ДИКОСТЬ 30 страница

— Вильгельму II. Ред. * — Альбедиль. Ред. '" — Херфурт. Ред.

СТАЧКА РУРСКИХ ГОРНЯКОВ 1889 ГОДА

окажется ли этого достаточно, будет еще видно. Примеру вестфальских горняков последова­ли рабочие саксонского угольного бассейна, а также двух силезских, расположенных вос­точнее. Таким образом, за последние три недели в Германии бастовало по меньшей мере 120000 шахтеров. От них «зараза» перешла к бельгийским и богемским горнякам, а в Герма­нии работа прекратилась в тех отраслях промышленности, в которых забастовки готовились еще весной этого года430. Итак, нет сомнения в том, что немецкие шахтеры присоединились к своим братьям в их борьбе против капитала; это важное пополнение наших рядов, так как они замечательные люди и притом почти все прошли военную службу. Их вера в императора и священника поколеблена, и никакое правительство, что бы оно ни делало, не может удов­летворить требования рабочих, не затрагивая капиталистическую систему, а германское пра­вительство и не может, и не хочет даже попытаться сделать это. Впервые в Германии прави­тельство вынуждено делать вид, будто оно занимает беспристрастную позицию по отноше­нию к забастовке. Следовательно, оно навсегда утратило свою невинность в этом отноше­нии, и как Вильгельму, так и Бисмарку пришлось склониться перед стотысячной армией бас­тующих рабочих. Уже одно это — замечательный результат.

Написано в конце мая 1889 г.

Напечатано в журнале «The Labour Leader» vol. I, № V, июнь 1889 г.

Печатается по тексту журнала Перевод с английского

На русском языке впервые опубликовано

в журнале «Вопросы истории

КПСС» №6, 1960 г.

ПОССИБИЛИСТСКИЕ МАНДАТЫ ⁴³¹

Сторонники парижского конгресса поссибилистов — небезызвестный г-н Смит Хединли в газете «Star»432, г-н Г. Бароуз и г-жа Безант в еженедельной прессе — без конца повторяют, что их конгресс являлся подлинно представительным, тогда как конгресс марксистов состоял из людей, представлявших только самих себя и поэтому не осмелившихся принять требова­ние поссибилистов — предъявить им свои мандаты. Английские делегаты конгресса мар­ксистов, несомненно, будут искать и найдут возможность доказать лживость возводимых на них обвинений, поэтому мы можем пока не касаться этой части вопроса; заметим только, что поссибилисты вряд ли могли бы нанести конгрессу марксистов большее оскорбление, чем они сделали, потребовав от них признания недействительной проверки их собственных ман­датов, завершенной уже на второй (или на третий?) день, и нового рассмотрения этих манда­тов; между тем, сами поссибилисты в своей резолюции по этому вопросу тщательно избега­ли обязательства представить свои мандаты для проверки марксистам.

Что сказанное выше правильно освещает вопрос и что у поссибилистов было гораздо больше оснований, чем у марксистов, предъявить свои мандаты только своим друзьям, дока­зывает сообщение д-ра Адлера на конгрессе марксистов о том, что ему стало известно об «австрийских» делегатах поссибилистов. Так как это сообщение характеризует тот способ, каким поссибилисты фабриковали «подлинно представительных» делегатов, его следует предать гласности.

В поссибилистском списке делегатов, в рубрике «Австрия» представлены следующие ор­ганизации: «Венский союз

ПОССИБИЛИСТСКИЕ МАНДАТЫ__________________________ 394

булочников», «Федерация Верхней Австрии и Зальцбурга», «Федерация рабочих Богемии, Моравии и Силезии». Д-р Адлер, который в течение последних трех лет с удивительной энергией, тактом и настойчивостью занимался реорганизацией социалистического движения в Австрии и знает каждое рабочее общество в любом австрийском городе, сообщил конгрес­су, что у всех этих обществ, каковы бы ни были их иные достоинства, есть один роковой не­достаток — они не существуют.

Когда в Париже стало известно, что в воскресенье открылся конгресс марксистов и что там присутствуют делегаты из Австрии, в понедельник на этот конгресс явились два авст­рийца и увиделись с д-ром Адлером. Они рассказали ему, что они — булочники, с некоторо­го времени работающие в Париже, и что один венгерский булочник, по фамилии Добоши, пригласил их в качестве «делегатов» на рабочий конгресс; тот ли самый это конгресс? Адлер расспросил их и выяснил следующее: они приглашены на конгресс поссибилистов, для уча­стия в котором у них были билеты; при этом они сказали тем, кто их приглашал, что они не представляют абсолютно никого, кроме самих себя, но в ответ им было сказано, что это ни­чего не значит, так как, поскольку Австрия — деспотическая страна, настоящих мандатов не требуется; теперь они узнали, что подлинные австрийские делегаты присутствуют на другом конгрессе; как же им теперь поступить? Австрийские делегаты сказали им, что у них нет ос­нований разыгрывать роль делегатов ни на том, ни на другом конгрессе. Они условились от­носительно следующего свидания. Через день или два они снова пришли, присутствовали на заседании конгресса марксистов и затем заявили, что сами видят необходимость выйти из этого ложного положения, — но как? Им посоветовали вернуть мандаты. У них таковых не оказалось. Тогда верните ваши билеты. Они обещали так поступить и вернулись сказать, что они так и сделали.

Таков пример того, что поссибилисты и их английские сторонники называют «подлинным представительством». А венгерские общества, во внушительном списке которых названия так искусно скрыты опечатками, что только в отношении нескольких можно узнать мест­ность, где они якобы находятся, эти общества, по словам настоящих венгерских делегатов конгресса марксистов, также существуют только в пределах страны чудес, созданной вооб­ражением поссибилистов; слишком уж вопиющие здесь стряпают небылицы. «Кружки по изучению социального вопроса и федерация Хорватии, Славонии, Далмации, Триеста и Фиуме» — на этом громком названии лежит слишком замет-

ПОССИБИЛИСТСКИЕ МАНДАТЫ__________________________ 395

ная печать его парижского происхождения, И подумать только, что за всем этим нет даже трех портных с Тули-стрит!

Нам, далее, говорят, будто абсолютно неверно, что конгресс поссибилистов был только тред-юнионистским конгрессом. Г-н Герберт Бароуз крайне возмущен такой клеветой: за ис­ключением нескольких английских тред-юнионистов, «все делегаты» были революционны­ми социалистами и, как таковые, представляли свои соответствующие общества. Хорошо, приведем только один пример. Что говорит мадридская газета «El Socialista»⁴³⁴ (от 26 июля) об испанских делегатах-поссибилистах? Что «они говорят, будто представляют 20 тысяч со­циалистов, на самом же деле являются только делегатами от таких обществ, куда допускают­ся как карлисты435, так и революционные социалисты», от клубов, которые совершенно не занимаются политикой, то есть фактически от таких организаций, которые в Англии назы­ваются тред-юнионами.

Написано в начале августа 1889 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «The Labour Elector» Перевод с английского

vol. II, № 32, 10 августа 1889 г.

* ПО ПОВОДУ СТАЧКИ ЛОНДОНСКИХ ДОКЕРОВ⁴³⁶

Я завидую вам, вашему участию в стачке докеров. Это движение является наиболее мно­гообещающим из всех тех, которые мы имели за последние годы, и я горжусь и радуюсь, что мне довелось увидеть его. О, если бы Маркс был жив и сам видел это! Если эти несчастные, угнетенные люди, опустившиеся на самое дно слои пролетариата, оставшиеся за бортом лю­ди всех профессий, буквально дерущиеся каждое утро у ворот доков за получение работы, если они могут объединяться и своей решительностью устрашать могущественные доковые компании, тогда действительно нам незачем впадать в отчаяние по поводу какой бы то ни было части рабочего класса. Это событие означает начало настоящей жизни в Ист-Энде437 и в случае успеха изменит весь его характер. Ведь о его обитателях, бедняках, прозябающих в глубокой нищете, вследствие их неуверенности в себе и отсутствия у них организации, мож­но сказать — lasciate ogni speranza... Если докеры организуются, за ними последуют и дру­гие категории рабочих... Это замечательное движение, и я еще раз завидую тем, кто может участвовать в нем.

Написано между 20 и 26 августа 1889 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «The Labour Elector» Перевод с английского

vol. II, № 35, 31 августа 1889 г.

На русском языке публикуется впервые

— «оставь всякую надежду...» (Данте. «Ад». Песнь III). Ред.

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ

Среди буржуазии всех наций английская буржуазия несомненно в наибольшей степени сохранила до сего времени свое классовое, то есть политическое, сознание. Наша немецкая буржуазия глупа и труслива; она даже не сумела овладеть политической властью, завоеван­ной для нее в 1848 г. рабочим классом, и удержать ее в своих руках; в Германии рабочий класс должен сначала вымести остатки феодализма и патриархального абсолютизма, с кото­рыми наша буржуазия давно обязана была покончить. Французская буржуазия, наиболее ко­рыстолюбивая и падкая до наслаждений по сравнению с буржуазией других стран, ослеплена своим корыстолюбием и не видит своих собственных, будущих интересов; она живет только сегодняшним днем; в бешеной погоне за наживой она идет на самый скандальный подкуп, объявляет подоходный налог государственной изменой социалистов, каждую забастовку встречает не иначе как ружейными залпами, и тем самым приводит к тому, что в республике со всеобщим избирательным правом у рабочих почти не остается иного средства для дости­жения победы, кроме насильственной революции. Английская буржуазия не так глупо жад­на, как французская, и не так глупо труслива, как немецкая. В период своих величайших триумфов она постоянно делала рабочим уступки; даже наиболее

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ_____________________________ 398

ограниченная ее часть, консервативная земельная и финансовая аристократия, не побоялась предоставить городским рабочим избирательное право в таких масштабах, что только по ви­не самих рабочих у них с 1868 г. нет 40—50 представителей в парламенте. А с тех пор вся буржуазия — консервативная и либеральная вместе — распространила расширенное избира­тельное право и на сельские районы, приблизительно уравняла размеры избирательных ок­ругов и таким образом предоставила в распоряжение рабочего класса по меньшей мере три­дцать новых избирательных округов. В то время как немецкая буржуазия никогда не облада­ла способностью вести за собой и представлять нацию в качестве господствующего класса, в то время как французская буржуазия каждый день доказывает — и только что вновь доказала на выборах439, — что совершенно потеряла эту способность, которой она когда-то обладала в большей степени, чем буржуазия любой другой страны, в то же время английская буржуазия (включая растворившуюся в ней так называемую аристократию) обнаруживала еще до по­следнего времени известную способность выполнять, хотя бы до некоторой степени, роль руководящего класса.

Но теперь это положение, по-видимому, все больше и больше изменяется.

В Лондоне все, что связано со старым городским управлением, — с устройством и управ­лением собственно Сити, — представляет собой еще чистейшее средневековье. Сюда же от­носится и лондонский порт, первый порт в мире. Владельцы пристаней (wharfingers), разгру­зочных судов (lightermen) и лодочники (watermen) образуют настоящие цехи с особыми при­вилегиями, а частично даже и со средневековыми костюмами. Эти старинные цеховые при­вилегии в течение последних семидесяти лет увенчивала монополия доковых компаний; тем самым весь огромный лондонский порт был передан в руки незначительного числа привиле­гированных корпораций, которые беспощадно эксплуатируют его. И все это привилегиро­ванное уродливое создание увековечивается и становится, так сказать, неприкосновенным вследствие бесконечного ряда запутанных и противоречивых парламентских актов, которые его создали и вырастили, так что этот юридический лабиринт стал его лучшей защитой. Но в то время как по отношению к торговым кругам эти корпорации кичатся своими средневеко­выми привилегиями и делают Лондон самым дорогим портом в мире, члены этих корпора­ций превратились в настоящих буржуа, которые, кроме своих клиентов, самым бесстыдным образом эксплуатируют и своих рабочих, используя таким путем одновременно выгоды

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ_____________________________ 399

и средневекового цехового общества, и современного капиталистического.

Так как, однако, эта эксплуатация совершалась в рамках современного капиталистическо­го общества, то, несмотря на средневековый наряд, она была подчинена законам этого обще­ства. Большие пожирали малых или, по крайней мере, приковывали их к своей триумфаль­ной колеснице. Крупные доковые компании стали господами над цехами владельцев приста­ней, разгрузочных судов и лодок, следовательно, над всем лондонским портом. Тем самым перед ними открывалась перспектива неограниченных прибылей. Эта перспектива ослепляла их. Они выбрасывали миллионы на нелепые предприятия; а так как таких компаний было несколько, то они начали между собой конкурентную войну, которая стоила новых миллио­нов, вызвала новые бессмысленные постройки и поставила компании на грань банкротства, пока, наконец, около двух лет тому назад они не объединились.

Между тем, торговля Лондона уже прошла через свой кульминационный пункт. Гавр, Ан­тверпен, Гамбург, а с проведением нового морского канала и Амстердам привлекали к себе все возраставшую долю торговли, центр которой находился прежде в Лондоне. Ливерпуль, Гулль и Глазго также получили свою долю. Вновь построенные доки пустовали, дивиденды уменьшались и частью совсем исчезали, акции падали; директора доков, упрямые, избало­ванные добрыми старыми временами, высокомерные денежные тузы, не видели никакого выхода. Подлинных причин относительного и абсолютного упадка торгового оборота лон­донского порта они не хотели признавать. А этими причинами, в той степени, в какой они носят местный характер, являются исключительно их собственное бессмысленное высоко­мерие и его источник — их привилегированное положение, средневековое, давно отжившее устройство Сити и лондонского порта, устройство, которому по закону место в Британском музее, рядом с египетскими мумиями и ассирийскими каменными чудовищами.

Ни в каком другом месте в мире не потерпели бы подобного сумасбродства. В Ливерпуле, где подобное положение начало создаваться, оно было устранено еще в зародыше, а все уст­ройство порта модернизировано. В Лондоне же торговый мир страдает, брюзжит, но терпе­ливо сносит все это. Буржуазия, масса которой должна оплачивать эти нелепости, склоняется перед монополией, — с неохотой, правда, но склоняется. У нее нет больше энергии для того, чтобы стряхнуть с себя этот

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ_____________________________ 400

кошмар, который угрожает задушить со временем жизнь во всем Лондоне.

Но вот вспыхивает стачка докеров440. Бунт поднимает не буржуазия, ограбленная доковы­ми компаниями, а эксплуатируемые ими рабочие; беднейшие из бедных, низшие слои проле­тариев Ист-Энда, бросили вызов магнатам доков. И тогда, наконец, буржуазия вспоминает, что магнаты доков — это и ее враги, что бастующие рабочие начали борьбу не только в сво­их собственных интересах, но косвенно и в интересах буржуазного класса. В этом тайна симпатии публики к забастовке и небывалой до сих пор щедрой денежной помощи со сторо­ны буржуазных кругов. Но этим все и ограничилось. Рабочие ринулись в бой, сопровождае­мые криками одобрения и рукоплесканиями буржуазии; рабочие выиграли сражение и не только доказали, что гордых магнатов доковых компаний можно победить, но своей борьбой и победой так взбудоражили все общественное мнение, что доковая монополия и феодальное устройство порта не смогут теперь дольше сохраняться и в скором времени, вероятно, будут отправлены в Британский музей.

Эту задачу давно должна была выполнить буржуазия. Но она этого не могла или не хотела сделать. Теперь рабочие взяли дело в свои руки, и оно будет теперь выполнено. Другими словами, в данном случае буржуазия сама отказалась от своей собственной роли в пользу ра­бочих.

А вот другая картина. Из средневекового лондонского порта отправимся на современные бумагопрядильные фабрики Ланкашира. В настоящий момент здесь урожай хлопка 1888 г. исчерпан, а урожай 1889 г. еще не поступил на рынок, следовательно, это момент, когда спе­куляция сырьем имеет наилучшие перспективы. Богатый голландец по имени Стинстранд вместе с другими подобными дельцами образовал «ринг» для закупки всего имеющегося хлопка и соответственного взвинчивания цен. Бумагопрядильные фабриканты могут сопро­тивляться этому только сокращая потребление, то есть приостанавливая работу на своих фабриках на несколько дней в неделю или совсем, пока не появится новый хлопок. Такие попытки они и предпринимали в течение шести недель. Дело, однако, не ладится, как нико­гда не ладилось и прежде в таких случаях: ведь среди этих фабрикантов многие настолько обременены долгами, что частичная или полная приостановка работы поставит их на край гибели. Другие же хотят даже, чтобы большая часть фабрик приостановила работу и таким образом были бы подняты цены на пряжу; сами же они намерены продолжать работу и из­влекать прибыль из этих повышенных цен. За десять

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ_____________________________ 401

с лишним лет уже выяснилось, что есть только одно средство заставить полностью прекра­тить работу на хлопчатобумажных фабриках — безразлично для какой конечной цели, — а именно: снижение заработной платы, скажем, на 5%. Тогда происходит стачка или же оста­новка фабрик самими фабрикантами, среди которых в борьбе против рабочих воцаряется безусловное единство; останавливают свои машины даже те из них, которые не знают, будут ли они в состоянии когда-либо снова пустить их в ход.

При создавшемся положении вещей снижение заработной платы нецелесообразно. Но как же, не прибегая к этому, добиться прекращения работ на всех фабриках, без чего владельцы бумагопрядилен будут на шесть недель выданы спекулянтам, связанные по рукам и ногам? Шаг, сделанный для этой цели, — единственный в своем роде в истории современной про­мышленности.

Фабриканты через свой центральный комитет «официально» обращаются к центральному комитету профессиональных союзов рабочих с просьбой о том, чтобы организованные рабо­чие, в общих интересах, посредством устройства стачек заставили сопротивляющихся фаб­рикантов приостановить работу. Господа фабриканты, признавая свою неспособность к со­вместным действиям, просят столь ненавистные им ранее профессиональные союзы рабочих соблаговолить применить меры принуждения к ним самим, к фабрикантам, чтобы их, фабри­кантов, горькая нужда заставила, наконец, действовать единодушно, как класс, в интересах своего собственного класса. Вынужденные рабочими, так как сами они на это не способны!

Рабочие соблаговолили. И достаточно было одной только угрозы с их стороны. Через 24 часа «ринг» хлопковых спекулянтов был разбит. Это показывает, что могут сделать фабри­канты и что — рабочие.

Итак, здесь, в этой самой современной из всех современных крупных отраслей промыш­ленности, буржуазия обнаруживает такую же неспособность отстоять свои собственные классовые интересы, как и в средневековом Лондоне. И более того. Она открыто это призна­ет и, обращаясь к организованным рабочим с просьбой отстоять основные классовые интере­сы фабрикантов, действуя принуждением против самих же фабрикантов, не только сама за­являет о своей отставке, но и признает в организованном рабочем классе своего преемника, способного и призванного прийти к власти. Она сама провозглашает, что если каждый от­дельный фабрикант и может еще руководить своей собственной фабрикой, то только одни организованные рабочие в состоянии взять в свои руки руководство всей хлопчатобумажной

ОТСТАВКА БУРЖУАЗИИ

промышленностью. А это в переводе на обыкновенный язык означает, что у фабрикантов нет иного призвания, как только поступить платными руководителями предприятий на службу к организованным рабочим.

Написано в конце сентября — начале октября 1889 г.

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» № 40, 5 октября 1889 г.

Подпись: Ф. Энгельс

Печатается по тексту газеты Перевод с немецкого

Дата добавления: 2015-07-20