Часть 3. Месячный цикл.

Не надо ни на что надеяться. Ты всегда жив - более или менее. Ты всегда более или менее мёртв. Сесар Вальехо.

Я путаю явь и сон. Мне всё время не везёт: как только я осмеливаюсь идентифицировать тот или иной образ, как увиденный мною во сне, я немедленно сталкиваюсь с ним лицом к лицу наяву. Видимо, стоит вовсе перестать делить увиденное и прочувствованное на сны и явь. Пусть всё будет едино. Не всё ли равно?

Время летит со стремительностью какой-то ополоумевшей птицы. Ещё совсем недавно был апрель, и я справлял свой день рождения, и сам господин Первитин сидел за моим столом и праздновал свою победу над моей ремиссией, немало посопротивлявшейся его атакам. А теперь за окном уже опять зима. Моя северная страна вновь помимо моей воли растворяет меня в себе. Край физического и душевного холода.

Я торчу уже неделю почти что без перерывов. Такого плотного графика за мною раньше никогда не водилось. Дело в том, что Олег отдаёт мне таким образом деньги за ЛСД. Мы тут с ним взяли на двоих марочку кислой у старика Ромы, так вот Олег мне и отдаёт свою часть денег, которую я внёс за него. Отдаёт он мне их винтом, т.к. тратить какие бы то ни было деньги на что-то иное ему в последнее время совсем не свойственно. Я и не возражаю против такой формы расчёта. Но сейчас чувствую, что надо хотя бы отдохнуть немного. Не могу я торчать марафонами. Здоровье не позволяет.

Про ЛСД рассказать? Не буду. Это тема для отдельной книги. А лучше - научной статьи. А касаться этой темы вскользь, походя, не стоит.

Время летит ополоумевшей птицей. Летит не вперед, а, мне всё кажется, куда-то вниз. Я сижу на кухне один, пялясь в ночь, и передо мной мелькают образы, застрявшие по тем или иным причинам в памяти за прошедший 99-ый год. Год этот прошёл под девизом "Не чаще чем раз в месяц!" В среднем так оно и получалось: месячный цикл. Не поймёшь даже с такой периодичностью - вроде наркоман, а вроде и нет. Раз в месяц - смех. Сейчас только вот чего-то я зачастил. Видно, винта не обманешь: биться раз в месяц всю жизнь не получится. Если бы можно было бы - никто бы и не старчивался до чертей. Вот и у меня перестало получаться. Олег почти каждый божий день приходит, привозит дозу с очередного варочного флэта. Задул вот тут по-зверски в левый локтевой сгиб. Фуфляк огромный, рука болит и не разгибается почти. Ну да ладно, это всё лечится. Не лечится голова...

Бегом съебавшись с лекции, "которую-нельзя-пропускать", я перемахиваю через станции, переходы, эскалаторы, автобусы, газоны и проулки, бегу по головам прохожих, давясь сжатым, свёрнутым в липкий пыльный комок московским воздухом, захлёбываясь высохшими слюнями. Я спешу к себе в район. Сегодня Олег с А. мутят на флэту, где до недавнего времени доживал свои дни дед одного из наших приятелей Пэпа. Дед двинул кони, и хата временно пустовала. Пэп (сам не будучи наркоманом) милостиво разрешил нам сварить, вмазаться и отвиснуть в этой тихой гавани. В квартире покойника нет телефона, а как туда рулить, я не знаю. Я вынужден, залетев в своё жилище и, для очистки совести убедившись по телефону, что ни Олегона, ни господина А. нету дома, сидеть и тупо зекать в окошко, нервно подёргиваясь от противной убеждённости в том, что раствор уже готов и поделен. Сижу как мудак и жду, пока за мной зайдут и поведут туда. Ебливая учёба! Вечно я последний на раздаче. Всё равно ведь до конца этой драгоценной лекции я не досидел. Мог бы и заранее это предугадать.

Звонок. Это они. Быстрой походкой пилим на хату к мёртвому дедуле.

- Паша! Олег сегодня пиздатый сварил!

- Оставили нормально?!!! Ну нормально оставили-то? Куб хотя бы? А?!!...

- Да не ссы. Ну как договаривались. Получишь ты своё.

- Не бодяжили?

- Паша, вот скажи мне: за каким хуем ты задаёшь вечно этот вопрос? Если мы его бавим втайне от тебя, то мы бы тебе в этом всё равно не сознались, ведь правда же? Ну! А если мы не делаем этого, то ты только зря обижаешь нас такими вопросами.

- Ладно, по хую. Всё равно я никогда этого не узнаю. Остаётся только вам верить по старой дружбе. Хотя... Хотя, конечно, нарик всегда наебёт. А лучше всего вообще поспевать "к первому половнику".

- Вот-вот. А то где это видано, чтобы кайф человека ждал, а тем более искал.

Пятый этаж "хрущобы", унылой и обшарпанной, как сама старость. Солидная металлическая дверь, утробно проурчав ключом, нехотя открывается. В малогабаритной квартире покойного ветерана царит мерзость запустения. Аскетично-архаическая обстановка, пыльно, воняет кошкой. Единственным живым существом, населяющим эту конуру после кончины хозяина все последние две недели, был кошак, который, оставшись один на один с запертой дверью в туалет, благополучно и обильно срал везде, где ни попадя. Помимо кошки, в хате чувствуется тот самый специфический застойно-кисловатый запах старости, который трудно передать словами, но который почти всегда сопровождает стариканов. Итак, пыль, ободранные местами обои, обгоревший косяк и плинтусы в одном из углов, засохший кошачий кал на полу, который всем в падлу убирать, старенькие продавленные диванчики, драненькие затхлые подушки. Атмосфера, достойная какой-нибудь матёрой "ямы", притона, прокопченного насквозь людскими пороками.

Однако всё это давящее паскудство интерьера в данную минуту не производит на меня ни малейшего впечатления. Я, неформал со стажем, видал норы и поговёнее этой. Да и какая в пизду разница где винтануться? Хоть бы всё вокруг было в говне от пола до потолка! Всё, что нужно - это стол, плита, диван, вода и толчок. Всё это здесь есть - и ништяк. Олег ещё и магнитолу приволок. Поставим сейчас какой-нибудь недушный музон.

Но всё это потом-потом-потом!! Где фурик? Олег шарит по каким-то кухонным тайникам. Вот ведь заморочка что творит - в квартире-то считанные часы, а уже тайников каких-то везде понаделал. Отбираем дозняк. Олег не может просто так лицезреть чужую вмазку. Решает догнаться со мной за компанию. Оборотка на левой руке чуть выше запястья. Немного жжёт - кислый сука, но об этом просто не думаешь...

Понеслась. Приход ритмично пританцовывает в мозгу под песенку Сowboy Junkies "Sweet Jane" из моего излюбленного к/ф "Natural Born Killers", и это сами ангелы, специально спустившись с небес, вплетают свои чарующие аккорды в канву знакомой, казалось бы, песни, преображая её, концентрируя в ней всю красоту и мощь воздействия на душу человеческую, какой только способен обладать звук. Я лечу в бешенных и ласковых струях зелёного света. Задумчивые волны бескрайней реки грёз бережно покачивают мою лёгкую ладью. Моё сердце поёт непреклонным, не знающим устали мотором. Шестеренки стучат-стучат-стучат, пьяня каждую клеточку ощущением безграничной всеодолевающей скорости. Мегаватты энергии в бесшабашном задоре весело калашматят по стенкам моей плоти, рвутся на волю. Меня прёт.

Песня кончилась. Я поднимаюсь с потсного старикашечьего диванчика, который на эти три минуты превратился в королевское ложе. А. принёс чай и сахар, чем я с удовольствием пользуюсь. Традиционный винтовой трёп, СD в магнитоле меняются и меняются, летят часы, ловко и безнаказанно выдавая себя за минуты. Когда за окошком сумерки разливаются по неказистому пейзажу, крася лиловым торец школы, жиденький полисадник и лавочку у забора, мы выкатываемся на улицу встречать Аню И., которая приедет за своей долей эликсира молодости.

Войдя в нашу волшебную обитель и, с достоинством английской королевы переступая через кошачьи какашки, Аня направляется в отдельную комнатку, где уже суетится, готовя её порцию, Олег. Дверь целомудренно закрывается, скрывая от посторонних глаз таинство вмазки юной леди. Раздышавшись малость и, совсем не по-винтовому сдержанно покалякав в нами, пока мы её провожали до остановки автобуса, Аня мимолётным виденьем упорхнула в своё неблизкое Новокосино, не возжелав разделить с тремя винтовыми и интеллектуально малосодержательным Пэпсом тяжёлый ночной бред.

С приближением утра музыка становится всё тише, беседы всё тупее. Пэп бесит меня своим недоразвитым, воистину ебанутым юмором. Винтился бы, что ли - может на человека больше бы походил. Хотя логичнее предположить обратное. Меня морочит. Надо догнаться. Догнался. Сначала вроде повеселел, но вскоре почему-то стало морочить пуще прежнего. Начинает навязчиво лезть в глаза вся бредовость и неприглядность обстановки, общества, ситуации, всего в жопу ебаного образа жизни. Загаженная хата. Двое маловменяемых торчков, пиздящих о чём-то непостижимом (и на хер ненужном), сидючи напротив меня за столом, заваленном фантиками от баянов, самими баянами в собранном и разобранном состоянии, дисками, окурками и т.д. и т.п. Хуеголовый хозяин всего этого бардака, который ржёт на весь дом, истерично и мерзко ржёт, травмируя и без того уставшую душу бродячего поэта и философа, человека тонкой душевной организации. Последний мутно валяется на диване, тщетно пытаясь обрести покой, в который раз столь легкомысленно обменянный на скоротечный кайф. Свалив в другую комнату, остаток утра ворочаюсь, каюсь и молю о пощаде грядущий день, уже поблёскивающий на востоке эполетами своего авангарда.

Зябко ёжась от утренней прохлады, плетусь домой. Дырки на руках, тоска, усталость. Больше ничего. Зачем?...

Ну сколько можно ждать эту Олесю?

Жаркий июньский денёк. Мы с Олегом молча сканируем глазами кремово-белый вестибюль станции метро "Лубянка". Двумя худосочными анемичными атлантами подпираем мы мраморную стену этой такой привычной, такой родной и знакомой станции, с нетерпеливым напряжённым вниманием вглядываясь в лица прохожих.

- Паш, ты хоть её узнаешь? Помнишь, как выглядит-то?

- Да. Рыжая такая. Да она сама к нам подойдёт.

Москва докрасна раскалена жарой, но, несмотря на это, помимо маечек мы облачены в лёгкие светлые ветровочки. С рукавом. Где-то читал, что японские учащиеся специальных школ каратэ даже в самую гнусную жару не позволяют себе расстегнуть ни единой пуговицы своего строгого форменного мундира. Ну что ж, мы тоже будем хранить аскетизм избранных. Хотя, сравнение, конечно, глупое.

Мы, в общем, ждём Олесю, и она опаздывает. Порох Олег отбил ещё вчера, и нам осталось лишь добыть красный и провести реакцию. Даме простительно задерживаться, но не при таких обстоятельствах. При таких непростых обстоятельствах не разрешается опаздывать никому - будь ты хоть сама Мэрилин Монро. А Олеся совсем не тянет на Мэрилин Монро.

Нас месяц назад познакомила Инна. Мы мутили у меня на квартире, и вместе с Инной на наше пиршество прилетели ещё две феи. Это оказались её подруги по району - семнадцатилетние Надя и Олеся. Увлекательный первитиновый тур в Восточное Дегунино оторвал их от подготовки к школьным выпускным экзаменам. Винтиться девочкам до того не доводилось, однако пресловутый наркотик героин уже неоднократно разнообразил их школьные будни. Олеси последнее касалось в большей степени. Обе герлы оказались невысокими и пухленькими, их нельзя было причислить к красавицам, ну так ведь под винтом и бабу Ягу можно трахнуть.

Впрочем, в реальности не нашлось места мечтам. После того, как Олег и А. совместными усилиями втёрли Олесю, и она, вкусив прихода, воспряла с диванчика, из уст этой школьницы раздался совет девушки неглупой и чуткой:

- Вы сразу мой баян отложите подальше - у меня Цэ.

Строить планы насчёт ебли моментально расхотелось.

Надя вмазывали чуть ли не полчаса. Ну нет нигде вен, хоть ты тресни! Причём не по причине хронической проширяности оных. Наша гостья и бахалась-то, судя по всему, до этого пару раз. Просто такие вот поганые труднодоступные вены у неё оказались от природы. Вокруг этого аттракциона собрались все, кто был в квартире. А т.к. каждый был уже нарядным, то и дебаты разгорелись нешуточные.

- Придётся её в ногу ставить.

- Да какой в ногу - там тоже нет ни хуя!

- Качай, качай рукой, сжимай / разжимай кулак!

- Пережмите ей руку-то получше, умники. Во-от... А ну-ка отойдите все со света! Чего тут столпились?

Наконец чудо свершилось - а куда б оно, это сраное чудо, делось?

Надя отреагировала на появление в её жизни первитина положительно, но в целом спокойно. Олесю же пропёрло не по-детски. Она балаболила без передыху, она накрасила ногти каким-то лаком, он ей не понравился, она просила жидкость для его снятия, мы с ней вдвоём по всей хате искали эту жидкость, но не нашли, она звонила кому-то по телефону, разразившись восторженно-ошалелой обвинченной тирадой, и т.п.

В течение месяца, прошедшего после этого почтенного собрания, Олеся регулярно тревожила нас с Олегом звонками, любопытствуя " а когда мы будем опять?..." И вот, наконец, час пробил. Мы стоим с Олегом, мусоля стильные ветровочки о мрамор лубянских стен, в ожидании её - музы наших сегодняшних предвинтовых странствий, которые обещают быть долгими. А время-то, как обычно, поджимает меня. К счастью, помимо винта, в моей жизни есть немало прочих дел. Вот и на сегодня, помимо добычи прекурсоров, варки зелья, его потребления, мне следует успеть посетить своего научного руководителя в МГУ, а также поболеть на стадионе "Динамо" за сборную России по футболу в её матче со сборной Исландии. Но сначала надо вмазаться - под винтом я или успею всё, или просто пошлю все дела в жопу. Короче, русские долго запрягают, но быстро ездят. Или не едут вообще никуда.

К нам навстречу выплывает Олеся, с улыбкой объясняя своё опоздание какими-то делами, связанными то ли с учёбой, то ли с работой. Быстренько объясняем нашей спутнице диспозицию, взяв с неё заранее обговоренную сумму, дающую ей право участвовать в действе. Сейчас нам надо на Птичку - на Лубянке с компотом какие-то временные трудности. И мы вылазим наружу из метро и садимся возле Политехнического музея в синий троллейбус, следующий по любимому нами маршруту от Лубянской площади до Птичьего рынка. Так сказать, экскурсия "Москва-винтовая". Мы мирно щебечем с Олесей, которая оказывается девушкой спокойной и общительной, без понтов и выебонов. Олег время от времени отвечает на Олесины дилетантские вопросики, типа "а как голову на приходе надо держать - так или вот так?" Олег собран и задумчив. В кармане вот уже половина суток как валяется свежевыбитый порох, а винта до сих пор нет. Но вот и Птичка. Наш выход.

Вопрос с красным решается путём мимолётных диалогов Олега с некоторыми определёнными продавцами рынка, а затем долгих нудных хождений туда-сюда между торговыми рядами в поисках знакомых барыг или же просто потребителей, которые могли бы подсказать, где сегодня можно взять химию. Наконец, Олег окончательно растворяется в толпе людей и зверей, оставив нам с Олесей напутствие ждать его возле ворот рынка. Ждём долго. Олеся молодцом: не ноет, не бесится. Начинаю беситься я, понимая, что, как обычно в день мутилова, никуда не успеваю. Допустим, Олег берёт сейчас красный. Тогда нужно как-то втолковать ему нецелесообразность поездки к нам в Дегунино для осуществления варки и всего протчего. Порох с собой. Чёрный с собой. Красный купим - можно будет провести реакцию и вмазаться в любом ближайшем подъезде, предварительно найдя аптеку и прикупив инсулинки, гасильник и фурик. Допустим, Олег не берёт сейчас красный. Тогда, конечно, облом и напрасно потерянные полдня. Это с одной стороны. С другой же стороны, завтра-то мы уж наверняка вымутим фосфор, назавтра у меня дел никаких нет, и мы отлично и без суеты всё обстряпаем.

Из-за угла, словно чёрт из табакерки, вылезает Олег. Взял. Теперь настало время мне бороться за своё счастье.

- Олег, мне надо к четырём быть в университете. Сейчас уже три. Я могу, конечно, туда на часок опоздать, но не ехать вовсе я не могу. Надо что-то решать. Давай поступим так. Зачем ехать к нам в район, когда можно нормально сварить прямо сейчас - взять баяны, фурик, купить воду и сделать всё в каком-нибудь подъезде. Вотрёмся, и я поеду по своим делам...

- Паша, ну чего за хуйня опять у тебя?! Чего ты опять бред какой-то говоришь? Забей ты на свои блядские дела...

- Не могу.

- Тогда мы тебе оставим. Приедешь вечером и я тебе дам...

- Нет уж, старик, это меня не устроит. Водою вмазываться я не хочу.

Олег от души разражается издевательским озорным хохотом, неофициально давая понять, что так оно и будет, гром разрази мои яйца!

- Вот и Олесе совсем не охота переться к нам в район, правда, Олесь?

- Мне вообще-то всё равно...

- Зато мне, блядь, не всё равно где варить!! Здесь все подъезды-то небось уже давно палёные. Да и не хочу я на лестнице опять всей этой хуйнёй страдать.

- Ну чего мы будем таскаться туда-сюда со всеми готовыми компонентами? Ты хочешь ещё полтора часа ждать, или лучше всё-таки вмазаться уже сейчас?...

Последние доводы поколебали желание Олега непременно добраться до Дегунино. Огонь нетерпения стал неуклонно поглощать первоначальные планы.

- Ладно, хрен с вами. Пошли в аптеку.

Найти аптеку оказалось делом на удивление не таким уж простым. Наконец, расспросы местных бабушек, как всегда, самых надёжных информаторов, дали свои плоды. Пройдя некислое расстояние пешкарусом, а затем воспользовавшись троллейбусом, мы добираемся до цели и заходим под прохладные своды аптеки в доме напротив к/т "Победа". Олег становится в очередь, а мы выходим на улицу. Сразу же за Олегом в очередь пристраивается мент - видно, решил пополнить запасы озверина - и осторожный мальчик на всякий случай пропускает дядю мусора вперёд себя.

Распихивая по карманам баяны и привычно разрывая зубами жестяную облатку пробочки на фурике с нафтизином, мы рулим в тихий московский дворик. На глаза мне попадается дверь подъезда со сломанным кодовым замком, и вот наш выбор сделан. Дом 12 корпус 2 по Абельмановской улице. Лестничная клетка 8-ого этажа.

У Олега нет с собой весов, но он обещает вполне плодотворно поработать и без них. Подъезд достаточно тих и пустынен в разгар рабочего дня. Подгоняем всеобщими нервными судорогами, процесс движется быстро. По завершение этого банального спектакля теней, варщик снимает пробу. По возвращении к нему дара речи, он оценивает раствор как средненький, хотя и совсем неплохой и сетует на отсутствие весов и проклятую спешку. Дозы уже давно отобраны. Прочухавшийся Олег помогает нам с Олесей втереться. Раствор и вправду посредственный, первой вмазки оказывается мало, и я во второй раз дырявлю свой шкурняк, чтобы добиться должного эффекта. Два полуживых и временно совершенно бесполезных для этого мира существа, усиленно дыша и тихонечко приговаривая матерные слова, выражающие восторг и полное смятение чувств, полусидят-полулежат на лестнице. Олег бодро прохаживается, облачившись в огромные наушники.

Хочется летать и петь, прыгать и резвиться, как маленький карапуз. Мы спускаемся вниз пешком по лестнице, пренебрегая лифтом, порхая по ступенькам. "Шагнуть и полететь, луну крылом задеть, быть ангелом и петь", звучит в голове припев Tequilajazzz. Олесю явственно прёт не хуже меня. Мы трепемся с непосредственностью старых добрых друзей. Под чарами первитина неизбежно улетучиваются все глупые условности, существующие между людьми в трезвом мире. Все братья / сёстры. Олеся застревает на лестничной клетке, чтобы пописать, а мы с Олегом выписываемся вон из этого гостеприимного подъезда, побросав в мусоропровод отходы фабрики грёз.

Потный путь к метро сквозь раскалённую духовку московского центра. Нескончаемая восторженно-бестолковая беседа о том, о сём. Глубокие и сверхценные мысли, сравнения, целые глобальные гипотезы, которым суждено на следующее утро на поверку оказаться обломками высокопарного вычурного бреда, мыльными пузырями. Олег кажется милейшим парнем, надёжным старым друганом, обладающим к тому же поразительным и таким необходимым умением варки. Олеся кажется просто отличной девкой, которой так и хочется излить душу, порассказать о непростой своей жизни. Обоих хочется просто расцеловать.

Я выхожу на метро "Университет", Олег и Олеся едут дальше до "Юго-Западной", к Инне. Встречаюсь с педагогом, опоздав при этом на час. На всякий случай, во время нашего разговора не смотрю собеседнице в глаза и настойчиво прикрываю рукавом предательски выглядывающий наружу след от инъекции на левой руке с характерным синяком вокруг прокола.

Теперь я с чистой совестью еду на стадион выплёскивать добытую в первитине энергию. На "Динамо" меня встречают трое моих друзей-сокурсников: Илья, Сергей и Гарик. Наиболее ярок и своеобразен из них последний. Как и многие самцы невеликого роста, Гарик амбициозен и с избытком наделён психологией неформального лидера. Сколько я его помню, этот одиозный мачо всегда обладал тёмной и интригующей репутацией парня решительного, любящего отвязные небезопасные приключения и неким образом связанного с миром криминалитета. Гарик - человек широкой натуры, не чуждый понта, с лёгкостью сорящий деньгами и всячески поддерживающий вокруг себя ореол "блатного" (реальную подоплёку этого образа проверить трудно, да и кто будет задаваться такой целью?). Естественно, такой "джентльмен удачи" не мог не украсить свою биографию знакомством с наркотиками. Гарик неравнодушен к героину, чего, опять-таки, ничуть не скрывает, если не наоборот.

Вот и сегодня кормимся и поимся мы почти исключительно стараниями Гарика. После просмотра футбольного матча мы решаем продолжить программу. Едем к Гарику домой на "Красногвардейскую" за деньгами. Взяв ещё денег, Гарик покупает в ближайшем магазе всё, что надо и не надо для холостяцкой вечеринки в неслабых количествах и не глядя на ценники. Затем мы (вернее, Гарик) берём такси и едем в Солнцево на квартиру к Сергею. Вообще-то под винтом я не пью, но с Гариком хуй не выпьешь, и поэтому я угощаюсь и пивом, и вкусной клюквенной водочкой Finland, и даже чего-то ем. Гарик только что вышел из СИЗО, отсидев там несколько дней по какому-то дурацкому поводу, типа драки или чего-то такого. Гарик явно горд этим фактом и с немалым энтузиазмом делится с нами впечатлениями. Когда мы сидим за столом, выпивая и закусывая, Гарик замечает проколы на моей руке, сопоставляет это со странным отсутствием у меня аппетита и задаёт резонный вопрос:

- Ты чо, Паштет, винтишься что ли?

- Да, - отвечаю я, - временами.

- Зря. Говно этот ваш винт. Вот белый - совсем другое дело.

- Ты, Гарик, наверное, просто винта нормального не вмазывал, раз так говоришь.

- Да пробовал я этот ваш винт. Хуйня какая-то.

Я постепенно перевожу разговор в русло другой темы, уходя от этого дурацкого спора двух наркоманов, чья дрянь лучше и кайфовее. Под утро мы ложимся спать, включая даже и меня. Изрядная порция алкоголя позволяет мне заснуть, да и раствор-то слабоват в этот раз.

Пробуждение отвратительно. Жарко, душно, чувствую себя плюшевым медведем, набитым ватой. Похмелье, совмещённое с отходняком - это нечто. Беру из холодильника бутылку "Балтики", какое-то время тупо окалачиваюсь на кухне. В конце концов нахожу в себе силы встать со стула и поехать домой, прихватив в утешение ещё бутылочку пива. Самое гадкое - это путь домой. На душе пусто, как на дне выпитой бутылки, как во вчерашней машине - под поршнем осели только остатки моей крови вперемешку с какой-то поствинтовой шнягой. Нет догона. Пиво помогло, но не так, чтоб очень. Надо звонить и договариваться о скорой встрече с каким-то жидом - президентом гильдии риэлторов - по поводу прохождения в этой организации летней учебной практики, а я хочу только одного - умудриться как-нибудь уснуть. А ещё я очень хочу пить. Я знаю, что проебу встречу с этим сраным гражданином начальником, ну да и пошёл он в пизду!! Это не я не вовремя завинтился, это они не вовремя затеяли свою мудацкую практику.

Доковыляв кое-как до своего отдалённого спального микрорайона, я, вместо того, чтобы спать или звонить нужному дяде, ещё несколько часов сижу с А. на стальном крылечке бойлерной, пью "Святой Источник" (с газом) и рассказываю собеседнику о том, как мне всё надоело. И А. предлагает мне почитать "Дхаммападу", отринуть земные страсти, вырваться из колеса Сансары, соблюдать дхарму, заниматься духовным самосовершенствованием. Эх, уважаемый мой друг г-н А.!.. Я бы может и внял твоим убеждениям, если бы не знал, что ты и сам не дурак повинтиться, да и выпить. Нет, приятель, не выйдет из меня буддистского монаха - не дозрел я ещё, видно, до таких духовных высот. Но, кто знает, может быть, ещё наступит такой день.

Я нахожусь в каком-то большом помещении. Вокруг полная тьма, и единственный освещенный участок находится как раз напротив меня: сверху как бы бьет луч мощного прожектора, формируя на полу небольшой круг света в море мрака. Кроме того, слева от меня расположено маленькое пыльное окошко, откуда сочится слабый тусклый свет. В стекло непрестанно бьются полчища крупных мотыльков. Они все стучат и стучат в окно своими бумажными крыльями.

Я сижу и смотрю на окно, на мотыльков. Вдруг периферийным зрением я вижу, что в круге света будто промелькнула, прошмыгнула чья-то фигура и растворилась в темноте. Я сосредотачиваю свое внимание на освещенном участке и вижу, что время от времени в нем появляются люди, чтоб, побыв там пару секунд, опять уйти в темноту.

Вот в круг заходит мужчина лет тридцати в длинном белом плаще. У него короткие светлые волосы, немного продолговатое вытянутое худое лицо. Он на несколько мгновений останавливается в круге света, держа руки в карманах плаща, поворачивается в мою сторону, долго, пристально смотрит мне в глаза с выражением какой-то тихой грусти, как бы сожаления или обиды, опускает голову и, развернувшись ко мне спиной, исчезает во мраке.

Через некоторое время еще какие-то люди появляются в круге и опять исчезают. Они как-будто проходят из одного угла комнаты в другой, при этом заходят по пути в круг света, смотрят на меня и идут дальше. Я наблюдаю за ними, наверное, очень долго, хотя и не могу сказать насколько долго (чувство времени потеряно). Они регулярно сменяют друг друга в круге света. Их черты лица схожи, как если б они были братьями и сестрами. Выражение же глаз, сами глаза у них одинаковы. Они все одеты в светлые (белые, светло-розовые, бежевые) длиннополые одеяния и брюки. Чаще это мужчины, но иногда бывают и женщины, очень, впрочем, похожие на мужчин.

Так они и мелькают передо мной в круге света. А мотыльки все стучатся и стучатся в стекло.

Ну сколько опять можно ждать эту Олесю?

Жаркий июльский денёк. Мы с Дэном тупо стоим возле крыльца ломбарда на улице академика Волгина, время от времени глухо матюгаясь и задаваясь извечным вопросом русской интеллигенции "что же теперь, блядь, делать?" В ломбард же мы приехали совсем не с целью сдать какое-нибудь снятое золотое колечко или мамину шубу в комплекте с папиными дорогими часами. Ах, как это было бы похоже на наркоманов! Ан нет, всё гораздо прозаичнее. Просто в этом заведении работает по маминому блату пресловутая Олеся. И она нам нужна. Olesya, I need you!... Однако, обо всём по порядку.

Итак, Олег, уезжая с родителями на дачу, пригласил меня приехать к нему на днях с целью кайфануть. При этом он предлагал услугам моим и тех, кто приедет со мной, свои апартаменты и уверял в наличии у него красного, оставшегося с прошлой варки, а также щёлочи. Таким образом, мне предписывалось вымутить баночку, взять чёрного, кислоты и, прихватив сопутствующие аксессуары (шприцы, фурик, бензин), явиться на дачу к первитиновому шаману. Волею судеб помогать мне в этом изъявили желание Дэн и Олеся, причём независимо друг от друга, не будучи знакомы между собой.

С Денисием мы забились встретиться на м."Юго-Западная", и он прибыл без опозданий. И вот мы на автобусе добираемся до улицы академика Волгина и нажимаем звонок входной двери ломбарда. Олеся должна выйти и дать нам 100 рублей, не достающих для мутки. Мужественный голос охранника отвечает нам, что Олеся поехала с бумагами в какое-то управление и что будет она примерно через час... А вообще вы по какому вопросу? Мы её друзья, договорились с ней о встрече. Друзья?.. Хм. Одну минуточку.

Через одну минуточку дверь ломбарда открывается, и на пороге мы видим женщину средних лет.

- Это вы спрашивали Олесю?

- Да.

- А вы кто? Для чего вам нужна Олеся? Дело в том, что я -- её мать. Вы откуда её знаете? Студенты? А где вы учитесь?

Та-а-ак. Наверное, мама в курсе, что у дочки рыльце в пушку. Взгляд мамы излучает недоверие и даже некоторую враждебность. Я понимаю, что попал на допрос к инспектору по делам несовершеннолетних, и первый мой импульс - послать эту мадам на хуй и уйти отсюда поскорее и подальше. Но в душе всё же теплится надежда заполучить-таки сегодня Олесю и её 100 рублей, а для этого придётся с ходу придумать легенду поправдоподобнее и постараться заставить мать поверить в неё.

- Мы студенты, учимся в педе... Я Павел, а вот это вот Денис... Нас с Олесей познакомила одна её подружка. Мы договорились с Олесей и с другими девчонками съездить на выходные на дачу отдохнуть, на пикник. Вот... Так она сказала нам сюда к 11 подъехать и всё обсудить.

- А по телефону нельзя обсудить?

- Да мы же живем тут рядом, и я и Денис. Вон в соседних домах.

Как ни странно, мой несуразный спич вызывает доверие у Олесиной мамы, она постепенно становится доброжелательнее, и в конце концов уходит, сказав напоследок, что Олесю и вправду неожиданно вызвали к какому-то директору, и будет она не ранее, чем через час.

Тупо повтыкав у входа минут десять, мы приходим к мнению, что Олеся очень нехорошо с нами поступила, и ждать её здесь, понапрасну теряя время и мозоля глаза её мамочке, абсолютно не в кайф. И я принимаю решение поднять всю мутку один. Деньги у меня есть, но не факт, что их хватит на банку, не говоря уже о компоте. Однако попробуем прорваться. В конце концов, раз уж эта Олеся планировала ширнуться, она постарается своего не упустить - тогда-то с неё и можно будет стрясти её долю, а может и побольше за моральный ущерб. Решено, мы едем на вокзал за банкой.

Преодолев душный и муторный путь, мы приезжаем почти что на другой конец Москвы. Дэн идёт к барыге узнать цену. Возвращается быстро. Не хватает тридцатки.

- Дэн, попробуй её наебать. Сверни пачку денег вот так и дай ей. Может, она постремается долго её листать и считать купюры. Давай попробуем, может, прокатит.

Денис идёт во второй раз, не очень-то надеясь на успех. На сей раз жду его долго. Денис возвращается с довольным фэйсом, быстрой походкой покидая место преступления и мимикой приглашая меня последовать поскорее за ним и узнать подробности позже.

- Я ей сую деньги, она их считает. Как начала пиздить: ты чо, говорит, меня за дуру держишь? Иди на хуй! Я ей: ну извините, ну пожалуйста, продайте по этой цене, у нас больше нету, мы издалека приехали, из Серпухова. Повоняла, повоняла, но продала.

Ну и ништяк, одна из проблем решена. Теперь надобно найти лавэ на йод и кислоту. Ни у меня, ни у Дэна денег нет. И я принимаю решение. Мы едем сейчас ко мне домой, я выпрашиваю нужную сумму у мамы - если надо, то съездим к ней на работу, ничего страшного. Затем я заряжаю деньги Дэну и он едет на Птичку за химией. Баяны и всякую прочую дребедень купим завтра по дороге на дачу к Олегу. И мы едем в третий конец Москвы.

Коротая время в чинной беседе, в основном о музыке, кино и наркотиках, добираемся до моего жилища, уговорив кондуктора в автобусе разрешить нам проехаться вдвоём по одному талончику. Проходя мимо пункта приёма стеклотары, Дэн молвит:

- Может, бутылки сдадим? У тебя много дома бутылок?

Говорит он это с глумливой ухмылкой на устах, так что и не поймёшь, шутит или говорит всерьёз. Но в любом случае, восьми пивных бутылок, пылящихся у меня на балконе, явно не хватит, чтобы купить желанные вещества.

Войдя в квартиру, набираю рабочий телефон матери.

- Мам, привет, это я. У меня всё нормально. Слушай, тут такое дело. Предлагают компакт-диск с музыкой купить редкий очень, эксклюзивный. Надо брать сейчас, может уйти. Очень надо 50 рублей.

- Проси больше, проси 100, - подпёздывает над ухом Дэн.

- Где, говоришь? В шкафчике? Ага, хорошо. Пока.

- В каком шкафу?

- Я сам возьму, - провозглашаю я, имея все основания не доверять Денису какую бы то ни было материальную ответственность. Олег как-то рассказывал мне историю, про то, как Дэн будучи в гостях у своего близкого друга и тёзки, пизданул у него кое-что из ювелирки, в том числе и обручальные кольца родителей. Правда ли это? Вообще-то он парень неплохой, но бережёного бог бережёт.

Денис получает из моих рук мамочкин полтинник и уезжает на другой конец Москвы, на Птичку. Вечером мы должны созвониться и, в случае успешного приобретения Денисом I и Hcl, обговорить подробности нашего завтрашнего паломничества на фазенду к Олегу.

Остаток дня коротаю, пытаясь спать, читать книги, слушать музыку. Получается не очень. Ощущаю привычную нервозность в преддверии завтрашнего "путешествия в Икстлан". Уж казалось бы - сколько раз винтился, как говорится, "понюхал пороху", пора бы перестать трястись от мандража перед очередной заправкой. Ан нет, мандражит каждый раз, хотя, может быть, и в меньшей степени. Ах да, у меня же завтра ещё и важное мероприятие вечером: я приглашён на презентацию литературного альманаха, где опубликован мой "Пьеро". Часам к семи надо поспеть в какой-то кабак на Трубной площади, ещё и стихи со сцены там надо будет читать... Как всегда, винтилово пришлось некстати. Впрочем, о чём это я? Как это первитин может оказаться некстати?!

Вечерком звонит Дэн. Взял. Завтра в 10 часов утра у метро "Петровско-Разумовская". С ним будет ещё девочка Лена, с которой я слегка знаком, её ещё ласково называют Козявкой. В моей памяти всплывает мелкая смазливая блондиночка ещё весьма нежного возраста, уже, тем не менее, пристрастная к героину. Несмотря на столь неаппетитное прозвище, девочка-то сама по себе весьма аппетитная. Но на хуя она нужна?!! Девочка Лена... А почему, блядь, не крокодил Гена? Денег с неё не дождёшься. Поебаться она если и даст кому, то только Денису. Вечно как винтом запахнет, так все начинают тащить к фурику своих сосок, и потом достаётся каждому раствора с гулькин хуй. Впрочем, Дэн хорошо поучаствовал в процессе добычи прекурсоров, да и угостить-то её собирается "совсем чуть-чуть. Она и винта не разу пока не пробовала". Все поначалу так говорят. Ну ладно, ладно, хуй с ней, пусть Лена...

Совсем поздно звонит Олеся. Выяснение отношений, долгий ожесточённый спор, кто тупой, а кто нет. В результате приходим к следующему решению: на следующий день после мутки я встречаюсь с ней на метро "Библитека им. Ленина" и отдаю ей её куб в обмен на сто рублей (больше выторговать не удалось: Олеся упёрлась рогом и не пожелала переплачивать ни единого песо).

Утро красит ярким светом кирпичные стены домов рядом с кипящей разноцветной клоакой Петровско-Разумовского рынка. Нас трое: 2+1. Лена неплоха, но Дэн вряд ли ею поделится, поэтому остаётся сосредоточить мысли на деле. Приятная мраморная тишь и прохлада аптеки обволакивает специфическим лекарственным запахом. Технически необходимый шприц-гасильник, изящные инсулинки для меня, Олега и Елены, тупорылый толстенький двухкубовик для серьёзного искушённого пациента Дениса. АЗС рядом чего-то не видать, и мы принимаем решение надыбать бензин уже по приезде на станцию назначения. Не утруждая себя покупкой билета, садимся в электричку Ленинградского направления. Станция Покровка нескоро, но по счастью, нам достаточно быстро удаётся обзавестись сидячими местами, несмотря на большую плотность в электричке дачников и прочего сброда.

Высадившись на перрончик посреди подмосковных просторов, мы задумываемся над двумя проблемами: нам надо где-то взять бензина (желательно почище) и нанять таксо, располагая весьма скромными финансами. Мы начинаем обходить окрестных автовладельцев и клянчить у них бензин. Довольно долго наши просьбы разбиваются о равнодушие, лень или занятость местных бомбил, но вскоре находится добрый водитель какого-то грузовика, который снимает крышку бензобака и вручает нам шланг. Как говорится, отсоси сам. Денис засовывает гибкую трубку поглубже в утробу бака и после нескольких попыток у него получается высосать струйку, под которую тут же суетливо подставляется бутылочка. Теперь моя очередь. Шланг отнюдь не стерилен и пахнет бензином. Искусством бензинового минета я абсолютно не владею, но жизнь ещё и не тому научит - после долгого мата, безуспешных потуг, рвотных позывов и выплёвываний ебучего шланга, благодатная струя всё же изливается из священного сосуда, при этом изрядное количество бензина попадает мне в рот, ароматизировав мою ротовую полость на весь оставшийся день.

В конце концов, необходимое количество бензина набрано, машина поймана и после непродолжительной тряски по ухабам мы высаживаемся на территории дачного товарищества, где расположены дачи Олега, Дэна, Серого, Лены Козявки, Ани И. - в общем, самое гнездо порока. Находим аккуратный домик алхимика, распорядителя сегодняшнего банкета. В огороде копается олеговская мама.

- Здрасьте, а Олег дома?

- А он ещё спит. Он вчера очень поздно пришел.

- Спит?!! Разбудите его, пожалуйста. Мы специально из Москвы к нему приехали.

- Ну покричите ему, пусть проснётся..

- Олег!!!!

В скворечнике второго этажа появляется субтильная фигурка нашего гостеприимного хозяина. По его лицу и впрямь видать, что пришёл он домой сегодня поздно, т.к. всю ночь жрал водку. Тем не менее, наше появление явно порождает в душе Олега немалый энтузиазм. Он продирает слипшиеся зенки и начинает торопливо копошиться где-то в глубинах своей комнатушки. Вскоре он предстаёт перед нами.

- А я вас ждал ещё вчера, думал, уж вовсе не приедете.

Мы с Денисом вкратце рассказываем Олегу о тех проблемах, с которыми нам пришлось столкнуться при покупке всего необходимого. Олег в ответ жалуется на тяжёлое похмелье после очередной вчерашней пьянки.

- Паш, ща вотрёмся - оставайся на ночь с нами. На хуй ты поедешь обратно в Москву по своим сраным делам? Нажрёмся сегодня в говно говняное. Ты представляешь, что это такое - в говно гонвяное?

Я очень хорошо себе представляю "говно говняное", однако вежливо отклоняю предложение. По причине запаленности олеговой комнаты, принимаем непростое решение варить в лесу. Дэн предусмотрительно прихватил какое-то полотенце, чтобы разложиться. И тут выясняется пренеприятнейший факт: фосфора у Олега имеется поистине жалкое количество. Как говорится, "ноль ноль и хуй повдоль". И то он весь сырой. Начинается шум и гам. Олег бурно выражает свою уверенность в том, что фосфора хватит на реакцию ("еще и не с таким количеством красного варил, и всё было заебись"). Дэн резонно укоряет Олега в том, что тот не предупредил нас о недостатке фосфора, выражая искреннее сомнение в благополучном исходе реакции ("тупой мудак! гангрена сраная!" и т.п.). Я молчу. Я настолько заебался, что не осталось сил на этот порожняк. Хочется поскорее уже сварить, втереться и закончить эту мучительную затянувшуюся мутку. Ну не попрёмся же мы сейчас назад в Москву за фосфором.

В лесу очень мило, но варить не слишком-то удобно. С нависшей косматой еловой ветки сыплются сухие хвоинки. Неровная поверхность лесного подстила не позволяет надёжно установить аппаратуру. По свежеотбитому пороху ползают муравьи.

- Смотри-ка, как муравей побежал, повалявшись в эфедрине - его явно стимульнуло!

Реакция проходит под аккомпанемент матерного ора Олега и Дэна.

- Олег, гаси блядь! Ну ты чё, мудак? Ты его пережжёшь!

- Слушай, Дэн, заткнись! Хватит пиздить мне под руку! Я знаю, как варить.

- Фосфора не хватает ни хуя. Бляяядь!! Ну ты запорешь реакцию.

- Все такие умники, ёбаный в рот! Реакция не дошла ещё.

Наконец, Олег гасит. Отбилось в хуёвых походных условиях мало - кубов на пять. Суетясь, пыхтя и потея, только что не толкаясь локтями, отбираются заветные кубики. Делёж, традиционная ругань. По выражению лица и отрывочным буквам слов первых причастившихся я понимаю, что раствор-то, как и ожидалось, оставляет желать много лучшего. Стараниями Дэна и Олега, к моменту наполнения баянов всех присутствующих в фурике не остаётся почти что ни хуя. Вмазавшись, я перестаю жалеть, что не получил догона: такого невыразительного варева я давно не пробовал. Впрочем, какая никакая стимуляция всё же есть - тем и живы. Не стоит сильно морочиться сейчас - стоит просто насладиться плодами мутки, пусть и весьма худосочными.

Однако не все из числа моих сегодняшних подельников столь же философски относятся к качеству раствора. Лена, правда, не выражает никаких эмоций, хотя понятно, что первое знакомство юной барышни с первитином вышло комом. Олег с Денисом продолжают собачиться: первый утверждает, что раствор не удался, потому что Денис не дал ему спокойно доварить до конца, тот же в свою очередь говорит, что наоборот раствор переварился. Я же думаю о том, что чего-то ещё ведь надобно завтра привезти Олесе. Фурик пуст. Остаётся лишь налить в него водички и ею-то и побаловать несчастную. Предупредив заранее о том, что раствор вышел очень-очень хилым. Положение из разряда "меня наебали, я тебя тоже, и ничего мы сделать не можем".

- Эта дура должна быть рада, что ей вообще что-то привезли, - комментирует ситуацию Денис.

Собрав остатки химического пиршества, Олег отчаливает домой. Мы с Леной заходим к Денису. Нас встречают его мать, сестра и солидного вида пёс-боксер.

- Представляешь, - кивает на пса Денис, - эта собака меня пропаливает. Как приду домой вмазавшись, он мигом находит место укола и начинает там лизать.

В этот раз пёс почему-то не демонстрирует нам своих удивительных способностей. Надев модную белую майку "RHCP" и наскоро переговорив с роднёй, Денис готов к летнему отдыху на лоне природы.

Затем мы идём в гости к мадам Ире Лабунской, о которой я был немало наслышан от Олега, но которую ни разу пока не видал. В летнем шезлонге в глубине сада возлежит полноватая дама лет тридцати с небольшим. Её нога закована в гипс. Поначалу вокруг нас копашатся какие-то дети, но вскоре они убегают на пруд купаться. Погода к этому весьма располагает: я и сам не преминул бы искупаться в такую жару. Посидев с пол-часика с Ирой, Дэном и Леной, я понимаю, что являюсь чуждым элементом в этой песочнице, а сил и желания вливаться в их компанию и каким-то образом со своей стороны поддерживать беседу у меня нет. Погода тем временем начинает меняться. Горизонт заволакивают огромные недоброго цвета тучи, порывы ветра приобретают необузданную свирепость - во всём чувствуется приближение грозной природной стихии. Издалека доносятся раскаты грома, ветер гоняет по огороду куски полиэтиленовой плёнки, газеты и плетёные корзинки. Видя такие катаклизмы, обитатели дач информируют друг друга о том, что ещё утром по радио кто-то слышал о возможности прохождения через Москву урагана, подобного прошлогоднему. Ира обращается к нам с просьбой пройтись до пруда и отправить детей домой.

По дороге к пруду мы беседуем с Денисом как-то не по-винтовому неспешно и чинно. Раствор-то слабоват сегодня, да и жарко, душно в преддверии грозы.

- Тебе кто больше нравится - Бивис или Баттхед?

- Конечно Баттхед. Конечно. Заметь, все приколы-то говорит он. Бивис только подпёздывает. Бивис уж слишком тупой такой, а Баттхед действительно юморной чувак, он всё время подъёбывает Бивиса.

- Да, пожалуй. Но Бивис очень хорошо его дополняет.

Ввиду нехороших погодных перспектив и учитывая необходимость быть вовремя на вечерней презентации, я принимаю решение отправляться в обратный путь. Надо сказать, мне всегда очень нравилась предгрозовая погода - меня посещает некое приятное возбуждение, когда я ощущаю на своём лице суровые удары первых освежающих воздушных волн грядущей бури, когда я вижу безумный танец вершин деревьев над своей головой, понукаемых жестокими порывами ветра, когда небо заливают темно-синие чернила и лиловые лохмотья туч свисают низко-низко, ещё чуть-чуть - и дотянешься до них рукой... Но лирика лирикой, а ехать домой мокрым до нитки вовсе не входило в мои планы. На всякий случай стрельнув у матери Олега 10 рублей на дорогу, я начинаю неблизкий пеший переход до станции.

Неутомимым первитиновым шагом иду я по широкой лесной дороге, которая должна вывести меня на шоссе. Вокруг простирается лес-государь. Максимальный душевный комфорт чувствую я именно в лесу. В лесу я ощущаю себя дома. Хотя этот-то лес слегка мрачноват: одни ёлки да осины. Куда оптимистичнее, конечно, выглядит сосновый бор или берёзовая рощица, но и такой лес тоже по-своему неплох, как и любые другие произведения природы. Ни один городской ансамбль, включающий в себя самые прославленные творения великих зодчих, не способен, на мой взгляд, выглядеть столь гармонично, как самый невзрачный природный ландшафт. Парадокс в том, что лес мне как дом, но и большой город - этот рукотворный железобетонный лес - тоже мой дом. Между этими двумя лесами для меня много общего. И там и там я чувствую себя защищённым, спрятанным, уютно и надёжно затерянным между стен домов и стволами деревьев. И меня тянет то в одну, то в другую из этих сред, и нигде я не чувствую себя чужим. Мне тягостно и неспокойно на больших открытых пространствах. Мне нужен лес.

По всему похоже, что гроза вместе с ураганом (если он и был) прошла мимо Покровки. Тучи рассеиваются, ветер стихает и вокруг вновь разливается сонное вязкое марево июльской жары. В такое пекло шагать по обочине достаточно оживлённого шоссе - не самое большое удовольствие. Потно и пыльно. Очень хочется пить. Мечтаю поскорее добраться до станции и купить бутылку пива на имеющиеся в наличии 10 рублей. Без денег уж как-нибудь доеду, а без пива никак - ужасная жажда совсем доконает меня.

Но вот и поворот с шоссе, и опять небольшой лесок, и знакомый овраг, и старенькое сельское кладбище, а вот и искомый полустанок. Пиво тёплое, но ни хуя не поделаешь. Электричка нескоро, но на вечер художественной самодеятельности я ещё успеваю. Присаживаюсь на лавочку с горячими от солнца железными ободками, неприятно жарящими жопу. От размышлений о сущности леса перехожу к раздумьям о предстоящем поэтическом вечере. Это будет презентация альманаха под названием "Тени странника" при журнале "Юность", где был опубликован мой стих "Пьеро". Это первая моя публикация. Тираж мягко говоря невелик, но всё равно приятно, чёрт возьми. Было бы здорово заниматься одним лишь творчеством и ничем иным. Но я знаю, что это нереально. Сейчас и Пушкина-то не слишком читают, а уж мне своими виршами зарабатывать на хлеб и подавно не удастся. Остаётся писать в порядке хобби, будучи читаемым самим собой и небольшим кругом читателей. Летов говаривал, что "человек творит, когда ему плохо". В последнее время моя творческая активность стабильно высока.

Винт? Нет, друзья мои. Винт тут не при чём. Конечно, на данный момент я объективно не способен вовсе от него отказаться - раз в месяц "вынь да положь". Вот и в этот раз: два дня на мутку угробил, 200 с хуем рублей, отложенных совсем на другие цели, сколько сил, энергии, нервов. И что в итоге? Даже и кайфа-то толком не почувствовал. А кликнут через месяц - ни за что ведь не откажусь. Побегу, как ссаный кот. Но употребляю я этот пресловутый препарат раз в месяц, а в остальное время живу обычной трезвой жизнью - учусь в университете, причём весьма неплохо, смотрю старенькие фильмы в Музее кино, читаю, слушаю музыку, хожу на футбол, ссорюсь с родителями, пишу стихи, а иногда и прозу, общаюсь с друзьями, из которых далеко не все наркоманы. А внутри почему-то пусто и темно, и всё чаще чувствую, будто жизнь зашла в тупик. Мне 20 лет. Пора взрослеть, заниматься делом, браться за ум и т.д. и т.п. Надо учиться зарабатывать себе на жизнь, надо искать социальную нишу. Золотое молодое безделье исчерпало себя, надоело мне самому. Всё, чем я занят в жизни - это привычка, инерция. Прямо-таки, Онегин или Печорин - "лишний человек" из книжек классиков. Самому смешно. Но чтобы изменить существующее положение вещей, надо измениться самому, измениться резко и кардинально. Это сложно, но, пожалуй, неизбежно.

Холостое пустое время, Излёт пути, На алтарях - Паутина и прах. А где-то высоко в горах Недавно умер последний апостол. Выкачали воздух - И нечем дышать, Захлопнулись двери - И некуда бежать. Всё так просто. Всё просто. Куда мне идти? Чему поучиться? Во мне кончились Звонкие злые слова, У меня болит голова От когда-то любимых гимнов. Наверное, скоро я буду овощ Или какой-нибудь съедобный гриб. Я тщетно пытался погибнуть - Ан нет, не погиб. И, видимо, долго ещё не погибну. Зато я умею любоваться Цветом грозы, Заворожённо следить За танцем крыла стрекозы, Я умею смотреть на кленовый лист И восторгаться... Не много ли мне одному? Но кому это нужно, кому? Я не знаю. Я не у дел. Я сижу отдыхаю. Я наблюдаю, Как новая молодёжь Поёт песни старого Летова, И иногда помогаю.

Когда я проезжал станцию Крюково, электричку всё-таки догнала гроза, обошедшая меня стороной в Покровке. Из недр почерневшего неба, то и дело разрываемого на куски молниями, в окна поезда лихо и зло ебанул ливень с крупным градом. Испуганные пассажиры опустили оконные фрамуги и стали благоговейно обсуждать вероятность урагана.

Погода стоит на дворе - будто на заказ. Постаревшее к концу августа солнце по-стариковски чинно и умеренно греет желтеющие кроны берёз и молодых мам, выгуливающих своих киндеров возле качель и песочниц, пользуясь, возможно, последними погожими деньками. Облачившись в неопределённого цвета пиджак, футболку и джинсы, я возвращаюсь домой с гитарой под мышкой. Извечным составом - Олег, А. и я - мы заглянули к Паше Ершову. А. хотел забрать у него свою гитару, а мы приплелись за компанию. Взяв гитару, а заодно и купив пива, мы долго сидели на ступеньках лестничной клетки, где я устроил внеочередной импровизированный концерт.

"Корабли в нашей гавани..." Глоток пива. "Паша, играй дальше". В открытое окно заглядывают устало свесившиеся пряди ветвей березы, сквозь которые в бетонную полость подъезда врываются янтарные лучики. И все проблемы этой жизни отступают куда-то далеко-далеко - уж по крайней мере до конца ещё одной песни, а потом ещё одной...

"Корабли в нашей гавани..."

На подходе к своему дому я вижу, что навстречу мне быстрой деловитой походкой приближается Денис. Я заметил его издалека. Я всё сразу понял. Зачем ещё Дэн может приехать в такую даль? И пока мы идём друг другу навстречу, я успеваю подумать о многом. Меня моментально начинает охватывать привычное болезненное возбуждение, и будто некий гигантский миксер, внезапно включившийся в моём мозгу, принимается перемешивать и гонять бесконечно по кругу месиво мыслей.

"Какхорошочтоничегоненадоехатьпокупатьвидимоунегоестьбанка".

"Варитьприйдётсяуменябольшенегдеаскоровернётсямать".

"Надобыстробыстробыстрогдетонайтибензинавтостоянкигараживладельцымашинводворе".

"Неужелионприехалодин?"

После торопливого рукопожатья, Денис парой рубленых фраз озвучивает то, что я уже и без того понял. Прямо как был, с гитарой под мышкой, я иду вместе с Денисом к Олегу. По дороге выясняется, что Денис прибыл не один, а с другом Сашей, который живет в Солнцево, и что этот самый Саша ждёт нас сейчас возле подъезда Олега. Дело в том, что нагрянув к Олегу, дома они его не обнаружили, и, в конец заморочившись этим фактом, совершили ряд следующих действий: положили банку под лестницу на первом этаже подъезда (до этого провезя её в кармане через всю Москву), Саша остался у подъездного крыльца караулить Олега (не зная, впрочем, как тот выглядит), Денис же пошёл ко мне домой - поискать там меня или Олега.

После вышесказанного я начал припоминать, что когда мы с Олегом расходились, возле его подъезда и вправду тёрся какой-то паренёк в ярко-синем бархатном пиджаке. На лице юноши был явственно виден налёт какой-то болезненности, а обратив внимание на его беспокойно-усталый взгляд, я ещё тогда отметил про себя, что похож этот друг на... Ну, вы сами понимаете. Он ещё подошёл к нам и то ли попросил сигарету, то ли спросил, который час, но так и не решился заговорить, а лишь продолжил своё нервное топтание возле подъезда. Оказалось, это и был Саша.

Саша примерно наш ровесник. Он довольно давно и плотно сидит на белом. Его лицо имеет лёгкий землисто-жёлтоватый оттенок. Его кумарит. Он повыносил из родительского дома очень много денег и ценных предметов обихода. Как и Дэн, он не раз безуспешно лечился и так, и сяк, и этак. Как и у Дэна, родители Саши - люди весьма обеспеченные. Саша очень недёшево прикинут, а время сверяет по модному "родному" хронометру Sharp, который, правда, почему-то не имеет ремешка. Пристрастие к героину заставляет Сашу быть весьма изобретательным в сфере добычи денег. Помимо банального кидалова лохов на Никольской вместе с Денисом - настоящим опытным профи этого бизнеса - и продажи на рынке в Лужниках оставшихся личных вещей, Саша порой воплощает в жизнь и более нетривиальные проекты. Например, раскопав у себя дома старый фотоаппарат, зонтик на высоком шесте типа пляжного и треногу, этот юноша приходил в первую попавшуюся школу и предлагал услуги фотографа. Собрав с родителей деньги, рассадив в актовом зале нарядных детишек и для виду пощёлкав объективом, мастер художественного фото испарялся в неизвестном направлении. Направлении барыги.

Откуда сегодня эти два молодца отсосали банку, мне неведомо, да это и не важно. После долгих и муторных поисков бензина, Олег принимается за дело. Невооружённым глазом видна разница в отношении к винту нас с Олегом и двух наших гостей. Для нас это первая и последняя любовь, для них - лишь побочный, хотя и довольно приятственный, кайф и способ раскумариться. Саша помогает отбивать, сняв и убрав подальше от пачкотных реактивов свой дорогой ярко-синий пиджак. За окошком улыбается солнечный диск, родители приедут только завтра, а винтец уже скоро будет готов. Всё ништяк. За этими двоими, правда, нужен глаз да глаз - как бы чего не спиздили ненароком. Втираемся вместе, в одной комнате. У Саши с венами ощутимые проблемы, но в итоге он их всё же решает - а куда бы он делся? Эффект Саше нравится: перестаёт кумарить, а даже скорее наоборот - прёт. Попив чайку и немного попиздив, гости нас покидают.

- Ох и матёрый же торч этот самый Саша, - комментируя я увиденное.

-Бывает, - выдыхает Олег. И рассказывает мне ещё некоторые подробности жития этого совсем не святого. Рассказывает про его папу - какого-то крупного начальника в ментовке, который приказал операм следить за собственным сынулей, вычисляя его связи с наркоманами и барыгами. Связи были выявлены, и ряд тёмных личностей поплатились за свои дурные привычки и не вполне благовидный бизнес, что, впрочем, ничуть не помогло Саше расстаться с наркотиками. Ещё Олешка рассказывает про то, как мать Саши - непоследний работник какого-то крупного банка - сама давала Олегу деньги, чтобы тот купил для её чада баночку салюта (!) и выделяла им квартиру на время варки, руководствуясь, судя по всему, соображениями типа "пусть уж лучше винтанётся, чем пойдёт и купит опять героина". (Соображения подобного рода - пусть лучше нажрётся водки, пусть лучше травы покурит, пусть лучше винта сварит - кажущиеся чудовищными по своей абсурдности для любого трезвого родителя, вполне естественны для родителей заядлых героинщиков. Не судите...) Ещё он рассказывает про то, как Саша, прознав, что его родители заказали в магазине мебель, позвонил в этот магазин и попросил отменить заказ и вернуть деньги ему, как сыну заказчика, что стало в итоге полной неожиданностью для родителей, долго и тщетно ожидавших прибытие мебели. За чашечкой чая мы благодушно похохатываем: хитёр, гангрена!

Олег остаётся, но вот ведь напасть - этот хер запирается в сортире и оккупирует его не на час и не на два. Меня распирает понос, но сортир мне не нужен, т.к. это словесный понос. Но собеседник мне просто необходим, и мне ничего не остаётся, как делиться с Олегом своими многочисленными измышлениями по вопросам истории, географии, этнографии и др. через дверь гальюна. Со стороны это выглядит, наверное, очень забавно: Паша ходит взад вперёд по коридору мимо дверцы WC, оживлённо жестикулируя и изливая потоки информации, время от времени постукивая в дверцу и требуя ответа от своего невидимого собеседника, который куда менее активно участвует в этой, с позволения сказать, виртуальной беседе.

Приятель за дверью, без сомнения, дрочит своего крепыша и мало заинтересован разговором. Олег капитально заморочился на этом увлекательном процессе, начисто потеряв чувство времени и восприятие реальности. Я же всерьёз заморочился на такой специфической теме, как историко-культурные аспекты наркопотребления различных народов мира и увяз в этой теме по уши, потеряв как надежду вытащить Олега из сортира, так и критическое отношение к сложившейся ситуации.

Нашу с Олегом странную диспозицию нарушает звонок в дверь. Это к нам пришёл А. Этот факт несколько заинтересовывает и отрезвляет Олега, который ещё минут через десять всё же предстаёт перед нами, злобно отнекиваясь от объяснений причин своей столь долгой добровольной изоляции.

Чай, сигареты, мутные сбивчивые разговоры, догон часа в три ночи...

Гости в конце концов уходят, несмотря на мои настоятельные просьбы остаться. Я ОДИН. Это так тягостно - чувствовать своё пронзительное и неодолимое одиночество жалкой песчинки, утерянной творцом в необъятной черноте вселенной, маленький прямоугольничек которой я могу видеть в окно. Вид из окна. Шедевр постоянной экспозиции музея моего жития. Наблюдательность и память о прошлом дают мне возможность заметить и оценить неспешную динамику изменений этого урбанистического пейзажа: десять лет назад за школой стоял кирпичный завод, теперь на его месте высятся многоярусные жилые бетонные термитники, поменялись заборы, машины во дворе, в домах напротив остеклили лоджии, в углу футбольного поля поставили новые красные качели. Каменный лес живёт своей жизнью, постепенно меняя свой внешний облик, но обитатели его чаще всего перестают обращать внимание на эти мелкие и большие метаморфозы пейзажа уже на следующий день. А для меня в них существует не меньшая красота и значимость, чем в сезонных переменах внешнего вида естественных ландшафтов.

Наверное, я путанно и туманно излагаю. Стоит ли вообще об этом писать? Это всего лишь обычная заморочка. А уж стоит ли вам читать все эти измышления? Столько существовало и существует в мире людей, пишущих получше меня. Часть из них живёт вон там - на моей книжной полке, мозоля глаза своими разноцветными корешками. Гарсиа Маркес, Кастанеда, Достоевский, Маяковский, Хлебников, Блок, Джек Керуак, Кен Кизи, Кафка, Ницше. Ницше... Полное собрание сочинений. Я беру с полки первый том и начинаю с самого начала. Когда вокруг тела существует вакуум, а внутри него - давление, то тело может взорваться. Мне нужен собеседник, или же последует взрыв.

Сначала я проглатываю предисловие. Обычно мне редко нравятся предисловия к изданиям великих, но это совсем неплохое. Беру карандаш и начинаю подчёркивать наиболее интересные и удачные места в предисловии. И вот, наконец, я погружаюсь в пучину собственно ницшеанского текста. Первая его работа: "Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм". За окном уже начинает давать о себе знать сраный новый день, но я этого не замечаю. Я жадно, увлечённо проглатываю страницы, где-то восторженно соглашаясь с автором, а где-то ожесточённо с ним споря. Усатый дух ворчливого болезненного громометателя Фридриха встаёт предо мною с этих страниц.

Я выработал особую схему общения с классиком посредством карандаша. Она заключается в системе разнообразных подчеркиваний текста. Например: одна прямая черта - "интересная мысль, в целом согласен", двойная прямая черта - "отлично сказано! полностью разделяю это мнение", волнистая линия - "очень спорное суждение, я не во всём согласен", вертикальная черта на полях - "совершенно не могу с этим согласиться", вертикальная черта на полях со знаком вопроса - "не могу въехать в смысл этой фразы".

Очень скоро я начинаю замечать, что Ницше отвечает мне! Мои подчёркивания как будто способны влиять на дальнейший текст. Все мои вопросы и возражения, появившиеся в ходе прочтения текста, почти немедленно находят своё разрешение далее по ходу повествования. Я прихожу к выводу, что чем больше я подчеркну тем или иным образом измышлений автора, тем более ясную и полную интерпретацию написанного я получу от него на следующих страницах произведения, и мой карандаш шуршит до тех пор, пока на улице не становится совсем уж светло, а глаза не начинают мне отказывать. Только тогда я вынужден прекратить своё заочное общение с великим философом.

Злая судьба привела меня, Олега, А., Дэна и Серого в выкрашенный мёртво-зелёной казённой краской пыльный и унылый коридор наркодиспансера. Мы сидим на откидных стульчиках, обитых красным дерматином, вокруг нас слоняются клинические наркоманы. Каждый из нас дожидается своей очереди на приём к врачу. Я глубоко подавлен до степени какой-то душевной оглушенности и оцепенения. Мои дружки обсуждают друг с другом как надо вести себя у нарколога, что говорить, что не говорить и т.п., но я их совсем не слушаю. Я не слышу их советов и невесёлых шуточек, погружённый в тягостное осознание того, что, мол, "докатился... доторчался". Хочется просто провалиться сквозь землю.

И вот распахивается белая дверь кабинета и молоденькая медсестра холодным и бесстрастным голосом внезапно заговорившей рыбы произносит "следующий!", взглядом приглашая войти явно кого-то из нас пятерых. Олег поворачивается ко мне и говорит: "Паша, иди - твоя очередь". Денис разрождается каким-то формальным напутствием типа: "Не ссы, не робей давай, держись увереннее!" С тягостным вздохом я встаю и перешагиваю порог кабинета.

Интерьер ослепляет своей абсолютной белизной: белые стены, белый шкафчик, белый режущий глаза свет лампы, белый халат пожилой женщины-врача, что-то строчащей за столиком. Поднимает глаза. "Здравствуйте, присаживайтесь." Сажусь на стульчик в пол-оборота к ней. Оглянувшись назад, вижу вороватые ряшки приятелей, наблюдающих за происходящим в приоткрытую дверь.

- Закройте дверь, - строго осекает их любопытство доктор. Дверь захлопывается.

Идёт спокойная, размеренная беседа пациента и лечащего врача. "Как давно употребляете?" "С какой периодичностью?" " У нас впервые?" "Пытались самостоятельно бросить?"

Внезапно увлекшись разговором, я в один прекрасный момент понимаю, что веду беседу уже вовсе не с пожилой женщиной в белом халате, а с одним своим знакомым, сокурсником по университету, и разговор от наркологической тематики неведомо как переходит в горячий философский диспут о мироустройстве, о том, что представляет из себя известный нам мир.

- Вот смотри, - увлечённо объясняю я ему, - весь мир - это большой хрустальный шар, каждая его грань самоценна, но в то же время является лишь малой частью, составным элементом всего шара...

- Нет! Всё это чушь! Мир не может быть хрустальным шаром!

Эмоциональный накал спора переходит всякие границы, мы начинаем грязно оскорблять друг друга, а затем мой собеседник позволяет себе совершить некий угрожающий жест в мой адрес, и в ответ я бью его кулаком в лицо. Он успевает уклониться, и удар приходится вскользь. Мы оба вскакиваем со своих мест и начинаем ожесточённо мутузить друг друга.

Врач нажимает на какую-то кнопочку на своём столе, секундой позже в кабинет входят двое дюжих санитаров, разнимают нас и, заломив мне руки, уводят меня вон из кабинета. Меня провожают нагловато-насторожённые взгляды дружков.

...Просыпаюсь я на диванчике в квартире своей бабушки. Один. Бессмысленно, непонимающе брожу по квартире. Тишина. Лишь постукивают часы на стене. И тут в мою голову вихрем врывается: "Уже пять часов! Мы же сегодня с Олегом договаривались замутить винта! Я должен немедленно ему позвонить!"

Дата добавления: 2015-07-25