Евангелие от Луки.

Самое обстоятельное жизнеописание нового учителя несомненно принадлежит евангелисту Луке.

Своё повествование он адресует «достопочтенному Феофилу», чтобы тот «узнал твёрдое основание того учения, в котором был наставлен».

Лука откровенно признается Феофилу, что пишет он потому, что «уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях», и сразу же оговаривается — всё жизнеописание составлено им не по личным впечатлениям, а «как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова».

Евангелие начинается с рождения «во дни Ирода, царя Иудейского» в семье людей весьма преклонного возраста — Захарии и Елизаветы, сына Иоанна.

Это и был Иоанн Креститель.

Отец Иоанна был священником из «Авиевой чреды», а мать — «из рода Ааронова»[38].

Однажды, когда Захария в порядке «своей чреды», по жребию вошёл в Храм Господень для «каждения», ему явился ангел и сообщил что «услышана молитва твоя, и жена твоя Елисавета родит тебе сына, и наречёшь ему имя: Иоанн».

Захария не поверил ангелу и был тут же им наказан — он онемел «до того дня, как это сбудется».

Когда окончились дни службы его в храме, он «возвратился в дом свой» и «после сих дней зачала Елисавета, жена его, и таилась пять месяцев», видимо, не веря в свое счастье. После этого отступления начинается собственно история Иисуса.

Лука начинает её так: «в шестой же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет[39]. К Деве, обрученной мужу, именем Иосиф, из дома Давидова; имя же Деве: Мария».

Прямо с порога посланец возгласил: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между жёнами».

Не дав опомниться опешившей деве, посланец объявил, что она «обрела благодать у Бога» и в связи с этим зачнет «во чреве» и родит сына, которого следует назвать Иисусом.

Сыну ангел Гавриил предрёк великое будущее: бог даст ему «престол Давида, отца Его», и он де «будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца».

Мария, естественно, очень удивилась: «как будет это, когда Я мужа не знаю?» На это у Гавриила нашелся невероятный во всех отношениях ответ: отцом ребенка будет «Дух Святый».

В подтверждение сказанному ангел добавил: «Вот, и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестый месяц».

Этот аргумент Марию убедил окончательно, и она покорно ответила: «се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему». Услышав такой ответ, вполне удовлетворённый ангел удалился...

Здесь в историю Иисуса опять вплетается повествование о рождении Иоанна Крестителя.

Услышав важную для себя новость, Мария отправилась «с поспешностью «в «нагорную страну, в город Иудин», то есть в Иерусалим. Чем была вызвана такая поспешность, Лука не поясняет.

Как только Елисавета увидела Марию, так сразу же «взыграл младенец во чреве её», а сама Елисавета исполнилась Святого Духа и воскликнула громким голосом, «и сказала: благословенна Ты между жёнами, и благословен плод чрева твоего!» (кстати, почему церковники упрямо называют Марию девою, если даже Елисавета, исполненная святым духом, назвала её женщиной?).

После этого, вошедшего во все молитвенники приветствия Елисавета произнесла ещё довольно обширное славословие подхваченное Марией, и радушно приняла гостью. Пробыв у родственницы три месяца, Мария возвратилась к заждавшемуся мужу. Тем временем «Елисавете же настало время родить, и она родила сына».

Как и положено, на восьмой день собрались все родственники и знакомые на обрезание. Собравшиеся предложили назвать младенца «по имени отца его, Захариею», но мать не согласилась, и сказала, — «а назвать его Иоанном».

Изумлённые родственники начали спрашивать знаками отца его, как бы он хотел назвать младенца, и отец написал на дощечке — «Иоанн имя ему».

Лука не пояснил в этом месте, почему нужно было обращаться к Захарии знаками, ведь, по его же Евангелию, Захария не оглох, а только лишился речи? Как только имя было написано, «разрешились уста его и язык его», и он «стал говорить, благословляя Бога».

На всю округу напал страх, «и рассказывали обо всём этом по всей нагорной стране Иудейской». На этом история ещё не закончилась, Захария тоже «исполнился Святого Духа» и начал пророчествовать.

Пока отец пророчествовал, «младенец возрастал и укреплялся духом и был в пустынях до дня явления своего Израилю». Почему Иоанну пришлось покинуть отчий дом, и «укрепляться духом» в пустынях, а не в обычной религиозной школе, как это было повсеместно принято в Израиле, тем более в священнической среде, Лука не поясняет.

В пустынях — и точка.

Пока Иоанн «возрастал в пустынях», Мария вернулась в родные края и, видимо, вышла замуж за праведного Иосифа, так как в следующей главе Лука рассказывает о том, как почтенная семья вместе со всем народом отправилась в Вифлеем[40], в город Давидов «записываться».

Всё дело в том, что «в те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле». Лука точно указывает, о какой переписи идёт речь — «эта перепись была первая в правление Квириния Сириею».

По этой-то причине «и пошли все записываться каждый в свой город». По той же причине Иосиф со своей беременной женой и оказался в городе, расположенном к югу от Иерусалима, в доброй сотне километров от их родного Назарета.

«Когда же они были там, наступило время родить Ей и родила Сына Своего первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице». Дело было в конце декабря, но несмотря на это никто не сжалился над несчастной женщиной, и пришлось ей рожать ребёнка в хлеву.

В отличие от Матфея, Лука ничего не знает о кознях царя Ирода и «избиении младенцев», нет ни слова о бегстве святого семейства в Египет, не упоминает он также о поклонении волхвов.

Зато подробно рассказывает о поклонении младенцу пастухов. Были де в той стране на поле пастухи, «которые содержали ночную стражу у стада своего».

Явился им ангел и сообщил, что «ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь». Сообщил он пастухам и знак, по которому можно найти святое семейство: «вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях».

Пастухам не понадобилась «путеводная звезда» — в отличие от умудрённых волхвов они безошибочно отыскали среди десятков пещер, разбросанных в окрестностях Вифлеема ту единственную, в которой был «Младенец».

Им вполне хватило указания ангела о том, что младенец лежал в пеленах в яслях. Ай да пастухи!

В полном соответствии с иудейским законом, «по прошествии восьми дней» родители совершили обряд обрезания сына и нарекли ему имя Иисус, а затем «по закону Моисееву, принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем, чтобы всякий младенец мужеского пола, разверзающий ложесна, был посвящен Господу».

В храме Иисуса встретил благочестивый Симеон-«богоприимец», на котором, естественно, тоже был Дух Святой. К удивлению родителей Симеон произнёс благословение над младенцем, в котором предрёк его мессианскую роль.

Почему родители удивились, непонятно — ведь Иосиф и Мария уже были уведомлены об этом неоднократно и ангелами, и пастухами, и даже родственницей Елисаветой...

При этом присутствовала никому, кроме Луки, неизвестная пророчица Анна, «дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости, проживши с мужем от девства своего семь лет. Вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь».

Естественно, и эта пророчествующая вдова не только восславила Господа, но и, в свою очередь, предрекла младенцу великое будущее.

После всего этого семья возвратилась в свой родной город Назарет. В отличие от Иоанна Крестителя, Иисус возрастал не в пустынях, а в Назарете и «преуспевал в премудрости и в возрасте и в любви у Бога и человеков».

Причём преуспевал в премудрости настолько, что уже в детстве удивлял всех своими намёками на предстоящую ему великую миссию, однако к самостоятельной проповеднической деятельности не приступал.

А его двоюродный брат (старше его всего на три месяца) к тому времени уже активно проповедовал и «крестил» приходящий к нему народ. Лука даёт довольно точные ориентиры для определения этого времени.

Это было «в пятнадцатый год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Итурее и Трахтонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее».

Вот в это самое время, «при первосвященниках Анне и Каиафе», другими словами — никогда, потому что не было такого периода в Израиле, чтобы функционировали одновременно два первосвященника, начал свою деятельность Иоанн, сын Захарии в «стране Иорданской».

Он призывал народ покаяться в грехах и креститься в ожидании скорого прихода того, «у Которого я недостоин развязать ремень обуви».

Богатым он советовал отдать всё бедным, мытарям — не брать сверх положенного им, воинам — не обижать, не клеветать и довольствоваться жалованием. Многие полагали, что Иоанн и есть Христос.

Но он отвечал, что нет, и пояснял: «я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня... он будет крестить вас Духом Святым и огнем».

Вообще Иоанн предрекал скорую очистительную войну, которая всё расставит по местам, и после этого наступят блаженные времена. Он говорил о спасителе так: «уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода» будет срублено и брошено в огонь.

Уже «лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Своё и соберёт пшеницу в житницу Свою, и солому сожжёт огнём неугасимым».

В этом месте последовательность событий в Евангелии от Луки несколько нарушается, вначале говорится об аресте Иоанна Крестителя по приказу Ирода, недовольного обличениями последнего по поводу Иродиады «жены брата своего», и только после этого идёт рассказ о крещении Иисуса.

«Когда же крестился весь народ» (оказывается, был такой период в истории Израиля, когда весь честной народ был крещёным!), принял крещение и Иисус.

И вот, когда он, приняв крещение, молился, «отверзлось небо, и Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголящий: Ты Сын Мой возлюбленный; в Тебе Моё благоволение!»

Вот после этого-то «гласа» Иисус и начинает свою собственную деятельность.

Именно в этом месте своего повествования Лука приводит родословие Иисуса, резко отличающееся от того, которое даёт Матфей. У Луки оно восходит не только к Аврааму, но к самому Адаму, и даже к Господу.

Отличается у Луки и список учеников Иисуса: помимо Иуды Искариота, Лука упоминает ещё и Иуду Иаковлева, которого нет у Матфея, но зато полностью упускает Левия, прозванного Фаддеем, фигурирующего в списке Матфея.

Как и Матфей, следующий раздел Евангелия Лука посвящает рассказу о том, как Иисус постился в пустыне, и насколько безуспешными оказались уловки «диавола» искусить спасителя. Есть, однако, одна существенная деталь, которая отличает рассказ Луки от рассказа Матфея.

По Матфею, Иисус изгоняет нечистого, Лука же утверждает, что завершив все свои искушения, диавол отошёл от него сам. «До времени», многозначительно подчёркивает евангелист.

Есть и ещё одно отличие: у Луки ничего не говорится о том, что после ухода «диавола» Иисусу служили ангелы. Он просто возвратился «в силе духа» в Галилею и начал проповедовать.

Нет у Луки также ни слова о толпах народа, сопровождающих Иисуса в его странствиях из города в город, он только говорит о том, что Иисус учил народ «в синагогах их» и «разнеслась молва о Нём по всей окрестной стране».

В числе прочих мест посетил он и Назарет, «где был воспитан» и «пошёл, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать». Евангелие от Луки написано более совершенным греческим языком, но, видимо, автор был меньше других знаком с еврейством и иудейской религией.

По Луке, получается, что Иисус пришёл в синагогу «по обыкновению Своему», по той причине, что привык учить евреев «в синагогах их». Нет, не по этой причине пришёл он в синагогу, а потому, что это было по «обыкновению» всех верующих иудеев. Далее, как и у Матфея, следует описание чудес, совершённых Иисусом.

Однако Лука расширяет их список.

Однажды, «когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Генисаретского»[41] он заметил две лодки, стоящие у берега, а рыболовы, окончившие лов, уже отмывали свои сети.

Он попросил Симона отплыть от берега, чтобы быть видимым собравшимися, «и сев учил народ из лодки».

После этого он указал безуспешно трудившимся всю ночь рыбакам место, где следует забросить сети, и они поймали такое множество рыбы, что даже «сеть у них прорывалась». Пришедшие на помощь товарищи Симона — Иаков и Иоанн — «сыновья Заведеевы», наполнили рыбой две лодки доверху, так, что те стали тонуть.

Это настолько испугало рыбаков, что Симон, припав к коленям Иисуса, взмолился: «выйди от меня Господи! потому что я человек грешный».

Но учитель успокоил ужаснувшихся рыбаков и сказал, что отныне они будут «ловить человеков». В ответ на это рыбаки вытащили на берег свои лодки и «последовали за Ним».

Сравните это место с «Евангелием от Матфея» — у него всё происходило гораздо проще, чуда не потребовалось, Иисус просто позвал их с собой, и они, оставив всё, пошли за ним.

Случай, когда ученики Иисуса, проходя полями, «взалкали» и начали растирать колосья руками и есть зёрна, по Луке, происходил не просто в субботу, а «в субботу, первую по втором дне Пасхи». Это очень значительное уточнение, ибо святость Субботы, приходящейся на праздник Песах возрастает многократно.

Неудивительно возмущение фарисеев, сказавших его ученикам: «зачем вы делаете то, что не положено делать в Субботы?» Ответ Иисуса, со ссылкой на царя Давида, который де «взял хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме одних священников, и ел, и дал бывшим с ним».

Слукавил, слукавил Иисус — не брал Давид этих хлебов, не так об этом написано в Первой Книге царств, на которую ссылается евангелист. Первосвященник дал ему эти хлебы при условии, что и сам Давид, и его спутники, в предшествующие дни не прикасались к женщинам.

Как эту подтасовку не заметили знатоки Писания — фарисеи? И вот на основе этих сомнительных доказательств Иисус делает заключение, отвергающее заповедь самого Господа, «Сын Человеческий есть господин и субботы».

Чтобы ещё сильнее подчеркнуть противостояние фарисеев и Иисуса, Лука приводит аналогичный случай. На сей раз речь идёт о чудесном излечении больного. Дело было опять же в субботу...

«Случилось же и в другую субботу войти Ему синагогу и учить. Там был человек, у которого правая рука была сухая». Естественно, и книжники, и фарисеи тут как тут. Следят, не излечит ли он больного в субботу, «чтобы найти обвинение против Него». Но Иисус, «зная помышления их», поступил на сей раз по-иному.

Он предложил больному выйти на средину синагоги и обратился к своим оппонентам с вопросом: «что должно делать в субботу? добро, или зло? спасти душу или погубить?».

Не понятно, за кого принимал книжников и фарисеев Лука, если написал, что в ответ на этот элементарный вопрос «они молчали», тогда, как прокомментировать и разъяснить это положение Торы может ученик начальных классов любой религиозной школы!

Видя беспомощность фарисеев и книжников, Иисус сказал тому человеку: «протяни руку твою. Он так и сделал: и стала рука его здорова, как другая».

От этого книжники и фарисеи «пришли в бешенство и говорили между собою, что бы им сделать с Иисусом». А делать, собственно, ничего и не следовало и в бешенство приходить было не от чего, так как этим поступком ни одно субботнее ограничение нарушено не было.

Следующая глава посвящена «Нагорной проповеди». Слова взяты в кавычки потому, что, по Луке, Иисус произносил эту проповедь не на горе, а на равнине.

После того, как Иисус избрал из своих учеников двенадцать, «которых и наименовал апостолами», он спустился с горы и «стал на ровном месте».

Как мы уже знаем, имена апостолов у Луки, несколько отличаются от имён, приведенных Матфеем. Так вот, спустившись с горы, «и возвед очи Свои на учеников Своих», он начал свою проповедь словами — «блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие».

Так говорится и у Матфея, однако есть здесь одна существенная деталь, на которую хотелось бы обратить внимание.

В русских изданиях Библии, по Евангелию от Луки, Иисус говорит: «блаженны нищие духом», но если обратиться к подлиннику — а он написан на древнегреческом — мы находим совсем другие слова. Там сказано просто: блаженны нищие! Согласитесь, что это высказывание несёт совсем иную смысловую нагрузку.

Таким образом, стремясь к синоптичности Евангелий, православные переводчики исказили текст! Между тем, разница между «блаженны нищие» и «блаженны нищие духом» — огромна! В первом случае речь идёт об определённом социальном слое людей, о бедняках, во втором — о людях не очень умных, о простаках и юродивых.

По Луке, именно низшие социальные слои общества являются «солью земли», и именно им принадлежит «Царство Божие». Развивая эту мысль, Лука в своём Евангелии приводит знаменитую притчу о богаче и Лазаре.

Жил «некоторый человек», и был этот человек очень богат, «одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно». А вот «некоторый нищий, именем Лазарь» обретался у ворот этого богатого и питался «крошками, падающими со стола богача; и псы приходя лизали струпья его».

Картинка сама по себе непривлекательная и маловероятная, как-то с трудом верится, что на «блиста— тельные» пиршества этого богача, под богато накрытый стол могли допустить покрытого струпьями и, надо думать, дурно пахнущего Лазаря.

Очевидно этот приём использован лишь для того, чтобы выразить определённую мораль: богатство это великий грех, и обладание им обрекает человека на вечные муки.

Вот как об этом говорит Лука: когда оба умерли, то нищего отнесли ангелы в рай «на лоно Авраамово», а вот богач оказался в аду.

Странное место выбрали ангелы для Лазаря! Во всех библейских текстах слово «лоно» означает наружную поверхность живота. Так вот, мучаясь в аду, неудачник увидел Авраама и «Лазаря на лоне его».

Взмолился богач: «отче Аврааме! умилосердись надо мною», облегчи мои страдания! Но мольбы оказались напрасными, Авраам ответил ему: «Чадо! вспомни, что ты получил доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь».

Другими словами, если ты был богат в той жизни, то в этой на моём лоне тебе не место. Лука многократно приводит в своём Евангелии высказывания Иисуса на тему порицания людей, «собирающих сокровища» в этом мире, и осуждая за это «людей мира сего».

Примером может служить поучительная история посещения Иисусом сестёр Марфы и Марии принявших Его в дом свой». Мария села у ног учителя «и слушала слово Его», Марфа же в это время хлопотала по хозяйству, «заботилась о большом угощении» для всех собравшихся.

Подойдя к Иисуса она сказала: «Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне».

Мол, духовная деятельность моей сестры Марии вещь нужная, но кто-то же должен заботиться и о хлебе насущном? На это Иисус возразил ей — «Марфа! ты заботишься и суетишься о многом. А одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от нее».

Яснее не скажешь.

Забота о земном благополучии дело суетное и никакой ценности не имеет. Главное — это забота о спасении своей души. Отказывайтесь от достояния своего, «продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища неветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах... Ибо, где сокровище ваше, там и сердце ваше будет».

Был и ещё один, который сказал: «я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими». Даже этой малости учитель ему не позволил, сказав: «никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия».

Казалось бы, всё ясно, но как тогда понимать историю с Закхеем? Вошёл Иисус в Иерихон и «проходил через него». Из-за большого скопления народа, Закхей, забежав вперёд, взобрался на дерево, чтобы увидеть Иисуса.

Увидев его на дереве, Иисус сказал: «Закхей! сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме». Собравшиеся возроптали, ибо человек этот слыл большим грешником, но Иисус, несмотря на это остался у него.

И вот Закхей «став сказал Господу: Господи, половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо».

Услышав такое, «Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама: ибо Сын Человеческий пришёл взыскать и спасти погибшее».

Почему, в данном случае, достаточно было отдать только половину достояния чтобы спастись и обрести царствие небесное, так и осталось тайной.

А вот «некто из начальствующих» такой милости не уподобился.

На его вопрос: «Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?», он ответил: во-первых, никто не благ, «как только один Бог», а во вторых, соблюдай заповеди: не прелюбодействуй; не убивай;» и так далее, все десять заповедей.

На это «некто начальствующий» возразил: «все это сохранил я от юности моей».

Ну, если так, сказал учитель, тогда «еще одного не достает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною». Услышав это, «некто начальствующий» отошёл опечаленным, потому что был очень богат.

Почти во всех деталях этот рассказ подобен рассказу Матфея, только у последнего это был не начальствующий человек, ищущий царства небесного, а юноша, стремящийся к совершенству.

Попытаемся проанализировать моральные установки Иисуса так, как они изложены евангелистом Лукой.

Получается довольно противоречивая картина: с одной стороны, Иисус проповедует любовь к ближнему и всепрощение, доходящее до согласия подставить вторую щеку, если тебя бьют по одной, но с другой...

Вот о другой стороне его проповедей мы и поговорим.

В интерпретации Луки, проповедник Иисус выглядит несколько иначе, чем в версии Матфея. Иисус, по Луке, ни минуты не сомневается в величии своей миссии, в его высказываниях о себе, нет и намёка на самоуничижение.

Он характеризует себя так: «Как Иона был знамением для ниневитян, так будет и Сын Человеческий для рода сего». Особенно интересно звучит это заявление на фоне его же высказываний: «Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится».

Высказав такие слова о скромности и самоуничижении, он без всякого перехода тут же провозглашает: «сказываю вам: всякого, кто исповедает Меня пред человеками, и Сын Человеческий исповедает перед Ангелами Божиими; а кто отвергнется Меня пред человеками, то отвержен будет пред Ангелами Божиими».

Как-то, спускаясь с горы Елеонской, ученики Иисуса стали славить его «говоря: благословен Царь, грядущий во имя Господне! мир на небесах и слава в вышних!» Присутствующие при этом фарисеи заметили Иисусу: «учитель! запрети ученикам Твоим», мол недостойно так славословить человека, «но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что, если они умолкнут, то камни возопиют».

После такой самооценки вполне нормально высказывание: «кто не со Мною, тот против Меня» И ещё, самое страшное по своему смыслу: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником».

Вот так.

Не стоит удивляться после этого, что проповедник кротости и всепрощения пришёл не мир дать земле, а разделение: «отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери и дочь против матери; свекровь против невестки своей и невестка против свекрови своей», и сожаления, что «огонь пришёл Я низвергнуть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!».

Ещё страшнее, чем у Матфея, звучат у Луки слова угроз, высказанные Иисусом в адрес городов, не принявших его апостолов. Им предначертана судьба худшая, чем та, которая постигла Содом и Гоморру.

Своим последователям и ученикам новый учитель внушает жёсткую и воинственную тактику, дух вражды к инакомыслию и нетерпимость, то есть всё то, что привычно приписывается последователями его учения так называемому «Ветхому завету».

Правда, в Евангелии от Луки можно найти и совершенно противоположные мысли — «кто не против вас, тот за вас», но всё же в его Евангелии дух воинственности и жестокости проглядывает более явственно, чем в Евангелии от Матфея.

Временами создаётся впечатление, что под прикрытием речей о милосердии и всепрощении, идёт серьёзная подготовка организованной и сплочённой группы людей, отказавшихся от всех земных благ во имя достижения великой религиозной, а скорее всего, политической цели!

Евангелие от Луки интересно ещё и тем, что даёт разъяснение понятия «ближний», как его толковал сам Иисус.

Один «законник», принимавший наставника и слушавший его толкования, спросил у него: «а кто мой ближний»? Учитель на это ответил притчей: «Некоторый человек шёл из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам».

Как водится, разбойники его раздели и оставили израненного на дороге. Прошли мимо него равнодушно и священник, и левит, не оказав ему никакой помощи, и только «некто самарянин» подошёл и перевязал ему раны.

Более того, посадив пострадавшего на своего осла, отвёз его в гостиницу и не только заплатил за его содержание вместе с собой, но и оставил два денария хозяину, и сказал ему: «позаботься о нём, и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе».

Рассказав эту притчу, Иисус спросил «законника»: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?».

Ответ был затруднителен хотя бы потому, что самаритян евреи считали почти иноверцами. Однако законника не смутил вопрос, и он без колебаний ответил: оказавший мне милость. Стало быть, ближний — это не обязательно твой единоверец или человек, принадлежащий к твоему народу, а тот, кто делает тебе добро.

Это настолько сужает понятие «ближний», данное в Торе, что трудно уяснить, как можно усмотреть в этом толковании нечто новое и широкое, по сравнению с «Ветхим заветом».

Но в Евангелии есть и другие установки.

В «заповедях блаженства», Иисус наставляет «любить врагов, благотворить ненавидящим вас и молиться за обижающих».

Многие в этом видят то новое, что внесло христианство в общечеловеческую мораль. Но всё это уже содержится в заповедях Торы.

Есть ещё одна тема, которой в Евангелии от Луки посвящено гораздо больше места, да и прорисована она более выпукло, чем в Евангелии от Матфея, — это отношение к раскаявшемуся грешнику.

Все Евангелия говорят о том, что Иисус считал раскаявшегося грешника более достойным царствия Божия, чем никогда не грешившего праведника.

Пришедшую к нему грешницу Иисус принял настолько радушно, что вездесущие фарисеи начали было сомневаться в его пророческих способностях, полагая, что не сумел он распознать, кто подошёл к нему.

Но, чувствуя всё ехидство их, Иисус предупредил упреки фарисеев и объяснил причину такого поведения.

Тот кому больше прощается, тот и ценит это больше, и наоборот — «кому мало прощается, тот мало любит».

Эта же идея Иисуса доминирует в притче о блудном сыне: «у некоторого человека было два сына, и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение».

Как водится, младший всё прожил и начал терпеть нужду. Он дошёл до того, что стал свинопасом у «одного из жителей страны той» на его полях, и «рад был наполнить чрево своё рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему».

Найти в Израиле «в полях» достаточное количество рожковых деревьев для прокорма свиней, это уже сам по себе великий подвиг, но, уж коль скоро вы их нашли, то никто не обязан вам «давать» с них рожки — рви и ешь.

По Писанию, это была постоянная пища пророка Илии, когда он жил в пещере. Но не об этом речь.

Такая жизнь отрезвила неразумного отрока, и решил он вернуться к отцу и, покаявшись, наняться к нему хотя бы в наёмные работники, так как они «избыточествуют хлебом», а он умирает с голода.

Короче говоря, он вернулся, и отец на радостях дал ему и одежду, и перстень на руку, да ещё заколол откормленного телёнка и устроил пир.

Вернувшийся с полей старший сын, узнав у слуги о причине праздника, стал упрекать отца: я, мол, тебе служу верой и правдой, «но ты никогда не дал мне и козлёнка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими».

На эту горькую тираду последовал ответ отца, в котором и заключена мораль притчи: «ты всегда со мною, и все мое — твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

В отличие от Матфея, по Луке, Иисус нисколько не сомневается, за кого принимают его в народе. Перед входом в Иерусалим он полностью убеждён в своей миссии спасителя.

Он посылает двух своих учеников «в противолежащее селение» и поручает им обзавестись средством передвижения. Но у Луки это не ослица и ослёнок, а осёл, «на которого никто не садился».

Лука при этом не ссылается на пророка Захарию, а вкладывает в уста Иисуса довольно решительную реплику: «отвязавши его, приведите; а если кто спросит вас: «зачем отвязываете?» скажите ему так: «он надобен Господу».

По Луке, Иисус уже перед входом в Иерусалим возомнил себя не только Мессией (Христом), но самим Господом Богом.

Именно поэтому он не запретил славословия своих учеников, певших ему гимн: «благословен Царь грядущий...» Лука ни словом не обмолвился о том, как встречали Иисуса жители Иерусалима, он просто и деловито переходит к тому, что новоявленный «Бог» принялся наводить порядок в Храме, начав «выгонять продающих в нём и покупающих, говоря им: написано: «дом Мой есть дом молитвы»; а вы сделали его вертепом разбойников».

Лука при этом ссылается на книгу «Исход», пророка Иеремии и «Книгу царств», говоря, что там это написано. Плоховато знал Писание Иисус (а может Лука?), ибо там написано не так.

Знаменитая история с денариями кесаря передана Лукой иначе.

Пришли к нему не «ученики фарисеев с иродианами», как написано у Матфея, а «люди лукавые, притворившись благочестивыми» с целью «уловить» его, и спросили: «позволительно ли нам давать подать кесарю или нет?».

Лука приводит аналогичный Евангелию от Матфея ответ Иисуса, блистательный по форме, но по сути являющийся холостым выстрелом. Всё должно было быть гораздо проще, и портрет кесаря на денарии был в данном случае деталью второстепенной.

Если бы Иисус дал отрицательный ответ, то это было бы прямым призывом к бунту, но он мог и просто ответить «да, позволительно».

Лука вводит некоторые новые нюансы в мотивы предательства Иуды: «вошел же сатана в Иуду, прозванного Искариотом[42], одного из двенадцати». Простите, почему «прозванного Искариотом»? Лука этого не объясняет, прозвали человека так, и всё тут.

И в наши дни «знатоки» Нового завета не могут расшифровать тайну этого имени, поскольку не знают реалий места и времени, в которых происходили описываемые ими события.

А ларчик открывается просто: на севере страны, в Галилее и Самарии, крайотами (во мн. числе) называли (и сейчас называют) пригородные поселения. И в наши дни можно услышать «Я из крайот».

Но это созвучие чисто внешнее.

Во времена Иисуса образование слова происходило по другой схеме: Иш ми крайот — человек из крайота, иш крайот — человек предместий, и, наконец, греческая транскрипция этих слов — искариот.

Это определение, если хотите кличку, евангелисты и превратили в имя собственное. Так вот, одержимый сатаной Иуда «пошёл и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им».

Лука не называет суммы, обещанной за предательство, он просто говорит, что первосвященники «обрадовались и согласились дать ему денег».

Но если Матфей не поясняет, в чём состоял смысл «предательства» Иуды, то у Луки эта цель раскрывается. Он говорит, что Иуда должен был показать место, где можно было бы схватить Иисуса, он «искал удобного времени, чтобы предать Его им не при народе».

И вот «настал же день опресноков, в который надлежало заколать пасхального агнца».

Лука, как и все остальные евангелисты, упорно называет первый пасхальный вечер «днём опресноков». Именно в этот день, по Луке, надлежало есть пасху. Так и написано: «и послал Иисус Петра и Иоанна, сказав: пойдите, приготовьте нам есть пасху».

Это выражение — верный признак того, что Евангелие писалось после того, как христианство отделилось от иудаизма.

У евреев не «едят пасху» — нет такого блюда. Евреи отмечают праздник освобождения из египетского плена, и праздник этот называется «Песах», а застолье — «Сэдер», буквально — порядок, распорядок. Во время застолья ели мясо агнца, принесенного в жертву.

Матфей в этом отношении ближе к истокам.

Он пишет, что Иисус велел сказать тому человеку, которого он назвал ученикам: «скажите ему: «Учитель говорит: время Мое близко, у тебя совершу пасху с учениками моими».

По Матфею, пасху отнюдь не едят, а совершают! По Матфею, Иисус указывает ученикам конкретного человека, у которого он будет встречать праздник.

По Луке, это место находят чудесным образом.

Иисус говорит своим посланцам: «при входе вашем в город, встретится с вами человек, несущий кувшин воды; последуйте за ним в дом, в который войдёт он, и скажите хозяину дома: «Учитель говорит тебе: где комната, в которой бы Мне есть пасху с учениками Моими?».

Правда, вполне возможно, что об этом была уже предварительная договорённость с хозяином дома, и кувшин с водой был своеобразным паролем? Тогда таинственность была вполне оправданна если, Иисус предвидел предательство Иуды.

Описание «тайной вечери» у Матфея и Луки в основном совпадают, за исключением нескольких деталей.

Например, Матфей говорит, что Иисус подал своим ученикам чашу с вином «нового завета» в начале пасхального ужина «когда они ели», в то время как Лука говорит о том, что это было два раза, и что чаша «нового завета» была подана ученикам «после вечери».

Вообще в описании Луки, ученики ведут себя за столом несколько странно.

Узнав, что один из них предаст учителя и, поспорив немного о том «кто бы из них был, который это сделает», они тут же, без всякого перехода затеяли спор о том, «кто из них должен почитаться большим», видно, этот вопрос был для них гораздо важнее.

Именно здесь, за столом, а совсем не на горе Елеонской, Иисус говорит о том, что Пётр трижды отречётся от него, нежели пропоёт петух в Иерусалиме. Затем произошёл знаменательный разговор, о котором не упоминает больше ни один евангелист.

Спросив своих учеников, имели ли они в чём-либо нужду, когда он посылал их по делам «без мешка и без сумы и без обуви», и, получив отрицательный ответ, Иисус говорит им: «но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай вооружаться, апостолы сказали ему: «Господи! вот здесь два меча».

Иисуса это почему-то удовлетворило, и он сказал им, что этого довольно. Затем собравшиеся покинули Иерусалим, и отправились, «по обыкновению», на гору Елеонскую. Здесь события опять начали развиваться не так, как описывал это Матфей.

Повелев ученикам молиться, «чтобы не впасть в искушение», Иисус отошёл от них «на вержение камня и, преклонив колена, молился». По словам Луки, «явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его».

Как стало известно об этом Луке — непонятно, ведь ученики спали и ничего не видели, а у Иисуса уже не было времени рассказать об этом кому-либо, так как «появился народ, а впереди его шёл один из двенадцати, называемый Иуда, и он подошёл к Иисусу, чтобы поцеловать Его».

Это, видимо, было оговорено между ним и первосвященниками заранее, как условный знак опознания Иисуса. Когда Иуда отделился от учеников по дороге на гору Елеонскую и как это осталось незамеченным остальными, Лука не поясняет.

Не говоря ни слова, Иуда направился прямиком к Иисусу, «чтобы поцеловать Его». В такой напряжённый момент Иисус не потерял самообладания и он насмешливо спросил: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого?». Видимо, этот вопрос повис в воздухе, и Иуда поцеловал Иисуса...

Видя, «к чему идёт дело» спутники Иисуса сказали: «Господи! не ударить ли нам мечем?», и один-таки ударил и отсёк рабу первосвященника ухо, но Иисус тут же исцелил бедолагу.

По версии Луки, компания, явившаяся арестовывать учителя, была гораздо представительнее, чем у Матфея.

Это была не толпа, а сами первосвященники, начальники храма и старейшины, они и вышли на Иисуса с кольями, видимо, у этих высоких сановников другого оружия не нашлось.

Этому даже Иисус удивился — «как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня!» Итак, отвели его в дом первосвященника, имени которого Лука не называет, и развели во дворе костёр.

К этому-то костру и подсел апостол Пётр, единственный, кто последовал за Иисусом, ибо остальные ученики разбежались.

До самого утра Иисус провел во дворе первосвященника, где собравшиеся били и издевались над ним. Как и предсказывал учитель, Пётр трижды отрёкся от Иисуса, «и тотчас, когда ещё говорил он, пропел петух.

Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Пётр вспомнил слово Господа», и «вышед вон, горько заплакал».

Эта версия отличается от версии Матфея, который утверждает, что всё это происходило в доме первосвященника, и именно собравшийся Синедрион издевался над Иисусом.

Настало утро первого дня Пасхи, и «собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион». Всё остальное тоже проходило не так, как описано у Матфея.

Никто не искал «лжесвидетелей» и не допрашивал их, Синедриону, видимо, это было ни к чему. Ограничились только одним вопросом: «Ты ли Христос? скажи нам». Но он не ответил и только сказал — «отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией».

Из этого все собравшиеся сделали довольно странное заключение: «и сказали все: итак Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я». Никакого другого свидетельства Синедриону не понадобилось — «И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату».

И у Пилата происходило всё не так, как описано у Матфея.

Виня Иисуса в том, что тот де подбивает народ не платить подать императору «называя Себя Христом Царём», собравшиеся потребовали предать его смерти. Пилат без лишних церемоний, по-солдатски прямо спросил Иисуса: «Ты Царь Иудейский?».

Получив уклончивый ответ Иисуса: «ты говоришь», — правитель объявил собравшимся, что никакой вины не нашёл «в Этом Человеке». Но собравшиеся «книжники и старшины народные» настаивали на своём, он де и народ возмущает, да и учит не тому, чему надо бы, «начиная от Галилеи до сего места».

Узнав, что Иисус из Галилеи, «из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме». Ирод так давно хотел видеть нового чудотворца, что очень обрадовался этой встрече «и надеялся увидеть от Него какое-нибудь чудо».

Но Иисус, вопреки ожиданиям, чудес Ироду показывать почему-то не стал и на многие вопросы его не ответил, а вот «первосвященники же и книжники стояли и усильно обвиняли Его».

Не дождавшись от Иисуса ни чудес, ни откровений, Ирод, сначала вдоволь «насмеявшись над Ним», одарил его «светлыми одеждами» и отправил его обратно к Пилату. Это так понравилось правителю, что Пилат и Ирод, невзирая на прежнюю вражду, стали друзьями.

Далее начинается полная несуразица.

«Пилат же, созвав первосвященников и начальников и народ, сказал им: вы привели ко мне Человека Сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел Человека Сего виновным ни в чём том, в чём вы обвиняете Его; и Ирод также: ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нём достойного смерти; итак, наказав Его отпущу».

По каким-то причинам, Пилату «нужно было для праздника отпустить им одного узника», и он хотел, чтобы освобождён был именно Иисус. Но «весь народ» настойчиво требовал смерти Иисуса и освобождения некоего Вараввы, посаженного в темницу за «произведенное в городе возмущение и убийство».

Трижды Пилат «возвышал голос», желая отпустить Иисуса, «Какое же зло сделал Он?» — вопрошал правитель собравшихся, но те «продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят; и превозмог крик их и первосвященников».

Пилат сдался.

Наместник римского императора, прокуратор Иудеи, распорядитель жизни и смерти всех людей, населяющих обширные земли Иудеи, уступил. Он отпустил убийцу Варраву, а ни в чём не повинного Иисуса «передал в их волю».

Лука здесь, в противовес другим Евангелиям, утверждает, что с этого момента Иисус был передан в руки «первосвященников, книжников и старшин народных», и дальнейшую судьбу его вершили уже они.

Лука утверждает, что по пути на Голгофу Иисус обратился с пламенной речью к сопровождающему его на казнь народу, причём не ко всему, а только к женщинам, «которые плакали и рыдали о нём», и произнёс знаменитое пророчество, начинающееся словами: «дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших».

Об этом эпизоде не говорится больше ни в одном Евангелии, это и неудивительно, ведь только двумя строчками выше, весь народ, «все множество их», настойчиво требовало его смерти. Добились своего и вдруг разрыдались? Довольно странная реакция.

Придя на место, «называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону». Народ, сопровождавший его на казнь и весь этот путь рыдавший о нём, не только прекратил рыдать и плакать, а тут же начал насмехаться над ним и злословить: «других спасал, пусть спасёт Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий».

Надпись на кресте, даётся у Луки в другом варианте, причём говорится, что она была сделана на трёх языках: греческом, латинском и еврейском.

По Луке, не оба разбойника «злословили его», один осудил своего товарища за недостойное поведение и обратился к Иисусу с просьбой: «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».

Лука ни словом не обмолвился о землетрясении, о всеобщем воскресении праведников и массовом выходе их из гробов, зато последние слова Иисуса были совершенно иные.

Иисус, говорит Лука, «возгласил громким голосом: Отче! в руки Твои предаю дух Мой», после чего и умер.

После этого некто (Лука ничего не говорит о его общественном положении, и о том, что он был учеником Иисуса), именем Иосиф, «член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их, из Аримафеи, города Иудейского, ожидавший также Царствия Божия», выпросил у Пилата «Тела Иисусова, и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его в гробе, высеченном в скале, где ещё никто не был положен», о том, что этот гроб принадлежал лично Иосифу, Лука не говорит ничего.

«День тот был Пятница, наступала Суббота». Суббота прошла спокойно.

Лука ничего не говорит о страже, выставленной у могилы Иисуса, видимо, никто из предавших его смерти, не опасался, что ученики его выкрадут тело из гробницы. По Луке, всё было обыденно: рано утром, в первый день недели пришли к гробнице женщины, «неся приготовленные ароматы», чтобы, согласно обычаю, обмыть и обрядить покойника.

Но камень гробницы был отвален, и тела там не оказалось...

Никакого «великого землетрясения», оказывается, не было, да и «ангела с неба» тоже. Но вот когда недоумевающие женщины вышли из пещеры, «вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих».

Лука не уточняет, что это были за мужи, но судя по тому, что женщины испугались, это всё же были ангелы. Они и сказали, что не стоит искать «живого между мертвыми», что Иисус воскрес.

Пётр, услышав это, побежал к гробнице убедиться лично, что тела там нет. Так оно и было, «наклонившись» он «увидел только пелены лежащие, и пошёл назад, дивясь сам себе происшедшему».

Самое удивительное заключается в том, что он вообще удивился.

Как будто и не говорил Иисус апостолам, что «Сын Человеческий», то есть он, будет распят и через три дня воскреснет. Апостолы никак почему-то не хотели поверить, и воскресшему Иисусу пришлось являться им целых два раза, чтобы они, наконец, в этом убедились.

По Луке, это происходило так: вначале Иисус явился не апостолам, а неким двоим, из которых один был неизвестно откуда взявшийся Клеопа.

Иисус прошёл вместе с ними целых шестьдесят стадий, от Иерусалима до деревни Емманус.

На их сомнения о миссии Иисуса, последний прочёл им целую лекцию «начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нём во всем Писании», и всё это для того, чтобы доказать этим двум «как надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою».

Какая жалость, что эти разъяснения Иисуса не сохранились для потомков, это намного упростило бы работу всех защитников христианства, ибо все Евангелия полностью противоречат тому, что говорили пророки о приходе Мессии! Затем Клеопа со своим спутником возвращается в Иерусалим и находит всех апостолов вместе, а также и «бывших с ними».

Во время их рассказа о случившемся с ними в пути появляется сам Иисус. Смутившимся апостолам Иисус говорит: «посмотрите на руки Мои и на ноги мои; это — Я сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у меня. И сказав это, показал им руки и ноги».

Этого апостолам оказалось недостаточным, они всё ещё продолжали сомневаться. Тогда он спросил: «есть ли у вас здесь какая пища?». Пища нашлась, это были остатки печёной рыбы и сотовый мёд, «и взяв ел перед ними».

В заключение, он сказал им: «вот то, о чём Я говорил, ещё быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах».

После этого, он «вывел их из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их». «И когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо».

Проводив Иисуса, апостолы «возвратились в Иерусалим с великой радостью, и пребывали в храме, прославляя Бога».

Дата добавления: 2015-07-25