Читайте также: |
|
Вполне возможно овладевать все более сложными навыками,
Shuter-Dyson, R.; Gabriel, С. (1981) The Psychology of Musical Ability. London: p.264
■; 387
воспитание музыканта
пользуясь не вполне адекватной стратегией деятельности. Каждый преподаватель сольфеджио знает как некоторые учащиеся, обладая хорошим ладовым чувством, пишут довольно трудные диктанты, быстро-быстро записывая их ноту за нотой. При этом в сознании учащихся не складывается целостная картина музыкального фрагмента, они не помнят его, структура и отношения музыкальных элементов, его составляющих, остается неосознанной. Однако результат налицо: с хорошим ладовым чувством, но плохим гармоническим слухом и плохой музыкальной памятью можно писать трудные диктанты. Свидетельствует ли в этом случае написание более сложных диктантов о развитии слуха и памяти? Нет, не свидетельствует. Стратегия работы с материалом остается прежней, новое качество процессов анализа и синтеза, новый уровень работы с музыкальной информацией не достигается. Аналогична практика угадывания аккордовых последовательностей, когда ученик подменяет гармонический слух мелодическим: он слышит в основном басовый голос, и путем выбора из ограниченного числа возможностей, правильно называет аккорды. Никакого гармонического слуха он при этом не демонстрирует: видимость овладения сложным навыком есть, но развития способности нет. Увеличение объема знаний учащихся, усложнение навыков, которыми они владеют, вовсе не свидетельствует о развитии их слуховых данных — результаты психологического тестирования еще раз об этом напоминают.
Методы работы с информацией, которыми располагает имеющаяся способность, в какой-то момент становятся несостоятельными. Например, в случае с написанием диктанта исполнение его в более быстром темпе или усложнение гармонической ткани приведут к тому, что «точечная» стратегия восприятия уже не поможет: для выполнения более сложного задания понадобится иная стратегия, качественно иные процессы анализа и синтеза, которые имеющаяся способность предложить не может. И тогда достигается так называемый «потолок»: человек не может выполнять более трудные задания, несмотря ни на какие усилия — его способности не обеспечивают стратегию деятельности, которая нужна для этих заданий.
Многие психологи говорят о том, что они замечают некий порог, за пределами которого дальнейший тренинг не дает улучшений. Изменение методики занятий может в этом случае дать некоторый результат, но, как правило, временный, неустойчивый и в известном смысле мнимый. Вот почему даже самые упорные учащиеся не становятся Моцартами — систематические занятия дают приращение навыков и знаний, но они не дают качественного роста способное-
f КУчитель и ученик
тей, которые заложены в человеке от природы. Использование старой стратегии может долго сохранять свою эффективность, но этот процесс не вечен: срыв наступит, и лекарством от подобных срывов может быть лишь реалистичная оценка способностей своих учеников. Отсутствие превосходства в способностях между более опытны-
| |
ми и менее опытными людьми, между более образованными и менее образованными видно на примере сравнения музыкантов и немузыкантов. Многие исследователи отмечают, что музыканты превосходят немузыкантов лишь тогда, когда им предлагают для работы знакомые музыкальные контексты, знакомые условия. Борис Теплов, ссылаясь на эксперименты коллег, писал: «Музыкально образован-
| ные лица превосходят лиц, не занимавшихся музыкой, в смысле зву-
ковысотной чувствительности главным образом в пределах малой и первой октав, т.е. в зоне, по преимуществу употребительной в музыке; в более низком и более высоком регистре различие звуковысот-
Ш ной чувствительности у этих двух категорий лиц незначительно»1.
Слух музыкантов чувствует себя особенно неуверенно, когда психологи предлагают им упражнения с атональной музыкой. Здесь навыки, полученные во время обучения и относящиеся обычно к музыке прошлых веков, не помогают им, и музыканты ошибаются так же как совсем неопытные в музыке люди. Это касается профессиональных музыкантов со средним слуховыми данными, каковых
[I1 большинство. Музыканты же с исключительно хорошим слухом
справляются со слуховыми упражнениями в атональном контексте так же успешно, как и в тональном. Различия, замеченные психологами в работе испытуемых с разными музыкальными системами, говорят лишь о том, что превосходство профессионалов порой связано не с превосходством способностей, а с большим накоплением знаний, умений и навыков. Малейшее отступление от привычных заданий сразу же обнажает эту до поры до времени скрытую истину. В течение жизни человека происходит раскрытие и проявление его способностей и одаренности, их реализация, но не развитие и не качественный рост: музыкальные способности большинства взрослых людей вполне сопоставимы со способностями детей. На это обратили внимание многие исследователи музыкального восприятия, отмечая его фрагментарность, точечность, тембро-фактурную ориентированность и чрезмерную обобщенность — все эти качества взрослые проявляют наряду с детьми. Достаточно вспомнить уже приведенный эксперимент Лайла Дэвидсона (Davidson, Lyle), кото-
1 Теплов, Б. (1947) Психология музыкальных способностей. М., с.101.
■питание музыканта
рый просил взрослых испытуемых изобрести способ нотации для записи песни «Happy Birthday». Взрослые испытуемые по уровню слухового развития и музыкального мышления нисколько не опережали восьмилетних детей.
Ограниченность слуховых ресурсов общества подтверждают его музыкальные вкусы. Общество явно оказывает предпочтение простой музыке перед сложной: широкое распространение рок- и поп-музыки по сравнению с классической объясняется, прежде всего, социально-культурными причинами. Интонационный герой этих видов музыки, если отвлечься от некоторых «высоких» жанров рока, имеет низкое социальное происхождение, его внутренний мир обозрим и однозначен — большинство слушателей не принадлежит к мыслящему и образованному сословию, и потому им ближе тот социальный тип, от лица которого рок- и поп-музыка общаются с аудиторией. Но дело не только в этом. Рок- и поп-музыка близки древнейшим музыкальным корням, в них жива атмосфера коллективной импровизации и коллективного экстаза, которая дала жизнь музыкальному искусству в глубокой древности. Эти виды музыки глубоко природны в своей изначальной сути: их структура, их музыкальное строение соответствуют ограниченности слуховых ресурсов большинства людей. Для восприятия огромного массива сочинений популярных жанров не нужен изощренный аналитический слух и хорошая музыкальная память — любители этих видов музыки не нуждаются в высоких музыкальных способностях. Рок- и поп-фанаты, конечно, вполне могут обладать этими способностями, но в данном случае они не являются необходимыми.
Филогенетическая концепция становления таланта объясняет, почему слуховые возможности большинства людей достаточно скромны. Слишком консервативны природные процессы, к которым относится генетическое развитие человеческого рода, слишком медленно совершается биологическая эволюция. Способности же и одаренность — в большей мере природный и психологический, а не социально-культурный феномен. Прошли долгие тысячелетия прежде чем из недр интонационного слуха явилось чувство ритма, а затем и аналитический слух. Это был процесс, который включал в себя многие этапы развития человеческого мозга, развития человеческого сознания и речи. Превосходный слух и память, которыми обладают немногие из нас — это подарок природы, результат огромного пути, пройденного человечеством.
Каждый новый этап в развитии способностей означает следующий шаг на пути эволюции человеческого рода, и отдельному чело-
<мчителъ и ученик
веку не дано преодолеть его в течение краткого периода обучения. Неудивительно, что вершин слуховой эволюции достигли далеко не все. Homo sapiens как биологический вид не развивается так скоро, и большинство представителей человеческого рода находятся на том же уровне слухового развития, на котором находились наши далекие предки. Относительно широко распространены лишь те возможности нашей психики и нашей музыкальности, которые возникли раньше других, в данном случае это интонационный слух и чувство ритма. Более поздние способности распространены гораздо меньше, и сколько бы ни старался человек, ему не удается преодолеть одним прыжком или даже длительными усилиями те рубежи, которые исторически заняли необозримо долгий период времени.
Филогенетический подход лишь подтверждает известные из практики и психологических экспериментов истины: способности не развиваются, а проявляются и реализуются в деятельности. Возрастают лишь полученные с их помощью знания, умения и навыки, возрастает технологическая оснащенность человека, объем информации, которой он владеет. Наиболее эффективным способом развития способностей может быть лишь повторение филогенетического пути эволюции, повторение этапов развития слуха и музыкального мышления, которые преодолело человечество. Ученик будет двигаться от осознания выразительности звука, от проникновения в характер и смысл музыкальной коммуникации к секретам музыкального движения, к освоению языка тела через ритм, через организацию музыкального времени. Радикальное улучшение слуха, обогащение его возможностей будет связано со своеобразной «филогенетической театрализацией» процесса обучения, как если бы ученик заново прожил огромный эволюционный этап становления лада, образования музыкальной морфологии, лексики и синтаксиса, как если бы вместе с первобытным человеком ученик создал музыку и ее язык. Иные методы, основанные на механическом повторении знакомых музыкальных элементов, как показывает практика, малоэффективны. Они лечат симптомы, а не болезнь, пытаясь через приращение навыка, через освоение алгоритма качественно изменить способности. Труд, повторяющий труд человеческого рода, прошедшего нелегкий путь слухового становления, может помочь человеку перейти на следующую эволюционную ступень в развитии слуха — иных путей, вероятно, нет.
Существует и еще одна возможность на самых ранних этапах становления слуха удержать его природный потенциал, который проявляется у младенцев. Некоторые из них показывают достаточ-
Уаспитание музыканта
но высокий уровень слухового развития, который в дальнейшем нивелируется. Психологи заметили, что высокая музыкальность и сопутствующий ей хороший слух начинаются с повышенного внимания ребенка к звучанию в целом, к его выразительным возможностям. Музыкально одаренный ребенок хочет общаться посредством звука, этот способ общения кажется ему самым желанным и естественным. Согласно наблюдениям психологов, музыкально одаренные дети начинают петь раньше, чем говорить, повторяя филогенетический путь развития слуха и речи. Естественный путь развития хорошего слуха связан с тем, что ребенок осознает выразительные возможности звука, они понятны ему, и, желая их использовать, его слуховой потенциал остается на высоком уровне. В основе сохранения этих ресурсов лежит связанная с интонационным слухом мотивация, музыкальная потребность маленького человека, которую он уже успел почувствовать.
Ключ к музыкальному развитию ребенка, к музыкальному развитию ученика лежит в росте его музыкальной мотивации, его любви к музыке и понимании ее возможностей. Этот путь наиболее естествен и филогенетически оправдан. Так двигалось человечество, вначале определяя цель движения, его воображаемый результат, а затем находя возможности воплотить его в реальность и достигнуть желанной цели. Так же развиваются и способности. Их фундамент и основа — мотивация. Поддерживая музыкальную мотивацию, делая ее все более осмысленной, можно пробудить слуховые резервы человека — они сами раскроются, следуя за осознанной человеком потребностью. Нельзя не повторить вслед за Борисом Асафьевым: «...музыка — идейный мир, и в ней ценно как то, что звучит, так и то, что образуется вокруг звучания: лучи мысли, причиной которых она является»1. Фокусировать эти лучи, обращая их в звук — наилучший путь развития музыкальных способностей, наилучший катализатор их естественного роста.
УСТАНОВКА НА УСПЕХ
Каждому начинающему музыкант}? хотелось бы, чтобы Фортуна ему улыбнулась, и признаки ее благоволения всем знакомы. Конечно, необходимо природное музыкальное дарование — без него никакие благоприятные обстоятельства не делают погоды. Хорошо
1 Асафьев, Б. (1926) De musica, Спб., с.ЗЗ.
: Учитель и ученик
бы начать раньше, лет в пять-шесть, когда ум открыт, и восприимчивость ученика превосходит все мыслимые пределы. Было бы замечательно, если бы родители начинающего музыканта понимали и поддерживали его, при этом не перегибая палку и не превращая дом ученика «в музыкальную казарму». Чрезвычайно желательно сразу же и навсегда обзавестись великолепным педагогом, который стал бы ученику вторым отцом или второй матерью. Очень хорошо, если ученик сможет демонстрировать свои достижения публике, соблюдая при этом разумную меру и не превращаясь в концертирующего вундеркинда. Эти пожелания равно подходят и тем, кто впоследствии захочет стать музыкантом и тем, кто бз^дет музыкантом-любителем. Но на самом деле эти идеальные условия судьба не посылает почти никому, реальность оказывается куда более сурова, и человеку приходится находить в себе самом ту точку опоры, которая позволит продолжать путь и не сбиваться с курса. На психологическом языке эта психологическая точка опоры называется установкой.
Теорию установки создал выдающийся грузинский психолог Д.Узнадзе. Эта теория обращает внимание человека на внутренние слагаемые успеха, на его собственное отношение к деятельности, поскольку внешние условия не всегда в нашей власти. Меняйтесь сами, меняйте себя и свое отношение к делу, и вероятность успеха значительно возрастет — таково невысказанное послание теории установки. «Установка, как это не раз было отмечено, является не переживанием частного характера или же каким-либо определенным моторным актом субъекта, - пишет Д. Узнадзе. - Она является специфической модификацией субъекта как такового, т.е. как целого, и поэтому не имело бы смысла представить ее в виде интеллектуального или другого какого-либо психического процесса. Зато она выражает целостную готовность субъекта к определенной активности. Поэтому нельзя сказать, что установка во всех случаях обозначает понятие одного и того же содержания. Без сомнения, установка и активность, в которой она реализуется, существенно связаны друг с другом, и понятно, что в каждом отдельном случае мы говорим об установке той или иной активности»1.
В данном случае речь идет о музыкально-творческой активности и музыкально-творческой установке. Человек формирует в себе определенный взгляд на все, что касается музыки и музыкального творчества, он готов трактовать свою музыкальную деятельность и окружающие ее обстоятельства в определенном ключе. Его отноше-
1 Узнадзе, Д. (1997) Теория установки. М-Воронеж, с.441.
ыЭоспитание музыканта
ние к своей работе музыканта, ко всей совокупности входящих в нее действий и человеческих связей предопределяет его творческое развитие и дальнейшие успехи. Установка, как и все, что относится к миру психического, часто интуитивна и непроизвольна, она не формируется искусственно: в ней отражается и характер одаренности музыканта, ее сильные и слабые стороны, и черты его человеческого «я», его культурные и социальные ориентиры и особенности семейного воспитания. Музыкально-творческая установка — это весь человек, душа которого настроена на музыкальную волну; она направляет музыканта в его движении к успеху и сама является одним из главных его слагаемых.
Учащийся-музыкант, осваивающий основы игры на инструменте, и гений музыки несопоставимы по масштабу своей одаренности и в то же время между ними есть много общего: и тот и другой имеют некоторую музыкально-творческую установку, некоторую невысказанную психологическую доминанту, которая помогает им в работе. Психологические проблемы, касающиеся общего дела, объединяют людей весьма несходных, и эта общность позволяет каждому ученику независимо от его будущей карьеры и музыкальных целей познакомиться с опытом выдающихся музыкантов и почерпнуть из него нечто для себя полезное — узнать о том, какова была музыкально-творческая установка крупных музыкальных талантов и попробовать настроить себя на соответствующий лад. Установка в отличие от уровня одаренности — это то, на что человек может сознательно воздействовать: чувствовать и понимать контекст своей деятельности хотя бы в некоторой степени так же как выдающиеся музыканты — это значит быть ближе к успеху, это значит формировать его своим отношением к делу и своими мыслями.
Все выдающиеся музыканты невероятно увлечены музыкой. Эта огромная любовь и преданность искусству составляет часть их таланта, и что особенно важно, стоит у его истоков. Желание говорить на языке музыки, общаться с людьми с помощью музыкальных форм Композитор и Исполнитель ощущают как непреодолимое влечение к своему искусству. «Любовь должна быть отправной точкой, - пишет выдающийся пианист Артур Шнабель, - любовь к музыке. Это одно из самых твердых моих убеждений: любовь всегда дает некоторое знание, тогда как знание очень редко порождает что-либо подобное любви»1. Весь образ жизни пианиста был подчинен этой любви и вытекал из нее: его музыкальные занятия во многом
1 Шнабель, А. (1967) Моя жизнь и музыка. Исполнительское искусство зарубежных стран, вып.,3, с. 140.
'Учитель и ученик
состояли из слушания музыки и «погони» за ней.
Главным моментом дня было вовремя занять очередь в кассу венской оперы; касса открывалась в три часа, и стоять нужно было до самого семичасового спектакля. Эти часы юному Шнабелю скрашивала болтовня с Арнольдом Шенбергом, который частенько занимал очередь вместе с ним. Помимо слушания музыки будущий пианист любил поговорить о ней со знающими людьми; к счастью, он имел возможность гулять в окрестностях Вены вместе с Брамсом. Несмотря на то, что Брамс говорил о музыке совсем немного и в основном интересовался вопросом «не голоден ли ребенок», их совместными прогулками юный Шнабель никогда не мог бы пожертвовать, и в результате после Брамса, после оперы, после двухчасового ожидания урока у маэстро Лешетицкого, который назначал урок в десять часов утра, а начинал в двенадцать, будущая звезда концертной эстрады имела только три часа в день для самостоятельных занятий. Ему хватало этих часов, потому что они покоились на солидном основании слушания музыки и размышлений о ней, которые в свою очередь вытекали из безумного увлечения музыкальным искусством.
«Сколько голов, столько умов, и сколько сердец, столько родов любви», - говорил Лев Толстой не о музыке и не об искусстве, а о любви людей друг к другу. Однако и другие виды любви, включая любовь к музыке, проявляются весьма индивидуально, и образ жизни музыканта определяется, в конечном счете, тем, какую именно музыку он избирает главным предметом своей страсти и какого поведения эта музыка требует. Выдающийся скрипач Пабло Сарасате посвятил себя виртуозным жанрам; он был артистом эстрады в лучшем смысле этого слова, и слышавшие его никогда не могли бы представить, что на свете существует такая чистота, ясность, ровность и беглость игры и такое безупречное скольжение смычка, если бы не познакомились с уникальным талантом Сарасате. Его называл гением едва ли не каждый, кто слышал его. На все восторги он отвечал: «Гений! Тридцать семь лет я занимаюсь по 14 часов в день, а теперь они называют меня гением!». Если бы Сарасате любил другую музыку, он мог бы ограничиться менее продолжительными занятиями, но его кумир — ошеломляющая виртуозность требовала именно такого режима работы. Виртуозная музыка в некоторой степени похожа на идеально работающую машину, такой же машиной становился и исполнитель, посвятивший себя ей. Его творческая установка была «машиноподобна», и гениальность Сарасате состояла в том, что он хотел и мог заниматься столько, сколько требовала его любовь к технике скрипичной игры. Для исполнителя другого на-
Ы-Уоспитание музыканта
правления столь всеобъемлющая, уникальная виртуозность не была бы насущной необходимостью. Именно этой совершенной технике он отдал все свои артистические усилия, и не жалел о том, что они был столь велики; так истинный влюбленный никогда не жалеет о принесенных во имя любви жертвах.
Константин Игумнов и Александр Скрябин в годы своей молодости были модными пианистами салонного направления. Их привлекала музыка яркая, блестящая и вместе с тем интимная и изысканная. Оба они чрезвычайно чтили Шопена, его мягкую, поющую и проникновенную интонацию. Этот.внутренний аристократизм, внутренняя свобода могли явиться только как следствие соответствующего образа жизни, который молодые пианисты себе избрали. Он и создавал ту творческую установку, которая была для них наиболее оптимальной. «Вообще я занимался далеко не регулярно, -вспоминал Константин Игумнов. - Сначала всякие школьные дела мешали занятиям, а позже велся иногда «рассеянный образ жизни», особенно когда попал в меценатские художественные круги; тут я и в свет выезжал и цилиндр носил. Много было всяких приглашений, день расходился неизвестно куда, ложился поздно»1. Александр Скрябин отличался еще большей светской активностью и был любимцем московских салонов. По признанию Игумнова, он в соответствии с наставлениями Шопена своим ученикам, занимался по три часа, что с точки зрения эстрадного виртуоза непозволительно мало. Но ни Скрябин, ни Игумнов не были эстрадными виртуозами как не был им и сам Шопен. Музыканту салонно-светского направления нужна спонтанность игры, ее незаученность, антимеханистичность, даже некоторая небрежность. Музыкально-творческая установка артиста порождает определенный режим занятий; она же, в свою очередь, зависит от вида и жанра музыки, которому артист себя посвящает.
Первым требованием формирования музыкально-творческой установки будет настройка на определенный артистический образ. Любовь к музыке определенного рода — это выбор артиста, его визитная карточка. Молодой артист как будто репетирует роль, которую он в дальнейшем будет играть; интонационный герой его стиля «руководит» этими «репетициями», формируя его музыкально-творческую установку. Требования интонационного героя исполняются в первую очередь: если он крайне дисциплинирован и работает как часы, если он ориентирован на вычисляемые и очевидные параметры
1 Цит. по Теплов, Б. (1998) Психология и психофизиология индивидуальных различий. М.-Воронеж, с. 131.
<&чителъ и ученик
деятельности, такие как чистота и беглость, отсутствие каких-либо шероховатостей и технический блеск, то артист формирует соответствующую творческую установку и ограждает себя от каких-либо посторонних воздействий и интересов. Если интонационный герой, напротив, чрезвычайно раскован, капризен и непредсказуем, то таков же и артист — в этом случае музыкально-творческая установка влечет его к светскому образу жизни, и его творчество легко вписывается в этот образ жизни, потому что и эмоционально, и социально, и психологически его творчество является частью этого образа жизни, соответствует ему.
В эпоху Ренессанса фигура Композитора и вообще творца была несколько иной, чем в последующие столетия. Работать в искусстве означало прежде всего быть мастером, знатоком принятых композиционных приемов и их наилучшего употребления. Ум композитора в XV—XVI веках был похож на ум строителя, ум архитектора и инженера, который вычисляет свою постройку с величайшим вниманием и точностью. Успех зависел от изощренности математизированного ума автора, от его хитроумного умения компоновать голоса и мотивы, складывая пропорциональную и гармоничную музыкальную постройку. Композитор Палестрина по своему образу жизни и отношению к делу был человеком своей эпохи, то есть человеком прагматичным и деятельным. Строгая дисциплина и самоорганизация были частью его установки и в жизни и в искусстве: они сочетались, дополняя друг друга.
Жизнь и искусство Палестрины были частью одного и того же образа — образа человека, созидающего действительность. «Трудно представить творца мессы Папы Марчелло, занятого производством вина и его продажей в баррелях, - пишет исследователь творчества Палестрины Генри Коутс, - занятого постройкой и продажей недвижимости и сдачей ее внаем. Так же трудно подумать о том, что часть дня он был занят в своем магазине, торгуя мехами, в то время как другую часть дня тратил на создание такой редкой красоты как Месса Ассумпта. И все-таки он делал все это»1. Музыкально-творческая установка Палестрины включала отношение к себе как созидателю и деятелю, эта установка, будучи целостной как и любая установка, определяла и его образ жизни и тип организации его музыкальных занятий, растворенных в разного рода обязанностях.
Наблюдая образ жизни и режим творческой работы выдающихся
1 Coates, Henry (1964) Palestrina. London, p.15.
soocnumanue музыканта
музыкантов, ученик может усвоить их главные принципы: любовь к музыке, интерес к ней и стремление прежде всего удовлетворять именно этот интерес, а не выполнять определенные дисциплинарные требования, а также рождение музыкально-творческой установки из этой же самой любви, из собственных музыкальных предпочтений, которые влекут человека к определенному образу жизни и режиму занятий. Правильно избранный образ жизни и режим занятий сами приведут музыканта к успеху: его музыкально-творческая установка будет работать на него. Поэтому музыканту как и всякому человеку нужно «познать себя», сформировать на основе понятого им образа естественную систему требований к себе и оценки сделанного, и опираясь на них, идти вверх, к новым творческим вершинам. Непременно окажется, что здесь нет никакой унификации: то, что полезно и хорошо для одного артиста, вредно и излишне для другог го. Внутренняя установка, образ и смысл избранной музыкальной деятельности в избранном жанре поведут за собой музыканта, желающего выразить в своем творчестве себя и свое время.
Музыкально-творческая установка выдающихся музыкантов как комплекс неосознанных ожиданий и стремлений, как совокупность невысказанных требований к себе и подсознательно сформированных целей содержит одну очень важную черту: чрезвычайную уверенность в своих силах. Выдающиеся музыканты верят в то, что «невозможное возможно», и оно действительно становится возможным. «Я верил, что я способен совершать в музыке чудеса, - писал Иегуди Менухин. - То, что только время создает умение и понимание, это был факт, который моя вера с легкостью игнорировала. Если я начинал сегодня учить сочинение, завтра я должен был знать его. Я был уверен в этом, и без сомнения, эта уверенность в том, что ничего невозможного вообще не существует, делала недостижимое достижимым»1.
Смутный образ будущей музыки живет в сознании Композитора и Исполнителя, заставляя их приближать час своего воображаемого триумфа: он еще не наступил, еще нет никаких видимых признаков его приближения, но внутренний образ будущих творческих побед уже воодушевляет артиста и облегчает его повседневную работу. Так юноша-Гайдн, выброшенный на венскую улицу, ничего еще не создавший и ничем не отличившийся, был уверен, что станет сочинять музыку: он не умел сочинять и никогда не занимался сочинительством, он играл на клавире и скрипке сносно, но не блестяще, он был таким же, каки-
1 Menuhun, Y. (1978) Unfinished Journey. London, p.31.
Учитель и ученик
ми были сотни юношей, из-за ломающегося голоса вынужденные оставить церковные хоры. Но он твердо верил в свою звезду, и она взошла. Эта вера помогла ему преодолеть годы нищеты и безвестности, она помогла ему преодолеть рутину жизни в поместье Эстергази и тяготы своих мелочных обязанностей. В семнадцать лет безработный певчий знал, что станет великим композитором, и он стал им.
Чрезвычайная вера в себя, присущая всем гениям, побуждает их как к невероятному трудолюбию, так и к невероятной лени. Крайне трудолюбив был Бах: проповедь и молитва, хвала Господу и оплакивание греховности мира, которым он себя посвятил, требовали вдумчивости и неспешности, эти темы нужно было разворачивать подробно и тщательно — творческая задача Баха исключала легкомыслие и небрежность. Он знал, что труды его не напрасны, он был уверен в том, что сказанное им слово будет услышано: его вера в свои творческие силы порождала гигантскую энергию и огромную волю к работе. Убежденность в необходимости своей работы, в ее непреходящей ценности заставляет творца выдерживать то нечеловеческое напряжение, к которому он себя принуждает. «Установка на гениальность», свойственная творцу, помогает ему справиться с собственной слабостью и усталостью.
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Ь iiiiTi 32 страница | | | Ь iiiiTi 34 страница |