POV Том. Знаете, что самое интересное в учебе?

Знаете, что самое интересное в учебе? Н-И-Ч-Е-Г-О.
Корпеть над книгами оказалось не таким уж привлекательным занятием для отвлечения от прошлого.
С таким раскладом, по статистике, большинство людей должны умирать от скуки, а не от болезней.
Кажется, я ничего не потерял, когда мы с Чарли решили продолжить заниматься группой, а не образованием. Ещё в школе нам наскучили правила, алгебра и вечно кислые мины преподавателей. Мы бы и бросили обучение, но мама попросила нас получить хотя бы среднее образование. Мы ей многим обязаны с Чарли и поэтому не могли не согласиться. Наша мама всегда была очень понимающей и старалась относиться к нам, как ко взрослым. Она позволяла практически всё, но это говорило не о её наплевательском к нам отношении. Она просто хотела, чтобы мы занимались тем, чем действительно хотим. Мама не ставила нам рамки, а единственным правилом в доме было: не приходить позднее 23:00. Отец был более строг, но только в плане учебы. Играть в группе не запрещалось никогда. Все вокруг видели, как нам это нравится. Все вокруг знали, что мы хотим заниматься только музыкой. Поэтому наше будущее уже тогда было предрешено.
А сейчас я пишу курсовую по уголовному праву и меня это, мягко говоря, совершенно не привлекает. От строчек, вроде «…регулирующая общественные отношения, связанные с совершением преступных деяний…» хочется лезть на стену. Учеба может быть отличным снотворным, но уж никак не объектом интереса.
Впрочем, жаловаться не на что. Я засоряю этой ерундой мозг настолько, что всё реже думаю о Чарли.
***
Настойчивый стук в двери. Каждый с характерными перерывами в секунду-две. Только у Георга была привычка действовать на нервы «музыкальным стуком».
Надеюсь, он прихватил с собой пиво.
Я неторопливо снял очки, положил их рядом со своей курсовой и целой кипой книг по юридической дисциплине.
Странно. За таким скучным занятием я совсем забыл сегодня покурить, а ведь бывает, что по пачке в день выкуриваю. Но нужду в никотине ощутил только сейчас.
Я открыл дверь и, облокотившись о косяк, пропустил Георга в коридор.
-Здарова! – махнул мне свободной рукой шатен.
Георг был крепкого телосложения, и походил скорее на качка, нежели на музыканта.
Я протер глаза, которые порядком устали от напряжения и обратил взор на друга. Тот провел рукой по своим длинным волосам, теряясь в них пальцами. Затем, его рука затормозила, и он повернулся ко мне, нахмурившись:
–Не стой на сквозняке, продует.
Георг постоянно делал вид, что ему на всё и всех абсолютно до лампочки. Он свято верил в то, что если заботу проявлять в довольно грубом виде, то её вовсе не заметят.
Всё, как всегда.
Я ухмыльнулся, закрыл дверь и прошел вслед за другом, который уже прохаживался по гостиной.
-Черт возьми, Том! – ахнул Георг, пялясь на кипу книг. Он положил пакет в кресло, и я с удовольствием услышал звон бутылок. И, судя по всему, их было немалое количество. –Мои глаза врут или ты правда за ум решил взяться?
При этом вопросе Георг схватил одну из открытых книг, закрыл её и уставился на обложку.
-Уголовное право. Особенная часть, - пробубнил про себя шатен. –Хочешь притвориться умным и оказать на меня впечатление?
Уголок его губ изогнулся в усмешке, и он двинулся ко мне.
-Я могу и обидеться на такие слова, - хмыкнул я, выдергивая учебник из его рук.
-Каулитц, спешу тебя поздравить с приобщением к обществу ботанов, корпящих над учебой, - он протянул мне свою ладонь для рукопожатия. Я встретил её презрительным взглядом.
-Уж прости, что мне не суждено умереть таким же тупым, как ты, - вместо того, чтобы пожать другу руку, я снисходительно потрепал его по волосам.
-Что еще за телячьи нежности? – фыркнул Листинг.
-Да больно надо проявлять к тебе нежность, - скопировал я его интонацию и потянулся за принесенным пакетом. Пошуршав в нем, я выудил на свет две бутылки темно-болотного цвета. Одну из них протянул Георгу. Свою же открыл, ударив крышкой о журнальный столик. Тот уже был сплошь и весь по углам испещрен царапинами.
-Ну? Чего там Астор? Негодует? – усмехнулся я, присасываясь к бутылке.
-Не то слово. По десять раз на дню всех уволить грозиться. О турне и речи быть не может, - друг недовольно мотнул головой, словно отгоняя от себя какие-то мрачные мысли.
-Он вообще хочет прикрыть эту лавочку. Сказал, что мы больше убытков, чем прибыли приносим.
-Значит, будете нового продюсера искать? – поинтересовался я просто из вежливости. Честно говоря, судьба группы меня уже давно не волновала.
-Вроде того. Хотя фанатов у нас все меньше и меньше, - на мгновение Листинг замолк, глотнул из бутылки и вернулся к разговору.
-Если со сменой гитариста хоть как-то смирились, то нового вокалиста не принимают совершенно. Хотя этот парнишка куда лучше, чем Леон, - при упоминании нового гитариста лицо Георга исказилось в гримасе крайнего отвращения.
-Понятно, - всё, что я мог ответить. Точнее, ответить я мог многое, но боюсь, что без потери самообладания мне не обойтись.
-Ты давай лучше о себе расскажи. Как личная жизнь? Рука в помощь или, наконец, завел себе кого-нибудь? – лицо шатена исказил ехидный оскал.
Про знакомство с Биллом говорить не хотелось. Внутренний голос подсказывал, что я должен сохранить это втайне. Что-то кричало мне: «С Биллом я делиться не буду».
Возможно ли, что это паранойя и я боюсь, что Билла отнимут также, как Чарли?
Но Билл не мой брат. Я виделся с ним только пару раз, а уже решаю с кем мне его делить. Кто-кто, а Трюмпер точно не моя собственность. Этот человек – независим. Несмотря на то, что он принадлежит многим – на самом деле он не принадлежит никому.
-Я вступил в гражданский брак с компьютерными играми, - по своему обычаю отшутился я. -Правда штамп в паспорте мне так и не поставили. Поговаривают, что в этой стране запрещено сочетаться браком с неодушевленными предметами.
Реакция была вполне ожидаемой: проскользнувшее в лице Георга беспокойство не заставило себя долго ждать.
-Томми, - обратился он ко мне. Я, не удержавшись, выпустил сквозь зубы воздух.
Не смей называть меня так.
Когда-то Георг звал меня «Томми» шутки ради. Передразнивая интонацию Чарли и выводя меня этим из себя.
-Извини, - сконфуженно пробормотал Листинг.
-Угу, - кивнул я. –Хотя бы ты перестань меня жалеть. Это бесит.
-Я и не собирался, - его интонация меня не убедила. –Я о другом…
-Это о чем же? – моё удивление на сей раз было искренним. Что заставило Листинга так измениться в лице, как не жалость ко мне?
Георг нервным движением потянулся губами к бутылке и через мгновение его кадык пришел в движение. Я подождал, пока друг справится со своими нервными позывами, а сам, тем временем, вынул из кармана пачку сигарет и зажигалку.
-Мне тоже, - показал взглядом на «Marlboro» Георг. Я пожал плечами и подкурил ему сигарету.
-Честно говоря, я не хотел об этом говорить, - как всегда издалека начал разговор шатен, глубоко затягиваясь дымом. –Но ведь когда-то сказать нужно. Хотя, я всё время находил отговорки. Сначала наша внезапная популярность, такая же внезапная смерть Чарли, потом твоя реабилитация. Каждый раз я думал: ещё не время. Но иногда в мысли просачивался собственный эгоизм и твердил…
О чем он говорит? Понятия не имею. Но он так сосредоточенно подбирает слова, что в одном я уверен точно: для Георга это важно.
Я стряхнул пепел в горлышко выпитой бутылки пива и, не прерывая друга, вернулся в своё прежнее положение.
-…что ты гей и никаких преград нет. Кроме Астора, пожалуй, но и с ним бы мы справились.
-К чему всё это? – спросил я, по-прежнему ничего не понимая.
-Я уже давно тебя люблю Том, - судя по тому, сколько воздуха вышло из груди Георга – с него будто свалилась непосильная ноша.
-Эээ, - по-идиотски протянул я. Чего я не ожидал, так это признания в любви от своего старинного друга.-Ты понимаешь, что ты говоришь?
Это был самый тупой вопрос в моей жизни.
-Не смотри на меня с таким презрением, Каулитц.
-Это не презрение, - зомбированным голосом ответил я, всё еще пребывая в шоке.
-Ты не представляешь, как тяжело мне было все эти годы. Как было больно, когда ты совершенно не обращал на меня внимания.
Почему, если кто-то не отвечает на твои чувства взаимностью, то ты тут же начинаешь винить во всем равнодушную сторону и жалеть себя? Это жалко. Вот это и вызывает презрение, а не признание в любви.
-Ты ведь знаешь мой ответ, Георг. И знал его, правда? – как можно менее сухо спросил я.
-Да, - подтвердил Листинг, кинув окурок в горлышко пивной бутылки. -Но попытаться стоило. Я думал, что могу побыть тебе временной заменой или вроде того. А когда у тебя кто-то появится, то я просто отойду в сторону, и меня будто не было.
Георг встал со своего места и опустился на пол возле моего кресла. Он положил подбородок на подлокотник и смотрел на меня вот так: снизу вверх.
-Так что ты скажешь, Том?
Его рука тут же переместилась к моей коленке и скользнула вверх, отчего я резко поднялся с кресла и чуть не распластался на полу.
-Уйди, - сдержанно попросил я, сжимая кулаки.
-Том, я только…
-Вали отсюда нахрен! – напускное терпение улетучилось. Листинг виновато на меня посмотрел и издал короткий смешок, лишенный веселья.
-Давай хотя бы оставим всё как раньше, - предпринял он очередную попытку разговорить меня.
-Так и оставил бы! – сказал я, ругая себя за невыполненное обещание молчать. –Никто не заставлял тебя своими признаниями портить мне жизнь!
Наверное, это прозвучало грубо, но я не мог остановиться. Мой голос всё больше приобретал сходство с воем Банши, а сам я старательно избегал взаимных взглядов с Георгом. Но тут и к гадалке не ходи, итак понятно, что Листингу было неприятно слушать мои обвинения. Может, оно и к лучшему: поймет, что я сейчас совсем не тот, что был при Чарли. Я раздражителен, нервозен, эгоистичен. Я-трус: даже лишить себя жизни не могу. Я всего лишь ходячий мертвец, за исключением потребностей организма. Не самая лучшая пассия, согласитесь?
-Ладно, я пойду, - выдал Георг после некоторого молчания.
Вот и за это я ненавижу людей. За их смирение. За то, как они скрывают свои истинные чувства под маской.
Как они лгут, говоря, что всё в порядке…
Господи, чего я вообще хочу от этой жизни? Сначала меня бесит признание Георга, а потом бесит, что он даже не пытается бороться, хотя, по его словам, он уже давно меня любит. Что мне нужно вообще? Я сам себе противоречу и это при живом-то психотерапевте.
-Если б ты признался, когда был жив Чарли, может быть, я согласился встречаться с тобой, - попытался я сгладить свою грубость. Мой ответ – истинная правда, между нами говоря. Если бы Чарли был жив, всё было по-другому: совершенствование своей мечты, оттачивание «юного таланта» (так называли нас журналисты), возможность влюбляться. Но всё это ушло 5 лет назад и я не хочу дарить ложные надежды. Наверное, будет чудом, если кто-то заставит меня чувствовать то, что я мог чувствовать раньше.
-Созвонимся, - тихо произнес Георг и вышел из гостиной. Через какое-то время я услышал, как хлопнула входная дверь…
***
-Привет, мам, - сам не знаю, что заставило меня ей позвонить. Обычно она звонила первой и всегда ругала меня за то, что я не интересуюсь их жизнью с отцом.
-Томми.
Почему всем сегодня так трудно назвать меня «Томом»?
-Отец был бы счастлив услышать твой голос, но он сейчас на работе, - в голосе матери замечаю сдавленность, словно она собирается заплакать. Так всегда, когда мы с ней говорим. Это одна из причин, по которой я редко звоню. Вторая – отец. Я никогда не говорил маме, но отец бы как раз не был счастлив разговорам со мной. Он вообще старается избегать со мной контакта лишний раз.
Отец винит меня в смерти Чарли, я вижу это по его глазам. Он, возможно, и не хочет этого, но так получается. В принципе, отец прав. Это ведь я не уследил за братом. Я был с ним 24 часа в сутки и не заметил ни малейшей перемены в его поведении и характере. Он не вызвал у меня подозрительности или чего-то еще, что заставило бы меня бить тревогу. А ведь мы не просто братья…мы двойняшки, в конце концов. Я должен был что-то заметить.
Отцу, кажется, тяжелее переносить утрату, чем маме. Он всегда славился в нашей семье главным успокоительным, но история с Чарли его добила. По своему обычаю он не падает духом, держится еще более достойно, чем обычно, но ведь глаза врать не могут, правда?
-Передавай ему привет, - проговорил я уже давно заученную фразу.
-Обязательно. Как у тебя дела?
Голос обеспокоенный. Так в 99 разговорах из 100. Мать теперь крайне настороженна. Она стала более тщательно следить за моей жизнью. Её беспокойство всё больше стало походить на параноидальный синдром. Но я её не виню. Она просто боится потерять второго сына. Отчасти, я именно поэтому не совершил суицид. Это будет ударом, как для матери, так и для отца.
-Всё хорошо, - отвечаю. Вру, как всегда. Но все настолько привыкли к этой лжи, что считают её правдой.
-Том, ты и в этом году не будешь отмечать день рождение? Оно ведь у тебя уже совсем скоро…
Спрашивает с осторожностью. А я ощущаю себя пациентом очередного доктора Лорингтона.
Иногда мне начинает казаться, что у меня на лбу светиться неоновая надпись: «Особо опасен». Возможно, так и есть. Возможно, именно поэтому со мной носятся, как с писаной торбой.
-Мне некогда отмечать День Рождение. Я поступил в институт, - на этот год у меня есть существенная отмазка. Поздравляю тебя, Томас Каулитц. Аплодисменты за одну честную фразу во время всего разговора.
-Да? А чего ж ты нам с отцом не сказал? – обиженные нотки в голосе и я радуюсь, что хоть на мгновение отвлек мать от жизни в вечном страхе перед моим самоубийством.
-Теперь сказал.
Знаешь, мама, ты была права, когда разрешила мне и Чарли не получать высшего образования. Это такая скука. Спасибо тебе…спасибо, мама…
-Слушай, Том. Я тут вспомнила. Когда прошлый раз мы с отцом приезжали, то я забыла пару своих вещей. Они в шкафу спальни для гостей. Может, приедешь погостить к нам на выходных и заодно привезешь эти вещи?
Мама всегда так делает. Что-нибудь «забывает», надеясь, что я-таки приеду и привезу это. Но к родителям я выбираюсь лишь раз в год (на Рождество) и поэтому всё остальное время моим ответом является:
-Я перешлю их тебе посылкой. Завтра же.
-Ты больше денег потратишь на посылку, чем на дорогу сюда, - предприняла последнюю попытку мама.
-Учёба, я же говорил. Мне теперь совершенно некогда.
Слышу полный грусти, боли и отчаяния вздох на том конце провода и жалею, что вообще набрал этот номер. Я лишь всех расстраиваю.
-Я как-нибудь приеду, мам, - обнадеживающе заявил я. –Люблю тебя. Пока.
-Я тоже тебя люблю, сынок, - всхлип, а затем короткие гудки. Спохватилась и быстро кинула трубку на рычаг. Боится, что я буду волноваться.
Когда-нибудь я перестану разочаровывать вас с папой…

POV Билл.
Сегодня жутко холодно и колючий ветер, как какое-то проклятие, подбирается ко всем открытым участкам моей кожи. При этом, я каждый раз вздрагиваю и похожу на психически больного человека. Но здесь врядли кого-то волнует моё состояние. Кладбище – штука такая. Здесь всем на тебя плевать, даже если тебе грозит скоропостижная смерть.
На улице темно, хоть глаз выколи, а я, как назло, забыл взять фонарик. Но это не остановило меня от похода между могильными плитами. Мне не нужно искать местоположение того, кто мне нужен. Я смог бы найти эту могилу из тысячи, миллиона, даже будь я слепым. Даже склероз не помешал бы мне пойти по нужному пути.
Я всегда прихожу сюда глубокой ночью, когда смотрители засыпают, явно не боясь кражи разлагающейся плоти и гниющих тел.
В отличие от многих, я не боюсь кладбищ ночью. Я не суеверный человек. А может вся вина в «психологической травме детства», как сказали бы мозгоправы: каждые выходные родители со своими детьми ходили в церковь, а Элис Трюмпер (моя мать, которая позволяла называть её только по имени) каждые выходные водила меня на кладбище. Всё время к одной могиле. К могиле моего отца. Всякий раз она говорила одно и тоже. Сначала поносила отца, плевала на его могилу и приговаривала что-то вроде: «…оставил на меня двух никчемных уродцев…». Затем, она поворачивалась ко мне и с отвратительной улыбкой, которой не должно быть на лице ни одной матери, заявляла:
-Когда-нибудь ты будешь гнить рядом с ним…и эта паршивка тоже. Вы этого заслуживаете.
Помню, мне тогда казалось, что перегар, идущий от неё, разносился по всей округе.
«Паршивкой» она называла мою младшую сестренку - Шэрил. Мать ни разу не назвала свою дочь по имени. Только оскорблениями, что сыпались из её уст пачками.
Я не понимал, почему Элис так злилась на нас. Но уже тогда у меня было только одно желание: защищать Шэрил, пусть даже ценой собственной жизни.
Но не получилось.
Я не сдержал своё слово.
В нашей жизни появился этот Дэрик. И жизнь из восьмого круга ада переместилась на девятый…
-Привет, сестренка, - я встал напротив нужной мне могильной плиты, запуская онемевшие от холода руки в карманы джинс.
Несмотря на то, что я не верю в жизнь после смерти, всё равно частенько прихожу сюда поговорить с Шэрил. Я бывал у одного психотерапевта, который сказал, что на меня давит чувство вины. Мол, именно поэтому я тут и бываю в свободные часы.
Любой дурак поймет, что я чувствую себя виноватым. Шэрил сейчас было бы 15: возраст первой любви, возраст новых желаний, появление цели в жизни. Всё это отнял у неё Дэрик, а я ему помог своим бездействием.
Дэрику дали 16 лет строго режима, но разве это достаточное наказание за убийство того, кто только начал свою жизнь?
Элис плакала. И я даже посочувствовал ей, пока она не сказала, что это не из-за Шэрил, а из-за того, что она осталась без Дэрика. И в этот момент моя чаша терпения треснула, разбилась вдребезги. Я съехал из дома, где столько ненавистных мне воспоминаний в каждом углу комнат. Но мне не стоило быть таким самонадеянным. Пойти было совершенно некуда: ни родственников, ни просто знакомых, готовых приютить меня на время. Я не попал в детский дом только потому, что быстро убегаю от копов.
Первое время я жил в каком-то подвале непримечательного дома. Жизнь меня научила находить выход из любой ситуации. Я завел знакомство с парой парней, зарабатывающих продажей своих тел. Вида я был не дурного и потому прижился в проституции довольно быстро.
А потом я встретил Йорга…человека, который не выполняет ни одно из своих обещаний.
Но, по крайне мере, теперь я снимаю квартиру, а не кочую из подвала в подвал. И на том спасибо.
-Как ты думаешь, смогу ли я доверять кому-нибудь в этой жизни? – обратился я к куску гранита. - По-моему, меня сломали настолько, что я уже просто не в силах собрать себя по частям. Никто не в силах, Шэрри.
Была бы ты рядом, Шэрри. Мне так не хватает тебя. Серьезных глаз на твоем лице 12-летнего ребенка. У детей ведь не должно быть таких лиц, а у тебя было именно такое. И ты всегда говорила мне: «Билл, мы всё исправим, просто пока не в силах». Ребенок не должен говорить таких вещей.
-Знаешь, что самое ужасное, сестренка? Мне за себя не стыдно. Совершенно плевать, что меня за один день могут трахнуть 10 мужиков подряд. Я привык отвлекаться на другое, когда очередной 50-летний импотент пыхтит надо мной весь потный и провонявший своей работой. В их глазах видно то, что вызывает во мне отвращение: они боятся, что кто-то узнает про их «увлечение»: жены, сотрудники, друзья. Это столпище закомплексованных идиотов, которых мне приходится ублажать. Я их ненавижу. Но мне за себя не стыдно.
Для чего я исповедуюсь перед человеком, умершим три года назад? Я не хочу высказываться, но мне от этого становится легче. Так почему мне не сказать всё реально существующим людям?
Наверное, Шэрил всегда будет той единственной, которой я доверял.
-Теперь ко мне в доверие пытается втереться какой-то странный клиент, - я недоверчиво хмыкнул, выпустив со рта легкое облачко воздуха.
Почему-то Йоргу я не сказал, что Том мне платит за разговоры, а не за секс. Он бы сразу заказал Тому путь в наш клуб. Но отчего-то я объявил, что всё было, как обычно.
-У этого Тома умер брат. Может, это судьба, мать её? – я натужно хохотнул. -Ты слышала Шэрри? Твой братец говорит о судьбе. Какой же я жалкий.
Очередной порыв ветра переместил мои волосы с плеч на лицо, отчего те заслонили мне итак темный вид. Я снова поежился. Самое теплое, что имелось в шкафу - сейчас на мне: трикотажная кофта с длинными рукавами, кожаная куртка с заклепками, джинсы и кроссовки 42-го размера.
Возможно, именно поэтому я за зиму болел пять раз.
-Да…этот Том очень странный. Впрочем, дети шоу-бизнеса всегда с заскоками, ты не находишь?
Я покопался кроссовкой в жухлой траве, но тут тишину нарушил звук звонившего телефона, показавшийся необычайно громким в этой обители мертвецов.
-Бл*дь, - выругнулся я, не слушавшимися меня пальцами вытаскивая из кармана мобильный. На дисплее замигало «Йорг». Я быстро поднял трубку, пока не перебудил здешних сторожей.
-Да!
-Билл, у тебя клиент. Записывай адрес.
-Но ведь поздно уже, - возмутился я.
-Он требует тебя. Уволю, если всё испортишь, - гаркнул Йорг с привычным английским акцентом.
Отец у Йорга был немцем, но родился и учился Йорг в Англии. Потом вернулся на свою родину и открыл клуб (между строк читайте, как «гей-бордель»). Словом, такой сын – «мечта» любого родителя.
Об этом мне рассказали парни, которые работают у Йорга уже давно. Сам Йорг не очень-то любит о себе трепаться, а меня так и вовсе на дух не переносит, хотя сам же и нанял на работу. Единственная причина, по которой меня еще не уволили – я приношу прибыль. И очень неплохую.
-Окей, давай адрес, - бесцветным голосом отозвался я, идя обратной дорогой к воротам кладбища.

Я так хочу встретить человека, которому был бы дорог. Который был бы дорог и мне.
Я желаю жить ради кого-то, а не таскать этот мешок с органами ради себя самого.
Эй, там, на небесах! Если ты существуешь, то, пожалуйста, услышь меня.
Позволь мне влюбиться.
Позволь любить меня кому-нибудь.
Я родился ненужным, так позволь же нужным умереть.

Дата добавления: 2015-07-20