У тебя достаточно выдержки? Тогда начинай. 4 страница

Денис рассматривал рисунок. Еще десять минут назад он ломал себе голову, как, даже имея очень хороший портрет, отыскать человека среди тысяч сотрудников госбезопасности. Но теперь вопрос отпал сам собой. Денис знал это лицо. Обыкновенное, ничем не примечательное. Разве что усиками, довольно длинными бакенбардами и нависающими на глаза бровями. Но если все это убрать…

Денис оторвал от чистого листка несколько белых полосок и просто закрыл ими примечательные волосяные излишества. С рисунка Руслана на него смотрел Шульгин. Приятель Пуховой Олег Шульгин.

Значит, Шульгин – фээсбэшник?!

Денис не спешил пока радоваться. Он размышлял: мог Шульгин встречаться с Владом как сотрудник «Милосердия»? В принципе мог – проводил разъяснительную работу. Но! При чем тут тогда деньги?

Козинская, уложив Руслана, вернулась в гостиную, налила себе мартини и закурила.

– А вы молодец, – улыбнулась она, – нашли все‑таки мальчика. Счет можете выписать мне.

Мельком она взглянула на рисунок, но на лице ничего не отразилось.

– Не знаком? – спросил Денис.

– Первый раз вижу.

– Алла, а как Анастасия познакомилась с Шульгиным, вы случайно не в курсе?

– В курсе, конечно. – Она продолжала смотреть на рисунок, но даже при упоминании Шульгина никаких ассоциаций с портретом у нее не возникло. – Случайно познакомилась. Он проводил какое‑то исследование или расследование.

– Расследование?

– Ну он же работает в каком‑то фонде… Трудные дети, пропавшие дети, дети‑наркоманы и все такое. Короче, он ходил по аптекам, выяснял, сколько подростков в день там или в час, не знаю уж, покупает какой‑то препарат. Настя говорила, как называется, но я не помню точно. Там таблетки какие‑то, которые вроде бы безобидные и отпускаются без рецепта, от кашля они, что ли. Но если с ними сделать какую‑то совершенную мелочь, типа полить перекисью или смешать с марганцем, то они превращаются в наркотик, и причем такой, от которого просто за год идиотами люди становятся. В общем, вы у Насти спросите и как таблетки называются, и что с ними делать, она расскажет.

– А почему Шульгин с этим пришел именно в ту аптеку, где работает Анастасия?

– Да он по всем, кажется, аптекам ходил, не знаю.

Денис усмехнулся, маскируя важность вопроса и пряча за улыбкой свое нетерпение:

– Но увидел Анастасию и влюбился с первого взгляда?

– Какой там влюбился?! – возмутилась Козинская. – То есть, может, и влюбился, я не знаю. Я вообще его не видела ни разу, знаю только то, что Настька рассказывала. Она в других делах, может, и делится со мной своими секретами, но только не в смысле мужиков. Может, боится сглазить? Я сколько раз просила: пригласи его, поужинаем или пусть он пригласит, а я как бы мимо буду проходить…

– То есть не влюбился? – Тот факт, что Шульгин умудрился избежать знакомства с Козинской, Дениса жутко обрадовал. Хорош сукин сын. Ай хорош!

– Не понимаю, зачем вам это надо, но могу пересказать, что мне Настасья говорила. Значит, он пришел, зашел к начальству, где‑то во второй половине дня это было. По распоряжению начальства ему выдали халат и стульчик. Он уселся у Насти за спиной с блокнотиком и просидел так до самого закрытия. Препарат этот, который его интересовал, купили человек десять, из них двое были подростки, но с виду на наркоманов совсем не похожие. Потом начали закрываться, он ушел вроде, а потом Настя с напарницей выходят, а он с машиной под крыльцом. И говорит, значит, что вы на метро пойдете, давайте, развезу по домам. Отвез вначале напарницу Настану, потом ее. Вроде все как бы. На следующий день он, правда, опять на своем стульчике сидел, в обед угостил девчонок дыней.

– Серьезно?! – Денис усиленно изображал разыгравшееся любопытство. С одной стороны, хотелось наконец узнать, как и когда все‑таки Шульгин обаял именно Пухову, а с другой – среди этого невероятного вороха подробностей могло прятаться и что‑то важное.

– Дыней. А что такого? Было это где‑то в сентябре, пошел человек на рынок, купил дыню. Видно сразу, что не богач: мог бы ананасов или папайи прикупить, но нормальный при этом мужик, не жадный и к людям хорошо относится. После этого он у них уже не сидел, они, так и быть, согласились для него галочки на бумажке ставить целую неделю. Потом через неделю пришел, забрал, спасибо сказал и то ли торт, то ли конфеты выставил за одолжение. Короче, на этом бы все и кончилось, может быть, но тут Владик погиб. Олег как‑то пришел в аптеку после этого, говорит, видел по телевизору, не мог поверить. А Настю действительно мельком показали в новостях на кладбище, он и узнал. Короче, то‑се, вроде как слова сочувствия…

– А до того, что Влад связался со скинхедами, она ему не говорила?

– С какой стати?! Настя не из таких, которые перед чужими людьми себя наизнанку выворачивают.

– Но Шульгин ведь как раз трудными подростками занимался.

– Да не был Владик никогда трудным. Настя это его увлечение, конечно, не одобряла, но лет в четырнадцать все бесятся – возраст такой. А если начать мальчика по всяким психоаналитикам водить, переубеждать, запрещать, только хуже может получиться.

– Ясно. Значит, Шульгин выразил соболезнования, и?

– Домой подвез опять, вот тут она ему на свои трудности пожаловалась, мол, бумажками какими‑то замучили, вроде бы обещали какую‑то компенсацию, а потом еще ходят всякие от всяких партий, и журналисты ходят, пристают, и следствие еле тянется… Не знаю, что она ему там говорила, только предполагать могу, но у него все‑таки какие‑то связи и все такое, в общем, начали они вроде как встречаться, чисто пока платонически… Но как бы с намеком на продолжение потом. И тут Русланчик пропал! – Оглянувшись на закрытую дверь в спальню, она понизила голос: – Тут уж не до продолжения стало. Но Олег, конечно, крепко Насте помог на первых порах… Господи, да мы же с вами опять за полночь засиделись!

– Действительно, – Денис взглянул на часы: почти половина первого. А надо бы еще поговорить с Гордеевым, и до утра откладывать не хочется. – Может быть, мальчика лучше отправить к бабушке‑дедушке?

Или их сюда вызвать, как думаете?

– За Руслана не беспокойтесь, от меня не убежит, – заверила Козинская. – А Настиным родителям я позвоню, захотят – пусть приезжают.

Луч света в думском царстве

Екатерина Герасимова – очередной фетиш, поднятый на щит нашими так называемыми либералами. Именно так называемыми, потому что настоящих у нас не водится (автору, во всяком случае, до сих пор не встречались). А поскольку либералы наши ненастоящие, регулярно обновляемый фетиш нужен им как воздух: иначе кто о них вспомнит в день всеобщего, прямого и тайного?! Был у них в свое время на знамени покойный академик Сахаров, был Листьев, много было всяких свежеканонизированных великомучеников калибром поменьше, теперь наступила эра Герасимовой. И такая она была расчудесная и такая раззамечательная…

Не принято, конечно, поминать недобрым словом покойных, но сил больше нет слушать дифирамбы – честное слово! Тут и Леониду Ильичу впору в гробу перевернуться от зависти. Так чем же славна наша уважаемая Екатерина Герасимова? А тем, что вовремя сообразила: на преподавательскую зарплату не больно пошикуешь, да и мозги приходится сушить каждый божий день. А вот если начать всем вокруг рассказывать, как им плохо живется, то можно продвинуться в общественные деятели – сажать ведь за подобные речи перестали. И только, спросите? А разве этого мало? Народ‑то мы совестливый. Если нам кто с трибуны посочувствует, значит, кристальной души человек и большого ума; подумаешь о нем, и лямку тянуть веселей. Беда только, что некоторые женщины у нас новостей не смотрят: ну, знаете, работа, дом, дети, все как‑то руки не доходят. И не знают они, что есть (была, точнее) такая Екатерина Герасимова – луч света в Думском царстве. Вот по темноте да политической безграмотности и не пощадили нашей славы…

Из газеты «Я – Русский»

Сыщики

21 ноября

Гордееву Денис позвонил из машины:

– Спишь уже?

– Почти. – Голос нормальный, вполне бодрый. – Нашел что‑нибудь?

– А ты как думаешь?

– Думаю, не стал бы среди ночи без дела беспокоить…

– Правильно думаешь, кончай ночевать, Юрий Петрович, кофе вари, через полчаса буду.

Денис слетал в «Глорию», нашел и напечатал нужные снимки. После разговора с Козинской версия невинного знакомства Шульгина с Владом отпала. Пухова Шульгина разговаривать с Владом не просила, а если бы Шульгин вышел на Влада по своим фондовым каналам, он бы Пуховой об этом сказал: если Шульгина с Пуховой связывают какие‑то чувства, то от подобных признаний связи только укрепляются. Ну и главное: деньги. У Пуховой доллары сотнями вообще не водятся, а даже если Владу они очень понадобились и она их где‑то достала, зачем использовать посредника?

Короче, вывод один: Шульгин фээсбэшник, и не просто фээсбэшник, а куратор Влада, поддерживавший с ним связь и даже, возможно, вербовавший его. Вопрос: как это доказать? И вопрос не единственный.

Зачем, например, нужно было Шульгину лично знакомиться с Анастасией? Проверять семью Влада, решаясь на внедрение, могли. Но это должны были сделать другие люди. И проверка эта должна была проводиться до вербовки, то есть в начале августа, а не в сентябре.

И зачем было возобновлять знакомство после смерти Влада? Агент погиб – всё. Если опять же ФСБ контролировала: не осталось ли каких‑нибудь «хвостов», делать это снова должен был не Шульгин.

То есть вся история отношений с Пуховой – чистая самодеятельность Шульгина, которую его начальство ни за что бы не одобрило.

Любовь‑морковь? Очень вряд ли. Не стоит же Шульгин под СИЗО, не рвет на себе волосы? Нет. Он самоустранился. И правильно сделал. Потому что он профессионал.

Такой же профессионал, как тот, кто убивал Герасимову.

И снова вопрос: такой же или тот же?!

Если уж кто‑то и подставлял Пухову под убийство Герасимовой, так Шульгин лучше всего подходит на эту роль. У него была возможность узнать об Анастасии все. Он мог прогнозировать ее действия на пять шагов вперед и уж конечно знал, что она не владеет восточными единоборствами, не носит в сумочке газовый баллончик и не наденет перчатки, когда на улице около нуля.

Но лично у Шульгина вряд ли был мотив убивать Герасимову. Его наняли.

Кто?

У кого мотив был?

Кто от смерти Герасимовой выиграл больше других?

Чистяков, между прочим.

Евгений Иванович Чистяков. У которого, опять же, между прочим, были с ФСБ контакты.

Если Шульгин в данный момент работает по подросткам и детям, то и пять лет назад он, скорее всего, занимался тем же самым. И Чистяков патронировал некие детские организации.

Все сходится.

Доказательств нет, но все сходится.

За полчаса Денис, конечно, не успел, но опоздал всего минут на десять, не больше.

Гордеев в ожидании уже приговорил полкофейника, а заодно с десяток сигарет.

– Щас, щас будет тебе сатисфакция, – заверил Денис, косясь на переполненную пепельницу. – Кофе наливай. – Сделав щедрый глоток, он тоже закурил. – Значит, так, рассказываю сначала в хронологическом порядке.

– А потом?

– Потом отсортируем по релевантности. Короче, жил себе один молодой, ничем не примечательный депутат Государственной думы…

– Чистяков?

Денис возмутился:

– Слушай, Юрий Петрович, если ты мысли читаешь, может, я язык мозолить не буду? Ты и так все просечешь, а?

– Рассказывай уже!

– Ладно. Жил себе Чистяков. Ему только двадцать семь, а он уже депутат, и не только по возрасту, а как бы и по опыту работы оказался в думском комитете по делам молодежи. Дорос там до заместителя Герасимовой, пусть одного из трех, но все равно, зам председателя парламентского комитета – это круто. Но дальше‑то что?!

Как выяснилось – ничего практически. Герасимову с поста не подвинуть. Он у нее, в смысле пост, как сказал Магницкий, практически пожизненный, пока сама не уйдет. А она, между прочим, и не собиралась…

– Ты серьезно думаешь, ее Чистяков заказал? – перебил Гордеев.

– Я не просто думаю, я в этом уверен, – отрезал Денис. – Поставь себя на его место. Ты политик по призванию, во всяком случае, ты так считаешь. Из студентов ты шагнул в райсовет, дальше в городскую Думу, потом в Государственную. Теперь прямая тебе дорога если не в президенты, то хотя бы в спикеры или, на худой конец, в какие‑нибудь губернаторы. А тут – стоп‑сигнал! На следующий срок могут ведь и не избрать в Госдуму, что, опять возвращаться в муниципальные чиновники?!

– Но неужели ради карьеры идти на убийство?

– Ты как маленький, ей‑богу! – воскликнул Денис. – Чем карьера худший мотив, чем, скажем, месть или деньги?

– Ты прав, конечно, – согласился Юрий Петрович, – карьера – это те же деньги, а плюс к деньгам еще множество всяких приятностей и полезностей.

– Вообще‑то на самом деле, если четко следовать хронологии, то начинать надо было с того, что Чистяков когда‑то имел дела с людьми из ФСБ. И, по крайней мере, с одним таким человеком продолжал иметь дела или хотя бы поддерживать контакты по сей день. Этот человек – Олег Шульгин. Пока его статус в ФСБ мне неизвестен, но…

– Подожди, это знакомый Пуховой из фонда «Милосердие»?

– Он самый.

– Тогда что же у нас получается?..

– Получается, что Шульгин рассказал Чистякову о том, что ФСБ вербует детей и внедряет их в банды.

– Но он‑то откуда это знал?

– Он сам их и вербовал. Смотри, вот рисунок Руслана – человек, который встречался с Владом и передавал ему деньги. – Денис развернул листок с рисунком мальчика и положил рядом несколько фотографий. – А вот снимки с видеопленки, с той камеры, что над крыльцом в «Глории». Вот Пухова и с ней Шульгин. Похож?

– Если убрать бакенбарды, усики и сменить брови… – Гордеев проделал те же операции с кусочками белой бумаги, что и Денис два часа назад, – то похож. Похож, черт возьми! Даже очень похож!

– Идеальная, согласись, «крыша» у него – работа с трудными подростками, там пачками можно вербовать, а если и не их самих, то ходил же он по всяким школам, колледжам и т. д.

– Н‑да… Но почему?.. Нет, ладно, извини, рассказывай дальше, а я еще кофе поставлю.

– Дальше? Дальше, думаю, у Чистякова созрел план: должен погибнуть внедренный ФСБ ребенок; Герасимова, естественно, поднимет крик на всю страну: позор фашикам; потом убрать Герасимову и, пользуясь всероссийским ажиотажем, занять ее место.

– Смело.

– А то! Сдал Влада, конечно, сам Шульгин. На кого спишут убийство, было не важно. И, скорее всего, кроме Влада были у них и другие кандидаты на роль ягненка на заклание. Но выбирали они не только мальчишку, но и мамашу, чтобы потом ее подставить под убийство Герасимовой. Очевидно, по совокупности лучше всего подошли Пуховы.

Гордеев разлил свежий кофе, опустошил пепельницу, взял сигарету, пожевал задумчиво, не прикурив.

– Но почему сразу вслед за Владом не убить Герасимову? Зачем было ждать больше месяца?

– А куда торопиться? Клиенты должны были созреть. И Герасимова, и Пухова. Я не удивлюсь, если выяснится, что идея с созданием телефона доверия исходила от Чистякова, появилась эта служба, между прочим, после смерти Влада. Именно оттуда исходила анонимка насчет Влада. Кроме того, надо было дать время фашикам как‑то прореагировать на гибель товарища, отметиться дополнительными угрозами и погромами. Следствию дать время основательно забуксовать. Так что торопиться было совершенно ни к чему.

Юрий Петрович потер кулаками глаза, потом потряс головой:

– Сейчас систематизирую…

Денис взялся было за очередную сигарету, но отложил. Горло уже саднило: выкурил за день не меньше двух пачек. И вдруг захотелось чего‑нибудь пожевать. Гордеев сидел с закрытыми глазами, привалившись спиной к стене. Денис не стал мешать его думам, сам сходил к холодильнику. Там нашлось немного копченой курицы и бутылка кетчупа, на стойке для бутылок – кроме минералки и пакета кефира початая бутылка коньяка.

– Доставай, – бросил Юрий Петрович, не открывая глаз, – я участвую. Стаканы над мойкой.

Денис сварганил пару бутербродов, разлил коньяк, поискал и нашел в холодильнике лимон. Коньяк был слишком холодным, Денис покатал стакан в ладонях, согревая.

– За успех безнадежного предприятия?

– Вот именно что безнадежного, – кивнул Гордеев. Выпили, пожевали лимончик. – Все это не просто бездоказательно. Я бы сказал, вообще недоказуемо.

– Я знаю, – усмехнулся Денис.

Юрий Петрович пропустил его замечание мимо ушей.

– Предположим, мы знаем, как было совершено убийство Герасимовой. Кстати, мы это знаем?

– Естессно. Мы это и раньше знали, просто акценты расставляли немного неправильно. Пухову все‑таки именно подставляли, а не случайно она там оказалась. Обидно, я ведь звонил в день убийства Шульгину, причем вскоре после убийства. Знать бы, что это пригодится, можно было бы попросить Макса отследить его местоположение, можно ведь это сделать по ближайшим узлам мобильной связи. Найти общую зону приема и получить круг пусть радиусом десять километров. Он ведь был где‑то поблизости еще от «Березок», наверняка. Если бы прямо тогда его спрессовать, то нашлась бы и нужная грязь на ботинках и, может, даже что посущественнее, а так…

– Если бы да кабы!.. Ты же сразу сказал, что действовал профессионал. Теперь мы в этом убедились. Никаких улик против себя он, конечно, под диваном не хранит. Но давай все‑таки еще раз пройдемся по тому вечеру, может, хоть за что‑то зацепимся?

– Давай пройдемся. – Денис разлил по стаканам остатки коньяка и с сожалением убрал бутылку под стол. – Чистяков организовал встречу, наверняка уговорил Герасимову до поры до времени помалкивать и с Пуховой поговорить наедине. На этом его миссия временно заканчивалась. Шульгин, очевидно, появился в окрестностях «Березок», как только начало темнеть, оставил машину где‑нибудь подальше, пришел к забору пешком. Кстати, мои ребята выяснили, дырка в заборе появилась еще полгода назад. Весной там было натуральное болото, несколько опор перекосило, и плиты разъехались.

– И за полгода никто не позаботился залатать?

– Кому оно надо?! У нас наверняка и на супер‑пуперных ядерных объектах дыры в заборах никто не латает, а тут какой‑то дачный поселок. Пока никого не убили, не ограбили… Короче!

– Понятно. Значит, приехал он туда заранее, и что?

– И стал ждать. Не Герасимову. Пухову. Когда приедет Герасимова, его не интересовало, он точно знал, что до семи она появится, а большего ему и не нужно было. Другое дело Пухова. В том, что она пойдет на встречу, и в том, что пойдет одна, он не сомневался. Но придет она, сгорая от нетерпения, без десяти семь или, наоборот, опоздает? И заранее убивать было опасно, время смерти потом не сойдется, и опоздать было нельзя.

– Но как же он одновременно сидел в засаде и следил за Пуховой, которая еще была в Москве?

– Элементарно. Скорее всего, он повесил на ее пальто маячок, а когда напал, то сорвал его.

– Н‑да… – протянул Гордеев. – Если бы этот маячок у него найти, а потом заставить экспертов отыскать на пальто ту самую дырочку от той самой булавочки, а потом провести какой‑нибудь спектральный анализ, то можно было бы…

– Размечтался! – хмыкнул Денис. – Не сделает он нам такого подарочка, этот маячок давно уже гниет в земле сырой. Он настолько все просчитал, что искать против него вещественные доказательства – просто трата времени и сил.

– Ты вроде как им восхищаешься?! – возмутился Юрий Петрович.

– Не восхищаюсь, но уважаю. Потому что профессионализм в любом деле достоин уважения.

– Ладно. Ну а кровь на одежде, в машине? Не так много времени прошло, можно еще что‑то поискать.

Денис отрицательно покачал головой:

– Одежду он наверняка всю уничтожил, машину, скорее всего, угнал где‑нибудь, где точно сразу не хватились, возможно, даже вернул на место так, что вообще никто ничего не заметил. Нет, Юра, тут мы своими силами точно ничего не сделаем. Но даже если бы на нас весь МУР впахивал, я бы все равно за результат не поручился.

– Коломбо прямо какой‑то – убийца известен, но прищучить его не на чем.

– Можно пойти к Дегтяреву…

– И что?

– Вдруг ему понравится наше построение?

Гордеев недовольно поморщился:

– Ты в это веришь?

– Нет.

– И я не верю. Кто пойдет?

– Я.

– Почему ты?

– Потому, что ты адвокат, а я – свидетель, мои показания он обязан записать в протокол. Есть одна бумажка, к ней полагается приложить еще хотя бы одну – типа проверили, не подтвердилось.

Зло занозит душу

После убийства Екатерины Герасимовой много было сказано слов в ее адрес: и хвалебных, и хулительных, и подобострастных, и желчных, и сухо‑бездушных; и чем больше я слушал их, тем больше укреплялся во мнении: истинно, слово произнесенное есть ложь. А про ребенка, про невинно убиенное дитя, с которого все и началось, в общем хоре как‑то позабыли!

Меня же терзает тяжкое раздумье: с какой мыслью он принял смерть, с черной или светлой? Во что верил (или не верил)? И что‑то подсказывает мне, хоть и не знал я совсем этого отрока, что мысли его в последний час были чисты, и ушел он с верою в добро, которое пытался сеять по собственному малому разумению. Хотя разумение это было не вполне его собственное. Люди несравненно более многомудрые направили его. Они тоже верили, что творят добро? Как ни горько это сознавать, но похоже, что так. Так! Жизнь треплет нас, занозит наши души каждодневным «малым» злом, и, мозолистые, они становятся грубыми, как ладонь пахаря или стопа пилигрима, и уже не отличают «меньшего» зла от Великого добра…

Из статьи в газете «Благая Весть»

Денис Грязнов

21 ноября

Сонная муха – маленькая, серенькая, домашняя – бесшумно и медленно ползла по столу Дегтярева, на черной блестящей поверхности она была практически незаметной, а стопку бумаг и светлую папку она благоразумно обходила стороной. Ползла она рывками, часто останавливаясь, чуть присаживаясь на задние лапки, а передними с усилием протирала глаза, словно сама себе не веря: неужели опять весна? Тепло же. Убедившись, что с глазами все в порядке и неурочная теплынь ей не снится, она отправлялась в дальнейший путь, через каждые пару шагов ощупывая стол жадным тонким хоботком: может, и пожрать найдется?

Дегтярев говорил по телефону, прижимая трубку вплотную ко рту и при каждом слове касаясь ее губами. Разговаривая, он держал глаза закрытыми, рука, свободная от трубки, лежала на столе перед ним с висящим между костяшками среднего и указательного пальца карандашом. Время от времени следователь перехватывал его поудобнее, готовясь что‑то записать, но потом опять отпускал, и карандаш безвольно и понуро утыкался грифелем в чистый лист.

Дойдя до угла стола, муха почистила крылышки и шагнула в пустоту. Сил, чтобы взлететь, не было. Она медленно спланировала на пол и на несколько секунд замерла, притворившись мертвой и практически слившись с не слишком чистым линолеумом. Поскольку внимания на нее никто не обращал, она снова отправилась в путь. Бесцельно прошлась в одну сторону, потом – в другую. Забралась на ботинок Дениса, потыкалась хоботком в шнурки, но вкус явно не понравился. Сползла опять на пол, поковыляла к окну.

– Так о чем вы там говорили? – Дегтярев со звоном уронил трубку на рычаг так неожиданно, что Денис даже вздрогнул и потерял муху из виду.

– О Чистякове.

– Давайте еще раз с самого начала, я что‑то утерял нить.

– Чистяков получил максимальное количество дивидендов от смерти Герасимовой…

– Ах да, вспомнил! – Дегтярев откинулся в кресле: спокойный, радушный, готовый быть более любезным или менее в зависимости от обстоятельств. Обстоятельства требовали любезности умеренной и ниже, следователь укоротил улыбку и даже изобразил складку между бровей. – Вспомнил, у Чистякова были некие контакты с ФСБ, остались там связи, он их использовал, чтобы организовать убийство, а теперь стрижет купоны, делает головокружительно стремительную карьеру и все такое. Правильно?

– Угу.

Муха прочесывала теперь подоконник. Кофеварка в тех местах, где можно бы чем‑то полакомиться, – слишком горячая, чашка, блюдце, ложка – чистые, ни одной крошки, только лужица воды, то ли собравшаяся с покрытого росой стекла, то ли пролитая, когда заряжали кофеварку. Муха похлебала из лужи. Вид ее был разочарованным. Оскальзываясь на слишком гладких обоях, она пошла путешествовать дальше.

– Вы не находите, что наш разговор до смешного напоминает типичную сцену из голливудского боевика? Узколобый служака‑следователь, закопавшийся в бумажках и житейски мудрый частный сыщик, ведомый интуицией и этой вот житейской мудростью. Они оба в меру сил честно выполняют свою работу и поэтому в чем‑то симпатизируют друг другу, хотя взгляды на жизнь и на собравшее их вместе дело диаметрально противоположны.

– И вы, как в голливудском боевике, собираетесь сейчас отмахнуться, а то и послать меня подальше, пригрозив лишением лицензии? – ухмыльнулся Денис.

Дегтярев расширил размеры улыбки:

– Я еще не дослушал вас до конца.

– Но уже полны скепсиса.

– А вы поставьте себя на мое место. Как бы вы реагировали на подобную теорию заговора?

– Лояльно, – буркнул Денис. Уж лучше бы Дегтярев действительно наорал на него и послал подальше, можно было бы уйти и с чистой совестью дальше заниматься самодеятельностью. Но следователь своим радушием постоянно оставляет хоть и слабую, но надежду себя переубедить. А насколько увеличились бы шансы прищучить Шульгина и Чистякова, имей мы на своей стороне силовой ресурс Генпрокуратуры!

– Кофе хотите? – спросил Дегтярев.

– Хочу.

Следователь наполнил одну чашку и подал Денису, себе наливать не стал:

– По‑моему, у нас с вами до сих пор складывались неплохие отношения. Пусть так будет и дальше. Вы собирались искать сына Пуховой, вот и искали бы его, а заниматься убийством Герасимовой предоставьте мне и сыщикам на государственной службе.

– Не очень‑то приятная миссия: отыскать мальчика, чтобы сообщить ему, что его мать в тюрьме, а ему прямая дорога – в детский дом, – сказал Денис. – Кроме того, в данный момент я работаю на Пухову и по делу об убийстве тоже. Мне платят, я делаю свою работу…

– Да понимаю я вас, – заверил Дегтярев. – И в необходимость существования частного сыска готов поверить. Раз вам выдают все эти ваши лицензии, значит, подразумевается, что вы способны заниматься некоей деятельностью. Охрана – пусть, в какой‑то степени розыск пропавших…

Муха, видимо, нашла, чем поживиться, и энергии ее теперь хватало на короткие полеты. От подоконника она с двумя‑тремя промежуточными посадками добиралась до стола, потом совершала вояж обратно, там дозаправлялась и – снова в путь. На столе ее путешествия тоже стали более смелыми, она больше не держалась темных углов, а смело маршировала по бумагам. Пару раз забралась на руку следователя, и там ей, похоже, очень понравилось – рука‑то теплая. Дегтярев брезгливо встряхивал конечностью, отбиваясь от назойливого насекомого.

– От психов вы способны избавить милицию, взявшись, например, шпионить за неверными мужьями‑женами, нечистоплотными деловыми партнерами или докучливыми соседями. Но расследование убийств – это не ваша компетенция, у частного сыщика нет для этого ни сил, ни средств. Вы можете быть хорошим свидетелем, поскольку способны оценивать и анализировать ситуацию, можете по‑настоящему помочь следствию, неоценимо помочь…

– Вот я и пытаюсь помочь! И пришел я в первую очередь как свидетель.

– Свидетель чего? – язвительно рассмеялся следователь. – Вы видели, как Чистяков убивал Герасимову?

– Нет, конечно. Он ее и не убивал лично.

– Вы видели или слышали, как Чистяков ее заказывал? Может быть, держали в руках контракт, заключенный между Чистяковым и киллером?

– Не надо утрировать, ладно? – попросил Денис.

– Я не утрирую. У вас на Чистякова ничего нет, и у меня ничего нет.

– Зато у Чистякова есть мотив.

– У Пуховой в момент убийства он тоже был. И сравнивать, чей мотив весомее, просто глупо. Я думаю, что мотив Пуховой был просто всепоглощающим.

Денис продолжал настаивать:

– Но Чистяков, в отличие от Пуховой, совершил определенные действия. Целый ряд действий, направленных на то, чтобы Герасимова оказалась удобной и легкой мишенью. Именно от Чистякова, и только от Чистякова, исходила вся история с анонимкой, он предложил Герасимовой разговаривать с Пуховой, он пригласил Пухову, он уговорил Герасимову не посвящать никого до поры до времени в эту историю…

– Да помню я все, – махнул рукой Дегтярев. – Прекрасно помню. Это ничего не доказывает.

– Согласен, однозначно не доказывает. Но заставляет задуматься.

Следователь вдруг почему‑то напрягся:

Дата добавления: 2015-07-25