошедшее.
Мне не нужно было знать медицинских терминов, мне нужно было, чтобы они вернули моего брата. Мне нужно было невозможное, а не медицинское образование на скорую руку.
Люди в белых халатах, поочередно, хлопали меня по плечу, и твердили, что сожалеют о моей потере. Как они могут о ней жалеть, даже не зная имя парня, которого им не удалось спасти?
Они кинулись объяснять мне свойства «Перкодана», будто всего этого не было в инструкции к лекарству.
Один из врачей предпринял попытку рассказать о том, что случилось с внутренними органами моего брата, но другой отдернул его за рукав и первый заткнулся.
Они сказали, что понимают мои чувства, но разве им удавалось терять близких, не зная причины?
Тот, что был постарше, сказал, что мне требуется реабилитация в виде еженедельного визита к психотерапевту.
Они забрали моего брата и объявили, что теперь я могу позвонить в похоронное бюро и назначить день похорон. Как бы невзначай, старший добавил, что с этим медлить не стоит.
Всё, сказанное ими, было произнесено на автомате, бесцветным голосом. Эти слова они говорили сотням и тысячам других людей, заставляя каждого из них считать себя особенным. Заставляя каждого думать, что его горю уделено больше внимания и сочувствия. Обманывая. Наивно полагая, что ложь уменьшит боль.
Оцепенение – единственное, что осталось после их ухода. В состояние рыдающей амебы я перешел, когда Астор (агент нашей группы) попытался увести меня из дома брата. Он назначил дату похорон за меня и оповестил о случившемся наших с Чарли родителей. А я был не в состоянии даже «спасибо» сказать.
В течение целого месяца я находился в прострации. Я просидел дырку в кресле, смотря в одну единственную точку. Если бы не родители, которые поддерживали мою жизнь едой, гигиеной и новостями из внешнего мира, они бы потеряли своего второго сына.
И вот он я. Томас Каулитц 2012 года. «Обновленный», как говорит мой психотерапевт. Я же предпочитаю термин «заживленный». Боль не утихла, но я научился с нею справляться. По выходным посредством алкоголя. А по будням физической подготовкой. Я еще не был в том возрасте, чтобы избавляться от дряблости тела. Дело было в другом: когда ты измотан, то на мысли времени не остается. Когда твоё сердце отбивает ритм 120 по всему телу, то забываешь о суициде брата. Тем не менее, не прошло и дня, чтобы я не проснулся с грузом вины на плечах.
К гитаре за эти 5 лет я так и не притронулся. Песня «Without you» стала последней не только для Чарли, но и для меня.
Я не могу найти ответ на простой вопрос «Почему?» и это не дает мне покоя. Я не верю в то, что мой брат, моральной силе которого я всегда завидовал, покончил с жизнью по причине, которую я услышал от кого-то на похоронах: «Наверняка посчитал, что умерев молодым и красивым – станет легендой». Правда не может заключаться в этом. Я чувствую.

Ненавижу себя за то, что не смог остановить его.
Ненавижу себя за то, что не заметил в нем перемен.
Ненавижу себя за то, что не смог прочитать мысли своего брата.
***
И почему многие против курения?
Потому, что сигаретный дым выделяет смол, который убивает легкие больше, чем само курение?
Потому, что ты начинаешь кашлять, словно какой-то туберкулезник?
Потому, что сигаретный дым вызывает потерю слуха?
Или потому, что рано или поздно наступает неминуемая смерть, ведь твои легкие становятся просто бесформенными нечто.
Бронхогенная карцинома. Проще говоря: рак легких.
Вранье. Меня еще ничто не убило и не вызвало пресловутую опухоль. Кажется, даже Минздрав восстал против меня. Решил подарить мне долгую и мучительную жизнь. Безвозмездно.
В тот самый момент, когда я скуривал третью по счету, мой мобильный телефон взорвался фонтаном звуков. Сначала отвечать не хотелось, но мобильный так надрывно орал рок, что мне пришлось сдаться.
-Алло?
-Том, привет. Это я.
«Я» – это мой продюсер. Бывший продюсер.
-Астор, какими судьбами?
Вопрос был лишь формальностью. Я знал, зачем он звонит и о чем пойдет речь.
-Решил поинтересоваться, как идут дела у моего друга, - как всегда с далека начал парень.
-Я не знаю, как дела у твоего друга. Позвони ему сам и спроси об этом.
-Очень остроумно, Каулитц, - сардонически заметили на том конце провода.
-Правда? Уже месяц мечтал сказать эту фразу. Всё ждал подходящего случая, - не остался в долгу я.
-Том…- уж слишком сочувственный голос у Астора.
-Что? – довольно грубо спросил я, поняв, что время отвлеченных тем уже закончено.
-Леон, хоть и прижился в нашей компании, но он не качает толпу так, как это делаешь ты…
Снова началось. Астор стабильно звонит раз в три месяца, пытаясь заставить меня вернуться к прошлому.
-…и последнее время он слишком много о себе возомнил. Представляешь, он отказался выступать в Мюнхене. Потому что в гримерке обои были в синий цветочек, а не в желтый, мать его, - я услышал, как он сплюнул. –Сказал, что синий цвет плохо влияет на его ауру. Пришлось применить годовой запас угроз, чтобы он вышел на сцену, но это стоило мне…
-Чего ты от меня хочешь? Я не нанимался тебе в психологи. Поговори об этом с самим Леоном.
-Ты знаешь, что мне нужно, Том, - неуверенно затронул больную тему Астор. Кажется, атмосфера начала накаляться. И это спустя 2 минуты. Разительные перемены. Мы побили прошлый рекорд: 3 минуты.
-Я не вернусь, - этими тремя словами я одаривал своего бывшего продюсера 5 лет.
-Том…- в который раз произнес он моё имя.
Сейчас он должен взорваться.
Итак. Раз. Два. Три. Представление началось!
-Да иди ты к чертям, Каулитц! Мистер Улитка в своей раковине. Когда ты начнешь думать о своем будущем?!
И зачем он взял какого-то левого вокалиста к себе в группу? Судя по тому, как он сейчас кричал – он звезда рока.
-Ты не будешь вечно молодым! Ты итак растерял всех фанатов. Но еще не поздно вернуть себе славу!
Он действительно считает, что я играл в группе только ради славы? Ха.
Меня всегда раздражали люди, которые уверены в том, что знают всех людей насквозь. Астор из их числа. Он полагал, что видит своих подопечных, будто этакий рентген. Он всегда уверен в своих словах. Он сам создает своим подопечным историю жизни.
-Плевать я хотел на славу, Астор.
-Твой брат умер 5 лет назад. Прекрати умерщвлять и себя заодно. Не раскапывай себе могилу, иначе вы будете делить червей вместе.
На этот раз он перегнул палку. Но, кажется, он и сам это понял, потому что поспешно извинился за свои слова:
-Прости, Том. Не знаю, что на меня нашло.
-Знаешь что, Астор? Засунь себе в задницу свои извинения. Мой ответ «нет». Я никогда и ни при каких условиях не вернусь в группу.
«Без брата мне нет там места» - хотел добавить я, но Астору не обязательно об этом знать.
Я бросил трубку со стойким ощущением, что поступил правильно.
Возможно, кто-то решит, что я выпендриваюсь. Или что я идиот (это, кстати, вполне допустимо). Некоторые решат, что это замашки звезды шоу-бизнеса. Но никто из них не будет прав. Никто не узнает настоящей правды. Никто больше не увидит меня с гитарой.
Вы думаете, я не пытался больше играть? Гитара была моей жизнью на протяжении 20 лет. Сначала я слушал, как играет на ней отец, а потом он научил играть и меня. Гитара была моим попутчиком, сопровождающим. А теперь…пара аккордов, разбитые о стены и косяки костяшки пальцев, слёзы и сигареты. Всё это смешиваем и получаем коктейль под названием «не самый счастливый расклад». Чуть не забыл: добавим туда щепотку счастливых воспоминаний о прошлом, иначе будет не слишком болезненно. А боль – это обязательная процедура, через которую нужно пройти.
В общем, коктейль принимать внутривенно. Единственного раза будет недостаточно для достижения нужного эффекта.
***
-Мне кажется неправильным выходить на сцену без Чарли, - без всяких приветствий оповестил я Чендлера Лорингтона о том, что мучило меня на протяжении всего пути.
Кстати, знакомьтесь: Чендлер Лорингтон – мой личный психотерапевт. Наше знакомство слишком затянулось. Он считает, что я еще не достиг реабилитационного периода. Конечно, я с ним не согласен, но кто меня об этом спрашивает?
Я прихожу к нему каждый понедельник и отчитываюсь за то, что произошло со мной за неделю. Признаться, говорить об этом было весьма не сложно: моя жизнь была рутинна и неинтересна. Одно и то же из недели в неделю: спорт, бар, секс, спорт, бар, секс. Между прочим, для многих людей такой образ жизни - норма. Но почему-то Лорингтон считал, что до реабилитации мне еще, как пешком до Китая.
-Астор объявился? – спросил док и понимающе улыбнулся, когда я кивнул.
-Может, мне сменить номер, чтобы он перестал звонить? - поинтересовался я скорее у себя, чем у него.
-А может тебе стоит вернуться в группу? Побороть свой страх, - уткнувшись носом в блокнот и что-то там чиркая, сказал Чендлер. Сегодня на нем были строгий костюм тройка и начищенные до зеркального блеска туфли. Темные с легкой сединой волосы, как и всегда, зачесаны назад неимоверным количеством геля. Дымчато-серые глаза вперились в свой блокнот, словно тот был порталом, а сам Чендлер пытался телепортироваться.
-А может, мне стоит прекратить наши бессмысленные сеансы?
-Не пытайся перевести тему, Том, - строго наказал мне док. –Твоя защитная реакция была понятна мне 5 лет назад. Но пора бы выговориться. Иначе тебе уже поможет только психиатр.
О чем я должен говорить? На что должен жаловаться и о чем бессмысленно трепаться?
Никогда не понимал своих знакомых, которые из-за всяких мелочных проблем тут же обращались к психологам. Они заставляют заново переживать самое худшее, что у тебя было, в надежде, что тебе станет лучше. Какая в этом логика?
-Я не вернусь в группу.
-Мы уже говорим не о группе.
-В группу я не вернусь, - упрямо продолжил я. –Я хочу получить образование.
Мне только сейчас пришла в голову мысль: получить образование и стать каким-нибудь юристом, банкиром или кем-то еще, умирающим от скуки и кипы бумаг.
-Правда? – заинтересовался Чендлер. –Очень хорошо.
-Да. Я давно уже размышлял над этим.
Вранье. Мысль пришла ко мне минуту назад.
Главное, на это клюнул Лорингтон. Перестав задавать вопросы о Чарли, он тут же ухватился за тему моей новой идеи. Мы проговорили об этом добрую половину сеанса. Когда я посмотрел на часы, то мне оставалось 10 минут. Это радовало. Сегодня я снова избежал разговора «о наболевшем», но когда-то ведь мне придется об этом заговорить, да?
-Когда пойдешь к Чарли? – будничным тоном осведомился Чендлер.
-Хотел заглянуть завтра, но он, скорее всего, будет занят, - включая, обычную для меня, язвительную манеру, сказал я. -Гнить – это вам не чиркать в блокноте ручкой за один доллар.
-Когда-нибудь ты сам мне откроешься, помяни слово Чендлера Лорингтона, - ухмыльнулся док, пока я возился с молнией на куртке.
-Самонадеянный же вы человек, Чендлер. Спустя 5 лет, вы всё еще не теряете надежды. Я вам даже завидую, - я схватил с «пациентного дивана» свою сумку и, пожелав Чендлеру не сойти с ума, попрощался с ним до следующей недели.
Сегодня я не пойду к Чарли. Не в том состоянии. Но я знаю, куда моё состояние позволит наведаться: клуб, где работает тот парнишка. Кажется, Билл. Прежде всего, извинюсь за своё поведение. А затем сниму его на всю ночь, и мы будем разговаривать. Действительно разговаривать. Я хочу узнать о нём всё. Хочу знать, что он любит, что не любит. Какая у него была семья, где он живет. Я хочу узнать описание всего его гардероба, даже если для этого ему придется попотеть и накатать целый список.
Я не знаю для чего мне это нужно. Но этот парнишка не дает мне покоя с того самого дня и сексуальные помыслы здесь совершенно не причем.

Впервые я действительно хочу хоть с кем-то поговорить. Впервые я не хочу молчать.
Впервые я сделаю что-то по своему желанию, а не на автомате.
Возможно ли, что я впервые за 5 лет, избавлюсь от боли?
Хоть ненадолго. Хоть на чуть-чуть. Подарите мне исцеление.

Дата добавления: 2015-07-20