Первый выпуск, Берлин, Франц Дункер, 1859 6 страница

Написано К. Марксом 18 октября 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5783, 4 ноября 1859 г.

К.МАРКС

РАДИКАЛЬНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА МИР

Париж, 20 октября 1859 г.

В главных своих чертах мирный договор, заключенный в Цюрихе между уполномочен­ными Франции и Австрии, является простым воспроизведением статей Виллафранкского со­глашения350. Так как переговоры об окончательном мире заняли почти вдвое больше време­ни, чем военные действия, внезапно прекратившиеся у стен Мантуи, то нашлось очень много легковерных людей, готовых объяснить медлительность миротворцев каким-то глубоко про­думанным секретным планом Луи Бонапарта. Бонапарт, говорили они, хотел предоставить итальянцам полную свободу действий, т. е. позволить им взять в свои собственные руки ве­дение своих дел, так чтобы, когда итальянское единство укрепилось бы, французский осво­бодитель мог легко избавиться от досадных уступок, сделанных им Францу-Иосифу, и вме­сто взятого на себя обязательства апеллировать к высшей силе, силе fait accompli*. Полити­ческие соглашения не свободны от влияния случайностей, которым подвержены договоры в области гражданского права, подлежащие, согласно Code Napoleon, аннулированию в случае вмешательства force majeure³⁵¹. Люди, рассуждающие таким образом, снова обнаружили свое прискорбное невежество не только относительно характера их любимого героя, но и относи­тельно традиционной французской дипломатии, от «красного кардинала»** до героя декабря и от «злодеев» Директории до «синих» 1848 года352. Первый принцип этой традиционной дипломатии

— совершившегося факта. Ред. * — Ришелье. Ред.

___________________________ РАДИКАЛЬНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА МИР_______________________ 555

провозглашает в качестве первой обязанности Франции не допускать образования на ее гра­ницах могущественных государств и, следовательно, при всех обстоятельствах поддержи­вать антиунитарные конституции Италии и Германии. Одна и та же политика диктовала мир в Мюнстере и мир в Кампоформио353. Действительная цель, которую преследовали до беско­нечности затянувшиеся переговоры в Цюрихе, стала ныне ясна, как день. Если бы Луи Бона­парт попытался осуществить условия Виллафранкского договора в начале июля, т. е. в то время, когда его собственная армия была упоена победой, когда в Италии бушевали народ­ные страсти и когда Франция успокаивала свою оскорбленную гордость сумасбродной иде­ей, будто она для того терпит у себя дома рабство, чтобы одарять свободой другие народы, тогда голландский узурпатор дал бы волю яростным враждебным силам, бороться с которы­ми было бы труднее, нежели с твердыней четырехугольника между Минчо и Адидже. Он не смог бы положиться на свою собственную армию, он толкнул бы Италию к действию и, воз­можно, дал бы сигнал для восстания в Париже. Для того чтобы от возвышенной мелодрамы, инсценированной для данного случая, перейти к деловой пошлости заранее подготовленного обмана, не требовалось ничего, кроме времени. Французская армия еще стоит на итальян­ской земле, однако из армии освободительной она превратилась в армию оккупационную, и ее повседневные отношения с местными жителями являются далеко не дружескими, ибо, как это обычно бывает, близкое соприкосновение породило презрительное отношение. Со своей стороны Франция пробудилась от кратковременного сна, она содрогается перед опасностью появления европейской коалиции, она раздумывает над тем, что она потеряла старую армию и приобрела новый государственный долг, и, более чем когда-либо, чувствует недоверие к idees napoleoniennes*. Что касается самой Италии, то о ее состоянии мы должны судить на основании фактов, а не официальных деклараций. Мы видим Гарибальди, который не может добыть денег на покупку оружия для своей армии добровольцев³⁵⁴, мы видим эту самую ар­мию, сила которой кажется почти смехотворной в сравнении с массами, стекавшимися под знамена Пруссии во время войны за независимость355, когда Пруссия по территории стала

Сам Мадзини, в своем обращении к Виктору-Эммануилу356, признает, что поток общена-

гораздо меньше Ломбардии. Сам Мадзини, в своем об ционального энтузиазма быстро замерзает в провинциальных лужах и что условия возврата

— наполеоновским идеям. Ред.

К. МАРКС____________________________________ 556

к прежнему положению вещей находятся в процессе быстрого созревания. Правда, мрачное интермеццо между договором в Виллафранке и миром в Цюрихе было заполнено в герцогст­вах и в Романье несколькими большими официальными инсценировками под руководством пьемонтских режиссеров; однако, несмотря на шумные аплодисменты со всех галерок Евро­пы, эти политические фокусники только сыграли на руку своим тайным врагам. Жителям Тосканы, Модены, Пармы и Романьи позволили учреждать временные правительства, низла­гать своих бежавших правителей с их карликовых тронов и провозглашать Виктора-Эммануила re eletto*, но в то же время они получили строгий наказ удовольствоваться этими формальностями, держаться смирно и предоставить все остальное французскому провиде­нию, собиравшемуся решать их судьбы в Цюрихе и особенно неблагоприятно настроенному по отношению к причудам энтузиазма, взрывам народных страстей и вообще всяким allures revolutionaires**. Все надежды они должны были возлагать не на свою энергию, а на благо­нравие своего поведения, не на свою собственную мощь, а на милость чужеземного деспота. Передачу какого-нибудь поместья из рук одного собственника в руки другого нельзя было бы осуществить спокойнее, чем переход Центральной Италии из-под чужеземного ига к на­циональному самоуправлению. Во внутреннем управлении ничего не изменилось, народное движение было совершенно подавлено, свобода печати уничтожена, и, быть может, впервые в истории Европы плоды революции, казалось, были собраны без революционных испыта­ний. Благодаря всему этому политическая атмосфера Италии остыла в достаточной степени, чтобы позволить Луи Бонапарту выступить со своими заранее принятыми решениями, а итальянцев предоставить их собственному гневному бессилию. При наличии одной француз­ской армии в Риме, другой в Ломбардии, одной австрийской армии, угрожающей с высот Тироля, другой, занимающей четырехугольник крепостей, и, прежде всего, при столь успеш­ных стараниях пьемонтских правителей охладить народный энтузиазм, — у Италии в на­стоящее время остается мало надежд. Что касается самого Цюрихского мира, то мы обраща­ем особенное внимание на две статьи, которых нельзя найти в первой редакции договора В силу первой статьи, на Сардинию взваливается долг в 250000000 франков, частично под­лежащий уплате Францу-Иосифу, частично вытекающий из возложенной на нее ответствен­ности в размере трех пятых обязательств Ломбардо-

— избранным королем. Ред.

* — революционным выходкам. Ред.

___________________________ РАДИКАЛЬНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА МИР_______________________ 557

Венецианского банка. С прибавлением этого нового долга в 250000000 франков к долгам, сделанным во время крымской экспедиции и последней итальянской войны, не считая не­большого векселя, предъявленного несколько дней тому назад Луи Бонапартом за оказанное им вооруженное покровительство, Сардиния скоро очутится на одинаковом уровне финансо­вого процветания с ненавистным ей противником. Другая из упомянутых нами статей уста­навливает, что

«территориальные границы независимых государств Италии, которые не принимали участия в последней войне, могут быть изменены только с согласия других европейских держав, принимавших участие в образова­нии этих государств и гарантировавших их существование». В то wo время «права государей Тосканы, Модены и Пармы специально оговариваются высокими договаривающимися державами».

Итак, временные итальянские правительства, сыгравшие отведенную им роль, теперь са­мым пренебрежительным образом игнорируются, а население, которое они сумели удержать ц столь обычном состоянии пассивности, может, если ему угодно, идти просить милостыню у дверей творцов Венского договора.

Написано К. Марксом. 20 октября 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5786, 8 ноября 1859 г.

К.МАРКС

ТРЕВОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ГЕРМАНИИ

Париж, 15 ноября 1859 г.

В настоящее время в порядке дня стоит querelle allemande*, которая, сколь бы незначи­тельной она ни казалась широкой публике, может привести к общегерманской и даже обще­европейской катастрофе. Маленькая страна, представляющая предлог для ссоры между глав­ными тевтонскими державами, приобрела себе дурную репутацию в истории Соединенных Штатов. Общеизвестно, что из тех тысяч вымуштрованных рабов, которых Англия покупала в Германии, чтобы, переправив через Атлантический океан, спустить их на свои восставшие колонии, главную массу доставлял Гессен-Кассель, патриархальный курфюрст которого обычно извлекал доходы из обмена своих верных крестьян на британское золото. С этой па­мятной эпохи отношения между курфюрстами и их подданными, по-видимому, становились все более враждебными, пока в 1830 г. июльская революция во Франции не подала сигнала для революции в Гессен-Касселе. Эта революция была тайно поддержана нынешним кур­фюрстом**, который в то время очень желал разделить ответственность верховной власти со своим дражайшим батюшкой***. Маленькая революция расчистила путь для гессенской кон­ституции 5 января 1831 г., которая ныне является основным боевым кличем в борьбе между Австрией и Пруссией. В 1850 г. эта конституция довела их до бескровной битвы при Брон-целле и, при благоприятных обстоятельствах, может вскоре побудить Луи Бонапарта занять­ся «изучением» «германского вопроса»,

— германская ссора. Ред.

* — Фридрихом-Вильгельмом I. Ред.

" — Вильгельмом II. Ред.

___________________________ ТРЕВОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ГЕРМАНИИ______________________ 559

после того как он сумел всем надоесть «итальянским вопросом». Чтобы объяснить нынеш­ний конфликт, представляется не лишним сделать краткий обзор гессенской конституции 1831 г., превращений, которым она подвергалась, и событий, которые связали ее судьбу с притязаниями соперничающих Австрии и Пруссии.

За исключением способа выборов, предписываемого гессенской конституцией 1831 г., т. е. выбора представителей старыми сословиями (дворянством, горожанами, крестьянами), эту конституцию можно признать самым либеральным основным законом, когда-либо про­возглашенным в Европе. Нет другой конституции, которая ограничивала бы исполнитель­ную власть столь узкими пределами, ставила бы правительство в большую зависимость от законодательной власти и давала бы судебной власти столь широкое право контроля. Чтобы объяснить этот странный факт, можно сказать, что гессенская революция 1831 г. была в дей­ствительности революцией, совершенной против монарха адвокатами, гражданскими чинов­никами и военными, действовавшими в согласии с недовольными из всех «сословий». Со­гласно первой статье конституции, права престолонаследия лишается каждый гессенский государь, отказавшийся принести присягу конституции. Закон об ответственности минист­ров, который отнюдь не является пустой фразой, дает народным представителям возмож­ность, с помощью государственного трибунала, удалить с должности каждого министра, признанного виновным хотя бы в ложном истолковании какого-нибудь постановления зако­нодательного собрания. Монарх лишен права помилования. Он не имеет права ни перево­дить на пенсию членов правительства, ни удалять их с должностей против их воли, в таких случаях они всегда могут апеллировать к судебным палатам. Последние облечены правом выносить окончательное решение по всем вопросам служебной дисциплины. Палата пред­ставителей избирает из числа своих членов постоянную комиссию, образующую нечто вроде ареопага, который осуществляет наблюдение и контроль за деятельностью правительства и предает суду чиновников за нарушение конституции, причем не делается никаких исключе­ний и в тех случаях, когда подчиненные выполняли приказания своих начальников. Таким образом, чиновники освобождены от власти короны. С другой стороны, судебные палаты, имеющие полномочия выносить окончательные решения по всем актам исполнительной вла­сти, были сделаны всемогущими. Коммунальные советники, избираемые народом, должны были руководить не только местной полицией, но также и общей. Офицеры армии перед по­ступлением на службу

К. МАРКС____________________________________ 560

обязаны принести присягу верности конституции и пользуются ко отношению к короне та­кими же правами, как и гражданские лица. Представительный орган, состоящий только из одной палаты, имеет право приостанавливать взимание всех налогов, податей и пошлин в случае какого-либо конфликта с исполнительной властью.

Такова гессен-кассельская. конституция 1831 г., которую отец ныне правящего государя курфюрст Вильгельм II провозгласил «в полном согласии со своими сословиями» и которая, как он надеялся,

«будет процветать в течение многих столетий, как прочный памятник согласия между государем и его под­данными».

Проект этой конституции в свое время был представлен гессенским правительством Со­юзному сейму, который, если и не дал ему своей санкции, то, по-видимому, принял его как fait accompli*. Можно было предвидеть, что, несмотря на все pia desideria**, конституционной машине не суждено будет действовать гладко в Гессен-Касселе. С 1832 по 1848 г. сменилось не менее десяти составов законодательной палаты, из которых даже и двум не удалось про­существовать положенный им срок. Революция 1848—1849 гг. пропитала конституцию 1831 г. более демократическим духом: выборы по сословиям были отменены, назначение членов верховного суда передано законодательной власти, и, наконец, из рук государя было изъято верховное командование армией и передано военному министру — лицу, ответствен­ному перед представителями народа.

В 1849 г. при открытии первой гессенской законодательной палаты, избранной в соответ­ствии с новым избирательным законом, в Германии уже началась всеобщая реакция; тем не менее, все находилось еще в состоянии брожения. Старый Союзный сейм был сметен рево­люционной волной, а германское Национальное собрание с его призрачной исполнительной властью было ликвидировано при помощи штыков. Таким образом, общего центра всего Германского союза более не существовало. При таких обстоятельствах Австрия потребовала восстановления старого сейма во Франкфурте, где ее влияние всегда было преобладающим, тогда как Пруссия стремилась образовать северный союз для использования его в своих ин­тересах и под своим собственным контролем. Австрия, поддерживаемая четырьмя герман­скими королевствами и Баденом, действительно сумела сгруппировать вокруг себя во Франкфурте-на-Майне

— совершившийся факт. Ред. * — благие пожелания. Ред.

___________________________ ТРЕВОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ГЕРМАНИИ______________________ 561

остатки старого Союзного сейма, тогда как Пруссия сделала слабую попытку организовать союзный сейм в Эрфурте при участии некоторых из более мелких государств. Само собой разумеется, что Гессен-Кассель, руководимый своим либеральным законодательным собра­нием, находился среди главных противников Австрии и был сторонником Пруссии. Однако, как только курфюрст убедился, что Австрия имеет поддержку России и, по всей вероятности, должна победить в этом состязании, он сбросил маску, высказался за австрийский сейм и против прусского союза, поставил у власти реакционное министерство во главе с имевшим дурную славу Хассенпфлугом, распустил оппозиционную законодательную палату, отказав­шуюся вотировать налоги, и, после тщетной попытки взимать налоги своей собственной вла­стью, не находя поддержки в рядах армии, у бюрократии и в судебных учреждениях, ввел в Гессен-Касселе осадное положение. Он принял весьма благоразумные меры предосторожно­сти, удалившись из своего государства и отправившись во Франкфурт-на-Майне, чтобы ос­таться там под непосредственной защитой Австрии. Австрия, от имени восстановленного ею старого сейма, отправила союзный корпус с заданием уничтожить гессенскую конституцию и восстановить курфюрста на троне. Со своей стороны, Пруссия была принуждена выска­заться за гессенскую конституцию и против курфюрста, чтобы подкрепить свой собственный протест против восстановления Союзного сейма и свою попытку создать северный союз под своим собственным покровительством. Таким образом, гессенская конституция преврати­лась в лозунг борьбы между Австрией и Пруссией. Тем временем события шли к кризису. Авангарды союзной и прусской армий встретились у Бронцелля, однако обе стороны про­трубили сигнал к отступлению. Министр-президент Пруссии фон Мантёйфель встретился в Ольмюце 29 ноября 1850 г. с австрийским премьер-министром князем Шварценбергом и здесь отказался в его пользу от всех прусских притязаний на самостоятельную политику во всем, что касалось сейма, Гессен-Касселя и Шлезвиг-Гольштейна. Пруссия вернулась в сейм в качестве униженного и кающегося грешника. Ее унижение было усилено триумфальным шествием одной из австрийских армий к берегам Северного моря. Гессенская конституция 1831 г. была, разумеется, уничтожена без всяких разговоров и заменена сначала осадным по­ложением, а позже, в 1852 г., самой реакционной конституцией, состряпанной Хассенпфлу­гом, подправленной самим курфюрстом и исправленной и санкционированной Союзным сеймом. Эта конституция 1852 г. сделалась постоянным предметом раздора между

К. МАРКС____________________________________ 562

страной и курфюрстом, причем все попытки примирения оказались тщетными. Недавние со­бытия в Италии и последовавшее за ними движение в Германии, по мнению прусского пра­вительства, давали наилучшую возможность взять реванш за поражение в Ольмюце и возоб­новить свою старую борьбу с Австрией. Пруссии известно, что Россия, которая в 1850 г. пе­ретянула чашу весов на сторону Австрии, на этот раз будет действовать в противоположном направлении. До сих пор обе соперничающие стороны не обменялись еще ничем, кроме бу­мажных снарядов. Что гессенские конституции 1831 и 1852 гг. представляют только предлог для их борьбы, явствует из того простого обстоятельства, что Австрия высказывается за из­менение конституции 1852 г. в соответствии со статьями конституции 1831 г., тогда как Пруссия настаивает на восстановлении конституции 1831 г. после того, как она будет пере­делана в соответствии с общими (монархическими) принципами Союзного сейма. Народ и парламент Гессен-Касселя, опираясь на поддержку Пруссии, требуют восстановления преж­ней конституции. Все это дело, соответствующим образом направляемое заинтересованными советниками извне, может кончиться гражданской войной в Германии, если только герман­ский народ в подходящий момент не повернет против «обоих своих правящих домов».

Написано К. Марксом 15 ноября 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5807, 2 декабря 1859 г.

К.МАРКС ТОРГОВЛЯ С КИТАЕМ

В то время, когда распространялись самые нелепые представления о том, какой толчок неминуемо должно было получить развитие американской и британской торговли в связи, как тогда говорили, с открытием дверей Небесной империи, мы поставили себе задачей по­казать, путем тщательного обзора внешней торговли Китая с начала нынешнего столетия, что эти преувеличенные ожидания не имели под собой прочного основания358. Помимо тор­говли опиумом, которая, как доказано нами, растет обратно пропорционально сбыту фаб­ричных изделий Запада, главное препятствие для быстрого расширения импорта в Китай мы нашли в экономической структуре китайского общества, представляющей сочетание мелкого земледелия с домашней промышленностью. Для подкрепления наших тогдашних утвержде­ний мы можем теперь сослаться на Синюю книгу, носящую название «Переписка, касаю­щаяся специальной миссии графа Элгина в Китай и Японию»³⁵⁹.

Всякий раз, как действительный спрос на ввозимые в азиатские страны товары не соот­ветствует предполагаемому спросу,— который большей частью определяется на основании столь поверхностных данных, как территориальные размеры нового рынка, численность его населения и сбыт заграничных товаров в некоторых крупных морских портах, — коммерсан­ты, в своем стремлении расширить область товарообмена, весьма склонны видеть причину своего разочарования в том, что на их пути становятся искусственные препятствия, создан­ные варварскими правительствами, и что, следовательно, эти препятствия могут быть устра­нены военной силой. Именно такое заблуждение превратило в наше время британских куп­цов в безрассудных сторонников каждого министра, который обещает путем пиратских на­падений вынудить у варваров торговый договор. Таким образом, искусственные препятст­вия, которые, как предполагалось, внешняя торговля встречала со стороны китайских

К. МАРКС

властей, служили в действительности тем главным предлогом, который оправдывал, в глазах торговых кругов, каждое насилие, совершенное над Небесной империей. Ценные сведения, содержащиеся в Синей книге лорда Элгина, в значительной степени рассеют эти опасные иллюзии у каждого непредубежденного человека.

Синяя книга содержит помеченный 1852 г. отчет британского агента в Кантоне г-на Митчелла сэру Джорджу Бантраму, из которого мы приводим следующее место:

«Наш торговый договор с этой страной» (Китаем) «к настоящему времени» (1852 г.) «действует полностью почти уже десять лет, причем устранены были все возможные препятствия, для нас открыта тысяча миль ново­го побережья, и новые торговые центры учреждены у самого порога производящих областей и в самых удоб­ных пунктах на морском берегу. И тем не менее каков же результат в смысле обещанного роста потребления наших фабричных изделий? Попросту говоря, этот результат таков: по истечении десяти лет отчеты министер­ства торговли показывают нам, что сэр Генри Поттингер, при подписании дополнительного договора в 1843 г., нашел более обширную торговлю, существовавшую тогда, чем дает его договор в конце 1850 г.»(!), «причем здесь имеется в виду наше отечественное производство, единственно интересующее нас в данном случае».

Г-н Митчелл признает, что торговля между Индией и Китаем, состоящая почти исключи­тельно в обмене серебра на опиум, сильно развилась со времени заключения договора 1842 г.³⁶⁰, по даже относительно этой торговли он прибавляет:

«Она развивалась в такой же быстрой пропорции между 1834 и 1844 гг., как и между этим последним годом и нынешним, причем этот второй период есть именно тот, когда торговля велась якобы под покровительством договора; с другой стороны, мы имеем в таблицах министерства торговли другой, бросающийся в глаза факт, что вывоз в Китай наших фабричных изделий был в конце 1850 г. почти на три четверти миллиона фунтов стерлингов меньше, чем в конце 1844 года».

Что договор 1842 г. не имел никакого влияния в смысле поощрения британского экспорта в Китай, можно видеть из следующей таблицы.

Объявленная стоимость

Хлопчатобумажные

гкани.........................

Шерстяные

ткани........................

Прочие товары.........

Итого..................

												1408 433	640 820	883 985					731 909
												203 875	156 959	134 070					286 852
												137 289	202 937	259 889					431 221
												1 749 597	1 000 716	1 277 944					449 982

ТОРГОВЛЯ С КИТАЕМ______________________________ 565

Сравнивая эти цифры с китайским спросом на английские фабричные изделия в 1843 г., который, согласно г-ну Митчеллу, выражался в сумме 1750000 ф. ст., мы увидим, что в тече­ние пяти лет из последних девяти британский экспорт падал значительно ниже уровня 1843 г., а в 1854 г. он представлял только In того, чем он был в 1843 году. Г-н Митчелл объясняет этот поразительный факт в первую очередь некоторыми причинами, которые яв­ляются слишком общими, чтобы доказывать что-либо в частности. Он говорит:

«Китайцы настолько унаследовали скромный образ жизни, что в качестве одежды они носят то же самое, что носили их отцы до них, т. о. ровно столько, сколько нужно, и ничего больше, как бы дешево ни предлагали им какой-нибудь товар». «Ни один трудящийся китаец не может позволить себе надеть новую одежду, которая не прослужила бы ему по крайней мере три года, выдерживая носку при самой грубой черной работе в течение этого периода. Поэтому платье такого рода должно содержать весом по крайней мере в три раза больше сырого хлопка, по сравнению с количеством хлопка, которое идет на изготовление самых тяжелых тканей, ввозимых нами в Китай; другими словами, эта ткань должна быть втрое тяжелее, чем самый тяжелый тик и доместик, которые мы можем туда послать».

Отсутствие потребностей и пристрастие к старинным видам одежды — эти препятствия цивилизованной торговле приходится встречать на всех новых рынках. Что же касается плотности и прочности тика, то разве британские и американские промышленники не могли бы приспособить свой товар к особым требованиям китайцев? Но здесь мы подходим к са­мому существу вопроса. В 1844 г. г-н Митчелл отправил в Англию образчики туземных тка­ней всех сортов с указанием цен. Английские фирмы, которым он писал, уверяли его, что по указанным им ценам они не могут изготовить такой товар в Манчестере и тем более не могут доставить его в Р?итай. Почему же самая передовая фабричная система мира оказывается неспособной продавать свои изделия дешевле, чем продается материя, сотканная ручным способом на самом примитивном станке? Уже указанное нами сочетание мелкого земледе­лия и домашней промышленности разрешает загадку. Приводим опять слова г-на Митчелла:

«Когда урожай хлопка собран, то все работающие в хозяйстве, молодые и старые без различия, принимают­ся чесать, прясть и ткать этот хлопок; из этой-то домотканной материи, тяжелой и прочной, способной вынести предстоящее ей грубое обращение в течение двух или трех лет, китайцы шьют себе одежду, а остаток несут в ближайший город, где лавочник покупает его у них для нужд городского и речного населения. В платье из этой домотканной материи здесь одеты девять десятых жителей, причем качество ее варьирует от самой грубой бу­мажной материи до тончайшей

К. МАРКС____________________________________ 566

нанки, вся она сработана в крестьянских хижинах и в буквальном смысле обходится производителю только в стоимость сырья или, точнее, в стоимость сахара, являющегося продуктом его собственного хозяйства, который он обменял на это сырье. Пусть наши фабриканты только на момент присмотрятся к изумительной экономии этой системы производства и к ее, так сказать, замечательной симметричности прочим хозяйственным процес­сам земледельца, и они сразу же убедятся, что для них нет никаких шансов конкурировать с нею, поскольку дело идет о более грубых тканях. Характерно, что из всех стран мира, быть может, только в одном Китае можно найти ткацкий станок в каждом зажиточном хозяйстве. Во всех других странах люди удовлетворяются расче­сыванием и прядением, и на этом их производство останавливается, а пряжу они. посылают профессионалу-ткачу для переработки в материю. Только бережливый китаец производит весь этот процесс до конца. Он не только расчесывает и прядет свой хлопок, по он сам же и ткет его с помощью своих жен и дочерей, а также ра­ботниц своего хозяйства, причем он не ограничивается производством только для нужд своей семьи, но значи­тельную часть труда в течение сезона тратит на производство известного количества материи для снабжения жителей соседних городов и рек.

Итак, фу-киенский крестьянин есть не просто крестьянин, но земледелец и промышленный производитель в одном лице. Производство материи ему в буквальном смысле ничего не стоит, если не считать стоимости сы­рья. Он производит ее, как показано, под собственной кровлей, руками своих жен и работниц. Она не требует ни дополнительной рабочей силы, ни специального времени. Он занимает своих домашних прядением и ткаче­ством в то время, пока растет его посев, и после уборки урожая, в дождливый сезон, когда работа вне дома не­возможна. Словом, при каждом перерыве в году этот образец домашнего трудолюбия занят своим делом и про­изводит что-либо полезное».

Дата добавления: 2015-07-20