Первый выпуск, Берлин, Франц Дункер, 1859 8 страница

Написано Ф. Энгельсом, около 18 января 1860 г. Печатается по текста газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5863, 8 февраля 1860 г. в качестве передовой

Ф. ЭНГЕЛЬС САВОЙЯ И НИЦЦА

В то время как губернатор Шамбери определенно заявил, что король Сардинии никогда не имел в виду уступать Савойю Франции, мы имеем заверения английского министра ино­странных дел, сделанные им в палате общин 2-го сего месяца, что прошлым летом граф Ва-левский от имени французского императора отказался от этого проекта. Однако эти заявле­ния лорда Джона Рассела относятся к периоду, имевшему место несколько месяцев тому на­зад, и то, что тогда отрицалось, возможно, теперь почти уже свершилось. Конечно, трудно и даже невозможно поверить, чтобы движение в пользу присоединения к Франции, развивав­шееся в последнее время среди населения Савойи, было чисто местного происхождения. По всей вероятности, оно разжигалось французскими агентами, а правительство короля Викто­ра-Эммануила санкционировало его или, по крайней мере, терпимо относилось к нему.

Савойя — провинция с полным и бесспорным преобладанием французской национально­сти, подобно западным кантонам Швейцарии. Народ говорит на южнофранцузском диалекте (провансальском или лимузинском), но литературный и официальный язык повсюду фран­цузский. Однако это вовсе не доказывает того, что савойяры желают быть присоединенными к Франции и особенно к бонапартистской Франции. Согласно заметкам одного германского офицера, который в январе 1859 г. совершил по этой стране поездку с военной целью, сто­ронники присоединения к Франции нигде не имеют какого-либо влияния, за исключением Шамбери и других городов

САВОЙЯ И НИТИ ТА_____________________________________ 583

Нижней Савойи, в то время как Верхняя Савойя, Морьен и Тарантез предпочитали бы ос­таться при своем теперешнем положении, а Шабле, Фосиньи и Женевэ — три северных ок­руга — образовать новый кантон в составе Швейцарского союза. Тем не менее Савойя, бу­дучи целиком французской, несомненно будет все больше и больше тяготеть к основному центру французской национальности и в конце концов присоединится к нему, так что это лишь вопрос времени.

С Ниццей дело обстоит иначе. Население графства Ницца также говорит на провансаль­ском диалекте, но здесь литературный язык, образование, национальный дух — все итальян­ское. Североитальянский и южнофранцузский диалекты настолько близки друг другу, что почти невозможно сказать, где кончается один и где начинается другой. Даже говор Пьемон­та и Ломбардии по своим флексиям является целиком провансальским, в то время как обра­зование слов из латинских корней по существу такое же, как в итальянском языке. Требовать присоединения Ниццы, ссылаясь на этот говор, было бы невозможно, поэтому ее присоеди­нения теперь требуют на основании ее предполагаемых симпатий к Франции, существование которых, впрочем, более чем проблематично. Несмотря на эти симпатии и на свои особый говор, Ницца —целиком итальянская провинция. Это убедительнее всего доказывается тем обстоятельством, что она дала par excellence* итальянского солдата Джузеппе Гарибальди. Представить себе Гарибальди французом было бы просто смешно.

Уступка обеих этих провинций с чисто финансовой точки зрения не нанесла бы большого ущерба Пьемонту. Савойя — бедная провинция, которая хотя и дает лучших солдат для сар­динской армии, тем не менее никогда не покрывает расходов по своему собственному управ­лению. Финансовое положение Ниццы не намного лучше, и, кроме того, она представляет собой лишь маленькую полоску земли. Потеря, очевидно, была бы небольшая. Ниццу, хотя она является итальянской провинцией, можно было бы принести в жертву ради объединения Северной и Центральной Италии, а потеря иностранной провинции вроде Савойи могла бы даже считаться выгодной, поскольку это может способствовать объединению Италии. Но если подойти к вопросу с военной точки зрения, то дело представится в совершенно ином свете.

От Женевы до Ниццы нынешняя граница между Францией и Сардинией представляет со­бой почти прямую линию. Море

— по преимуществу. Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 584

на юге и нейтральная Швейцария на севере отрезают все пути к ней. В этом смысле в войне между Италией и Францией положение воюющих сторон было бы равным. Но и Савойя, и Ницца расположены за главным Альпийским хребтом, окружающим собственно Пьемонт обширным полукругом, и обе открыты в сторону Франции. Таким образом, в то время как на пограничной линии между Пьемонтом и Францией каждая сторона владеет одним склоном Альпийского хребта, в северной и южной частях границы Италия владеет обоими склонами хребта и потому целиком господствует над перевалами.

К тому же вследствие недостаточно развитой торговли все дороги, ведущие через Альпы из Пьемонта во Францию, оказались в страшно запущенном состоянии, между тем как доро­га через Монсени из Пьемонта в Савойю и дорога через Коль-ди-Тенду из Пьемонта в Ниццу являются главными путями европейской торговли и содержатся в полном порядке. В резуль­тате во всех войнах между Италией и Францией, — в тех случаях, когда нападающей сторо­ной была Италия, — как Ницца, так и Савойя служили естественными операционными база­ми для вторжения во Францию, а когда нападающей стороной была Франция, ей приходи­лось завоевывать обе эти провинции, чтобы быть в состоянии вести наступление на тран­сальпийскую Италию. И хотя итальянцы не смогли бы удержать ни Ниццу, ни Савойю перед лицом численно превосходящей армии, все же эти провинции давали возможность заблаго­временно сосредоточить итальянские силы на равнинах Пьемонта и таким образом служили гарантией от неожиданного нападения.

Если бы военные выгоды, вытекающие для Италии из обладания Савойей и Ниццей, огра­ничивались лишь этими позитивными выгодами, то провинциями этими все же можно было бы пожертвовать без какого-либо серьезного ущерба. Но наиболее значительными являются выгоды негативные. Представим себе, что Монблан, Монт-Изеран, Монсени и Коль-ди-Тенда являются Гигантскими каменными столбами, которыми обозначена граница Франции. В этом случае граница, вместо того чтобы представлять собой прямую линию, как теперь, окружила бы Пьемонт огромной дугой. Шамбери, Альбервиль, Мутье — пункты, где сходят­ся главные дороги, — были бы превращены во французские базы. Французы укрепили бы северный склон Монсени и охраняли бы его; аванпосты обеих стран встретились бы на вер­шинах этой горы, в двух переходах от Турина. На юге центром французских баз стала бы Ницца, а аванпосты расположились бы в Онелии, на расстоянии че-

САВОЙЯ И НИТИ ТА_____________________________________ 585

тырех переходов от Генуи. Таким образом, даже в мирное время французы находились бы у самых ворот двух крупнейших городов Северо-Западной Италии, и так как их территория почти окружила бы Пьемонт с трех сторон, они могли помешать сосредоточению итальян­ской армии в долине верхнего течения По. Всякая попытка сосредоточить итальянские силы к западу от Алессандрии подвергла бы их опасности быть атакованными раньше, чем будет завершено сосредоточение, другими словами, подвергла бы их опасности быть разбитыми по частям. Таким образом, центр обороны Пьемонта сразу же переместился бы из Турина в Алессандрию; иначе говоря, собственно Пьемонт потерял бы возможность серьезно оборо­няться и оказался бы со власти французов. Именно это Луи-Наполеон и называет

«свободной и благодарной Италией, которая будет обязана своей независимостью одной только Франции».

Обратившись к северу, мы увидим, что то, что для Италии является постоянной угрозой, для Швейцарии было бы смертельным ударом. Если Савойя станет французской, то вся За­падная Швейцария, от Базеля до Большого Сен-Бернара, была бы со всех сторон окружена французской территорией и в случае войны ее нельзя было бы удержать ни одного дня. Это настолько очевидно, что Венский конгресс решил нейтрализовать как Северную Савойю, так и Швейцарию, и в случае войны предоставить Швейцарии право занять и оборонять этот район. Сардиния, незначительное государство с четырьмя миллионами жителей, не могла протестовать против такого решения, но может и захочет ли Франция допустить, чтобы часть ее территории была тем самым и военном отношении подчинена другому, и притом меньшему, государству? Сможет ли Швейцария в случае войны сделать попытку оккупиро­вать и держать под своим военным контролем французскую провинцию? Конечно, нет. А в таком случае Франция могла бы в любой удобный для нее момент так же легко и спокойно присоединить и всю французскую Швейцарию — Бернскую Юру, Невшателъ, Во, Женеву и те части Фрибура и Вале, какие она сочтет целесообразным, — как Савойю и Ниццу; а вплоть до этого момента Швейцария находилась бы под столь сильным влиянием и контро­лем Франции, как если бы она была ее простым придатком. Что касается нейтралитета Швейцарии в случае войны, то он перестал бы существовать с самого момента ее объявле­ния. Не может быть никакого нейтралитета, если великая и воинственная держава в любой момент в состоянии раздавить своего нейтрального соседа.

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 586

Этот с виду невинный план присоединения Савойи и Ниццы означает не что иное, как ус­тановление французского господства в Италии и Швейцарии, т. е. обеспечение господ­ствующего положения Франции в Альпах. После того как будет осуществлен этот маленький план, много ли пройдет времени, прежде чем мы явимся свидетелями попытки установить господство Франции и на Рейне?

Написано Ф. Энгельсом около 30 января 1860 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5874, 21 февраля 1860 г. в качестве передовой

Ф. ЭНГЕЛЬС ВОЙНА С МАВРАМИ

Так как первый, а может быть и последний акт испанской войны в Марокко в настоящее время закончен и так как прибыли все подробные официальные сообщения, мы еще раз мо­жем вернуться к этому вопросу.

1 января испанская армия покинула позиции у Сеуты с целью повести наступление на Те-туан, отстоящий всего на расстоянии в 21 милю. Хотя маршал О'Доннель ни разу не был серьезно атакован или остановлен неприятелем, ему понадобилось не менее месяца, чтобы вывести свои войска на подступы к этому городу. Отсутствие дорог и необходимые предос­торожности не являются достаточным оправданием для такой неслыханной медлительности; ясно также, что испанцы не использовали полностью своего господства на море. Не может служить оправданием и то, что им приходилось прокладывать дорогу для тяжелой артилле­рии и обоза с продовольствием. Одно и другое можно было перевезти главным образом на судах, в то время как армия, снабженная продовольствием на неделю и не имеющая при себе иных орудий, кроме горной артиллерии (перевозимой на мулах), могла бы достигнуть гос­подствующих над Тетуаном высот самое большее в пять дней и соединиться с дивизией Рио-са, которой тогда, как и три недели спустя, ничто не могло бы помешать высадиться у устья реки Вахад-эль-Джелу. Сражение, имевшее место 4 февраля, могло бы произойти 6 или 7 ян­варя и, вероятно, при еще более благоприятных для испанцев условиях; таким образом, были бы сохранены тысячи людей, выбывших из строя в связи с болезнями, и 8 января Тетуан мог быть взят.

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 588

Такое утверждение может показаться смелым. Конечно, О'Доннелю, не менее, чем любо­му из его солдат, хотелось достичь Тетуана; он проявил храбрость, осторожность, хладно­кровие и прочие качества солдата. Если ему понадобился месяц, чтобы появиться у Тетуана, каким образом мог бы он сделать то же самое в одну неделю? О'Доннель мог привести свои войска двумя путями. Во-первых, он мог избрать главным образом сухопутные коммуника­ции, а судами пользоваться исключительно как вспомогательным средством. Именно так он и поступил. Он организовал регулярную транспортировку провианта и боевых припасов по суше, а армию снабдил большим количеством полевой артиллерии, состоящей из двенадца­тифунтовых орудий. Его армия должна была в случае необходимости быть совершенно неза­висимой от флота; последнему предназначалось служить лишь второй линией коммуникации с Сеутой, полезной, но отнюдь не обязательной. Этот план потребовал, разумеется, органи­зации огромного обоза, а наличие обоза сделало необходимым прокладку дороги. Так была потеряна неделя на прокладку дороги от занимаемой позиции до берега моря; и почти на ка­ждом шагу вся колонна — армия, обоз и все прочее — останавливалась, пока строился но­вый участок дороги для продвижения на следующий день. Таким образом, продолжитель­ность перехода измерялась длиной участка дороги, который могли прокладывать изо дня в день испанские инженерные войска; а длина эта, по-видимому, составляла в среднем около полумили в день. Так, самый способ, избранный для перевозки продовольствия, вызывал не­обходимость колоссального увеличения обоза, ибо, само собой разумеется, чем дольше ар­мия оставалась в пути, тем больше она потребляла продовольствия. Тем не менее, когда примерно 18 января шторм заставил пароходы отойти от берега, армии пришлось голодать, и это в непосредственной близости от своей базы в Сеуте; еще один день шторма, и одной тре­ти армии пришлось бы возвращаться, чтобы доставить провиант для оставшихся двух тре­тей. Таким-то образом маршал О'Доннель заставлял 18000 испанцев прогуливаться в течение целого месяца вдоль африканского берега, делая по две трети мили в день. Раз эта система снабжения армии была принята, то никакая сила в мире не могла бы сколько-нибудь значи­тельно сократить продолжительность этого ни с чем не сравнимого похода. Но не было ли вообще ошибкой принятие этой системы?

Если бы Тетуан представлял собой город, удаленный от берега моря не на четыре, а на двадцать одну милю, то, разумеется, иного выбора не было бы. В своих экспедициях в глубь

ВОЙНА С МАВРАМИ_______________________________ 589

Алжира французы встретились с такими же трудностями и преодолевали их теми же спосо­бами, правда, с большей энергией и быстротой. В Индии и Афганистане англичане избегли этих хлопот благодаря тому, что сравнительно легко находили вьючных животных и корм для них в этих странах; артиллерия их была легкая, не требовавшая хороших дорог, ибо кам­пании проводились только в сухое время года, когда армия может передвигаться и без дорог. Но одним лишь испанцам и маршалу О'Доннелю выпало на долю в течение целого месяца вести армию вдоль морского берега и за все это время покрыть огромное расстояние в 21 милю!

Все это показывает, что как практика, так и теория в испанской армии являются весьма устарелыми. С флотом из пароходов и парусных судов, постоянно находящимся на виду у армии, этот поход представляет собой нечто совершенно смехотворное, а солдаты, выведен­ные из строя в продолжение этого похода холерой и дизентерией, оказались жертвами пред­рассудков и бездарности. Построенная инженерными войсками дорога фактически не обес­печивала связи с Сеутой, ибо испанцы владели ею только там, где им случалось расположить свой лагерь. В тылу же мавры в любой день могли сделать ее непроходимой. Чтобы доста­вить известие или препроводить обратно в Сеуту транспорт, требовалась, по крайней мере, дивизия в 5000 человек. В течение всего похода связь с этим городом поддерживалась толь­ко пароходами. И при всем этом продовольствие, которое армия имела при себе, было на­столько недостаточным, что не прошло и двадцати дней, как армия оказалась на грани голо­да и была спасена только запасами флота. Для чего же в таком случае вообще было строить эту дорогу? Для артиллерии? Но ведь испанцы, должно быть, наверняка знали, что у мавров не было полевой артиллерии и что их собственные нарезные горные пушки превосходили все, что неприятель мог им противопоставить. Зачем же в таком случае было тащить с собой всю эту артиллерию, если она целиком могла быть доставлена морем из Сеуты в Сан-Мартин (в устье Вахад-эль-Джелу, или реки Тетуан) за каких-нибудь несколько часов? На всякий случай армию могла бы сопровождать одна батарея полевых орудий, и испанская ар­тиллерия, по-видимому, очень уж неуклюжа, если ее не могли передвигать по любой местно­сти со скоростью 5 миль в день.

Как доказала высадка дивизии Риоса у Сан-Мартина, испанцы обладают количеством су­дов, достаточным для перевозки одновременно по крайней мере одной дивизии. Если бы на­ступление производилось английскими или французскими

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 590

войсками, то нет сомнения, что эта дивизия была бы немедленно высажена у Сан-Мартина, после того как из Сеуты было бы произведено несколько демонстраций, чтобы привлечь внимание мавров к этому пункту. Такая дивизия, численностью в 5000 человек, расположен­ная за легкими полевыми укреплениями, которые можно было возвести в течение одной но­чи, могла бы безбоязненно ожидать атаки любого количества мавров. Но в случае благопри­ятной погоды можно было бы высаживать ежедневно по одной дивизии, и таким образом армия могла бы быть сосредоточена у Тетуана в шесть или восемь дней. Допустим, что О'Доннель не желал подвергать атаке одну из своих дивизий, оторванную от остальной ар­мии в продолжение трех или четырех дней: его войска состояли из молодых солдат, еще не привыкших к войне, и ему нельзя ставить в упрек, что он не стал на этот путь.

Но он несомненно мог бы сделать следующее. Снабдив каждого солдата пайком на неде­лю, захватив всю свою горную артиллерию, а быть может, и одну батарею полевых орудий и столько запасов, сколько можно было погрузить на вьючных мулов и лошадей, он мог бы двинуться от Сеуты и как можно скорее достигнуть Тетуана. Даже принимая во внимание все трудности, 8 миль в день — это, конечно, довольно мало. Но даже при скорости движе­ния, скажем, в 5 миль продолжительность похода составила бы четыре дня. Допустим, два дня уйдет на бои, хотя плохи должны быть победы, которые не приносят выигрыша пяти миль пространства. В общем это составило бы шесть дней, включая все задержки из-за пого­ды, ибо армия без обоза, конечно, может делать четыре или пять миль в день почти при лю­бой погоде. Таким образом, армия достигла бы равнины у Тетуана до того, как израсходова­ла бы взятую с собой провизию; на случай необходимости имелись паровые суда, которые могли во время похода снабжать ее провизией, что они в действительности и делали. Харак­тер местности или условия погоды в Марокко не хуже, чем в Алжире, а ведь французы в Алжире делали гораздо большие переходы в самый разгар зимы, притом значительно углу­бившись в горы и не имея пароходов, которые бы поддерживали и- снабжали их. Появив­шись на высотах Монте-Негро и овладев перевалом, ведущим к Тетуану, можно было иметь обеспеченную связь с флотом по Сан-Мартинской дороге, причем море явилось бы операци­онной базой. Итак, немного смелости, и период, в течение которого армия не имела бы иной операционной базы, кроме себя самой, сократился бы с одного месяца до одной недели, и поэтому наиболее смелый из двух планов был бы также

ВОЙНА С МАВРАМИ_______________________________ 591

наиболее надежным, ибо чем страшнее были мавры, тем опаснее становился медленный марш О'Доннеля. А если бы армия понесла поражение на пути к Тетуану, то ей было бы го­раздо легче отступить, чем в том случае, если бы она была обременена обозом и полевой ар­тиллерией.

Продвижение О'Доннеля через Монте-Негро, которые он прошел, почти не встретив со­противления, вполне гармонировало с его прежней медлительностью. Здесь он тоже строил и укреплял редуты, словно против него стояла самая лучшая регулярная армия. Таким обра­зом, была потеряна целая неделя, хотя против такого противника было бы достаточно про­стых полевых окопов; он не мог ожидать артиллерийского нападения силами, равными шес­ти его горным пушкам, поэтому для постройки такого лагеря было бы достаточно несколь­ких дней. Наконец, 4-го он атаковал укрепленный лагерь своего противника. По-видимому, испанцы в этом бою вели себя отлично; о качестве тактических мероприятий судить мы не можем, ибо немногочисленные корреспонденты в испанском лагере в интересах картинного описания и в угоду чрезмерному энтузиазму опускают все сухие военные подробности. Как пишет корреспондент лондонского «Times»: что толку описывать вам участок местности, который вы должны посмотреть сами, чтобы судить о его характере. Мавры были полностью разгромлены, и на следующий день Тетуан сдался.

Этим заканчивается первый акт кампании, и если император Марокко* не будет слишком упрямиться, то этим, весьма возможно, закончится также и вся война. Однако трудности, с которыми до сих пор столкнулись испанцы, — трудности, усугублявшиеся их способом ве­дения войны, — показывают, что если Марокко выдержит до конца, то испанцам предстоит весьма нелегкая работа. Дело не в сопротивлении мавританских иррегулярных войск, кото­рые никогда не смогут нанести поражение дисциплинированным войскам, пока последние держатся вместе и получают продовольствие; дело в неразвитости страны, в невозможности завоевать что-либо, кроме городов, и получать продовольствие и фураж даже из этих по­следних; армию необходимо будет рассредоточить на большое количество мелких постов, которых все же не может быть достаточно, чтобы поддерживать беспрепятственное и регу­лярное сообщение между захваченными городами, причем эти посты можно будет снабжать продовольствием только в том случае, если большая часть сил будет сопровождать транс-

— Сиди-Мухаммед. Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 592

порты по бездорожной местности через кольцо постоянно появляющихся на пути отрядов мавританских стрелков. Всем известно, каково было французам в первые пять или шесть лет их завоевательной войны в Африке снабжать продовольствием даже такие города, как Блида и Медея, не говоря уже о пунктах, более отдаленных от берега. Принимая во внимание, что климатические условия быстро изнуряют европейские армии, шесть или двенадцать месяцев подобной войны будут не шуточным делом для такой страны, как Испания.

Если война будет продолжаться, в первую очередь наступление будет развернуто, конеч­но, на Танжер. Путь из Тетуана в Танжер идет через горный перевал, а затем вниз по долине реки. Все это внутренние районы страны, поблизости нет пароходов для подвоза запасов, нет также и дорог. Расстояние равно приблизительно 26 милям. Сколько времени понадобится маршалу О'Доннелю, чтобы пройти это расстояние, и сколько солдат должен он будет оста­вить в Тетуане? Передают, что он сказал, будто для удержания за собой этого города пона­добится 20000 человек, но это, конечно, сильно преувеличено. Имея 10000 человек в самом городе и в окрестностях бригаду в укрепленном лагере у Сан-Мартина, этот пункт будет в достаточной степени в безопасности; такая группа всегда могла бы принять бой и достаточ­ными силами отразить любое наступление мавров. Танжер можно взять бомбардировкой с моря и с моря же ввести в пего гарнизон. То же самое можно сказать о Лараше, Сале и Мога-доре. Но если испанцы намереваются действовать таким образом, то зачем было предприни­мать длительный поход на Тетуан? Достоверно одно: если Марокко продержится еще год, то, чтобы принудить его к миру, испанцам придется еще многому поучиться в военном деле.

Написано Ф. Энгельсом в начале февраля 1860 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5896, 17марта 1860 г.

Ф. ЭНГЕЛЬС

САВОЙЯ, НИЦЦА И РЕЙН

Написано Ф. Энгельсом в феврале 1860 г. Печатается по тексту брошюры

Напечатано отдельной брошюрой Перевод с немецкого

в начале апреля 1860 г.

САВОЙЯ НИТТТТА И РЕЙН. — I__________________________ 595

I

Вот уже год, как на глазах у всех начал раскрываться бонапартистско-пьемонтско-русский заговор. Сначала новогодняя речь, затем сватовство к «итальянской Ифигении», далее вопль Италии и, наконец, признание Горчакова, что он заключил письменный договор с Луи-Наполеоном370. А в промежутки — вооружения, передвижения войск, угрозы и попытки по­средничества. Тогда, в первый момент, вся Германия инстинктивно почувствовала: здесь де­ло идет не об Италии, а о нашей собственной шкуре. Начнут на Тичино, а кончат на Рейне. Конечной целью всех бонапартистских войн может быть только обратное завоевание «есте­ственной границы» Франции, рейнской границы.

Однако та часть немецкой прессы, которую приводили в неописуемый ужас замаскиро­ванные притязания французов на естественные границы по Рейну, — эта пресса во главе с аугсбургской «Allgemeine Zeitung» с таким же неописуемым фанатизмом защищала австрий­ское господство в Северной Италии на том основании, что Минчо и нижнее течение По яв­ляются естественной границей между Германией и Италией. Г-н Оргес из аугсбургской «All­gemeine Zeitung» пустил в ход весь свой стратегический аппарат, чтобы доказать, что Герма­ния погибнет без По и Минчо, что отказ от австрийского господства в Италии означает пре­дательство по отношению к Германии.

Это придавало делу другой оборот. Совершенно очевидно было, что угроза Рейну только предлог, что цель — сохранение австрийского деспотизма в Италии. Угроза Рейну должна была склонить Германию солидарно выступить за подчинение

Ф. ЭНГЕЛЬС__________________________________ 596

Северной Италии Австрии. При этом получалось еще комическое противоречие: одну и ту же теорию защищали применительно к По и осуждали применительно к Рейну.

Автор этих строк написал в то время работу, которую он опубликовал под заглавием «По и Рейн»*. Именно в интересах национального движения автор брошюры протестовал против теории границы по Минчо; он пытался с военно-теоретической точки зрения доказать, что Германия для своей обороны не нуждается ни в одном клочке итальянской территории, и что, если исходить только из военных соображений, то у Франции во всяком случае гораздо более основательные притязания на Рейн, чем у Германии на Минчо. Одним словом, автор пытался обеспечить немцам возможность вступить в предстоявшую борьбу с чистой сове­стью.

Насколько это автору брошюры удалось, пусть судят другие. Нам неизвестно о какой-либо попытке научно опровергнуть данный в брошюре анализ. Аугсбургская «Allgemeine Zeitung», против которой брошюра была прежде всего направлена, обещала дать собствен­ную статью по этому вопросу, но вместо этого перепечатала три чужие статьи из «Ost-Deutsche Post»³⁷¹, которые в своей критике ограничились тем, что объявили автора «По и Рейн» «малогерманцем» за то, что он хочет отказаться от Италии. Во всяком случае, аугс­бургская «Allgemeine Zeitung» с тех пор, насколько нам известно, больше не касалась теории границы по Минчо.

Между тем попытка навязать Германии солидарную ответственность за господство и по­литику Австрии в Италии послужила северогерманским филистерам из Готы удобным пред­логом для выступления против национального движения. Первоначальное движение было действительно национальным, гораздо более национальным, чем все шиллеровские торжест­ва от Архангельска до Сан-Франциско³⁷²; оно возникло естественно, инстинктивно, непо­средственно. Имеет ли Австрия права на Италию или нет, претендует ли Италия на незави­симость, нужна ли линия Минчо или нет — все это пока было для национального движения совершенно безразлично. Один из нас подвергается нападению и притом со стороны третье­го, которому нет никакого дела до Италии, но который тем больше заинтересован в захвате левого берега Рейна, — против него, против Луи-Наполеона и традиций Французской импе­рии мы все должны объединиться. Народ инстинктивно и совершенно правильно почувство­вал это.

См. настоящий том, стр. 233—281. Ред.

САВОЙЯ НИТТТТА И РЕЙН. — I__________________________ 597

Но либеральные филистеры из Готы давно уже перестали рассматривать немецкую Авст­рию как «одного из нас». Им была по душе война, так как она могла ослабить Австрию и та­ким образом сделать, наконец, возможным возникновение малогерманской или великопрус-ской империи. К ним примыкала масса северогерманской вульгарной демократии, которая рассчитывала на то, что Луи-Наполеон разгромит Австрию, а затем позволит ей объединить всю Германию под главенством Пруссии; к ним же примыкала и та небольшая часть немец­кой эмиграции во Франции и Швейцарии, у которой хватило бесстыдства открыто связаться с бонапартизмом. Но их самым сильным союзником была — скажем это открыто — трусость немецкой мелкой буржуазии, которая никогда не смеет прямо смотреть опасности в глаза; чтобы вымолить на год отсрочку своей казни, она предает своих верных союзников и таким путем, без них, надежнее обеспечивает впоследствии собственное поражение. Рука об руку с этой трусостью шло известное сверхблагоразумие, у которого всегда есть тысяча оснований ни за что не совершать никаких действий, но тем больше предлогов произносить речи; оно относится скептически ко всему, кроме указанных предлогов; это то самое сверхблагоразу­мие, которое приветствовало Базельский мир, уступивший Франции левый берег Рейна, ко­торое тайно потирало руки от удовольствия, когда австрийцев били под Ульмом³⁷³ и Аустер­лицем; то самое сверхблагоразумие, которое никогда не видит приближения своей Йены и резиденцией которого является Берлин.

Дата добавления: 2015-07-20