А 442 4 страница

Так Бисмарк выполнил в герцогствах волю немецкой буржуазии против ее же воли. Он прогнал датчан, бросил вызов иностранным державам — и державы не шелохнулись. Но

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 446

с только что освобожденными герцогствами стали обращаться, как с завоеванной страной, совершенно не интересуясь их желаниями: их просто временно поделили между Австрией и Пруссией. Пруссия снова стала великой державой, она уже не являлась пятым колесом в ев­ропейской колеснице; осуществление национальных чаяний буржуазии происходило успеш­но, но путь, избранный для этого, не был либеральным путем буржуазии. Прусский военный конфликт поэтому продолжался и становился даже все менее разрешимым. Предстоял вто­рой акт бисмарковского лицедейства.

* * *

Датская война осуществила часть национальных чаяний. Шлезвиг-Гольштейн был «осво­божден», Варшавский и Лондонский протоколы, в которых великие державы запечатлели унижение Германии перед Данией504, были разорваны и брошены им под ноги, а они даже не пикнули. Австрия и Пруссия снова были вместе, их войска сражались плечом к плечу и по­бедили, и ни один властелин и не думал больше посягать на германскую территорию. Вож­деления Луи-Наполеона относительно Рейна, которые до сих пор отодвигались на задний план другими делами — итальянской революцией, польским восстанием, датскими ослож­нениями, наконец, экспедицией в Мексику⁵⁰⁵, — теперь не имели никаких видов на успех. Для консервативного прусского государственного деятеля международная ситуация с точки зрения внешней политики, таким образом, не оставляла желать ничего лучшего. Но Бисмарк до 1871 г. вовсе не был консервативен, и менее всего в этот момент, а немецкая буржуазия отнюдь не была удовлетворена.

Немецкая буржуазия по-прежнему находилась во власти старого противоречия. С одной стороны, она требовала исключительного политического господства для себя, то есть для министерства, избранного из либерального большинства палаты; а такому министерству пришлось бы вести десятилетнюю борьбу со старой системой, представленной короной, прежде чем его новая власть была бы окончательно признана, это означало бы внутреннее ослабление страны на десяток лет. Но, с другой стороны, буржуазия требовала революцион­ного преобразования Германии, осуществимого только путем насилия, следовательно, толь­ко посредством фактической диктатуры. А между тем с 1848 г. буржуазия снова и снова в каждый решающий момент давала доказательство того, что у нее нет и следа необходимой энергии, чтобы провести в жизнь хотя бы одно из этих требований, не говоря уже об обоих. В политике

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 442

существуют только две решающие силы: организованная сила государства, армия, и неорга­низованная, стихийная сила народных масс. Апеллировать к массам буржуазия отучилась в 1848 году; она боялась их еще больше, чем абсолютизма. Армия же отнюдь не была в ее рас­поряжении. Она, разумеется, была в распоряжении Бисмарка.

В продолжавшемся еще конституционном конфликте Бисмарк самым решительным обра­зом боролся против парламентских требований буржуазии. Но он горел желанием осущест­вить ее национальные требования; они ведь совпадали с самыми сокровенными стремления­ми прусской политики. Если бы он теперь еще раз выполнил волю буржуазии против ее же воли, если бы он претворил в жизнь объединение Германии в том виде, как это было форму­лировано буржуазией, то конфликт был бы сам собою улажен и Бисмарк сделался бы таким же кумиром буржуазии, как и его прообраз — Луи-Наполеон.

Буржуазия указала ему цель, Луи-Наполеон — путь к цели; Бисмарку оставалось только осуществление ее.

Чтобы поставить Пруссию во главе Германии, следовало не только силой изгнать Авст­рию из Германского союза, но и подчинить мелкие германские государства. Такие «бодрые веселые войны»⁵⁰⁶ немцев против немцев искони были для прусской политики главным средством территориального расширения; таких вещей не боялся ни один бравый пруссак. Столь же мало сомнений вызывало и второе основное средство — союз с заграницей против немцев. Сентиментальный русский царь Александр всегда был к услугам. Луи-Наполеон ни­когда не отрицал призвания Пруссии сыграть в Германии роль Пьемонта и был вполне готов войти в сделку с Бисмарком. Он предпочитал, если было возможно, получить то, что ему было нужно, мирным путем, в форме компенсаций. К тому же ему вовсе не нужен был весь левый берег Рейна сразу; если бы его давали по частям, по куску за каждое новое продвиже­ние Пруссии, то это не так бросалось бы в глаза и, тем не менее, вело бы к цели. А в глазах французских шовинистов одна квадратная миля на Рейне была равноценна всей Савойе и Ницце. Итак, начались переговоры с Луи-Наполеоном, и было получено его разрешение на увеличение Пруссии и создание Северогерманского союза. Что ему за это был предложен кусок германской территории на Рейне, не подлежит никакому сомнению; в переговорах с Говоне Бисмарк вел речь

Пометка Энгельса на полях карандашом: «Раздел — линия по Майну» (см. настоящий том, стр. 452). Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 448

о рейнской Баварии и рейнском Гессене⁵⁰⁷. Правда, впоследствии он от этого отрекался. Но дипломат, особенно прусский, имеет свои собственные взгляды относительно того, в какой мере он имеет право или даже обязан совершить некоторое насилие над истиной. Ведь исти­на — женщина и, значит, по юнкерским представлениям, ей это, собственно, даже весьма приятно. Луи-Наполеон не был так глуп, чтобы допустить расширение Пруссии без обеща­ния компенсации в его пользу с ее стороны; скорей Блейхрёдер согласился бы ссудить день­ги без процентов. Но он недостаточно знал своих пруссаков и в конце концов все-таки остал­ся в дураках. Словом, сделав его безопасным, заключили союз с Италией для «удара в серд­це».

Филистеры различных стран глубоко возмущались этим выражением. Совершенно на­прасно! A la guerre comme a la guerre*. Это выражение доказывает только, что Бисмарк счи-тал немецкую гражданскую войну 1866 г. тем, чем она была в действительности, то есть революцией, и что он был готов провести эту революцию революционными средствами. Он это и сделал. Его образ действий по отношению к Союзному сейму был революционным. Вместо того чтобы подчиниться конституционному решению союзного органа, он обвинил его в нарушении союзного договора — явная увертка! — взорвал Союз, провозгласил новую конституцию с рейхстагом, избранным на основе революционного всеобщего избирательно­го права, и выгнал, в заключение, Союзный сейм из Франкфурта509. В Верхней Силезии он сформировал венгерский легион под командой революционного генерала Клапки и других революционных офицеров; солдаты этого легиона, венгерские перебежчики и военноплен­ные, должны были воевать против своего собственного законного главнокомандующего**. После завоевания Богемии Бисмарк издал прокламацию «К жителям славного королевства Богемия», содержание которой также резко противоречило легитимистским традициям⁵¹⁰. Уже после заключения мира он отобрал в пользу Пруссии все владения трех законных мо­нархов — членов Германского союза — и одного вольного города⁵¹¹, причем это изгнание монархов, которые были не в меньшей мере «государями божьей милостью», чем прусский король, не вызвало никаких угрызений его христианской и легитимистской совести. Короче говоря, это была полная революция, проведенная революционными средствами. Мы, разуме­ется, далеки от того, чтобы упрекать его

— На войне, как на войне. Ред.

** Пометка Энгельса на полях карандашом: «Присяга!». Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 449

за это. Напротив, мы упрекаем его в том, что он был недостаточно революционен, что он был только прусским революционером сверху; что он затеял целую революцию с таких позиций, с каких мог осуществить ее только наполовину; что, раз вступив на путь аннексий, он удо­вольствовался четырьмя жалкими мелкими государствами.

Но тут приплелся Наполеон Малый и потребовал своего вознаграждения. Во время войны он мог бы взять на Рейне все, что хотел: не только вся территория, но и крепости были без­защитны. Он колебался; он ожидал затяжной войны, изматывающей обе стороны, а тут по­следовали эти быстрые удары: Австрия была сломлена в восемь дней. Он потребовал сначала то, что Бисмарк назвал генералу Говоне как возможную компенсацию, — рейнскую Баварию и рейнский Гессен с Майнцем. Но этого Бисмарк теперь уже не мог бы дать, даже если бы захотел. Огромные военные успехи возложили на него новые обязанности. С того момента как Пруссия взяла на себя защиту и охрану Германии, она уже не могла продать иностран­цам ключ к Среднему Рейну — Майнц. Бисмарк ответил отказом. Луи-Наполеон был готов поторговаться; он потребовал только Люксембург, Ландау, Саарлуи и Саарбрюккенский угольный район. Но и этого Бисмарк теперь уже не мог уступить, тем более, что на этот раз претензии были предъявлены и на прусскую территорию. Почему Луи-Наполеон сам не со­вершил захвата в подходящий момент, когда пруссаки были прикованы к Богемии? Так или иначе, но из компенсации в пользу Франции ничего не вышло. Что в дальнейшем это означа­ло войну с Францией, Бисмарк знал, но как раз этого-то он и хотел.

При заключении мира Пруссия не использовала на этот раз благоприятной ситуации так бесцеремонно, как она обычно это делала в момент удачи. Для этого были достаточные ос­нования. Саксония и Гессен-Дармштадт были втянуты в новый Северогерманский союз и уже поэтому были пощажены. К Баварии, Вюртембергу и Бадену следовало отнестись снис­ходительно потому, что Бисмарк собирался заключить с ними тайные оборонительные и на­ступательные союзы. А Австрия — разве Бисмарк не оказал ей услуги тем, что рассек мечом традиционные путы, связывавшие ее с Германией и Италией? Разве не создал он ей впервые, наконец, столь долгожданное независимое положение великой державы? Разве он в самом деле не лучше самой Австрии понимал, что пойдет ей на пользу, когда победил ее в Боге­мии? Разве Австрия, здраво рассуждая, не должна была убедиться, что географическое по­ложение и территориальная близость обеих стран превращали объединенную

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 450

Пруссией Германию в ее необходимую и естественную союзницу?

Так в первый раз за все время своего существования Пруссия смогла окружить себя орео­лом великодушия, — потому что отказывала себе в колбасе ради ветчины.

На богемских полях сражений была разбита не только Австрия, но и немецкая буржуазия. Бисмарк доказал ей, что он лучше ее самой знает, что для нее выгоднее. О продолжении конфликта со стороны палаты нечего было и думать. Либеральные притязания буржуазии были похоронены надолго, зато ее национальные требования выполнялись с каждым днем все в большей мере. С удивлявшей ее самое быстротой и точностью Бисмарк осуществлял ее национальную программу. И, показав ей осязательно in corpore vili — на ее собственном мерзком теле — ее дряблость и отсутствие энергии и вместе с тем ее полную неспособность реализовать свою собственную программу, он, разыграв великодушие и по отношению к ней, вошел в палату, теперь фактически обезоруженную, с законопроектом о снятии ответст­венности за антиконституционное правление во время конфликта. Растроганная до слез па-

I- " 512

лата одобрила этот, теперь уже неопасный прогресс512.

Тем не менее, буржуазии напомнили, что при Кёниггреце⁵¹³ была побеждена и она. Кон­ституция Северогерманского союза была скроена по шаблону прусской конституции, в том истинном ее толковании, которое она получила в конституционном конфликте. Отказ от во­тирования налогов был воспрещен. Союзный канцлер и его министры назначались прусским королем независимо от какого-либо парламентского большинства. Утвердившаяся благодаря конфликту независимость армии от парламента была сохранена и по отношению к рейхста­гу. Зато у членов этого рейхстага было горделивое сознание, что они избраны на основе все­общего избирательного права. Об этом обстоятельстве напоминал им также, правда непри­ятным образом, вид двух социалистов, которые сидели среди них*. Впервые социалистиче­ские депутаты, представители пролетариата, появились в составе парламента. Это было грозное предзнаменование.

На первых порах все это не имело значения. Теперь задача состояла в том, чтобы закре­пить и использовать в интересах буржуазии вновь обретенное государственное единство — пусть только Северной Германии — и посредством этого заманить в новый союз и южно­германских буржуа. Союзная конституция изъяла важнейшие в экономическом отношении отрасли

— А. Бебеля и В. Либкнехта. Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 451

законодательства из компетенции отдельных государств и передала их в ведение Союза, а именно: единое гражданство на всей территории Союза и свобода передвижения по этой территории, право на жительство, законодательство в области промышленности, торговли, таможенных пошлин, судоходства, монетного дела, мер и весов, железных дорог, водных пу­тей сообщения, почты и телеграфа, патентов, банков, всей иностранной политики, кон­сульств, охраны торговли за границей, санитарной полиции, уголовного права, судопроиз­водства и т. д. Большая часть этих вопросов была теперь быстро урегулирована законода­тельным путем и в общем в либеральном духе. Так были уничтожены, наконец, — наконец-то! — наиболее уродливые проявления системы мелких государств, больше всего мешавшие капиталистическому развитию, с одной стороны, и властолюбивым замыслам Пруссии — с другой. Но это было отнюдь не всемирно-историческим достижением, как громогласно тру­бил об этом становившийся теперь шовинистом буржуа, а лишь очень, очень запоздалым и несовершенным подражанием тому, что было сделано французской революцией еще семьде­сят лет тому назад и что все другие культурные государства давно осуществили. Вместо того чтобы хвастать, следовало бы стыдиться того, что «высокообразованная» Германия пришла к этому после всех.

За весь этот период существования Северогерманского союза Бисмарк охотно шел на­встречу буржуазии в экономической области и даже при обсуждении вопросов о компетен­ции парламента показывал железный кулак только в бархатной перчатке. Это была его луч­шая пора; временами даже можно было усомниться в его специфически прусской ограни­ченности, в его неспособности понять, что в мировой истории имеются также и другие, бо­лее мощные силы, чем армии и опирающиеся на них дипломатические интриги.

Что мир с Австрией был чреват войной с Францией, это Бисмарк не только знал, — он этого и хотел. Именно эта война и должна была предоставить средства для того, чтобы за­вершить создание прусско-германской империи, которого требовала от него германская буржуазия*. Попытки постепенно

Еще до войны с Австрией на вопрос министра одного из средних германских государств по поводу его, Бисмарка, демагогической немецкой политики последний ответил, что он, вопреки всем фразам, выбросит Ав­стрию из Германии и взорвет Германский союз. — «И что же, вы думаете, что средние германские государства будут спокойно смотреть на это?» — «Вы, средние германские государства, не сделаете ровно ничего». — «А что станется после этого с немцами?» — «Я поведу их тогда в Париж и объединю их там». (Рассказано в Пари­же накануне войны с Австрией упомянутым министром и опубликовано во время этой войны в газете «Man­chester Guardian»⁵¹⁴ ее парижской корреспонденткой г-жой Крофорд.)

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 452

преобразовать таможенный парламент⁵¹⁵ в рейхстаг и мало-помалу втянуть таким образом южные государства в Северный союз провалились, встретив громкий возглас южногер-манскнх депутатов; никакого расширения компетенции! Настроение правительств, только что потерпевших поражение на яоде сражения, было не более благоприятно. Лишь новое, наглядное доказательство того, что Пруссия не только намного сильнее их, но и достаточно сильна, чтобы их защитить, — следовательно, только новая общегерманская война могла быстро привести их к капитуляции. И к тому же пограничная линия по Майну⁵¹⁶, о которой заранее состоялся тайный сговор между Бисмарком и Луи-Наполеоном, после победы каза­лась навязанной Пруссии этим последним; объединение с Южной Германией было поэтому нарушением формально признанного на этот раз за французами права на раздробление Гер­мании, было поводом к войне.

Между тем Луи-Наполеон должен был поискать, не найдется ли где-нибудь у германской границы клочок земли, который он мог бы забрать в качестве компенсации за Садову. При образовании Северогерманского союза Люксембург не был включен в него, так что теперь это было государство, находившееся в личной унии с Голландией, вообще же вполне незави­симое. При этом Люксембург был почти так же офранцужен, как и Эльзас, и гораздо больше тяготел к Франции, чем к Пруссии, которую положительно ненавидел.

Люксембург — разительный пример того, что стало с немецко-французскими погранич­ными землями вследствие политического убожества Германии с конца средних веков, при­мер тем более разительный, что до 1866 г. Люксембург номинально принадлежал к Герма­нии. Хотя до 1830 г. он был наполовину французским и наполовину немецким, тем не менее и немецкая часть уже рано подчинилась влиянию более высокой французской культуры. Германские императоры Люксембургской династии⁵¹⁷ были по языку и образованию фран­цузами. Со времени включения Люксембурга в бургундские земли (1440 г.) он, подобно ос­тальным Нидерландам, оставался только номинально связанным с Германией; в этом отно­шении ничего не изменило и принятие его в Германский союз в 1815 году. После 1830 г. его французская половина и изрядная часть немецкой отошли к Бельгии. Но и в остававшейся еще немецкой части Люксембурга все сохранялось на французский лад: в судах, в прави­тельственных учреждениях, в палате вся процедура происходила на французском языке; все официальные и частные документы, все торговые книги велись

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 453

по-французски; по-французски же велось преподавание во всех средних школах; языком об­разованных людей был и остался французский язык — разумеется, французский язык, кото­рому туго приходилось от верхненемецкого передвижения согласных. Словом, в Люксем­бурге говорили на двух языках — на рейнско-франкском народном диалекте и на француз­ском языке, а верхненемецкий оставался чужим языком. Наличие прусского гарнизона в сто­лице скорее ухудшало, чем улучшало положение. Все это достаточно позорно для Германии, по таковы факты. И это добровольное офранцужение Люксембурга проливает истинный свет на подобные же явления в Эльзасе и немецкой Лотарингии.

Голландский король*, суверенный герцог Люксембурга, которому наличные деньги были весьма кстати, изъявил готовность продать герцогство Луи-Наполеону. Люксембуржцы без­условно одобрили бы присоединение к Франции: это доказала их позиция во время войны 1870 года. Пруссия ничего не могла возразить с точки зрения международного права, так как сама содействовала исключению Люксембурга из Германии. Ее войска находились в люк­сембургской столице в качестве союзного гарнизона крепости Германского союза; с того момента, как Люксембург перестал быть таковой, они утратили на это всякие права. Почему же они не ушли, почему Бисмарк не мог допустить этой аннексии?

Да просто потому, что теперь выступили наружу те противоречия, в которых он запутал­ся. До 1866 г. Германия была для Пруссии только территорией для аннексий, которую при­ходилось делить с заграницей. После 1866 г. Германия стала для Пруссии охраняемой тер­риторией, которую надо было защищать от иностранных посягательств. Правда, в интересах Пруссии целые германские области не были включены во вновь основанную так называемую Германию. Но право немецкой нации на всю ее собственную территорию возлагало теперь на прусскую корону обязанность не допускать включения этих частей прежней союзной тер­ритории в состав иностранных государств и не закрывать двери для их присоединения в бу­дущем к новому прусско-германскому государству. Поэтому Италия была остановлена у ти­рольской границы518 и поэтому Люксембург теперь не должен был перейти в руки Луи-Наполеона. Подлинно революционное правительство могло бы открыто заявить об этом, но не королевско-прусский революционер, которому удалось, наконец, превратить Германию

— Вильгельм III. Ред.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 454

в меттерниховское «географическое понятие»⁵¹⁹. С точки зрения международного права он сам поставил себя в положение нарушителя и мог выйти из затруднения, лишь применив свое излюбленное корпорантско-кабацкое толкование международного права.

Если его при этом попросту не подняли на смех, то только потому, что весной 1867 г. Луи-Наполеон еще совсем не был готов к большой войне. На Лондонской конференции со­стоялось соглашение. Пруссаки очистили Люксембург; крепость была срыта, герцогство объявлено нейтральным⁵²⁰. Война была снова отсрочена.

Луи-Наполеон не мог на этом успокоиться. Он согласен был на усиление могущества Пруссии, но только при условии соответствующих компенсаций на Рейне. Он был готов до­вольствоваться малым и даже из этого еще уступил бы кое-что, но он ровно ничего не полу­чил, был кругом обманут. Однако существование бонапартистской империи во Франции бы­ло возможно лишь при условии, чтобы французская граница постепенно подвигалась к Рей­ну и Франция оставалась — в действительности или хотя бы в воображении — арбитром Ев­ропы. Отодвинуть границу не удалось, положение арбитра уже было под угрозой, бонапар­тистская пресса громко кричала о реванше за Садову; чтобы сохранить за собой престол, Луи-Наполеон должен был остаться верен своей роли и добыть силой то, чего он не получил добром, несмотря на все оказанные услуги.

Итак, с обеих сторон начались деятельные приготовления к войне, дипломатические и во­енные. И тут произошел следующий дипломатический инцидент.

Испания искала кандидата на престол. В марте* французский посол в Берлине Бенедетти узнает по слухам о притязаниях на этот трон принца Леопольда Гогенцоллерна и получает из Парижа поручение проверить это. Помощник статс-секретаря фон Тиле заверяет его честным словом, что прусскому правительству об этом ничего не известно. Во время своего приезда в Париж Бенедетти узнает мнение императора: «эта кандидатура явно антинациональна, стра­на не согласится на нее, ее нельзя допустить».

Этим Луи-Наполеон, между прочим, доказал, что его положение уже сильно пошатну­лось. В самом деле, что могло быть лучшей «местью за Садову», чем прусский принц на ко­ролевском троне в Испании, неизбежно вытекающие отсюда

— 1869 г. Ред.

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 455

неприятности, вовлечение Пруссии во внутренние взаимоотношения испанских партий и даже, может быть, война, поражение карликового прусского флота и во всяком случае в высшей степени комическое положение Пруссии в глазах Европы? Но Луи Бонапарт уже не мог позволить себе подобного спектакля. Его кредит был уже настолько подорван, что он вынужден был считаться с традиционной точкой зрения, согласно которой немецкий монарх на испанском троне поставил бы Францию между двух огней и, следовательно, не мог быть терпим, — точка зрения, ставшая после 1830 г. детски наивной.

Итак, Бенедетти посетил Бисмарка, чтобы получить дальнейшие разъяснения и изложить ему позицию Франции (11 мая 1869 года). Он не узнал от Бисмарка ничего определенного. Зато Бисмарк узнал от него то, что хотел узнать, — что выставление кандидатуры Леопольда означало бы немедленную войну с Францией. Бисмарк получил, таким образом, возмож­ность начать войну, когда ему будет угодно.

Действительно, в июле 1870 г. снова всплывает кандидатура Леопольда и немедленно приводит к войне, как ни противился этому Луи-Наполеон. Он не только увидел, что попался в ловушку. Он знал также, что дело идет о его императорской власти, и мало верил в чест-

~ г- " " г- 521 " "

ность своей бонапартистской серной банды521, уверявшей его, что готово все, до последней пуговицы на гетрах, и еще меньше верил в ее военные и административные способности. Но логические последствия его собственного прошлого толкали его к гибели; сами его колеба­ния ускоряли его падение.

Напротив, Бисмарк был не только полностью подготовлен в военном отношении, но на этот раз за ним действительно стоял народ, который за всей обоюдной дипломатической ло­жью видел лишь одно: речь идет о войне не только за Рейн, но и за национальное существо­вание. Резервисты и солдаты ландвера — впервые после 1813 г. — с боевым пылом и готов­ностью вновь стекались под знамена. Не важно было, как все это произошло, не важно, какая часть национального наследства двухтысячелетней давности была или не была самовольно обещана Бисмарком Луи-Наполеону, — дело шло о том, чтобы раз и навсегда внушить за­границе, что ей нечего вмешиваться во внутренние немецкие дела и что Германия не призва­на поддерживать шаткий трон Луи-Наполеона уступкой немецкой территории. И перед этим национальным подъемом исчезли все классовые различия, рассеялись все помыслы южно­германских дворов о Рейнском союзе, все реставраторские поползновения изгнанных монар­хов.

________________________ ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДСТВА Ф. ЭНГЕЛЬСА___________________ 456

Обе стороны искали себе союзников. Луи-Наполеон был уверен в Австрии и Дании и — до некоторой степени — в Италии. На стороне Бисмарка стояла Россия. Но Австрия была, по обыкновению, не готова и не могла активно выступить до 2 сентября, — а 2 сентября Луи-Наполеон был уже германским военнопленным; к тому же Россия уведомила Австрию, что нападет на нее, как только Австрия нападет на Пруссию. В Италии же Луи-Наполеон рас­плачивался за свою двуличную политику: он хотел поднять национально-объединительное движение, но в то же время оградить папу от этого национального единства; он продолжал занимать Рим войсками, которые были ему теперь нужны дома, но которых он не мог вывес­ти, не обязав предварительно Италию соблюдать суверенные права Рима и папы, а это, в свою очередь, мешало Италии прийти к нему на помощь. Наконец, Дания получила от Рос­сии приказ вести себя смирно.

Однако решительнее всех дипломатических переговоров влияли на локализацию войны быстрые удары германского оружия от Шпихерна и Вёрта до Седана⁵²². Армия Луи-Наполеона терпела поражение в каждом бою и перекочевала, наконец, на три четверти в германский плен. В этом были повинны не солдаты, которые дрались достаточно храбро, а руководители и управление. Но тот, кто подобно Луи-Наполеону создал свою империю с помощью шайки проходимцев, кто в течение восемнадцати лет удерживал в своих руках власть над этой империей только тем, что предоставлял этой самой шайке эксплуатировать Францию, кто на все важнейшие посты в государстве ставил людей из этой шайки, а на все второстепенные места — их подручных, тот не должен затевать борьбу не на жизнь, а на смерть, если не хочет оказаться в безвыходном положении. Меньше чем в пять недель рух­нуло здание империи, долгие годы вызывавшее восторг европейского филистера. Революция 4 сентября⁵²³ только убрала обломки, а Бисмарк, начавший войну с намерением основать ма­логерманскую империю, оказался в одно прекрасное утро в роли учредителя Французской республики.

Согласно прокламации самого Бисмарка, война велась не против французского народа, а против Луи-Наполеона. С падением последнего отпадал, следовательно, всякий повод к вой­не. Так воображало и правительство 4 сентября — в других вопросах далеко не столь наив­ное — и было крайне удивлено, когда Бисмарк внезапно обернулся прусским юнкером.

Никто в мире не питает такой ненависти к французам, как прусские юнкеры. Дело было не только в том, что юнкеру,

РОЛЬ НАСИЛИЯ В ИСТОРИИ____________________________ 457

ранее свободному от налогов, пришлось жестоко пострадать во время расправы, учиненной над ним французами в 1806— 1813 гг. и вызванной его же собственной заносчивостью; го­раздо хуже было то, что безбожные французы своей нечестивой революцией поселили такую смуту в умах, что от былого юнкерского величия большей частью ничего не осталось даже в старой Пруссии, а за последние остатки этого величия бедным юнкерам приходилось из года в год вести упорную борьбу, и большая их часть уже опустилась до уровня жалкого парази­тирующего дворянства. За это следовало отомстить Франции, и об этом позаботились юнке­ры-офицеры в армии под руководством Бисмарка. Были составлены списки французских во­енных контрибуций, взысканных с Пруссии, и по ним установлены размеры военной кон­трибуции, подлежавшей взысканию с отдельных городов и департаментов Франции, — ра­зумеется с учетом гораздо большего богатства Франции. Съестные припасы, фураж, одежда, обувь и т. д. реквизировались с демонстративной беспощадностью. Один мэр в Арденнах, заявивший, что не может выполнить поставку, получил без дальнейших разговоров двадцать пять палочных ударов; парижское правительство опубликовало официальные доказательства этого. Франтиреры, действовавшие в таком точном соответствии с прусским «Положением о ландштурме» 1813 г.⁵²⁴, словно они специально его изучали, безжалостно расстреливались на месте. Верны также рассказы про отсылавшиеся на родину стенные часы: «Kolnische Zei­tung» сама сообщала об этом. Только, по понятиям пруссаков, эти часы считались не укра­денными, а найденными как бесхозяйное имущество в покинутых виллах под Парижем и ан­нексированными в пользу родных и близких на родине. Таким образом, юнкеры под руково­дством Бисмарка позаботились о том, чтобы, несмотря на безупречное поведение как солдат, так и значительной части офицерства, сохранить специфически прусский характер войны и силой втолковать это французам; зато последние возложили ответственность за мелкие низо­сти юнкеров на всю армию.

Дата добавления: 2015-07-20