А 442 2 страница

II. [Начать] с Возрождения в том виде, какой оно приняло в Европе на основе всеобщего
упадка феодализма и расцвета городов. Потом абсолютные национальные монархии — по­
всюду, за исключением Германии и Италии.

III. Характер Реформации как единственно возможного популярного выражения общих
стремлений и т. д.

Написано в конце 1884 г. Печатается по рукописи

Впервые опубликовано на русском языке Перевод с немецкого

в «Архиве Маркса и Энгельса», т. X, 1948 г.

— не говоря уже о случаях мятежей. Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ

Написано в конце декабря 1887 — марте 1888 г.

Впервые опубликовано в журнале

«Die Neue Zeit», Bd. I, №№ 22-26,

1895— 1896 г.

Печатается по рукописи (в той части,

где рукопись не сохранилась, —

по тексту журнала)

Перевод с немецкого

Применим теперь нашу теорию к современной немецкой истории и к ее насильственной практике крови и железа. Мы ясно увидим из этого, почему политика крови и железа должна была временно иметь успех и почему она в конце концов должна потерпеть крушение.

Венский конгресс в 1815 г. так поделил и распродал Европу, что весь мир убедился в пол­ной неспособности монархов и государственных мужей. Всеобщая война народов против Наполеона была ответной реакцией национального чувства, которое Наполеон попирал но­гами у всех народов. В благодарность за это государи и дипломаты Венского конгресса еще более грубо попрали это национальное чувство. Самая маленькая династия имела большее значение, чем самый большой народ. Германия и Италия были снова раздроблены на мелкие государства. Польша была в четвертый раз разделена, Венгрия осталась порабощенной. И нельзя даже сказать, что с народами поступили несправедливо: почему они это допустили и зачем приветствовали русского царя* как своего освободителя?

Но так долго продолжаться не могло. С конца средних веков история ведет к образованию в Европе крупных национальных государств. Только такие государства и представляют нор­мальную политическую организацию господствующей европейской буржуазии и являются вместе с тем необходимой предпосылкой для установления гармонического интернацио­нального

— Александра I. Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 422

сотрудничества народов, без которого невозможно господство пролетариата. Чтобы обеспе­чить международный мир, надлежит прежде всего устранить все, какие только возможно, национальные трения, каждый народ должен обладать независимостью и быть хозяином в своем собственном доме. И действительно, с развитием торговли, земледелия, промышлен­ности, а вместе с тем и социального могущества буржуазии, начинался повсюду подъем на­ционального чувства, а раздробленные и угнетенные нации требовали объединения и само­стоятельности.

Революция 1848 г. везде, кроме Франции, была направлена поэтому на удовлетворение национальных требований наряду с требованиями свободы. Но позади буржуазии, которая в результате первого штурма оказалась победительницей, везде уже поднималась грозная фи­гура пролетариата, руками которого фактически была одержана победа, и это толкнуло бур­жуазию в объятия только что побежденного врага, в объятия монархической, бюрократиче­ской, полуфеодальной и военной реакции, от которой революция и потерпела поражение в 1849 году. В Венгрию, где обстоятельства сложились иначе, вступили русские и подавили революцию. Не довольствуясь этим» русский царь приехал в Варшаву и стал вершить там суд в качестве арбитра Европы. Он назначил свою послушную креатуру, Кристиана Глюкс-бургского, наследником датского престола. Он так унизил Пруссию, как она еще никогда не бывала унижена, запретив ей даже самые робкие поползновения к использованию в своих интересах стремлений немцев к единству, заставив ее восстановить Союзный сейм и подчи­ниться Австрии460. Весь итог революции свелся, таким образом, на первый взгляд к тому, что в Австрии и Пруссии установился конституционный по форме, но старый по духу образ правления и что русский царь стал властелином Европы в большей мере, чем когда-либо раньше.

В действительности, однако, революция могучим ударом выбила буржуазию из старой традиционной рутины даже в раздробленных странах, особенно в Германии. Буржуазия по­лучила известную, хотя и скромную долю политической власти, а каждый свой политиче­ский успех она использует для промышленного подъема. «Безумный год»461, благополучно оставшийся позади, наглядно доказал буржуазии, что старой спячке и апатии должен быть раз и навсегда положен конец. Вследствие калифорнийского и австралийского золотого дож­дя и других обстоятельств наступило небывалое расширение мировых торговых связей и не­виданное оживление в делах — следовало только не упускать случая и обеспечить себе свою

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 423

долю. Крупная промышленность, основы которой были заложены с 1830 и особенно с 1840 г. на Рейне, в Саксонии, в Силезии, в Берлине и в отдельных городах Юга, стала теперь быстро развиваться и расширяться; домашняя промышленность сельских округов получала все большее распространение, шло ускоренными темпами железнодорожное строительство, а возросшая при этом до огромных размеров эмиграция создала германское трансатлантиче­ское пароходство, не нуждавшееся ни в каких субсидиях. Немецкие купцы стали в больших, чем когда-либо ранее, масштабах обосновываться на всех заморских рынках, начали играть все большую роль в мировой торговле и постепенно обслуживать сбыт не только англий­ских, по и немецких промышленных изделий.

Но для этого могучего подъема промышленности и связанной с ней торговли раздроблен­ность Германии на мелкие государства, с их самыми разнообразными торгово-промышленными законодательствами, должна была скоро превратиться в невыносимые око­вы. Через каждые несколько миль иное вексельное право, иные условия для промышленной деятельности, повсюду каждый раз особые придирки, бюрократические и фискальные рогат­ки, а часто еще и цеховые барьеры, против которых не помогали даже официальные патен­ты! А к тому же еще многочисленные различные законодательства о правах местных уро­женцев⁴⁶² и ограничения в выдаче видов на жительство, лишавшие капиталистов возможно­сти перебрасывать находящуюся в их распоряжении рабочую силу в достаточном количестве туда, где наличие руды, угля, водной энергии и других благоприятных естественных условий само побуждало основывать промышленные предприятия! Возможность беспрепятственной массовой эксплуатации отечественной рабочей силы была первым условием промышленного развития, но повсюду, куда патриотический фабрикант стягивал рабочих со всех концов, по­лиция и попечительство о бедных противились водворению пришельцев. Единое общегер­манское гражданство и полная свобода передвижения для всех граждан страны, единое тор­гово-промышленное законодательство были теперь уже не патриотическими фантазиями эк­зальтированных студентов, а необходимым условием существования промышленности.

К тому же в каждом, в том числе и карликовом, государстве были разные деньги, разные системы мер и весов, часто даже по две и по три системы в одном государстве. И из всех этих бесчисленных разновидностей монет, мер и весов ни одна не была признана на мировом рынке. Неудивительно поэтому, что купцам и фабрикантам, имевшим дело с мировым рын­ком

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 424

или вынужденным конкурировать с импортными товарами, приходилось наряду с большим числом своих монет, мер и весов пользоваться еще и иностранными; что хлопчатобумажная пряжа развешивалась на английские фунты, шелковые материи отмеривались на метры, сче­та для заграницы составлялись в фунтах стерлингов, долларах и франках! И как же могли возникнуть крупные кредитные учреждения на основе валютных систем с таким ограничен­ным распространением? Здесь — банкноты в гульденах, там — в прусских талерах, рядом золотой талер, талер «новые две трети», банковская марка, марка, находящаяся в обращении, двадцатигульденовая монетная система, двадцатичетырехгульденовая монетная система, — и все это при бесконечных перерасчетах и колебаниях курса⁴⁶³.

Если даже и удавалось в конце концов все это преодолеть, то сколько тратилось при всех этих трениях усилий, сколько терялось денег и времени! Между тем, и в Германии начали, наконец, понимать, что в наши дни время — деньги.

Молодая германская промышленность должна была показать себя на мировом рынке: вы­расти она могла только на экспорте. Но для этого она должна была пользоваться на чужбине защитой международного права. Английский, французский, американский купец мог за гра­ницей позволить себе даже больше, чем дома. За него вступалось его посольство, а в случае необходимости и несколько военных кораблей. А немец? Австриец мог еще до известной степени рассчитывать на свое посольство на Ближнем Востоке — в других местах оно ему не очень-то помогало. Когда же прусский купец обращался на чужбине к своему послу с жало­бой на причиненную обиду, то почти всегда получал ответ: «Так вам и надо! Чего вы здесь ищете? Сидели бы спокойно дома!» А подданный какого-нибудь мелкого государства и во­все был повсюду совершенно бесправен. Куда бы ни приезжали немецкие купцы, они везде прибегали к иностранному покровительству — французскому, английскому, американскому — или должны были поскорее натурализоваться на новой родине*. Впрочем, даже если бы их послы и пожелали вступиться за них, какой был бы от этого толк? С самими-то немецки­ми послами в заморских странах обходились, как с чистильщиками сапог.

Отсюда видно, что стремление к единому «отечеству» имело весьма материальную подо­плеку. Это уже не были туманные порывы членов буршеншафтов на вартбургском праздне-

464 "

стве464, когда «отвагой души немцев пламенели» и когда, как поется

Пометка Энгельса на полях карандашом: «Веерт». Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 425

на французский мотив, «стремился юноша в кипучий бой, чтоб голову сложить за край род-

* ной»*, за восстановление романтического величия средневековой империи, — а на склоне

лет сей пламенный юноша превращался в самого обычного ханжу, в преданного абсолютиз­му холопа своего государя. Это не был также уже гораздо более земной призыв к единству, провозглашенный адвокатами и прочими буржуазными идеологами гамбахского празднест­ва⁴⁶⁵, которые воображали, что любят свободу и единство ради них самих, и не видели, что превращение Германии в кантональную республику по швейцарскому образцу, к чему сво­дились идеалы наиболее трезвых из них, так же невозможно, как и гогенштауфенская импе­рия⁴⁶⁶ вышеупомянутых студентов. Нет, это было выросшее из непосредственных деловых потребностей стремление практического купца и промышленника вымести весь исторически унаследованный хлам мелких государств, стоявший на пути свободного развития торговли и промышленности, устранить все излишние помехи, которые немецкому коммерсанту прихо­дилось преодолевать у себя дома, если он хотел выступить на мировом рынке, и от которых были избавлены все его конкуренты. Германское единство сделалось экономической необ­ходимостью. И люди, которые его теперь требовали, знали, чего они хотят. Они воспитыва­лись на торговле и для торговли, умели торговать и сторговываться. Они знали, что нужно побольше запрашивать, но и с готовностью идти на уступки. Они распевали об «отечестве немца» вместе со Штирией, Тиролем и «Австрийской державой, богатой победами и сла­вой»**, а также:

«От Мааса и до Мемеля, От Эча и до Бельта самого Германия всего превыше, На свете выше ты всего»***.

Но за уплату наличными они готовы были уступить изрядную долю — процентов 25—30 — того самого отечества, которое должно было становиться все шире⁴⁶⁷. План объединения был у них готов и мог быть немедленно осуществлен.

Но единство Германии было не только германским вопросом. Со времени Тридцатилет­ней войны уже ни одно общегерманское дело не решалось без весьма ощутимого иностран­ного вмешательства****. Фридрих II завоевал в 1740 г. Силезию

Обе цитаты взяты из стихотворения Н. Хинкеля «Песнь Союза». Ред.

** Из стихотворения Э. М. Арндта «Отечество немца». Ред.

'" Из «Песни немцев» Гофмана фон Фаллерслебена. Ред.

**** Пометка Энгельса на полях карандашом: «Вестфальский и Тешенский мир»⁴⁶⁸. Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 426

с помощью французов⁴⁶⁹. Реорганизация Священной римской империи в 1803 г., проведен­ная по решению имперской депутации, была буквально продиктована Францией и Росси­ей470. Затем Наполеон установил в Германии такие порядки, которые отвечали его интере­сам. И, наконец, на Венском конгрессе* под влиянием прежде всего России, а также Англии и Франции, она была снова раздроблена на тридцать шесть государств, включавших в себя двести с лишним обособленных больших и малых клочков земли, причем немецкие монархи, совсем как на Регенсбургском имперском сейме 1802—1803 гг.⁴⁷¹, добросовестно помогали этому и еще более усилили раздробленность страны. Вдобавок, отдельные куски Германии были отданы иноземным государям. Германия оказалась, таким образом, не только бессиль­ной и беспомощной, раздираемой внутренними распрями, обреченной на жалкое прозябание в политическом, военном и даже промышленном отношении, но, что еще гораздо хуже, Франция и Россия в силу укоренившегося обычая приобрели право на расчленение Герма­нии, точно так же как Франция и Австрия присвоили себе право следить за тем, чтобы Ита­лия оставалась раздробленной. Этим мнимым правом и воспользовался царь Николай в 1850 г., когда, бесцеремоннейшим образом воспрепятствовав всякому самовольному измене­нию конституции, заставил восстановить Союзный сейм, этот символ бессилия Германии.

Итак, единство Германии приходилось завоевывать не только в борьбе против германских монархов и других внутренних врагов, но и против заграницы. Или же — с помощью загра­ницы. Каково же было тогда положение за пределами Германии?

Во Франции Луи Бонапарт использовал борьбу между буржуазией и рабочим классом, чтобы с помощью крестьян подняться на президентское кресло, а затем с помощью армии — на императорский престол. Однако новый, возведенный на престол армией император Напо­леон в границах Франции 1815 г. — это была мертворожденная затея. Воскресшая наполео­новская империя означала расширение Франции до Рейна, осуществление традиционной мечты французского шовинизма. Но на первых порах захват Рейна был не по силам Луи Бо­напарту: всякая попытка в этом направлении привела бы к образованию европейской коали­ции против Франции. Между тем, представился удобный случай поднять престиж Франции

В рукописи над этой строчкой рукой Энгельса написано: «Германия — Польша». Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 427

и покрыть армию новыми лаврами, предприняв с одобрения почти всей Европы войну про­тив России, которая использовала революционный период в Западной Европе для того, что­бы втихомолку оккупировать Дунайские княжества и подготовить новую завоевательную войну против Турции. Англия заключила союз с Францией, Австрия доброжелательно отно­силась к обеим, и только героическая Пруссия продолжала целовать русскую розгу, которой ее еще вчера секли, и сохраняла дружественный России нейтралитет. Но ни Англия, ни Франция не хотели серьезной победы над противником, и война закончилась поэтому лишь незначительным унижением России и образованием русско-французского союза против Ав­стрии*.

Крымская война сделала Францию руководящей европейской державой, а авантюриста Луи-Наполеона — героем дня, для чего, правда, не слишком много требовалось. Но Крым­ская война не принесла Франции увеличения территории и была поэтому чревата новой вой­ной, в которой Луи-Наполеону предстояло осуществить свое истинное призвание — стать «приумножателем земель империи»**. Эта новая война уже

* Крымская война была единственной в своем роде колоссальной комедией ошибок, в которой перед каждой новой сценой спрашиваешь себя: кто же на этот раз будет обманут? Но эта комедия стоила несметных затрат и более миллиона человеческих жизней. Едва началась война, как Австрия вступила в Дунайские княжества; рус­ские отступили перед австрийцами, и, таким образом, пока Австрия оставалась нейтральной, война с Турцией на сухопутной русской границе сделалась невозможной. Однако привлечь к войне на этой границе Австрию в качестве союзника было бы возможно только в том случае, если бы война велась серьезно, с целью восстано­вить Польшу и надолго отодвинуть назад западную границу России. Тогда вынуждена была бы примкнуть и Пруссия, через которую Россия еще получала все свои импортные товары; Россия оказалась бы блокированной и с суши, и с моря и скоро была бы побеждена. Но это не входило в расчеты союзников. Они были, наоборот, довольны тем, что миновала всякая опасность серьезной войны. Пальмерстон предложил перенести театр воен­ных действий в Крым, чего желала сама Россия, и Луи-Наполеон очень охотно пошел на это. Война в Крыму могла остаться лишь показной, и в таком случае все главные участники были бы удовлетворены. Но император Николай вбил себе в голову мысль о необходимости вести там войну серьезную, забыв при атом, что если это место было наиболее благоприятным для показной войны, то для серьезной воины оно было самым неблаго­приятным. То, что составляет силу России при обороне — огромная протяженность ее редко населенной, без­дорожной и бедной вспомогательными ресурсами территории, — при всякой наступательной войне России об­ращается против нее самой и нигде это не проявляется в большей степени, чем именно в направлении Крыма. Южнорусские степи, которые должны были стать могилой вторгшегося неприятеля, стали могилой русских армий, которые Николай с жестокой и тупой беспощадностью гнал одну за другой в Севастополь вплоть до середины зимы. И когда последняя, наспех собранная, кое-как снаряженная и нищенски снабжаемая продо­вольствием армия потеряла в пути около двух третей своего состава (в метелях гибли целые батальоны), а ос­татки ее оказались не в силах прогнать неприятеля с русской земли, тогда надменный пустоголовый Николай жалким образом пал духом и отравился. С этого момента война опять превратилась в показную и вскоре закон­чилась миром.

** Энгельс употребляет здесь выражение «Mehrer des Reiches», являвшееся частью титула императоров Свя­щенной римской империи в средние века. Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 428

была подготовлена во время первой тем, что Сардинии разрешено было примкнуть к союзу западных держав в качестве сателлита императорской Франции и специально в качестве ее форпоста против Австрии; война была, далее, подготовлена при заключении мира соглаше­нием Луи-Наполеона с Россией472, которой больше всего хотелось наказать Австрию.

Луи-Наполеон стал теперь кумиром европейской буржуазии. Не только за совершенное им 2 декабря 1851 г. «спасение общества», которым он, правда, уничтожил политическое господство буржуазии, но лишь для того, чтобы спасти ее социальное господство; не только потому, что он показал, как всеобщее избирательное право можно при подходящих условиях превратить в орудие угнетения масс; не только потому, что в его правление торговля и про­мышленность, а особенно спекуляция и биржевые махинации достигли небывалого расцвета. А прежде всего потому, что буржуазия признала в нем первого «великого государственного мужа», который был плотью от ее плоти, костью от ее кости. Он был выскочкой, как и вся­кий настоящий буржуа. «Прошедший сквозь огонь и воду» заговорщик-карбонарий в Ита­лии, артиллерийский офицер в Швейцарии, обремененный долгами знатный бродяга и спе­циальный констебль в Англии⁴⁷³, но всегда и везде претендент на престол, — он своим аван­тюристским прошлым и тем, что морально скомпрометировал свое имя во всех странах, под­готовил себя к роли императора французов и вершителя судеб Европы, подобно тому как классический образец буржуа — американец — рядом подлинных и фиктивных банкротств готовит себя в миллионеры. Став императором, он не только подчинил политику интересам капиталистической наживы и биржевых махинаций, по и в самой политике всецело придер­живался правил фондовой биржи и спекулировал на «принципе национальностей»474. Раз­дробленность Германии и Италии была для прежней французской политики неотчуждаемым сеньориальным правом Франции; Луи-Наполеон тотчас же приступил к розничной распро­даже этого сеньориального права за так называемые компенсации. Он готов был помочь Италии и Германии избавиться от раздробленности при условии, что Германия и Италия за каждый свой шаг к национальному объединению заплатят ему территориальными уступка­ми. Это не только давало удовлетворение французскому шовинизму и приводило к посте­пенному расширению империи до границ 1801 г., но и снова ставило Францию в исключи­тельное положение просвещенной державы, освободительницы народов, а Луи-Наполеона — в положение защитника угнетенных национальностей. И вся

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 429

просвещенная, воодушевленная национальной идеей буржуазия, — поскольку она была жи­во заинтересована в устранении с мирового рынка всех препятствий для торговли, — едино­душно приветствовала эту просвещенную деятельность, несущую освобождение всему миру.

Начало было положено в Италии*. Здесь с 1849 г. неограниченно властвовала Австрия, а Австрия была в то время козлом отпущения для всей Европы. Жалкие результаты Крымской войны приписывались не нерешительности западных держав, желавших только показной войны, а колеблющейся позиции Австрии, позиции, в которой, однако, никто не был более виновен, чем сами западные державы. Россия же была так оскорблена продвижением авст­рийцев к Пруту — благодарность за русскую помощь в Венгрии в 1849 г. (хотя именно это продвижение и спасло ее), — что была рада всякому нападению на Австрию. Пруссию не принимали больше в расчет и уже на Парижском мирном конгрессе ее третировали en ca­naille**. Итак, война за освобождение Италии «до Адриатики», затеянная при содействии России, была начата весной 1859 г. и уже летом закончена на Минчо. Австрия не была вы­брошена из Италии, Италия не стала «свободной до Адриатики» и не была объединена, Сар­диния увеличила свою территорию, но Франция приобрела Савойю и Ниццу и тем самым достигла своих границ с Италией 1801 года⁴⁷⁶.

Но это не удовлетворило итальянцев. В Италии тогда еще господствовало чисто мануфак­турное производство, крупная промышленность была в пеленках. Рабочий класс был далеко не полностью экспроприирован и пролетаризирован; в городах он владел еще собственными орудиями производства, в деревне промышленный труд был побочным промыслом мелких крестьян-собственников или арендаторов. Поэтому энергия буржуазии еще не была подор­вана существованием противоположности между нею и современным, осознавшим свои классовые интересы пролетариатом. А так как раздробленность Италии сохранялась только в результате иноземного австрийского владычества, под покровительством которого злоупот­ребления монархических правительств дошли до крайнего предела, то и крупное землевла­дельческое дворянство и городские народные массы стояли на стороне буржуазии как пере­дового борца за национальную независимость. Но иноземное владычество в 1859 г. было сброшено повсюду, кроме Венеции; дальнейшему

Пометка Энгельса на полях карандашом: «Орсини». Ред. * — без всякого стеснения. Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 430

вмешательству Австрии в итальянские дела был положен конец Францией и Россией, — ни­кто этого больше не боялся. А в лице Гарибальди Италия имела героя античного склада, спо­собного творить и действительно творившего чудеса. С тысячей волонтеров он опрокинул все Неаполитанское королевство, фактически объединил Италию, разорвал искусную сеть бонапартовой политики. Италия была свободна и по существу объединена, — но не проис­ками Луи-Наполеона, а революцией.

Со времени Итальянской войны внешняя политика Второй империи уже ни для кого не была тайной. Победители великого Наполеона должны были понести кару, но l'un apres l'au­tre — один после другого. Россия и Австрия уже получили свою долю, на очереди стояла те­перь Пруссия. А Пруссию презирали теперь больше, чем когда-либо раньше; ее политика во время Итальянской войны была трусливой и жалкой, совсем как во время Базельского мира 1795 года⁴⁷⁷. «Политика свободных рук»⁴⁷⁸ довела Пруссию до того, что она оказалась со­вершенно изолированной в Европе, что все ее большие и малые соседи только радовались, предвкушая, как она будет разбита наголову, и что руки у нее оказались свободными только для того, чтобы уступить Франции левый берег Рейна.

Действительно, в первые годы после 1859 г. повсюду, и в первую очередь на самом Рейне, было распространено убеждение в том, что левый берег Рейна безвозвратно перейдет к Франции. Правда, перехода этого не очень-то желали, но его считали неотвратимым, как рок, и, откровенно говоря, не особенно боялись. У крестьян и городских мелких буржуа воскре­сали старые воспоминания о временах французского владычества, которое действительно принесло им свободу; а в рядах буржуазии финансовая аристократия, особенно кёльнская, была уже сильно запутана в мошеннических операциях парижского «Credit Mobilier»⁴⁷⁹ и других дутых бонапартистских компаний и громко требовала аннексии*.

Однако потеря левого берега Рейна означала бы ослабление не только Пруссии, но и Гер­мании. А Германия была расколота в еще большей мере, чем когда-либо. Отчужденность между Австрией и Пруссией достигла крайней степени из-за нейтралитета Пруссии во время Итальянской войны; мелко-княжеское отребье боязливо и вместе с тем с вожделением по­сматривало на Луи-Наполеона как на будущего покровителя

* Что таково было тогда всеобщее настроение на Рейне, в этом Марксу и мне не раз приходилось убеждаться на месте. Левобережные рейнские промышленники спрашивали меня, между прочим, как отразится на их пред­приятиях переход к французскому таможенному тарифу.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 431

возобновленного Рейнского союза⁴⁸⁰, — таково было положение официальной Германии. И это в такой момент, когда только объединенные силы всей нации в состоянии были предот­вратить опасность раздробления.

Но как объединить силы всей нации? Три пути оставались возможными после того, как попытки 1848 г., почти все без исключения носившие туманный характер, потерпели неуда­чу, и в силу именно этой неудачи туман несколько рассеялся.

Первый путь был путем подлинного объединения, посредством уничтожения всех отдель­ных государств, то. есть это был открыто революционный путь. Такой путь только что при­вел к цели в Италии; Савойская династия присоединилась к революции и таким образом присвоила себе итальянскую корону. Но на столь смелый шаг наши немецкие савойцы, Го-генцоллерны, и даже их наиболее решительные Кавуры a la Бисмарк были абсолютно неспо­собны. Все пришлось бы совершить самому народу, — ив войне за левый берег Рейна он, конечно, сумел бы сделать все необходимое. Неизбежное отступление пруссаков за Рейн, длительная осада рейнских крепостей и предательство южногерманских государей, которое затем, без сомнения, последовало бы, — этого было бы достаточно, чтобы вызвать такое на­циональное движение, перед которым разлетелся бы в прах весь этот династический поря­док. И тогда Луи-Наполеон первым вложил бы шпагу в ножны. Вторая империя могла вое­вать только с реакционными государствами, по отношению к которым она выступала как преемница французской революции, как освободительница народов. Против народа, который сам был охвачен революцией, она была бессильна; к тому же победоносная германская рево­люция могла дать толчок к низвержению всей Французской империи. Это был бы наиболее благоприятный случай; в худшем же случае, если бы владетельные князья оказались во главе движения, левый берег Рейна был бы временно отдан Франции, активное или пассивное пре­дательство монархов было бы разоблачено перед всем миром, и создалось бы критическое положение, из которого для Германии не оставалось бы другого выхода, кроме революции, изгнания всех государей и установления единой германской республики.

При существовавших условиях на этот путь объединения Германия могла бы вступить только в том случае, если бы Луи-Наполеон начал войну за установление границ по Рейну. Но этой войны не произошло — по причинам, о которых будет сказано ниже. А вместе с тем и вопрос о национальном объединении переставал быть неотложным жизненным вопросом,

Дата добавления: 2015-07-20