Ораторий в церкви Св. Мартина дей Молацци – Трудности – Рука Господня

В часовне, примыкавшей к зданию Больнички св. Филомены, Ораторий процветал. В выходные дни сюда стекалась толпа молодых людей, чтобы исповедаться и причаститься. После мессы я кратко объяснял Евангелие. После полудня – катехизис, духовное пение, краткое наставление, Лоретанская литания и благословение. Во время перерывов юноши проводили приятный досуг в разнообразных забавах. Это происходило на сохранившейся до сих пор маленькой улочке между монастырём сестёр Марии Магдалины и городской улицей. Так прошли семь месяцев; мы думали, что обрели рай на земле, и тут нам пришлось покинуть любимое прибежище и отправиться на поиски другого.

Хотя маркиза Бароло благосклонно смотрела на всяческие дела милосердия, по мере того как приближалось открытие её Больнички (состоялось 10 августа 1845 года), она пожелала, чтобы наш Ораторий удалился оттуда. Правда, помещение, отведённое под часовню, школу и для досуга юношей, не имело никакого сообщения со внутренними покоями здания и даже жалюзи были опущены и закреплены, однако пришлось подчиниться. Мы представили выразительное прошение туринскому муниципалитету и благодаря рекомендации архиепископа Франсони получили разрешение перевести Ораторий в церковь Св. Мартина дей Молацци, т.е. при городских мельницах.

И вот, в воскресный день июля 1845 года, мы забираем скамейки, генуфлектории, подсвечники, несколько стульев, распятия, картины и образки – каждый взял то, что мог унести, – и, словно при переселении народа, с криками, смехом, сожалением мы отправились на обустройство нашего генерального штаба в названном выше месте.

Богослов Борель выступил с уместной речью перед выходом и по прибытию в новую церковь.

Этот достойный служитель алтаря, с доходчивостью, не просто редкой, а уникальной, выразил следующие мысли: «Возлюбленные молодые люди, если не пересадить рассаду капусты, то из неё не вырастут прекрасные плотные кочаны. То же самое можно сказать о нашем Оратории. До сих пор он часто переезжал туда-сюда, и, останавливаясь в разных местах, неизменно возрастал, к немалой пользе приходивших в него юношей. Церковь Св. Франциска Ассизского видела, как он начинался с катехизации и скромного пения. Там нельзя было сделать больше. Его принял Дом призрения, но остановка была краткой, как у путешествующих по железной дороге; зато в эти несколько месяцев наши ребята не были обделены духовной помощью в виде исповеди, катехизации, проповедей, не были лишены веселых игр.

При Больничке появился подлинный Ораторий, и нам казалось, что мы обрели настоящий мир, подходящее для нас место, но Божественное Провидение распорядилось, чтобы мы перебрались сюда, к Св. Мартину. Долго ли мы тут пробудем? Не знаем. Надеемся – да, но в любом случае будем верить, что, подобно пересаженной капустной рассаде, наш Ораторий вырастет численно за счёт юношей, любящих добродетель, и у них окрепнет желание петь, музицировать, учиться в вечерней школе и даже – в дневной.

Итак, проведём ли мы тут много времени? Пусть эта мысль нас не занимает. Предадим все наши попечения в руки Господа, и Он позаботится о нас. Несомненно, Он благословляет нас, помогает нам и даёт всё необходимое. Он подумает о месте, подходящем для распространения Его славы и для блага наших душ. Однако, поскольку благодеяния Господни составляют что-то наподобие цепи, где одно кольцо цепляется за другое, так и мы, пользуясь первыми благами, будем хранить уверенность в том, что Бог подаст нам ещё большие, и мы, отвечая замыслу Оратория, будем следовать от добродетели к добродетели, покуда не достигнем блаженного отечества, где бесконечное милосердие Г[оспода] Н[ашего] И[исуса] Х[риста] воздаст каждому заслуженное, по его добрым делам».

На том торжественном богослужении присутствовало множество молодых людей, и с предельным воодушевлением был спет благодарственный гимн Te Deum.

Религиозные практики здесь исполнялись как в Доме призрения. Но нельзя было совершать мессу, давать вечернее благословение, поэтому причащение было невозможно, а это – основополагающий элемент нашего начинания. И даже досуг не обходился без препятствий и запинок, поскольку ребятам приходилось развлекаться на улице и маленькой площади перед церковью, где часто проходили люди, кони, проезжали телеги, повозки. За отсутствием лучшего мы благодарили Небеса за данное нам, ожидая более подходящего размещения. Но тут мы столкнулись с новыми неудобствами.

Мельники, подмастерья, продавцы не могли мириться с прыжками, песнями, а то и криками наших учеников, забеспокоились и, сговорившись, представили жалобы в муниципалитет. Именно тогда начали говорить, что такие собрания молодёжи опасны: того и гляди она устроит бунт или революцию. Говорили это, видя, что ребята без промедления подчиняются малейшему знаку своего наставника. Безосновательно добавляли, что ребята всё время что-то ломают в церкви, перед церковью, на мостовой – казалось, Турин развалится, если мы продолжим собираться в этом месте.

Вершиной наших бедствий стало письмо, написанное секретарем мельниц мэру Турина: собрав все беспочвенные слухи и раздув воображаемые несчастья, автор утверждал, что работающие тут семьи больше не могут спокойно продолжать исполнять свои обязанности.

Дошло до того, что нас назвали рассадником безнравственности. Мэр, хотя и был убежден в необоснованности донесения, тем не менее написал горячее письмо, в силу которого мы должны были немедленно куда-нибудь перенести наш Ораторий. Всеобщее сожаление, тщетные вздохи! Нужно было убираться.

Однако следует отметить, что это знаменитое письмо стало последним из написанного секретарём по фамилии Куссетти (не для огласки): его правую руку поразил сильный тремор, и через три года он сошёл в могилу. Бог распорядился, чтобы его сын оказался выброшен на улицу и был вынужден просить хлеба и прибежища в приюте, что открылся к тому времени в Вальдокко.

Дата добавления: 2015-07-20