А 442 6 страница

городских рабочих социал-демократия сделала быстрые успехи и росла, по мере того как крупная промышленность пролетаризировала народные массы и тем самым обостряла до крайности классовую противоположность между капиталистами и рабочими. Если социал-демократические рабочие и были некоторое время еще расколоты на две борющиеся между собой партии539, то после появления «Капитала» Маркса принципиальные разногласия меж­ду этими партиями почти совершенно исчезли. Правоверное лассальянство с его специфиче­ским требованием «производительных ассоциаций с государственной помощью» постепенно сходило на нет и все больше и больше обнаруживало свою неспособность создать ядро бо-напартистско-государственно-социалистической рабочей партии. То, в чем навредили в этом отношении отдельные вожди, было выправлено благодаря здоровому чутью масс. Объеди­нение обоих социал-демократических направлений, которое еще тормозилось из-за вопросов почти исключительно личного характера, было обеспечено в ближайшем будущем. Но еще во время раскола и вопреки ему движение стало достаточно мощным, чтобы нагнать страх на промышленную буржуазию и парализовать ее борьбу против правительства, все еще незави­симого от нее; впрочем, вообще с 1848 г. немецкая буржуазия не могла уже освободиться от красного призрака.

Это деление на классы лежало в основе деления на партии в парламенте и ландтагах. Крупные землевладельцы и часть крестьянства составляли массу консерваторов; промыш­ленная буржуазия составляла правое крыло буржуазного либерализма — национал-либералов⁵⁴¹, тогда как левое его крыло — ослабленная демократическая, или так называе­мая прогрессистская партия — состояло из мелкой буржуазии, поддерживаемой частью бур­жуазии, а также и рабочих. Наконец, рабочие в лице социал-демократии имели свою само­стоятельную партию, в которую входили также и мелкие буржуа.

Человек в положении Бисмарка и с его прошлым должен был бы при некотором понима­нии сложившейся обстановки сказать себе, что юнкерство в том виде, в каком оно было, не представляло жизнеспособного класса, что из всех имущих классов только буржуазия могла претендовать на будущее (мы не касаемся здесь рабочего класса, понимания исторической миссии которого мы не собираемся требовать от Бисмарка) и что поэтому его новой империи обеспечена тем большая прочность, чем в большей мере он подготовит ее постепенное пре­образование в современное буржуазное государство. Не будем от него требовать того, что при данных обстоятельствах

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 470

для него было невозможно. Немедленный переход к парламентарному правлению с решаю­щей властью рейхстага (вроде той, которой обладает английская палата общин) был невоз­можен и в тот момент даже неблагоразумен; диктатура Бисмарка в парламентарных формах должна была ему самому представляться пока что еще необходимой; мы отнюдь не ставим ему в вину, что он на первых порах ее сохранил; мы спрашиваем только, для какой цели ее следовало использовать. Едва ли можно сомневаться в том, что положить начало порядку, аналогичному английской конституции, было единственным путем, на котором открывалась перспектива обеспечить новой империи прочное основание и спокойное внутреннее разви­тие. Предоставив большую часть юнкерства, все равно обреченную на гибель, ее неизбежной участи, еще казалось возможным образовать из остальной его части и из новых элементов класс независимых крупных землевладельцев, который сам был бы только декоративной верхушкой буржуазии и которому буржуазия, даже обладая всей полнотой власти, должна была бы предоставить официальное представительство в государстве, а вместе с тем наибо­лее доходные посты и весьма сильное влияние. Делая буржуазии политические уступки, в которых со временем ей все равно нельзя было бы отказать (так, по крайней мере, следовало рассуждать с точки зрения имущих классов), делая ей эти уступки постепенно и даже изред­ка, и в малых дозах, можно было бы, по крайней мере, направить новую империю на путь, на котором она могла бы догнать остальные, политически далеко опередившие ее государства Западной Европы, освободиться, наконец, от последних остатков феодализма и еще очень сильной в бюрократических кругах филистерской традиции, а главное — приобрести спо­собность стоять на собственных ногах к тому времени, когда ее уже отнюдь не молодые ос­нователи распростились бы с бренным существованием.

К тому же, это было вовсе не так уж трудно. Ни юнкерство, ни буржуазия не отличались даже посредственной энергией. Юнкеры доказали это за последние шестьдесят лет, когда государство постоянно проводило меры в их же интересах вопреки оппозиции этих Дон-Кихотов. У буржуазии, которую долгая предшествовавшая история также приучила к уступ­чивости, еще сильно болели бока после конфликта; с тех пор успехи Бисмарка еще больше надломили силу ее сопротивления, а остальное довершил страх перед грозно нарастающим рабочим движением. При таких условиях человек, осуществивший национальные вожделе­ния буржуазии, мог бы без труда

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 471

соблюдать любой угодный ему темп в осуществлении ее политических требований, в общем и так весьма скромных. Он должен был только ясно представлять себе цель.

С точки зрения имущих классов, это был единственный разумный путь. С точки зрения рабочего класса было ясно, что уже слишком поздно для установления прочного господства буржуазии. Крупная промышленность, а вместе с ней буржуазия и пролетариат образовались в Германии в такое время, когда пролетариат мог почти одновременно с буржуазией само­стоятельно выступить на политическую арену, когда, следовательно, борьба между обоими классами началась еще до того, как буржуазия завоевала исключительное или преобладаю­щее политическое господство. Но если даже для спокойного и прочного господства буржуа­зии в Германии время уже прошло, то в 1870 г. все еще самой правильной политикой, с точ­ки зрения имущих классов вообще, был курс на это господство буржуазии. В самом деле, только таким путем можно было устранить массу тех пережитков времен загнивающего феодализма, которые продолжали процветать в законодательстве и управлении; только та­ким способом можно было постепенно пересадить на германскую почву все достижения ве­ликой французской революции, словом — отрезать у Германии се предлинную старомодную косу и направить ее сознательно и окончательно на путь современного развития, привести ее политический строй в соответствие с ее промышленным развитием. Когда же впоследствии развернулась бы, наконец, неизбежная борьба между буржуазией и пролетариатом, она про­текала бы, по крайней мере, в нормальных условиях, при которых каждый мог бы видеть, из-за чего идет эта борьба, а не в обстановке путаницы, неясности, перекрещивающихся инте­ресов и растерянности, какую мы наблюдали в Германии в 1848 году. Разница лишь в том, что на этот раз растерянностью были бы охвачены исключительно имущие классы; рабочий класс знает, чего он хочет.

При том положении вещей, какое создалось в Германии в 1871 г., такому человеку, как Бисмарк, действительно приходилось прибегать к политике лавирования между различными классами. В этом его не приходится упрекать. Речь шла лишь о том, какую цель преследова­ла эта политика. Если она сознательно и твердо стремилась, все равно какими темпами, к ус­тановлению, в конечном счете, господства буржуазии, то она соответствовала историческо­му развитию, насколько это вообще было возможно для политики, проводившейся с позиций имущих классов. Если же она стремилась к сохранению

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 472

старопрусского государства, к постепенному опруссачению Германии, то она была реакци­онна и, в конце концов, обречена на провал. Если она стремилась лишь к сохранению власти Бисмарка, то она была бонапартистской и должна была окончиться так же, как и всякий бо­напартизм.

Ближайшей задачей была конституция империи. В качестве материала имелись конститу­ция Северогерманского союза, с одной стороны, и договоры с южногерманскими государст­вами⁵⁴² — с другой. Факторами, с помощью которых Бисмарку предстояло создать консти­туцию, были, с одной стороны, представленные в Союзном совете династии⁵⁴³, а с другой — представленный в рейхстаге народ. Притязаниям династий были поставлены определенные рамки конституцией Северогерманского союза и договорами. Народ, наоборот, претендовал на значительное увеличение своей доли в политической власти. Свою независимость от ино­странного вмешательства и объединение (поскольку можно было говорить об объединении), он завоевал на поле сражения, и именно он в первую очередь должен был бы решать, как воспользоваться этой независимостью, как конкретно осуществить и использовать это объе­динение. И если бы даже народ признал правовые начала, лежащие в основе конституции Северогерманского союза и договоров, то это нисколько не препятствовало тому, чтобы он получил по новой конституции большую долю власти, чем по прежней. Рейхстаг был един­ственным учреждением, действительно воплощавшим новое «единство». Чем больший вес приобретал голос рейхстага, чем независимее была бы конституция империи по отношению к конституциям отдельных земель, тем теснее должна была сплотиться новая империя, тем полнее баварец, саксонец, пруссак должны были раствориться в немце.

Для всякого, кто видел дальше своего носа, это должно было быть совершенно ясно. Но Бисмарк был иного мнения. Напротив, он использовал усилившийся после войны патриоти­ческий угар как раз для того, чтобы склонить большинство рейхстага отказаться не только от расширения, но даже от ясного определения прав народа и ограничиться простым воспроиз­ведением в конституции империи правовых начал, которые лежали в основе конституции Северогерманского союза и договоров. Все попытки мелких партий отразить в конституции право народа на политические свободы были отверг-

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 473

нуты — в том числе даже предложение католической партии центра о включении в нее ста­тей прусской конституции, гарантирующих свободу печати, союзов и собраний, а также не­зависимость церкви. Таким образом, прусская конституция, какой бы она ни была куцей и урезанной, все же оставалась более либеральной, чем конституция империи. Налоги не воти­ровались ежегодно, а устанавливались раз навсегда «по закону», так что для рейхстага была исключена возможность отказывать правительству в утверждении налогов. Таким путем в Германии была применена непостижимая для внегерманского конституционного мира прус­ская доктрина, согласно которой народные представители имеют право только отклонять расходы на бумаге, между тем как правительство собирает в казну доходы в звонкой монете. Но в то время как рейхстаг был таким образом лишен лучших средств борьбы и низведен до жалкого положения прусской палаты, сломленной пересмотрами конституции 1849 и 1850 гг., мантёйфелевщиной, конституционным конфликтом и Садовой, в это время Со­юзный совет пользуется в основном всей полнотой власти, которой старый Союзный сейм владел номинально, и пользуется ею на деле, так как он освобожден от тех пут, которые свя­зывали Союзный сейм. Союзный совет не только имеет решающий голос в законодательстве наряду с рейхстагом, но он же, вместе с тем, является и высшей административной инстан­цией, поскольку издает инструкции о проведении в жизнь имперских законов и, кроме того, выносит решения «о недостатках, которые возникают при проведении в жизнь имперских законов...», то есть о недостатках, которые в других цивилизованных странах могут быть устранены только новым законом (статья 7, абз. 3, весьма напоминающая казуистические случаи в юриспруденции).

Итак, Бисмарк искал для себя главную опору не в рейхстаге, представлявшем националь­ное единство, а в Союзном совете, представителе партикуляристской раздробленности. У него, хотя он и разыгрывал из себя поборника национальной идеи, не хватило мужества дей­ствительно встать во главе нации или ее представителей; демократия должна была служить ему, а не он ей; он полагался не на народ, а, скорее, на темные закулисные интриги, на свое умение дипломатическими средствами, с помощью кнута и пряника, сколотить, хотя бы и строптивое, большинство в Союзном совете. Узость кругозора и низменность взглядов, ко­торые здесь перед нами обнаруживаются, вполне отвечают характеру этого человека, каким мы его знали до сих пор. Тем не менее, нельзя не удивляться

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 474

тому, что его большие успехи не помогли ему хотя бы на мгновение подняться выше своего собственного уровня.

Однако при сложившемся положении все свелось к тому, чтобы дать конституции импе­рии единственную крепкую ось, а именно — имперского канцлера. Союзный совет нужно было поставить в такое положение, при котором не могло бы быть иной ответственной ис­полнительной власти, кроме власти имперского канцлера, а в силу этого исключалась воз­можность существования ответственных имперских министров. Действительно, всякая по­пытка урегулировать управление империей путем назначения ответственного министерства рассматривалась как покушение на права Союзного совета и наталкивалась на непреодоли­мое сопротивление. Конституция, как вскоре обнаружилось, была «скроена по мерке» Бис­марка. Она была дальнейшим шагом на пути к его единоличному господству, осуществляе­мому путем балансирования между партиями в рейхстаге и между партикуляристскими го­сударствами в Союзном совете, — дальнейшим шагом по пути бонапартизма.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы новая конституция империи, не считая отдельных уступок Баварии и Вюртембергу, прямо представляла собой шаг назад. Но это и есть лучшее, что можно о ней сказать. Экономические потребности буржуазии были в основном удовлетворе­ны, а ее политическим притязаниям, поскольку она их еще предъявляла, были поставлены те же преграды, что и в период конституционного конфликта.

Поскольку буржуазия еще предъявляла политические притязания! В самом деле, нельзя отрицать, что в устах национал-либералов эти притязания сократились до очень скромных размеров и с каждым днем все больше сокращались. Эти госиода не только не требовали, чтобы Бисмарк облегчил им сотрудничество с ним, но, наоборот, старались угождать ему, где это было возможно, а очень часто и там, где это не было возможно или было недопусти­мо. То, что Бисмарк их презирал, ему в вину никто не поставит, — но разве его юнкеры были хоть на волосок лучше и мужественнее?

Другая область, в которой предстояло установить единство империи, область денежного обращения, была упорядочена монетным и банковским законодательством 1873—1875 го­дов. Введение золотой валюты было значительным прогрессом, но вводилась она медленно и с большими колебаниями и до сих пор еще не упрочилась окончательно. Принятая денежная система, в основу которой была положена под названием марки одна треть талера, взятая за единицу с десятичным деле-

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 475

нием, была еще в конце 30-х годов предложена Зётбером; фактически денежной единицей являлась золотая двадцатимарковая монета. Посредством почти незаметного изменения ее стоимости можно было сделать ее совершенно равноценной либо английскому соверену, ли­бо золотой монете в 25 франков, либо американской золотой монете в 5 долларов и приоб­щиться таким образом к одной из трех главных денежных систем мирового рынка. Однако предпочли создать свою особую денежную систему, затруднив этим без нужды торговлю и курсовые расчеты. Законы об имперских казначейских билетах и банках ограничивали спе­куляцию мелких государств и их банков ценными бумагами и ввиду наступившего тем вре­менем краха предусматривали соблюдение некоторой осторожности, вполне уместной для Германии, не искушенной еще в этой области. И тут экономические интересы буржуазии были, в общем, соответствующим образом приняты во внимание.

Наконец, надо было еще ввести согласованное единое законодательство в области судеб­ного права. Сопротивление, оказанное средними германскими государствами распростране­нию компетенции империи на материальное гражданское право, было преодолено, но граж­данский кодекс все еще находится в процессе составления, между тем как в уголовном ко­дексе, уголовном и гражданском процессе, торговом праве, конкурсном уставе и судоуст­ройстве уже было установлено единообразие. Устранение действовавших в мелких государ­ствах пестрых правовых норм, формальных и материальных, было уже само по себе настоя­тельной потребностью для дальнейшего развития буржуазного общества, и в этом устране­нии главная заслуга новых законов, — гораздо большая, чем в их содержании.

Английский юрист опирается на такое историческое развитие права, которое пронесло че­рез средневековье и сохранило значительную долю древнегерманской свободы, которое не знает полицейского государства, в зародыше задушенного двумя революциями XVII века, и которое достигает своей высшей точки в двухвековом непрерывном развитии гражданской свободы. Французский юрист опирается на великую революцию, которая, полностью унич­тожив феодализм и абсолютистский полицейский произвол, перевела экономические усло­вия жизни только что возникшего современного общества на язык юридических норм в сво­ем классическом кодексе, провозглашенном Наполеоном. А какова историческая основа, на которую опираются наши немецкие юристы? Не что иное, как растянувшийся на столетия, пассивный, большей частью подгоняемый

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 476

ударами извне и до сих пор еще не завершившийся процесс разложения остатков средневе­ковья; экономически отсталое общество, в котором феодальный юнкер и цеховой мастер бродят как призраки в поисках нового воплощения; правопорядок, в котором, несмотря на упразднение в 1848 г. тайной юстиции монархов, полицейский произвол до сих пор с каж­дым днем пробивает брешь за брешью. Из этой наихудшей из всех плохих школ вышли творцы новых имперских кодексов, и каковы были авторы, таковой оказалась и их работа. Не говоря о чисто юридической стороне, политической свободе в этих кодексах пришлось довольно туго. Если суды шеффенов⁵⁴⁵ предоставляют буржуазии и мелкой буржуазии воз­можность участвовать в обуздании рабочего класса, то от опасности возрождения буржуаз­ной оппозиции государство по возможности обеспечивает себя ограничением компетенции судов присяжных. Политические статьи уголовного кодекса часто настолько неопределенны и растяжимы, словно они скроены по мерке нынешнего имперского суда, а этот суд — по их мерке. Само собой разумеется, что новые кодексы представляют шаг вперед по сравнению с прусским правом — сводом законов, чудовищнее которого не мог бы в наши дни состряпать и Штёккер, даже если бы он подвергся обрезанию. Но те провинции, в которых до сих пор действовало французское право, слишком остро чувствуют различие между полинявшей ко­пией и классическим оригиналом. И именно отречение национал-либералов от своей про­граммы сделало возможным это усиление государственной власти за счет гражданских сво­бод, этот первый действительный шаг назад.

Следует еще упомянуть об имперском законе о печати. Относящееся сюда материальное право в основных чертах было уже регламентировано уголовным кодексом; установление единообразных формальных определений для всей империи и уничтожение существовавших еще кое-где залогов и штемпельных сборов составляло, таким образом, главное содержание этого закона и, вместе с тем, единственный достигнутый в этой области прогресс.

Чтобы Пруссия еще раз могла себя показать как образцовое государство, в ней было вве­дено так называемое самоуправление. Задача заключалась в том, чтобы устранить наиболее вопиющие остатки феодализма и в то же время на деле оставить по возможности все как бы­ло. Для этого послужило положение об округах546. Сеньориальная полицейская власть гос­под юнкеров стала анахронизмом. Она была отменена на словах, как феодальная привилегия, но фактически снова восстановлена

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 477

созданием самостоятельных земских округов [Gutsbezirke], внутри которых помещик или сам выступает в качестве земского начальника [Gutsvorsteher] с полномочиями сельского общинного старосты [landlicher Gemeindevorsteher], или же назначает такого начальника; эта власть юнкеров была фактически восстановлена также благодаря передаче всей полицейской власти и полицейской юрисдикции в пределах административного округа [Amtsbezirk] ок­ружному начальнику (Amtsvorsteher], каковым в сельской местности, разумеется, почти все­гда без исключения был крупный землевладелец; под- его надзор попадали таким образом и сельские общины. Феодальные привилегии были отняты у отдельных лиц, но связанное с ними полновластие было передано всему классу. При помощи аналогичного мошенническо­го приема английские крупные землевладельцы стали мировыми судьями и господами в сельской администрации, полиции и низших судебных органах, обеспечив себе таким обра­зом под новым, модернизированным титулом дальнейшее пользование всеми важнейшими постами в управлении, которые им уже нельзя было сохранить за собой в старой феодальной форме. Но в этом единственное сходство между английским и немецким «самоуправлени­ем». Хотел бы я видеть английского министра, который посмел бы предложить в парламен­те, чтобы выборные местные должностные лица подлежали утверждению, чтобы в случае неугодных выборов вместо этих лиц правительство в принудительном порядке назначало заместителей, чтобы вводились должности государственных чиновников с полномочиями прусских ландратов, членов окружных управлений и обер-президентов, чтобы осуществля­лось предусмотренное положением об округах право государственных органов управления вмешиваться во внутренние дела общин, мелких административных единиц и округов и, на­конец, чтобы применялось совершенно неслыханное в странах английского языка и англий­ского права запрещение прибегать к правовой защите, как это мы встречаем почти на каждой странице положения об округах. И в то время как окружные собрания и провинциальные ландтаги все еще составляются по старому феодальному способу из представителей трех со­словий — крупных землевладельцев, городов и сельских общин, — в Англии даже самое ар­хиконсервативное министерство вносит билль о передаче всего управления графствами в ру­ки органов, избираемых почти всеобщим голосованием

Проект положения об округах для шести восточных провинций (1871 г.) был первым при­знаком того, что Бисмарк

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 478

отнюдь не собирается растворить Пруссию в Германии, а, наоборот, намерен еще сильнее укрепить эти шесть восточных провинций, твердыню старого пруссачества. Под измененным названием юнкеры сохранили за собой все важнейшие позиции, обеспечивающие их господ­ство, а илоты Германии, сельскохозяйственные рабочие этих местностей, как батраки, так и поденщики, остались по-прежнему фактически крепостными, допущенными к выполнению только двух общественных функций: быть солдатами и служить юнкерам в качестве голо­сующего стада на выборах в рейхстаг. Услуга, которую Бисмарк оказал этим революционной социалистической партии, не поддается описанию и заслуживает всяческой благодарности.

Но что сказать о тупоумии господ юнкеров, которые, точно избалованные дети, стали от­биваться руками и ногами от этого положения об округах, выработанного исключительно в их же собственных интересах, в интересах дальнейшего сохранения их феодальных привиле­гий лишь под слегка модернизованным названием? Прусская палата господ, или, вернее, па­лата юнкеров, сначала отвергла этот проект, с которым канителили в течение почти целого года, и приняла его только после того, как последовало «обновление палаты пэров» путем назначения 24 новых «господ». Прусские юнкеры в этом деле снова показали себя мелочны­ми, косными, неисправимыми реакционерами, не способными образовать ядро большой са­мостоятельной партии, которая могла бы играть историческую роль в жизни нации, как это действительно делают английские крупные землевладельцы. Они этим доказали полное от­сутствие ума; Бисмарку оставалось только продемонстрировать перед всем миром полное отсутствие у них также и характера, и мало-мальски умелый нажим превратил их в партию Бисмарка sans phrase*. Для этого должен был послужить «культуркампф».

Осуществление плана прусско-германской империи должно было вызвать в качестве контрудара объединение в одну партию всех антипрусских элементов, опиравшихся на прежнее обособленное развитие. Эти пестрые элементы нашли общее знамя в ультрамонтан­стве⁵⁴⁸. Возмущение простого здравого смысла даже среди многочисленных ортодоксальных католиков против нового догмата о непогрешимости папы, с одной стороны, уничтожение церковной области и так называемое пленение папы в Риме549 — с другой, заставили теснее сплотиться все воинствующие силы католицизма. Таким образом, еще во время

— без оговорок. Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 479

войны, осенью 1870 г., в прусском ландтаге образовалась специфически католическая партия центра; в первый германский рейхстаг 1871 г. она провела только 57 человек, но затем уси­ливалась с каждыми новыми выборами, пока не перевалила за сто. Она состояла из самых разнородных элементов. В Пруссии главную ее силу составляли рейнские мелкие крестьяне, все еще смотревшие на себя как на «пруссаков поневоле»; затем — католические помещики и крестьяне вестфальских епископств Мюнстера и Падерборна и католической Силезии. Второй крупный контингент вербовался из южногерманских католиков, особенно из бавар­цев. Сила центра заключалась, однако, не столько в католической религии, сколько в том, что он выражал неприязнь народных масс к специфическому пруссачеству, притязавшему теперь на господство в Германии. Эта неприязнь была особенно ощутима в католических ме­стностях; вместе с тем там чувствовались симпатии по отношению к Австрии, выброшенной теперь за пределы Германии. В соответствии с этими обоими популярными веяниями центр занял решительно партикуляристскую и федералистскую позицию.

Этот антипрусский в своей основе характер центра был тотчас же распознан остальными мелкими фракциями рейхстага, которые были настроены против Пруссии из местных сооб­ражений, а не как социал-демократы по причинам национального и общего характера. Не только католики—поляки и эльзасцы, — но даже протестанты-вельфы⁵⁵⁰ вступили в тесный союз с партией центра. И хотя буржуазно-либеральные фракции никогда не могли вполне уяснить себе подлинного характера так называемых ультрамонтанов, они все же обнаружили известное понимание истинного положения вещей, когда называли центр «не знающим оте­чества» и «враждебным империи»...

На этом рукопись обрывается. Ред.

НАБРОСОК ПРЕДИСЛОВИЯ К БРОШЮРЕ «РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ»

Настоящая работа представляет собой перепечатку части моего труда «Переворот в науке, произведенный господином Е. Дюрингом» и содержит три главы, носящие там название «Теория насилия»⁵⁵¹. Они уже раньше появились отдельно в русском переводе в качестве приложения к русскому изданию моей работы «Развитие социализма от утопии к науке»⁵⁵². В предлагаемом издании сделаны лишь самые необходимые изменения и добавления. Но для отдельного издания требуется и особое дополнение.

Если я выпускаю в свет на немецком языке брошюру на тему о «роли насилия в истории», то немецкий читатель вправе требовать, чтобы я не скрыл своего взгляда на ту весьма значи­тельную роль, какую сыграло насилие за последние тридцать лет в истории его же собствен­ной страны. Поэтому я добавил еще одну, четвертую главу, которая, разумеется, содержит лишь освещение основных моментов. Может быть, впоследствии мне когда-либо удастся подробнее разработать эту тему.

Написано в конце декабря 1887 — Печатается по рукописи

марте 1888 г.

Перевод с немецкого Впервые опубликовано в журнале «Die Neue Zeit», Bd. I, № 22, 1895—1896

ПЛАН ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЫ БРОШЮРЫ «РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ»

1) 1848 год. Требование [создания]* национальных государств. Италия, Германия, Поль­
ша, Венгрия.

2) Явная завоевательная политика Бонапарта: национальные требования в обмен на ком­
пенсацию. Италия.

3) В ответ — реорганизация [прусской] армии. Конфликт. Бисмарк. Политика не ориги­
нальна.

4) Положение в Германии. Объединение; 1) осуществленное революцией, 2) осуществ­
ленное Австрией, 3) осуществленное Пруссией (Таможенный союз).

5) Войны 1864 и 1866 годов. Революционные средства.

6) Лучшая пора Бисмарка — до 1870 года.

7) Война с Францией**. Империя. Аннексия Эльзас-Лотарингии. Россия — арбитр.

8) Бисмарк под конец становится реакционером, тупеет. Культуркампф (гражданский
брак). Протекционизм и союз аграриев с буржуазией. — Колониальная горячка. Ос­
корбления Бисмарка. — Закон против социалистов⁵⁵³. — Подавление союзов. — Соци­
альные реформы. — Милитаризм, обусловленный аннексией Эльзаса. — Юнкер [в
Бисмарке] выступает на первый план за отсутствием других идей.

Написано в конце декабря 1887 — Печатается по рукописи

Дата добавления: 2015-07-20