Часть 1. Ремиссия. 2 страница

6 спичек разделить на 3 - это будет 2. Олег добавляет в "целку" со спичками еще 2 спички, - весы теряют равновесие. Олег сыплет в "целку" с порохом фосфор до тех пор, пока равновесие не восстанавливается. Затем он ссыпает образовавшуюся смесь фосфора с эфедрином в приготовленный Инной фурик, предварительно помяв эту массу в целлофановой "целке" торцом зажигалки для лучшего перемешивания компонентов.

Оставив на весах 5 спичек, Олег взвешивает эквивалентное количество кристаллического йода, толчёт его комочки в "целке" всё той же зажигалкой, ссыпает йод в фурик и закрывает фурик пробкой.

Наступает финальная, самая важная часть варки - реакция, в результате которой должен получиться готовый к употреблению продукт. Олег сидит на ступеньке. Он скрутил из газеты некое подобие жгутика и обхватил им фурик. А. сидит напротив него на корточках, держа в руке зажжённую зажигалку сантиметрах в 15 ниже фурика. В фурике идет реакция: там булькает и шкворчит темно-бурое нечто. На этой стадии варки никакие знания уже не могут служить залогом успеха, всё в конечном итоге зависит от интуиции и опыта варщика.

В определенный момент Олег выдавливает из шприца в фурик пару капель воды, - фурик отвечает резким злобным шипением. Глаза всех акционеров прикованы к заветному сосуду. Игорь просит меня достать из пакета баян и дать ему. Да, уже пора готовиться. Девушки тоже вооружаются колючими приспособлениями из моего пакета. Наконец и я вынимаю бумажно-целлофановую упаковку, зубами разрываю ее и достаю свое орудие. Надеваю иглу на место. Снимаю гараж, чтоб взглянуть на иголку. Да-а, толста. След останется заметный и надолго. Ну да нам не привыкать.

Я раньше панически боялся уколов - особенно в вену. Когда мы только еще начинали винтиться, я был очень рад тому, что чаще всего нас ставила сестра А. Катя, работающая медсестрой, - мы приходили к А. на квартиру, когда его матери не было дома, и Катя всё делала самым грамотным образом. Меня хоть как-то успокаивало то, что колоть меня будет профессионал. А теперь мне всё равно - меня уже хуй чем напугаешь, и когда передо мной стоит выбор, каким образом вводить в организм то или иное вещество, я всегда предпочитаю внутривенную инъекцию, т.к. это самый экономный и эффективный способ.

Олег колдует над фуриком, время от времени сдувая с горлышка пузырька белые йодистые пары. Мандраж достигает апогея: кажется, что мандражом заполнены все полости наших тел, им же пропитана вся наша одежда и даже воздух заполнен его испарениями. Разговоров нет уже давно. Люди мнутся с ноги на ногу, смотрят на ход реакции, нервно поводят поршнями в баянах. Зажигалка дрожит в руке А. Время остановилось.

Шумит лифт. Только бы не сюда, только бы не на наш этаж, какого хуя они вообще здесь ездят?!

Лифт останавливается ниже.

Олег берет шприц с водой и гасит. Закрыв фурик пробкой, он взбалтывает его и берет свою инсулинку. Вынимается фильтр из сигареты и кладется в фурик. Олег втыкает жало своей инсулинки в фильтр и выбирает контрольный куб: варщик ставится первым. Вот Олег находит подходящую вену и зовет Игоря, чтобы тот пережал ему руку. Остальные тем временем выбирают свои порции и выбивают из баянов пузырьки воздуха, по-хозяйски осматривают свои вены, планируя место инъекции.

Я беру фурик. Потные кончики пальцев проскальзывают, и он чуть было не вылетает у меня из рук. Этого ещё не хватало! Ничего, наверное, нет в мире хуже, чем уронить фурик. Слышал рассказы о том, что в подобных случаях люди ползают по полу, собирая разлитый раствор в баяны, а потом всё равно вмазываются. И я их вполне понимаю - жизнь она ещё не то заставит.

А. изловчился сам себе пережать ногой руку, втыкает иглу и просит меня подсобить. Я беру контроль, - все в порядке, игла в вене, - и плавно, но довольно быстро задвигаю поршень. Вынимаю иглу, кладу баян на карниз подъездного окна.

Олег уже втерся и теперь лежит на ступеньках, интенсивно дыша и сообщая всем отрывистыми фразами, что "винт охуенный" и "дайте сигарету". Его глаза прикрыты кожаными оболочками век и загорожены от внешнего мира локтевым сгибом правой руки. Ему уже ничего не надо от этого мира.

А. сидит в углу, прислонившись спиной к стене. Он закрыл глаза и приоткрыл рот, - видно, что парень доволен приходом.

К тому времени, как к Олегу вновь возвращается трудоспособность, к нему уже накопилась очередь желающих проставиться его рукой. Дам пропускаем вперёд.

Инну ставить непросто: рабочих вен у ней уже немного, да и те, что есть, - тонкие и запрятаны глубоко. Но всё осуществляется вполне благополучно, и вот уже и Инна жеманно откидывается на спину, отдаваясь во власть сладостной волне прихода. Аня тоже с успехом получает свою инъекцию и располагается поудобней на одной из лестничных ступенек.

Я закатываю рукав. Пальто я давно уже снял, оно висит на ручке окна, как и шмотки остальных концессионеров. Вообще лестничная клетка, оккупированная нами, больше напоминает приют цыганского табора. Чего тут только нет: миска, банка, бутылка, пустой пузырек из-под салюта, пепел от костра, наспех прикрытый ворохом газет, везде валяются газетные комочки и обрывки, пакетики от баянов и куча всякого прочего винтового хлама.

Но мне сейчас не до этого. Я решаю биться в центровую вену левой руки чуть выше локтевого сгиба (чтоб было удобнее прятать прокол от слишком любопытных глаз). Сажусь на ступеньку, привычно перетягиваю руковом свитера интересующую меня вену, сжимаю-разжимаю кулак. Рядом чуть пониже сидит на корточках и готовит баян Олег. Смотрю налево: Игорь при помощи А. уже проставился и теперь с чувством восклицает о том, что "пиздец, вот это приход" и устраивается в углу, надев огромные олеговские наушники и включив плейер. Теперь очередь за мной.

Я информирую Олега, куда меня желательно вмазать. Олег хлопает ладошкой по вене, вызывая ее на поверхность. Баян готов. Вот он, момент истины, то, ради чего прожит этот сраный день. Весь мир для меня превращается в это мнгновение в кончик иглы, всё моё зрение сконцентрировано в этой точке, мой организм нетерпеливо и требовательно ждет исхода процедуры. Олег подводит иглу к вене. Нажимает. Игла тупая, и кожа поддается не сразу, но, надавив, Олег загоняет-таки стальное жало под кожу. Контроль... Есть контроль, - маленький фонтанчик венозной крови извергается внутрь инсулинки. Ну, поехали. Задвигается поршень. Баян резко вынимается из вены.

Дырка грамотная, несмотря на всю галимость иглы, - такая быстро заживет. Винт совершенно не кислый, никакого жжения в вене не наблюдается. Вокруг никому кроме Олега до меня дела нет, все заняты своими приходами, хотя многие уже начинают очухиваться. Олег же с интересом смотрит на меня.

Сижу на ступеньке и прислушиваюсь к своему организму. Ждать приходится недолго - секунд 5-7. Я начинаю чувствовать, как теплая волна приливает к голове, как я растворяюсь в блаженстве и неземной легкости. Это ощущение во многом похожее на оргазм, растянутый минут на 5. Все тело и душа изнемогают в сладкой неге. Все в мире уходит куда-то далеко-далеко в эти минуты, остается лишь переполняющий меня звериный, первобытный кайф, получаемый в результате непосредственного воздействия на центр удовольствия в мозгу. Меня нет. Я умер от счастья.

Чтобы толком насладиться приходом, необходимо полностью расслабиться, забыться, желательно лечь, закрыв рукой лицо, и чтоб никто не беспокоил.

Надо лечь.

- Инна, подвинься, я хочу полежать.

Мой голос слаб, и у меня такое ощущение, что я не очень хорошо слышу свои слова. Инна двигается в сторону, ближе к перилам лестницы, я ложусь с ней рядом у стены.

- Ну как, Паш, неплохой винтец? - вопрошает Олег с довольной улыбкой. Да, он в очередной раз доказал, что он достойный варщик. И пусть пожилые динозавры винтовой системы вдоволь посмеются над этими строками, а заодно и над нашими жалкими дозняками желтоватого недовара-пятиминутки - пусть. Нам вполне хватало. В конце концов, все с чего-то начинают - через годик и мы дорастём до пиздато сваренного в спокойных квартирных условиях, строго выдержанного, реально пиздатого раствора, чистого, словно слеза комсомолки. А пока...

- Классный раствор. Молодец... Один из лучших приходов, не считая того раза, когда Гриша варил.

- Ну-у... Гриша гасил тогда на меньший объем, это был просто концентрат.

Мурашки по телу не бегают - значит передоза нет, куб пришелся в самый раз. Сердце стучит сильно и редко. Дыхание глубокое и частое - выхлопы. Во рту постепенно начинают исчезать слюни, наступает сушняк. Приход долгоиграющий: лежу уже минут пять, а всё еще прилично держит.

Наверно, весело мы выглядим со стороны: на грязных ступенях подъездной лестницы валяются Паша и Инна, обмякшие словно пустые мешки. Оба закрыли лицо руками, празднуя драгоценное долгожданное состояние. Между нами совершается короткий, но многозначительный диалог:

- Инна, ты сколько поставила? - обращаюсь я к соседке по приходу жалобно-ласковым, обессилевшим от кайфа голосом.

- Семь точек, - тихонько отвечает Инна.

- А я - куб.

И лежим дальше.

В маленьком окошке над нашими головами пусто. Ничего нет - лишь светло-серое, словно выцветшее осеннее небо. Если кто-то живет в этом небе, то видит ли он нас, слышит ли через это пыльное окошко наши кошмарные и смехотворные разговоры? Если да, то, наверное, ему грустно сейчас смотреть на нас двоих, лежащих на ступеньках. А то, что мы говорим друг другу... Лучше бы он этого не слышал.

Я поднимаю голову с холодного бетона. Сажусь. Приход затих. Начинается стимуляция, и уже по качеству прихода я понимаю, что будет она мощной и длительной. Смотрю на часы: почти 3 часа. Скоро надо ехать на день рожденья. Ехать куда-либо вообще-то уже и не очень хочется. Тянет остаться в привычной компании винтовых дружков. Под винтом необходимо постоянно с кем-то трепаться, а когда вокруг такие же обвинченные люди, то разговор разгорается оживленнейший: каждый жаждет высказаться по любому вопросу. Правда, частенько выходит так, что в пылу всеобщей болтовни никто уже друг друга толком не слушает, все говорят одновременно, но это и не суть важно: удовольствие доставляет сам процесс того, что ты что-то говоришь. А уж если хотя бы одна живая душа делает вид, что слушает тебя, то это и вовсе здорово. Мысли в голове обгоняют одна другую, лихорадочно пытаясь побыстрее вырваться наружу в виде слов. Получается немного безумная, полная чудовищной энергетики беседа.

Ехать однако же на день рожденья надо: обещал, давно не виделся с Ильей, да и вообще хорошо, что есть где отсидеться вне дома, чтобы с гарантией не запалили. Буду ли оставаться у Ильи ночевать, пока еще окончательно не решил, но подумываю над тем, что неплохо было бы остаться. Интересно, буду я спать этой ночью? Наверняка нет.

Оказывается, Инна с Аней тоже не собираются сегодня засиживаться у нас в районе, им тоже надо уезжать. Вот и славно - будет с кем побеседовать по дороге.

Разбираем многочисленные предметы, валяющиеся на полу: полезные перекочевывают в сумку к Олегу или в кормушку рядом с дверью А., где мы храним разную винтовую кухню, а ненужный мусор выбрасывается в мусоропровод - мы не оставляем за собой палева.

Какое-то время сидим на ступенях, болтаем о том о сем. Главные ораторы - Игорь, Инна и Олег, к которым время от времени присоединяюсь я. Разговор вращается вокруг восторгов по поводу качества сегодняшнего прихода (какое-то время непосредственно после прихода так оно чаще всего и бывает). Иногда, впрочем, переходит в какое-нибудь другое русло.

Например, я интересуюсь у Инны, каково действие кокаина. Мне любопытно, я ни разу не употреблял кокс: не было случая, да и уж больно он дорог. Инна говорит, что кокс во многом напоминает винт, - такой же мощный стимулятор. Ну тогда я, видимо, немного потерял, не познав кокаин. Винт-то ничуть не хуже, а стоит куда дешевле (а по нонешним временам каждая копейка на счету).

Игорь рад: ему на сей раз мало не показалось. Теперь он знает, что грамотный винт не хуже всякого там заморского героина. Ну вот вам и еще один винтовой!

Я решаю зайти к Паше Е. (наш с Олегом и А. одноклассник, живущий неподалеку). Хочу позвонить от него Илье, чтоб известить его о том, что я задержусь. Потом я с девчонками уеду прочь на электричке. Все идут гулять, а заодно и проводить нас.

На улице происходит привычный ритуал: я прошу А. осмотреть мои глаза - сильно ли расширены зрачки. Я хочу знать, слишком ли палено я выгляжу. Наблюдатели констатируют, что зрачки хоть и расширены, но не слишком экстремально, и вида не портят.

По дороге беседуем о всякой всячине. Как всегда активен Игорь, которого и без винта слышно обычно издалека. Договариваюсь с Олегом о том, что вечером часов в 10 я ему звоню из гостей и мы решаем, когда завтра встретиться по поводу догона. Фурик с завтрашним лекарством взял на хранение А., - Олег боится таскать палево в сумке, т.к. его родители в последнее время насторожились, начав более подробно исследовать то, как их чадо проводит свой досуг (и не только досуг).

Приходим к Паше Е. Скажу сразу, что Паша Е. наркотики не употребляет, однако отлично знает, что их употребляем мы. Как видите, Паша Е. - человек крепких нравственных устоев, в отличие от нас, пропащих оболтусов. Паша Е. почти не участвует ни в какой общественной жизни. Чем же он занимается, спросите вы? Занимается он учебой (учится в МИРЭА, как и Олег, как и А.), день и ночь не отрывается от своего любимого компьютера, гуляет с двумя черными лохматыми собаками, очень изредка балует себя спиртными напитками в кругу институтских друзей, вот, собственно, и все его промыслы в этой жизни. Мало того, что его абсолютно не интересуют "секс, наркотики, рок-н-ролл" (счастливый, наверное, человек!), но его не интересуют также литература, кино, живопись и прочие виды творческой активности, не интересует спорт, летние дачи и вообще любые путешествия (Паша за всю его жизнь лишь считанное число раз пересекал МКАД, да и то не уезжал дальше Подмосковья!). Его интересует по большому счету лишь компьютер. Мне сложно понять такую избирательность интересов. Впрочем, Паша - наш старый приятель еще со школьной скамьи. Парень он надежный, на него можно положиться.

И вот я совершаю телефонный звонок в далекое Бутово, обговариваю сроки моего возможного появления на празднике. Затем на лестничной клетке устраивается массовое распитие вынесенной хозяином воды (у всех сушняк) и мы всей дружной бандой отправляемся на близлежащую платформу.

Разговариваем обо всем, о чем только возможно: о судьбе каких-то общих и необщих знакомых, о том, как кто провел лето, о том, как было бы замечательно поехать куда-нибудь отдыхать в зимние каникулы, о том, как кто учится, о том, что Инна, оказывается, закончила некие компьютерные курсы и получила какое-то свидетельство, что вчера Олега чуть не пропалили родители, о том, что Инну давно уже пропалили родители, о том, что в ближайшее время хорошо было бы сделать одно, другое, третье (в том числе и завязать с винтом) и т.д. и т.п.

Подъезжает электричка. Весёлое и суматошное прощание. Остаюсь с Инной и Аней. На протяжении всего пути в электричке, а затем и в метро разговор не затихает ни на минуту. Разговариваем в основном я и Инна. Ане, видимо, больше нравится слушать, чем говорить самой. Обсуждаем жизнь, учебу, планы на будущее и еще много всякого разного. На "Боровицкой" они выходят, я еду дальше.

Остаюсь один, сажусь на сиденье, молчу, рассматриваю схему метро и соседей по вагону. Я замечал за собой неоднократно то, что если под винтом я молчу и не занят никакой активной деятельностью (которая носит, однако, непродуктивный характер), то во мне начинает рости какое-то внутреннее напряжение, меня начинает морочить. У меня портится настроение, бывшее еще недавно прекрасным, я как-будто возвращаюсь с небес на землю и начинаю ясно видеть то, что я нахожусь просто-напросто под действием сильного стимулятора, не более того, что чудес не бывает, что надо бы слезать, а как - неизвестно, что на руках остаются следы, что ночью опять не буду спать, что завтра отходняк и надо будет догоняться, что родители рано или поздно узнают о моих похождениях, что завтра понедельник и надо бы ехать в МГУ учиться, но как - завтра же отходняк. Нет, определенно под винтом нельзя сидеть без дела и без слов, нельзя оставаться наедине с самим собой: голова наполняется отвратительными мыслями.

Вполне благополучно нахожу квартиру в Бутово, где происходит празднование дня рожденья моего старинного приятеля Ильи. Сегодня ему исполнилось 20 - он на пол-года меня старше. Подружились мы с ним давно - еще в золотую пору безмятежного детства, на даче (наши дома стоят по соседству). И вот я приехал к нему на юбилей, даже ради такого случая не отказавшись от очередной дозы.

Я крепко опоздал - сейшен уже в разгаре. Знакомых лиц немного: кроме именинника я знаю лишь одного его приятеля, с которым он вместе учился в свое время в военной академии - Макса, да еще двух подруг - Юлю (когда-то, год назад, ездил в гости к Илье, и тогда я ее видел; помню, пили водку с мариноваными грибами) и Лену, - давно ее не видал, даже не узнал. Совсем плохая у меня стала память. Остапьных же или вижу впервые, или, может быть, когда-то и видел разок, но что-то не припоминаю.

Народ пьет пиво и развлекается с караоке в отсутствии гитары. Присоединяюсь. Время от времени с кем-то завожу задушевные беседы. Разговорился, например, с каким-то Илюхиным корешем, с которым он учится в ГАНГе (оставив учебу в военной академии). Оказалось, парень болеет за ту же футбольную команду, что и я. Рассказываю ему про свои выезда в Питер, в Волгоград, посвящаю его в свои планы махнуть на последний тур в Ярославль. Выясняется, что он родом из Ярославля. Распрашиваю его об этом городе.

Затем ем вкусный торт. Хотя винт и сильно притупляет аппетит, но я не ел с самого утра и чувствую желание подкрепиться.

После этого начинается игра "в корову", - для тех, кто не знает, объясняю: это детская игра, смысл которой заключается в том, что представитель одной команды загадывает какое-нибудь слово, а задача человека из другой команды - дать понять своим товарищам по команде, что это за слово, используя лишь мимику и жесты и отвечая на вопросы своих партнеров. Меня прёт, и поэтому поиграть в глупенькую пантомиму, достойную детского сада, мне сейчас то, что надо.

Я с большим рвением включаюсь в игру. Долго распинаюсь, изображая без слов понятие "реабилитация". В какой-то момент замечаю, что Илья останавливает пристальный оценивающий взгляд на моих глазах. Так смотрят в глаза человеку, задаваясь вопросом: "интересно, под дозой он или нет?" Наверное он понял, что я под винтом. Когда-то я рассказывал ему об этом своем увлечении, месяца три назад. Боже, как давно это было, кажется, будто прошло не три месяца, а годы. Тогда еще, вобщем-то, все казалось игрой. Зачем я рассказал ему тогда об этом? Не знаю, просто ехали с ним вместе с дачи в кузове "Газели" и мне захотелось рассказать ему обо всем. Думаю, мне просто было интересно видеть его реакцию. Реакция была примерно такой: "не понимаю, что ты от этого выигрываешь... завязывай... до добра не доведет". А вообще он говорил тогда немного, в основном говорил я, а он распрашивал, глядя то на меня, то куда-то в сторону и о чем-то думал. Интересно, если он сейчас догадался, что я приехал к нему на день рожденья обдолбанным, что я опоздал из-за того, что мы мутили, если он всё понял, то о чем он думает? Впрочем, наверняка мне это всего лишь показалось. Да, скорее всего просто почудилось. Всё из-за моей чрезмерной мнительности.

Жаль, что так мало знакомых мне людей собралось у Ильи сегодня. Чувствую себя здесь немного чужим. А может быть и много. До конца сейшена слоняюсь по квартире, пью пиво, иногда с кем-нибудь беседую. Принимаю окончательное решение остаться у Ильи ночевать, - домой ехать очень влом, далеко, поздно, да и с родителями чего-то не хочется пересекаться... Ах да, надо же позвонить Олегу.

Звоню. Он уже дома, он весел, бодр, молод душой и по-винтовому болтлив. Домой он вернулся недавно - шлялись по району с Игорем и А. Договариваюсь встретиться с ним в 14 часов на метро "Университет".

Сейшен тем временем заканчивается, гости разъезжаются по домам. Под занавес все собираемся у TV, включаем караоке и устраиваем мощный концерт. Мы с Ильей дуэтом исполняем песню А. Розенбаума "По зарю вечернюю". На экране появляется текст: "Вы поёте хорошо" и оценка нашего с ним пения в баллах.

Тусовка происходила на квартире Илюхиной бабушки (которой, разумеется, дома не было). Праздник кончился, и мы покидаем сей гостеприимный флэт, направляясь на квартиру, где живет Илья с родителями, младшей сестрой Настей и кошкой. По дороге покупаем пиво и еще некоторое время зависаем на лавочке у подъезда с представителями местной молодежи, которых не знаю я, зато знает Илья. Потом мы с Ильей идем к нему домой.

Сидим с ним и его отцом на кухне, хаваем бутерброды со шпротами, слушаю рассказы о том, как они всей семьей этим летом были в Испании.

По окончании этих кухонных посиделок ложимся вдвоем с Ильей на широком двуспальном диване и смотрим по TV клипы перед сном, чинно беседуя. Выглядим забавно - как супружеская чета на диване у голубого экрана. Одеяло одно на двоих. Разговор идет о музыке, обсуждаем достоинства и недостатки различных исполнителей, - мы всегда с ним любили об этом потрепаться. Тема наркотиков в разговоре никак не затрагивается. Да, наверное, он ни о чем не догадался. Да и как он мог догадаться, - по мне же не видно. В конце концов Илья принимает решение спать. Ложусь, лелея в душе смутную и нелепую надежду хоть чуточку поспать этой ночью. Опять-таки, это было неверным решением: лучше бы просидел всю ночь в кресле, читая при свете какой-нибудь настольной лампы книжку - неважно какую. Все равно ведь первитин не оставляет организму почти никаких шансов поспать.

Действие винта заставляет сердце стучать громко и редко. Положив голову на подушку, я отчетливо ощущаю, как кровь бешенно пульсирует в моих сосудах, барабанной дробью отстукивая в висках африканские ритмы.

Илья спит крепким здоровым сном. Я же, поворочавшись с боку на бок и поняв всю тщетность попыток отправиться в объятья к Морфею, ложусь на спину, гляжу в темно-серый ночной потолок и размышляю. Мысли скачут в мозгу уже меньше. Чувствую, начинаю потеть, - это признак того, что винт меня потихоньку отпускает. Действие эфедрина уже на исходе: скоро стимуляция сгинет. Начнется отходняк.

Под утро, незаметно для самого себя, умудряюсь вздремнуть на короткое время. Проснувшись, пытаюсь заснуть еще - не выходит. Илюха дрыхнет. Я еще какое-то время валяюсь в постели, потом понимаю, что надо вставать. Заснуть уже не засну, лежать опостылело, посижу чего-нибудь почитаю, пока Илья спит.

Встаю. Каждое утро на следующий день после очередной винтовки во мне теплится огонек надежды, что неким чудесным образом на сей раз небо избавит меня от мучений отходняка. И всегда эта надежда напрасна. Вот и сейчас меня плющит и морочит порядочно. Я это чувствую сразу, как только встаю на ноги.

Чем-то это мерзкое ощущение похоже на обычное похмелье, но лишь отдаленно. Я опустошен. Я - выжатый лимон. Мое тело и разум требуют сна, но до сих пор еще не могут его обрести. Физические силы минимальны - они были сожжены вчера. Сла-абость... Хочется посидеть, лежать надоело: все равно не заснуть, а вообще не знаю куда себя деть, - никакая поза не приносит покоя. В душе будто кошки насрали, и нет сил смотреть на этот мир. Мозг не способен чему-то радоваться: центр удовольствия настроен на винт и не может получать импульсы от чего бы то ни было другого. Ангедония. Чувствую себя виноватым, слабым, недостойным. Абсолютно неуверен в себе. Кажется, будто весь мир взирает на меня с осуждением, что все вокруг знают о моих порочных увлечениях и втайне презирают тебя... Да, сегодня отходняк неслабый.

Одеваюсь. Сажусь в кресло, от нечего делать изучаю фонотеку хозяина. Внимание привлекает компакт-диск с песнями Башлачева, подаренный два года назад Илье на день рождения одним нашим общим знакомым (по моему, кстати, совету). Компакт "родной", красиво оформленный, имеет толстую книжку-вкладыш с текстами песен. Очень люблю Башлачева. Начинаю читать книжечку: надо же, некоторых песен и не слыхал никогда. Нужно будет взять послушать. Бля, ну как же меня колбасит!... Как там пел Саша Башлачев... "водки на неделю да на год похмелья". Надо пойти умыться.

В ванной утыкаюсь взглядом в зеркало. Да-а. Вид у меня далеко не цветущий. Я только недавно стал замечать, что я похудел за этот год. Я всегда был худощавым пареньком и думал, что дальше-то худеть некуда. Оказалось, можно. Щеки стали какие-то впалые, кончик носа заострился, заметнее стали торчать скулы. Я видел лица старых винтовых и обратил внимание на то, что у них у всех как-то по-особенному, гротескно заострены черты лица. Вот и за собой замечаю то же самое. А мои руки? Они своей вопиющей костлявостью напоминают птичьи лапы, порой мне начинает казаться, что они скоро станут просто прозрачными. Это всё очень нехорошо.

Глаза слегка красные, - полопались кое-где сосуды, но зато размер зрачка совершенно нормализовался. Выражение лица, как у человека, смертельно и бесповоротно уставшего от жизни, заебавшегося смотреть на этот мир. Из-за высокого роста мне приходится нагибать голову, чтобы вся моя личина была видна в зеркале, и мне уже начинает чудиться, будто я униженно кланяюсь своему собственному отражению... Прийду домой - побреюсь. И когда только щетина успевает отрастать?

В конце концов Илья просыпается от богатырского сна и мы идем хавать. Бабушка Ильи смастачила нам картошки с сосисками. Да, аппетит, похоже, восстановился в полном объеме, - организм стремится хоть как-то восполнить вчерашнюю потерю энергии. Пока ем, вспоминаю, что надо помочь Илье убраться в бабкиной квартире, где вчера гуляли. О боже, сейчас из меня работник что надо. А еще думаю о том, что уже в который раз я забиваю на учебный день в МГУ. Ну да ладно, что за беда: сегодня по расписанию такие предметы, на которые не грех и забить - последствий всё равно не будет (во всяком случае, в ближайшее время). Вон Илюха тоже сегодня не поехал учиться в свой ГАНГ.

Уборка оказывается делом не таким уж напряжным. Полы моет Илья, я помогаю вытаскивать из комнаты вещи, чтобы ему удобнее мылось, а также упаковываю в сумки колоссальное количество бутылок, оставшихся на память от вчерашнего банкета. Я сейчас ни хуя не помощник. Большую же часть времени я сижу на диване, читая книжку про Юрия Шевчука, подаренную Илье в числе прочих подарков.

Уборка закончена. Я еще часишко зависаю на квартире (все равно встреча с Олегом только в 2 часа, рано еще ехать), очень вяло наблюдая, как Илья сначала смотрит видеозапись вчерашней тусовки, а потом играет в преферанс на своем ноутбуке. На кой хуй я вообще сюда приехал? Сидел бы себе на районе, в привычном клубе "по интересам". Вечерком еще бы, может, догнался.

Да, есть только одно спасение от мучений отходняка - это догнаться.Мне бы сейчас куб хорошего! И все пройдет. Сразу полегчает, опять почувствую себя в какой-то степени человеком. Можно будет и поспать в скором времени. Но впереди у меня еще долгий мучительный путь: на 813 автобусе до метро "Пражская", потом в душном трясучем метро до станции "Университет". Хоть бы место было сесть в метро, хоть бы Олег подъехал вовремя, без опозданий. Иначе я сдохну. Так еще ведь придется доковылять до своего далёкого района, чтоб зайти к А., выбрать остатки винта из фурика, сделать смывки (а может и не хватить, - будем фракцию добивать). Так что вожделенный догон ждет меня как минимум часа через три. Почему только мир так срано устроен?

Попрощавшись с Ильей и его бабушкой и прихватив компакт Башлачева, отправляюсь в путь. Слабый как тряпка, но в то же время с выражением злого напряжения на лице сначала трясусь в автобусе, листая от скуки вкладыш с текстами Башлачева и тупо глядя в мутное стекло "Икаруса", застыв взглядом на некой несуществующей точке за окном.

Потом долго и муторно еду в метро. Подо мной скачут и дребезжат об рельсы стальные колеса, за окном пролетает невнятная черно-серая масса стен туннеля. Подземный поезд пожирает пространство, со свистом рассекая воздух и оставляя где-то там, позади всё новые и новые станции, всё новые и новые километры бетонной норы. Глаз не успевает даже толком рассмотреть детали того, что через десятую долю секунды уже скроется из виду. оставшись там, позади, в небытии. Как странно.

Скорее бы вмазаться... Боже мой, зачем я вчера это делал? Ну кто меня просил? Нет ответа.

Вернее, может быть, он и есть, но уж слишком прост и неудобен для меня, и поэтому пусть лучше его пока не будет. Читаю Башлачева: "смотри, от нас остались черные дыры, нас больше нет. Есть только черные дыры...черные дыры"... Кажется, проходит вечность, прежде чем, бессильно повиснув обеими руками на поручне, покрываясь потом, я доезжаю до станции "Университет". Олег уже сидит на лавочке и ждет меня. Отлично, в кои-то веки он не опоздал. Такое впечатление, что на нём отходняк сказывается как-то менее разрушительно, чем на мне (а может быть, он уже успел вмазаться с утра?).

- Паша, - говорит Олег, - ты чего-то на редкость неважно выглядишь. У тебя лицо какое-то совершенно убитое.

- Да меня морочит по-черному. Давай быстрее едем к А. Я еле добрался до этой сраной станции. Я просто подыхаю.

- А что ж ты назначил встречу здесь? Могли бы встретиться в районе.

Дата добавления: 2015-07-25