Этнос, мифы и символы

Подобные рассуждения привели некоторых исследователей к изучению подъема современных наций в контексте их этнического фона. Как уже было сказано, это означает основывание нашего понимания современного национализма на охватывающей значительные промежутки времени исторической базе, чтобы увидеть, насколько его темы и формы были заранее сформулированы в более ранние периоды, и как далеко может быть установлена связь с более ранними этническими связями и чувтсвами. Отрицая утверждения как модернистов, по словам которых существует решительный разрыв между до-современными общностями и чувствами и современными нациями и национализмом, так и сторонников постоянства, по словам которых современные явления есть просто более крупные и осовремененные разновидности до-современных связей и чувств, мы обращаемся к концепции этноса [ethnie] или этнического сообщества и его символики, чтобы отделить наш анализ от более далеко идущих утверждений с обоих флангов. С одной стороны, отказ от точки зрения модернистов немедленно приводит к признанию большей меры преемственности между «традиционным» и «современным», «аграрным» и «индустриальным», между теми эпохами, которые многие обществоведы склонныы резко противопостовлять друг другу. Даже если в некоторых отношениях разрыв и был решительным, то в сфере культуры он не был столь всеохватывающим и глубоким, как предполагалось раньше; а это, в свою очередь, бросает тень сомнения на объяснительную ценность таких концепций как «индустриальное общество» или «капитализм» за пределами их экономического контекста. В то же время, отрицая утверждения сторонников постоянства, мы признаем должную весомость изменений, вызванных современностью, и их влияния на базовые единицы человеческой лояльности, в которых мы действуем и живем. На самом деле, в коллективных объединениях и чувствах произошли важные изменения, даже изменения форм; но это произошло в пределах ранее существовавших рамок коллективных лояльностей и идентичностей, которые обусловили изменения в той же степени, в какой они влияли на сами рамки.

Отсюда вытекает потребность в анализе, который бы выявил как различия, так и сходства между современными национальными общностями и чувствами и коллективными культурными общностями и чувствами предыдущих эпох, которые я определяю как этнос. Для такого анализа решающую важность имеют концепции «формы», «идентичности», «мифа», «символа» и кодов «общения». Форма родственна стилю в том смысле, что, хотя символическое содержание и значение общественных творений могут со временем меняться, харакетрный для них способ выражения остается более или менее постоянным. Конечно, на протяжении очень длительного времени могут измениться даже формы (как, например, художественные стили); но в до-современные периоды это происходило очень редко и требовало крупных потрясений, подобных мусульманскому завоеванию, привнесшему в предшествующие цивилизации новые формы архитектуры и законодательства, или эллинизации Востока после завоеваний Александра. По большей части характерные «сплавы» деятельности и творчества, раз появившись, формируют общественно определимые каналы или проводники и культурно различные репертуары общественного самовыражения. (Конечно, по своему размаху они могут больше этнических общностей, по временам охватывая целые цивилизации и культурные регионы; но чаще они ограничены именно этносами).

Понятие «идентичности» уже привлекло заметное внимание, не в последнюю очередь в литературе, посвященной политическим наукам и международным отношениям. В данном случае, однако, оно главным образом связано с чувством общности, основанным на истории и культуре, а не на коллективизме или на каких-либо идеологических концепциях. Я следую в этом случае предложенной Эпштенйом рекомендации о «ситуативной» этничности, согласно которой рост чувства коллективного «я» рассматривается в качестве важной части групповых (особенно этнических) идентичности и солидарности. Только в данном случае ощущение «я» рассматривается сквозь призму символов и мифологий из наследства сообщества. Необходимость идентифицировать себя с сообществом, чтобы приобрести индивидуальную идентичность и самоуважение, отчасти является функцией социализации в рамках исторического культурного сообщества; способы и цели социализации задаются группой и ее прошлым опытом по мере того, как они срастаются в коллективную «традицию».

Три оставшиеся концепции тесно взаимосвязаны между собой. Они обозначают подход, который придает значение разделенным [между несколькими личностями] индивидуальным мнениям и опытам и их кристаллизации на протяжении поколений в таких различных типах явлений, как священные тексты и языки, религиозные святыни и могилы, стили одежды, искусство и архитектуры, музыка, поэзия и танец, своды законов, планы городов, формы иерархии (гражданской, военной и религиозной), способы ведения войны и производственные технологии, как и во всем спектре ремесел и «малых искусств», которые столь часто дают нам ключи к мыслям, чувствам и отношениям сообществ. В этом отношении первопроходческий и монументальный вклад сделал Джон Армстронг, увязав различные явления в единую картину факторов и измерений, составляющих «этническую идентичность». Он тоже использовал «символический» анализ, хотя его подход и был более феноменологическими или, если пользоваться принятыми в данном случае терминами, «инструменталистским», поскольку он следовал модели социального взаимодействия, основанной Бартом. Отсюда упор, который Армстронг делает на различных «пограничников», на те символы, которые делают видимыми барьеры между «нами» и «ими» (чужаками или посторонними), и, в меньшей мере, на мифы, объясняющие и оправдывающие для членов группы их групповую идентичность. Интересно, что анализ Армстронга ставит под сомнение некоторые модернистские позиции, особенно идею о том, что в до-современный период не могло быть ничего, напоминающего национализм и нации. На самом деле его исследование этнических идентичностей в рамках средневековых ислама и христианства показывает, насколько сильным и широко распространенным, хотя и изменчивым, было чувство этнической принадлежности, так что, в определенном смысле, было бы правильнее поместить его близко от сторонников «постоянства».

Из работ Андерсона и некоторых других ученых, однако, не совсем понятно, проводят ли они различие между этническим сообществом и нацией, этнической идентичностью и национализмом и, если проводят, то насколько глубоко. Ниже будет предпринята попытка различить эти две группы концепций, очертив, в то же время, эмпирическую взаимосвязь между ними. Поэтому первая часть посвященая концепциям этнического сообщества (этноса), этноцентризма и этницизма, а также связанным с этим понятиям горизонтального и вертикального этноса, способностей к этническому выживанию и этнического растворения. Только во второй части я рассмотрю формирование наций, два типа наций и путь к национальности [nationhood], а также тот образ, которым многие современные этносы более или менее успешно трансформируются в нации, сохраняя или реконструируя, в то же время, «подлинное» и партикуляристское этническое наследие. Нашей целью на всем протяжении является проследить этнические основания и корни современных наций и предложить, таким образом, серьезное изменение для «модернистских» позиций. Именно имея в виду эту цель, я делаю акцент на культурные формы чувств, отношений и восприятий, как они выражены и кодифицированы в мифах, воспоминаниях, ценностях и символах.

На чем я собираюсь настаивать – на том. что «ядро» этничности, как оно передавалось в исторических текстах и как оно формирует индивидуальный опыт, покоится в четырехугольнике «мифы, воспоминания, ценности и символы», а также в характерных формах, или стилях и жанрах, исторических конфигураций населения. В следующей главе мы подчеркнем, что эти «конфигурации» заслуживают эпитета «этнических», вместе с характерными «формами» или структурами такого этноса. Особое внимание будет обращено на то, что называется комплексом «миф-символ» и, в особенности, на «мифомотор» или конституирующий миф этнической политии; и то и другое указывает на жизненно важную роль мифов и символов как вместилищ набора верований и чувств, которые сохраняют, распространяют и передают будущим поколениям хранители этничности. Другими словами, особые качества и длительность существования этносов должны обнаруживаться не в их положении в окружающем мире, не в их классовой конфигурации, даже не в военных и политических отношениях между ними, как бы все это ни было важно для повседневного опыта и среднесрочных шансов на выживание этнических сообществ. Если мы хотим понять особый характер ээтнических идентичностей, небходимо, скорее, посмотреть на природу (форму и содержание) их мифов и символов, их историческую память и главные ценности, которые можно обобщить как комплекс «миф-символ», на механизмы их распространения (или отсутствие таковых) в данном населении, их передачи будущим поколениям.

Поскольку, как я утверждаю этничность по своему характеру является в значительной мере «мифической» и «символической»; поскольку мифы, символы, воспоминания и ценности «переносятся» внутри и при помощи форм и жанров артефактов и деятельностей, которые лишь очень медленно изменяются; постольку, раз сформировавшись, этнос склонен при «нормальном» чередовани событий существовать крайне продолжительное время и сохраняться в течение многих поколений и даже веков, формируя «шаблоны», внутри которых могут развертываться все виды общественных и культурных процессов и на которые могут оказывать влияние все виды обстоятельств и давлений. Только в крайне исключительных обстоятельствах внешнее давление, вместе с внутренними изменениями, создают радикальный распад качества этничности, так, что мы можем говорить об «этноциде» или даже о «геноциде». Такие случаи редки. Гораздо чаще либо этнос изменяет свое качество этничности в таких пределах, что мы можем сделать вывод об изменении этнического сообщества; либо формы и содержаание этноса постепенно истощаются под влиянием как внутренних расколов так и внешнего ассимилирующего и поглощающего давления.

В первом случае демографические изменения в пределах данной территории менее значимы, чем изменения культурные. Возможен приток нового населения в качестве правящего меньшинства, но жизненно важным фактором является резкое нарушение преемственности у большинства населения в комплексе «миф-символ» и «мифомоторе», подобное тому, которое случилось во время исламизации Египта после арабского завоевания (но не в таких масштабах, как при исламизации Ирана). Во втором случае демографические изменения становятся важной причиной изменений культурных. Новые иммигранты превосходят старых жителей как физически, так и культурно, вводя крайне решительный разрыв преемственности комплекса «миф-символ» и «мифомотора», как случилось в послеримской Греции в начале византийского правления, хотя даже в этом случае и века спустя преемственность была заметна. Во всех трех случаях современные национализмы стремятся (или стремились), с разной степенью серьезности намерений и успеха, возродить более ранние комплексы «миф-символ» и «мифомоторы», или соединить их с более поздними. Это заставляет с иронией отнестись к не-символическим определениям этничности и предположить в разгар современной эпохи даже еще большую длительность сохранения этнической формы и содержания, чем это представляют некоторые недавние «инструменталистские» и модернистские теории национализма.

Дата добавления: 2015-07-25