Мобилизация и включение.

Для концепции нации центральным понятием является гражданство. Во время французской революции, накануне собрания Генеральных Штатов в Версале в мае 1789, cahiers de doleances [наказы третьего сословия Генеральным Штатам] постоянно формулировали специфические требования третьего сословия и зажиточного крестьянства в терминах прав «граждан» нации; эта концепция стала краеугольным камнем последующего законодательства Национального Собрания и Конвента. Начиная с этого момента. стремление к гражданству стало одним из ключевых показателей институционализации нации, даже если, как в самой Франции, существовал временной разрыв между первоначальным предоставлением юридических прав и обязанностей гражданства и полной реализацией и использованием этих прав низшими классами и отдаленными регионами. Но это всего лишь еще один пример необходимости отделения юридических институтов нации от общественных процессов нацие-строительства.

В эпохи, предшествующие новому времени, принадлежность к этносу редко получала открытое политическое выражение и еще реже это случалось в терминах юридической концепции гражданства. Правда, что в некоторых городах-государствах античной Греции, особенно в Афинах, и в некоторых средневековых итальянских коммунах принадлежность к polis [полису] или reppublica [республике] выражалась в терминах гражданства: но эти города государства были, по крайней мере, в греческом случае, были лишь фрагментами более широкого эллинистического (или ионического, дорийского, эолийского или беотийского) этнического сообщества. Нельзя было быть гражданином Эллады (или Ионии, или Беотии). Присутствовало, хотя и не сильно выраженное, ощущение общей территории как для «Эллады», так и для «Италии»; ни в той ни в другой не существовало чего-либо, похожего на экономическое единство, общего разделения труда или способа производства на пространстве всей территории, которое могло бы поддержать чувство общего гражданства Эллады или Италии. Поэтому гражданство дробило чувство общей этничности, как и во всех прочих случаях городов-государств.

Только в новое время этносы были подвигнуты к тому. чтобы изменить свои внутренние отношения в сторону общего юридически оформленного гражданства, сделав, таким образом, гигантский шаг в сторону превращения в нации. Такое переоформление. Разумеется, предполагает, что нации должны иметь свои собственные государства, несмотря на то, что существет ряд случаев, когда общности, широко признанные как «нации», каким-либо образом включены в более широкие унитарные или федеративные государства. В этих слуаях права и обязанности «гражданства» делятся между этнической нацией и территориальн-политической нацией; это разделение увенчивает две концепции «нации», которые пронизывают современный мир, как это будет описано в последней главе. Испания вновь дает хороший пример. Каталонцы так же несомненно являются сегодня нацией, как в до-современном мире они были этносом. Они не только населяют свою (более или менее) историческую территорию, но сегодня они способны учить на своем языке и финансировать систему массового публичного стандартизированного образования на каталонском языке в Каталонии. У них также есть общественная экономика, хотя и тесно связанная с более широкой испанской экономикой. Но, помимо и превыше всего этого, они имеют права и обязанности именно как каталонцы, включая право облагать членов своей общности налогом и формулировать общественную политику в ряде внутренних сфер, исключая оборону. В то же время каталонцы, как и ряд других наций или этнсоов в Испании, являются испанцами; они не только имеют юридическое испанское гражданство, но и разделяют с другими испанцами некоторые общие чувства и более широкую политическую культуру.

Этот пример демонстрирует общую черту современной политической жизни: конкуренцию двух (или более) уровней включенности и мобилизованности, оба из которых могут законно быть названы «национальными», хотя один является по своим корням этническим, а другой территориально-политическим. Говоря просто, сегодня многие индивиды принадлежат одновременно к двум «нациям» - каталонской и испанской, бретонской и французской, хорватской и югославской, шотландской и британской, даже, возможно, к йоруба и нигерийской.

Важным в данном случае является то, что для того, чтобы этнос, стал «нацией», он должен превратить своих членов в «граждан», но это не влечет автоматически к приобретению собственного государства. Можно получить многие права законного гражданства, особенно в рамках федерации, не имея полной независимости. Жизненно важным является превращение одномерного этноса в пронизывающую классы нацию; а в случае общенародного, вертикального этноса – мобилизация его членов ради политической цели. Другими словами, для будущих наций значимыми являются включенность и мобилизованность их членов.

Вначале рассмотрим включенность. Этот фактор особенно влияет на одномерные этносы. Они по определению не включают в себя многих членов средних классов и все низшие классы. Чтобы стать «нацией», они должны эти классы включить в себя; а если у них нет собственных средних и низших классов, их нужно «найти». Так венгерские магнаты, низшие слои аристократии и интеллигенция были вынуждены в девятнадцатом веке мадьяризировать хорватских и словацких крестьян и поощрить средние классы в растущих городах. Польская шляхта и землевладельцы, опять-таки вместе с немногочисленной интеллигенцией, вынуждены были полонизировать католическое крестьянство различных регионов разделенной Польши (исключая или обращая в свою веру русинов и некоторых других крестьян) и продвигать польскую культуру в быстро расширяющихся промышленных центрах позднего девятнадцатого века. В Валлахии и Молдавии аристократия и священнослужители до начала девятнадцатого века презрительно относились к своему крестьянству; но позже сочли полезным и необходимым объединиться с поднимающимся средним классом и мобилизовать и объединить крестьянство вокруг дакского мифа и румынского языка.

Какими бы ни были силы, мотивирующие эти повороты в сторону инклузивной общественной организации, результатом становилось расширение основы этноса, укоренение его в определенной территории с ее ресурсами, в «родине». Эти повороты означали также серьезные юридические уступки в пользу низших классов и их партий в результате предоставления гражданства. Так произошло, поскольку идеология национализма, под сенью которой был совершен переход от одномерного, в значительной мере аристократического, этноса к инклузивной вертикальной, пронизывающей классы нации, подкрепляла концепцию всеобщего гражданства: «нация», в конце концов, является объектом гражданских лояльностей и выражением общей воли граждан.

Включая тех, кто рассматривался как «собственные» граждане, и исключая посторонних, одномерные этносы были вынуждены этнически и территориально очертить свои границы гораздо более четко, чем это было ранее. Высшие классы, которые по обычаю заключали договоры и браки с имеющими высокий статус чужаками, которых они неопределенно включали в свою культуру, теперь вынуждены строить отношения, главным образом, с «инсайдерами» низшего статуса и даже признавать крестьян в качестве «своих», по отношению к которым, следовательно, они имеют теперь особую ответственность. Это не значит, что одномерные этносы должны сперва превратиться в вертикальные, народные, прежде, чем они смогут стать нациями. Хотя одномерные этносы теперь территориально и социально «сжаты», они могут по-прежнему сохранять контроль над «своими» крестьянами и ремесленниками и аккультурировать их (возможно, при помощи немногочисленного среднего класса). Поскольку нация является инклузивной, но менее связанной и, обычно, большей, чем этнос, она может в большей мере вместить в себя классовые различия в рамках общей этнической культуры; крестьяне могут сохранить свои варианты общей этнической модели, которая постепенно навязывается национаистами при помощи общественного движения, местных властей или правительства. Именно через юридические узы гражданства происходит нежесткое, но определенное включение.

Конечно, могут существовать новые классы – особенно интеллигенция и буржуазия, - которые бросают вызов лидерству одномерного этноса и его аристократическим культурным моделям, используя некоторые местне крестьянские мифы и культуры для создания более широкого, альтернативного, «национального» культурного сообщества. В этом присутствует явный демотическое, исключительное намерение. Возникающая в результате нация может представлять смесь одномерного, аристократического, и вертикального, народного элементов, как в Греции и во Франции. Во многом именно это произошло в Англии, где культура землевладельцев-джентри была смешана с новыми нормами, установленными предпринимателями и людьми свободных профессий, а вместе они внедрились в возникающую культуру рабочего класса через созданные партией тори клубы рабочих, музыкальные залы и через спортивную культуру, создав межклассовые связи, основанные на растущем чувстве английской исключительности, питаемом колониальной империей и джингоизмом конца девятнадцатого века. В результате концепция британской (иногда – английской) нации распространилась вниз по всей классовой структуре. Дизраэли, Рэндольф Черчилль и Джозеф Чемберлен заложили традицию культурных связей посредством чувств, порожденных занятиями досугом и отдыхом; так же как исключение посторонних и колонизированных народов, это было использовано не только в партийных целях, но и для создания чувства общего гражданства за рамками рабочего места, то есть национальности, предшествующей и превосходящей по масштабам класс.

В случае вертикального, общенародного этноса чувство включенности распространено широко, но часто инертно. Чтобы обилизовать членов сообщества и создать новую гражданскую связь требуется ощущение политической цели. Такой мобилизации может препятствовать ряд факторов. Сообщества вроде ибо могут быть разбросаны на больших пространствах и их структура родовых связей затрудняет осознание общей цели, несмотря на наличие общих и всеохватных концепций сообщества ибо. Должна появиться и добиться достаточно высокого положения новая идеология, которая позволяет кланам ибо рассматривать себя в качестве фрагментов более широкой «нации», каждый член которой, независимо от родовых связей и происхождения, имеет права и обязанности, поскольку разделяет историю, культуру и идентичность ибо; должны появиться вестернизированные мужчины и женщины, прежде, чем сможет начаться мобилизация ради создания нации граждан.

В случаях некоторых сектантских или диаспоральных сообществ, таких как армяне, копты, друзы, сикхи и марониты, препятствие является, в основном, религиозным и церковным. В некотором смысле сообщество верующих (umma) может выглядеть как прото-нация; но и цели и результаты его существования фундаментальным образом отличаются от целей и результатов, достигаемых нацией. В эпохи до нового времени мобилизация религиозно-этнического сообщества было нацелено на восстановление культуры или теерритории этого сообщества, или того и другого вместе; это не столько этнический национализм, сколько этницизм. Мобилизация религиозно-этнического сообщества, в котором некоторые члены намерены преобразовать его в «нацию», является, в основном, политической; она направлена на достижение для своего сообщества некоторой степени светской власти в мире наций и на обеспечение его выживания и процветания путем превращения пассивного «сообщества-объекта» в активную «нацию-субъект». Так, марониты, сикхи, армяне и евреи в эпохи до нового времени могли обеспечивать свое выживание на протяжении столетий, сохраняя заторможенное состояние, подходящее для сообществ, составляющих «объекты» политических действий сменявших друг друга правителей. Но сегодня члены этих сообществ все вооружились новым видением того, чего требуют выживание и успех в современном мире наций; они больше не согласны терпеть результаты правления со стороны членов других этносов. В свою очередь, это означает внутреннюю революцию, в ходе которой стражи традиции успокоенности и ее «неприкосновенного запаса» - священных текстов, - отодвинуты в сторону новой интеллигенцией, провозглашающей активистские лозунги практического общественного спасения. Отсюда происходит борьба за мобилизацию крестьян и рабочих под руководство интеллигенции и против церковных организаций более раннего жречества; борьба. Которая из школ и колледжей распространяется в печать и в суды, а, в конце концов, в народные собрания и на улицы.

В случае «амфиктионий» - объединений городов-государств, - и «пограничных» этносов традиционное соперничество между входящими в них компонентами продолжает подрывать все попытки мобилизации ради достижения уровня нации. В Швейцарии Гельветическая республика 1798 года попыталась преодолеть разрозненность кантонов и городов-государств на основе французской якобинской модели, но она была слишком недолговечной, чтобы сломать традиционныые локализмы и связанные с ними кантональные свободы. К этим старым источникам соперничесвта добавились новые точки антагонизма, порожденные присоединением к Конфедерации после 1815 года итальянских и франкоговорящих кантонов, что достигло своей высшей точки во время религиозно-политических разделений в ходе гражданской войны 1848 года. В северной Италии то немногое этническое единство, которое было достигнуто независимыми городами-государствами во время Возрождения, было серьезно затруднено после политического объединения в 1808 и вновь в 1870 годах локализмом и регионализмом традиционных лояльностей, которые сохраняются до сего дня внутри более широкой официальной культурно-исторической общности. Локализм еще более выражен в «племенных конфедерациях», таких как хауса-фулани или племена курдов. Здесь кланы и роды установили контроль над отдельными королевствами в саванне или в горных долинах и для любых новых классов сочетание родства с территориальным разделением оказывается удивительно неплодородной почвой для проведения политической мобилизации на общеэтнической основе, хотя в обоих случаях некоторое движение в этом направлении и произошло под давлением внешних угроз и соперничества.

Поэтому неверно было бы считать, что народный, вертикальный этнос создает более благоприятную основу для перехода к состоянию нации. Сам факт инклузии может сделать внутренние разделения более выраженными, а исконным традициям придать большую сопротивляемость к переменам. Ибо создание наций, превращая объединенных родством людей в граждан территории, неизбежно включает в себя и борьбу за власть и переоценку традиционных ценностей и образов сообщества; а формирование нового представления о сообществе обычно является конфликтным процессом, растянутым на несколько поколений.

Дата добавления: 2015-07-25