Е. Г. Герасимова, депутат Государственной думы. 6 страница

– И этими граблями нападавший вас поранил?

– Да, он прямо сзади, вывернутой рукой несколько раз попытался ударить меня прямо по лицу. Я уворачивалась, но один раз он все‑таки расцарапал мне щеку. Потом он чуть‑чуть ослабил левую руку, которой держал, и я выскользнула. Он попытался снова меня поймать, но получилось – только толкнул, я там упала на какую‑то клумбу, не знаю уж, как успела вскочить. Обратно к калитке бежать я не могла, он был там, поэтому я, даже не оглядываясь, побежала мимо беседки через какие‑то клумбы.

– То есть нападавшего вы не видели?

– Нет.

– Но вы говорите о нем как о мужчине, могла это быть женщина или подросток?

– Я видела руки в черных кожаных перчатках. Руки были большие, мужские, и держал он меня вначале очень крепко, как сильный здоровый мужчина. Еще перчатки у него были странно заправлены в рукава кожаной куртки и манжеты застегнуты.

– Он ничего не сказал?

– Ничего. Только сопел. Наверное, он не очень высокий, я чувствовала его сопение совсем чуть‑чуть сверху. Значит, он, может быть, на десять сантиметров выше меня, может, на пять, не больше.

– Вы не кричали, не звали на помощь?

– Нет, по‑моему, если бы я закричала, он бы меня убил.

– И разглядеть, кто лежал в беседке, вы тоже уже не смогли, так?

– Так. Когда он напал, он оттащил меня немного назад, и даже ног в беседке уже видеть не могла, а потом я побежала, глядя только вперед. Там стояли редкие тонкие, наверное молодые, деревья, я проскочила между ними и уперлась в заднюю стену сада. Мне казалось, что он гонится, у меня так колотилось сердце, я не знала, что делать дальше. Я просто пошла, ощупывая забор, и наткнулась на еще одну открытую калитку. Выскочила, думала, попаду уже на улицу. Еще мелькнула мысль: зачем такая охрана на въезде, если можно просто зайти с улицы через калитку. Но за забором Герасимовой оказался еще один забор – бетонный. Я побежала вдоль него, хотела добраться до тех ворот, через которые пришла, позвать на помощь охрану. Но потом увидела дыру – бетонные плиты в одном месте разошлись настолько, что можно было между ними пролезть. И я выскочила наружу, увидела трассу, фары машин. Тут я первый раз оглянулась, сзади никого не было, но у меня уже не осталось никаких сил. Я вышла на обочину, остановила машину и попросила отвезти меня в город.

– Но когда вы оказались вне опасности, почему вы тут же не позвонили в милицию? – искренне удивился Юрий Петрович.

– Не знаю. – Пухова смотрела на него широко открытыми глазами, беспомощно, словно сама не понимала, как можно было рыть себе яму собственными руками. – От страха я вообще ни о чем не могла думать. Мне так хотелось, чтобы все это оказалось дурным сном… Совершенно механически я не поехала домой, а пошла к подруге, наверное, хотела отдышаться, успокоиться и обо всем спокойно подумать. Но в новостях сказали, что Герасимову убили, и тут я совсем потеряла голову. Хотела уже бежать в милицию, а они меня опередили. Если бы я позвонила…

История сослагательного наклонения не терпит, подумал Юрий Петрович. Но если бы она позвонила, возможно, следователь более благосклонно отнесся бы к ее рассказу, по крайней мере, взялся бы отработать таинственного нападавшего. Пуховой о том, что версия с присутствием третьего, неизвестного, лица не рассматривается следствием даже как запасная, Гордеев решил не говорить. Он спросил:

– Ознакомил ли вас следователь с актами экспертиз?

– Да. Моя кровь на граблях, но я вам объяснила, откуда она взялась, кровь Герасимовой на моем плаще – наверное, тот, кто на меня напал, испачкал и плащ, мои отпечатки на камне. Он мне не верит, но я спросила: какой мне смысл был убивать Герасимову, зачем я ее убила? Он Не знает, и я не знаю, никто не знает. Разве на суде поверят в убийство без причины?

– Дегтярев уже знает причину.

– Правда?

Она совершенно точно не испугалась, Юрий Петрович очень внимательно следил за ее лицом. Она не испугалась, что тайное стало явным. Она была удивлена, ей было любопытно…

А Дегтярев‑то был уверен, что Герасимова рассказала Пуховой о том, что ФСБ использовало Влада в качестве осведомителя, что Пухова от этой новости пришла в бешенство и выместила свое бешенство на Герасимовой как представителе бездушной власти, убившей ее сына. Но с Пуховой Дегтярев об этом еще не говорил, заявление Чистякова прозвучало уже после того, как первый допрос закончился. А второго допроса, скорее всего, не будет до завтра.

Неужели сейчас она услышит об этом впервые? Юрий Петрович постарался найти самые обтекаемые формулировки, чтобы максимально смягчить удар:

– Герасимова располагала документом, доказывающим, что ваш сын не был обыкновенным скинхедом. Он вообще не был скинхедом по убеждению. Он согласился сотрудничать с ФСБ и поэтому вступил в «Штурмовые бригады 88».

Пухова не бросилась на него с кулаками и не стала ломать мебель. Она молча переваривала новость. Без слез, без истерики, все так же глядя прямо в глаза Гордееву. Только вряд ли она продолжала его видеть и вряд ли понимала сейчас, кто она и где она.

Юрий Петрович понял, что продолжать разговор бесполезно.

Николай Хромов

14 ноября

– И ради этого вы меня разбудили?! – Вождь был помят и бледен, вокруг глаз залегли темные круги. Он сидел в потертом махровом халате и шлепанцах на босу ногу, одной рукой подпирая раскалывающуюся с бодуна голову, другой с трудом удерживая бутылку пива. – Лена!!! Ну где ее носит?!

Лена убежала за водкой. Убежала пять минут назад, так что возвращения ее можно было ждать минут через пятнадцать: ближайший ларек в десяти минутах ходьбы. А потом еще ждать, пока вождь поправит здоровье…

– Вам нужно немедленно уехать! – Наташа Шаповал была не в силах ждать. – Немедленно!

Вождь впал в какое‑то оцепенение, сидел совершенно неподвижно и медленно‑медленно мигал. Казалось, он спит. Шаповал потрясла его за плечо. Он, встрепенувшись, отпрыгнул вместе со стулом:

– Голова моя‑я‑а! – Бросив пиво, обеими руками сжал виски.

Шаповал подала ему две таблетки аспирина.

– Внизу ждет машина, мы нашли вполне безопасное место.

– Заче‑е‑ем?

– Там можно пересидеть пару недель, пока не уляжется шум.

– Заче‑е‑ем?

– Герасимова убита. С минуты на минуту здесь будет полно милиции или фээсбэшников…

– И ради этого вы меня разбудили?! Ле‑е‑на!!!

– Одевайтесь, мы подождем внизу.

– Лена!!!

– Она еще не вернулась, – подал голос до сих пор молчавший Сидорчук.

Они примчались сюда вдвоем с Шаповал, как только узнали из утренних новостей об убийстве Герасимовой. Вечерние новости прошли мимо: вчера, после погрома в «Ямайке», в «Белом кресте» была грандиозная оргия, и, честно говоря, Сидорчук сам не слишком хорошо себя чувствовал, но нашел силы собраться. А вождь? Сидорчук наблюдал за ним, не скрывая презрения: руины! И этот человек хочет управлять Россией!

– Там под раковиной посмотри, – промычал вождь, – может, осталось со вчера?..

– Я?! – Сидорчук побагровел от возмущения. – Я вам кто?!

– Я посмотрю. – Шаповал бросилась к раковине, под ней на полу стояли длинные ряды пустых бутылок. В четырех или пяти на дне осталось по нескольку капель, вместе набралось грамм тридцать. – Только потом мы сразу уедем, хорошо?

Вождь жадно высосал «огненную воду» и тыльной стороной ладони вытер губы:

– Зачем?

– Герасимова убита, первым делом начнут хватать наших…

– Убита?

– Герасимова?

– Да, Герасимова убита. Кто‑то забил ее камнями до смерти.

– Ты? – вождь удивленно воззрился на Сидорчука.

– Что – я?

– Твоя работа, орел? Молодца! Сука была Герасимова. Собаке – собачья смерть!

– Я тут вообще ни при чем, – заверил Сидорчук.

– Врешь! Не ври, страна должна знать своих героев! – Тридцать грамм водки практически явили чудо. Вождь оживал на глазах: разглаживались морщины, розовело лицо, язык уже почти не заплетался, а рука держала бутылку пива твердо и уверенно. – Вот когда я был суворовцем…

Эту историю и Сидорчук, и Шаповал знали наизусть. Биография вождя целиком приводилась в «Началах Русизма» как иллюстрация к основополагающему тезису «кровь определяет судьбу», в том смысле, что русский по крови не станет жидо‑масоном, как бы ни вынуждали его к этому обстоятельства. Так вот, будучи курсантом Суворовского училища, вождь не побоялся сказать в лицо командиру‑казаху, что не станет выполнять приказы «урюка», ибо это унижает его достоинство, за что и был отчислен. Впоследствии, с боем закончив среднюю школу и добравшись до высшей, Вождь успел поучиться на факультете журналистики, на историческом, даже на биологическом, но верность убеждениям и смелое их отстаивание неизменно приводили к тому, что его отчисляли или он сам уходил, громко хлопнув дверью. В 92‑м он вступил под знамена Баркашова, но и там не нашел возможности отдать себя целиком делу освобождения русского народа, а потому в 94‑м сплотил вокруг себя единомышленников – так родилось ВНПД.

Сидорчук тоже мог бы поведать народу свою биографию. Она была, конечно, покороче – все‑таки двадцать лет разницы в возрасте, но не менее поучительной. В 93‑м, в шестнадцать лет, он пришел в скинхеды. Тогда еще не было «Штурмовых бригад 88», организация вообще никак не называлась. Они издавали журнал «Под ноль» и нещадно били каждую нерусь, а их били в ментовских камерах, а потом отпускали и они снова шли на улицы и снова кровянили черные рожи! Тоже зов крови, тоже подтверждение основополагающему тезису, только вождь один, а значит, и биография в «Началах» должна быть одна…

Шаповал тревожно посматривала на часы, а вождь с упоением вспоминал детство, кажется давно забыв, к чему он вообще начал эту историю.

– Лена?! – История оборвалась на полуслове: вернулась Лена с водкой и горячими пирожками с капустой. – Лена!..

– А в магазине сказали, что арестовали ночью убийцу этой Герасимовой! – сообщила Лена, споро полоща стаканы и вываливая пирожки на тарелку. – Фамилия ее Пухова, вроде бы это мать того парня из твоих, помнишь, Сидорчук, которого хачи убили?

Шаповал и Сидорчук недоуменно переглянулись:

– Влада Пухова?

– Не знаю, Влада, не Влада, – отмахнулась Лена. – Бабы этой фамилия – Пухова. И сказали, что сын ее был в «Штурмовых бригадах 88» и его убили.

– Так мы никуда не едем? – все еще не оправившись от удивления, спросила Шаповал.

Вождь налил себе полный стакан водки и с наслаждением не спеша выпил.

– Врут! – гаркнул он на выдохе. – Все врут! Ты мне, Сидорчук, скажи, только мне. Как на духу. Как на исповеди. Твоя работа?

– Не моя, – отрицательно замотал головой Сидорчук.

– Не дрейфь! – настаивал вождь. – Мы тебя так спрячем, что ни одна собака не найдет.

– Да не делал я этого! Может, и собирался… планировал, но не успел.

– Опередил, значит, нас кто‑то?

– Опередил, выходит.

– Но мы не можем остаться в стороне и просто промолчать! – воскликнула Шаповал. – Физическое и моральное уничтожение таких, как Герасимова, – это наше дело…

– Угу, – кивнул вождь. – Всех их надо душить, душить и еще раз душить! А еще лучше вешать на фонарных столбах! И табличку на грудь «Jude»! Жидов и иуд – в гроб!

– Можно собрать пресс‑конференцию и, объяснив, что мы к делу непричастны, тем не менее выразить моральную поддержку Пуховой, – продолжала разглагольствовать Шаповал. – Можно через прессу же предложить ей членство в ВНПД, можно весь следующий номер партийной газеты полностью посвятить ей. Особенно если сделать две большие статьи: «Пухова» и «Герасимова», патриот поневоле и предатель по совести, а?

– Врут подлые фээсбэшники, – промычал вождь, запихиваясь пирожками. – Ни за что не поверю, что баба смогла такое. Как, говорите, ее прикончили?

– Забили булыжником, – подсказала Лена.

– Во‑во! Забить булыжником – не бабское это дело. Тут такая энергетика! Такая энергетика! А сколько аллегорического смысла?! Собака – друг человека, змея – враг человека. Кого забивают камнями и палками? Змею! Собаку кормят и любят. А змею, пригретую на груди русского народа, как шлюху вавилонскую, забивают каменьями!

Лена восторженно захлопала в ладоши, на глазах у нее блестели слезы.

– Как я раньше до этого не додумался!.. – посетовал вождь. – Булыжник – оружие простого русского народа, могильщика жидов‑захребетников. И этот булыжник обрушился всей своей всенародной мощью на голову… – он так разволновался, что не мог найти подходящего слова, – на голову…

– На голову продажной политиканши, – закончила за вождя Шаповал.

– Точно! Сейчас же сяду писать статью.

– При чем тут статья?! – возмутился Сидорчук. – Нас кто‑то опередил, кто‑то заработает очки там, где мы могли бы это сделать. Надо срочно устроить еще одну грандиозную акцию! Вчерашняя вылазка с лумумбовцами не идет ни в какое сравнение с масштабами убийства Герасимовой. Предлагаю выбрать еще десяток депутатов – жидов или «урюков» – и тоже забросать их камнями, а еще лучше – гранатами!

– Эт‑то уже анархизм, Сидорчук, – возразил вождь. – Мы тебе не экстремисты‑лимоновцы, мы – партия! Решение о такой акции надо принимать организованно на политсовете…

– Мы тут уже три пятых политсовета. Давайте примем решение!

Вождь поднял вверх указательный палец и нравоучительно заметил:

– На данном историческом этапе ВНПД надо не распыляться по пустякам, а копить силы для будущих великих побед!

– Каких побед?! Сколько можно вязнуть в пассивности и соплежевании, сколько можно толочь в ступе одну и ту же воду?!

– Ты?! – задохнулась от негодования Шаповал. – Что ты называешь водой в ступе?

– Вашу бесконечную жвачку! – рявкнул Сидорчук. – Что такое, по сути, ВНПД? Стали бы жиды и хачи нас уважать и бояться, если бы не «Штурмовые бригады»?! Кто вообще узнал о «Началах Русизма», если бы мы – я и мои пацаны – не несли эту науку в народ, вбивая в головы палками?!

Шаповал подскочила к нему и отвесила звонкую пощечину:

– Ты вспомни, с кем говоришь, недоносок!

– Недоносок?! – Сидорчук с разворота врезал соратнице в челюсть и отвесил издевательский поклон вождю. – С фюрером! С фюрером я говорю! Хайль, мой фюрер! Разрешите послать вас на х…?!

– А ты, что ли, метишь в фюреры? – Шаповал поднялась с пола и вытерла ладонью окровавленные губы. – Ты, недомерок?

Сидорчук ничего не ответил, выскочил из Зала заседаний Имперского Совета, хлопнув дверью.

– На следующем политсовете будет вопрос о тебе, Сидорчук! – проорала вслед Шаповал.

Лена растерянно замерла посреди комнаты, хлопая глазами. Вождь налил себе еще водки и как ни в чем не бывало поинтересовался:

– А не пора ли нам пообедать?

Грязнов – Гордеев

14 ноября

– Честно говоря, я в полном недоумении, – признался Гордеев. После встречи с Пуховой он заглянул в «Глорию» и пересказал Денису содержание состоявшегося разговора. – Я провел с Пуховой два часа и тем не менее не могу даже предположить, убивала она Герасимову или не убивала. Таких гениальных актеров просто не бывает, я могу на Библии поклясться, что она мне не врала. По крайней мере, в главном не врала. И о документе, и о внедрении Влада фээсбэшниками она от меня точно услышала впервые, то есть мотива, на который теперь так напирает следствие, у нее не было. Но с другой стороны, против нее такая махина доказательств!.. Понимаешь, у меня сложилось такое впечатление, что если она и убила, то об этом не знает.

– Шоковая амнезия? – предположил Денис. – Или раздвоение личности? Или она действительно не убивала, потому и не знает?

– Равновероятно, – беспомощно развел руками адвокат.

Денис задумчиво курил, глядя в окно, за которым моросил противный мелкий дождик:

– А еще ее могли квалифицированно подставить. Или она сама могла подставиться по глупости.

– И это возможно. Причем столь же вероятно, как амнезия или паранойя.

– В данный момент, пока мы просто сидим тут с тобой и беседуем, – может, и столь же вероятно. Версия следствия все объясняет, но и рассказ Пуховой тоже по‑своему все объясняет. У следствия есть доказательства, у Пуховой нет. Но если удастся найти хоть какие‑то следы этого Фреди Крюгера в черных перчатках?..

– Неужели ты думаешь, что эксперты на месте убийства их не искали? – перебил Гордеев.

– Конечно, искали, – согласился Денис. – И вполне возможно, даже нашли, просто они пока не знают, что это его следы. Думаю, не ошибусь, если скажу, что следов там было предостаточно: того же Магницкого, охранников, наверняка какого‑нибудь сторожа или садовника. Кроме того, мы не знаем, как Герасимова приехала, может, был еще водитель… Может, она привезла с собой целую делегацию помощников, и они всем стадом там топтались…

– Это я выясню. – Юрий Петрович сделал пометку в блокноте.

– Конечно, но тут проблема в другом: проверяться все эти следы будут без особого рвения, поскольку подозреваемый у следствия есть. Хороший и добротный подозреваемый. Практически уже обвиняемый. И главное, что наш Черный Человек следы свои наверняка тщательно прятал, по газонам не ходил, о занавески рук не вытирал. Я ездил в «Березки» сегодня с утра. Внутрь, конечно, не попал, видел дыру в заборе, ее заложили досками…

– Давай решим, Денис, на что мы делаем ставку, – Гордеев был всецело поглощен своими мыслями и последней реплики Дениса, похоже, не слышал, – на невиновность или на невменяемость?

– Я за невиновность, – не колеблясь ответил Денис.

– Уверен?

– Абсолютно. Но, в конце концов, ты можешь потребовать проведения психиатрической экспертизы. Это, по меньшей мере, позволит нам выиграть время.

– Да, у следствия ведь есть уже все, что нужно, а у нас – пока ничего.

– Вот именно.

– Значит, сосредоточимся на том, что Пухову подставили или она сама подставилась. – Юрий Петрович заметно повеселел: ничто не раздражало его сильнее, чем состояние неопределенности, а оно наконец разрешилось, пусть и силовым методом.

– А пока они будут возиться с экспертизами, мы стремительно проверим все, что Пухова тебе рассказала, и, может быть, выйдем на Черного Человека. Я тут уже начал кое‑что проверять и выяснил, что звонил и приглашал на встречу Пухову Чистяков. У нас есть запись этого разговора. Макс сличил голос с записанным сегодня с телевизора, это он. С достаточной степенью точности. Я думаю, выяснять, кому Пухова успела рассказать о предстоящей встрече, бесполезно, если ее подставляли, то ниточки придется искать с другой стороны. Надо бы поговорить с этим Чистяковым, порасспросить Магницкого…

– Надо, – кивнул Гордеев, – и с Магницким поговорить, и на место съездить все посмотреть, и весь поход Пуховой к дому и побег от него выстроить по минутам. Надо, но, по‑моему, версия с организованной подставой – тупиковая. Если уж поверить в существование Черного Человека, то я бы скорее стал разрабатывать случайное совпадение, подставу по глупости.

– Почему? – спросил Денис.

– А ты подумай сам. Вспомни, сколько у Герасимовой было, мягко говоря, недоброжелателей. Мы ведь хотим искать не там, где светлее, а там, где лежит.

– Ну?

– Если подставляли конкретно Пухову, значит, кто‑то узнал… Заметь, «кто‑то»– это враг Герасимовой, а не Пуховой. Так вот, кто‑то узнал, что Герасимова пригласила Пухову на дачу, и если он уже планировал убийство, то он просто скорректировал свои планы с тем, чтобы заполучить удобного козла отпущения, правильно?

– Логично.

– И правильно, и логично, но нереально, – поморщился Гордеев. – Никакой уважающий себя убийца не стал бы делать ставку на случайного незнакомого человека. А если бы у Пуховой в сумочке был газовый баллончик или шокер? А если она вдруг владеет кунгфу или приемами борьбы Баритсу? А если она приедет не одна, а притащит с собой мужа, или брата, или телохранителя? Все его планы полетят в тартарары. Я думаю, что о визите Пуховой убийца вообще не подозревал и вынужден был действовать экспромтом.

Денис задумчиво потер переносицу:

– А что это, собственно, меняет?

– Почти ничего. Твои следственные действия те же. Просто хочется расставить все точки над «и». И хотя бы приблизительно оценить масштаб противника, с которым нам предстоит бороться. Кто мог подготовить и осуществить убийство Герасимовой? Во‑первых, неофашисты. Убийство, между прочим, вполне в их стиле – бессмысленно жестокое. Во‑вторых, те же спецслужбы. Я не знаю, как к Герасимовой попали документы, о которых говорил Чистяков, не знаю, насколько они серьезные, но в принципе это могло быть поводом. В конце концов, за вербовку детей хороший пистон кому‑нибудь из больших генералов обеспечен. Они ведь могли не знать, что Герасимова уже проболталась о документе Чистякову, а может, и еще кому‑то.

– Они все знают, – глубокомысленно заметил Денис.

– И тем не менее. Кто‑то из ФСБ может за этим стоять, могли они и убийство замаскировать так, чтобы подумали на тех же скинхедов.

– А в‑третьих?

– Что? – недопонял Гордеев.

– Кто, в‑третьих, враг Герасимовой?

– Не знаю пока. Но наверняка есть и в‑третьих, и в‑четвертых. Она была женщина бойкая и за долгую политическую карьеру точно нажила себе врагов предостаточно.

– Знаешь, что меня больше всего занимает? – хмыкнул Денис.

– Листок бумаги под камнем на дорожке. Как ни крути, а это ловушка конкретно на Пухову.

Икс‑бой

Вечером на чердаке Икс‑боя ждал сюрприз.

Киря, вернувшись с Ленинградского вокзала, где он сегодня промышлял, плюхнулся на свой хозяйский диван, не снимая обуви, напротив, набросив на них огрызки истлевшего одеяла. И сказал не очень твердым голосом:

– Есть такая русская пословица – держи пиво в холоде, а ноги в тепле!

Повернулся к стенке и моментально заснул.

Дождавшись этого, Светик поманил Икс‑боя пальцем в дальний угол чердака, показал засаленную колоду карт. Икс‑бой в карты не играл, но что‑то ему подсказало, что надо согласиться.

Они сели на два деревянных ящика, и Светик громко и внятно сказал:

– Играем в буру. – И потом совсем тихо: – Тебе ствол нужен? Я могу помочь.

Икс‑бой даже поперхнулся. О‑ШО! Вот оно!

Но – стоп. Что это значит?

Киря рассказал Светику про их вчерашний разговор? Нет, вряд ли, он его не слишком жалует, не такие уж близкие друзья. Значит, тогда как? Светик просто подслушал? Ну конечно, даже наверняка.

Так, спокойно, спокойно, не психовать.

Главное – видеть цель, а все сопутствующее – побоку. А цель – достать пистолет. И если несимпатичный Светик, в отличие от строгого, но справедливого и, в общем‑то незлого Кири, ему, Руслану (то есть Икс‑бою, Икс‑бою, пора привыкать к новой жизни!!!), в этом поможет, значит, так тому и быть.

– А скажи, Святослав, – осторожно спросил Икс‑бой. – У тебя – те же связи, что и у Кири? Ты через тех же людей будешь действовать?

– Это неважно, – серьезно ответил Светик. – И не называй меня Святославом, а то в глаз засвечу, понял?

Икс‑бой кивнул. О‑ШО. Точнее, просто «О». То есть – наше вам с огромным уважением, любовью и благодарностью!

– Теперь поговорим о деталях, – выдал Светик следующую фразу, которую явно выудил из какого‑то американского боевика. Она давно уже сидела у него в голове, да все случая подходящего не было. Кире вот, к примеру, не очень‑то скажешь: «Теперь поговорим о деталях». Можно и нарваться.

– Кстати, Икс‑бой, – встрял тут Пожарник, – а где наши комиксы?

– Да, – подскочил Светик, – а я и забыл! Ты тут сачковал небось, сознавайся! Проспал весь день, как сурок?

Икс‑бой молча вытащил из кармана куртки разрисованный блокнот. Немедленно прибежали все остальные – Шрам, Пухлый, Малой и Супер‑Малой. И что же тут началось! Его выдирали из рук в руки, пока, наконец, сам же Икс‑бой это не прекратил.

– Ну хватит вам, – сказал он, – сейчас порвете, и нечего тогда будет у других пацанов выменивать. Забыли, что ли? Давайте положим его на ящик в самом освещенном месте, чтобы всем сразу видно было.

– Может, Кирю разбудить? – робко предложил Супер‑Малой, но Малой так тряхнул его, что тот сразу же отказался от этой идеи. Невыспавшийся Киря – не самый лучший Киря.

Они сделали, как предложил Икс‑бой, перетащили ящик на освещенное место и, раскрыв рот, стали рассматривать картинки.

Светик с неудовольствием отметил про себя, что уже не первый раз негромкие, но ясные и четкие идеи Икс‑боя, высказанные совершенно ненавязчиво, находят понимание в трудящихся массах. Так можно и авторитета лишиться… А пока что сплошные «ахи» и охи» стояли на чердаке. Да Светик и сам был заворожен тем, что увидел. Сюжет комикса был таков: у бравого ковбоя Хенка во время сна подружка вытащила его верный пистолет, и теперь перед лицом многочисленного неприятеля, рассредоточенного в прерии, старина Хенк был безоружен, и первой его целью было – во что бы то ни стало заполучить оружие… Хм. Вот так сюжетец, однако.

– А чего же без надписей? – послышался сзади вдруг еще один голос.

Компания обернулась. Это зевающий Киря, собственной персоной, проснулся и тоже любовался комиксом.

– Так в этом же весь смысл! – гордо объяснил Икс‑бой. – Весь текст у меня в голове. Так больше шансов, что мы комиксы продадим или обменяем. И так можно резину тянуть, не все сразу рассказывать, на продолжения разбить, еще что‑нибудь придумать…

– Классная мысль, – одобрил Киря. – Надеюсь, сработает.

Киря, как и Светик, заметил, что главным героем комикса был не ковбой Хенк, а скорее, его пистолет, но ничего об этом не сказал. Лишь добавил:

– Считай, что это теперь твоя основная работа.

И тогда Икс‑бой окончательно добил пацанов.

– А вот еще один. – И он вытащил второй блокнот, уже поменьше.

Взял его за нижнюю грань, продемонстрировал всем первый рисунок (на тему борьбы Спайдермена с похитителями тел из космоса) и щелчком большого пальца в несколько секунд пролистал весь. Перед потрясенными зрителями промелькнул натуральный мультфильм. Рисунки так быстро сменяли друга друга, что картинка ожила, она двигалась, там происходили всякие‑разные вещи! В частности, достойный отпор гнусным пришельцам!!!

Тут уж все без исключения буквально завизжали от восторга.

Сыщики, информация к размышлению

Послание, копию которого раздобыл Щербак в милицейских анналах, так и не было найдено. Возможно, почта виновата, но, скорее всего, Руслан его и не посылал. Несмотря на якобы анонимность, в нем содержалось на самом деле слишком много прямых указаний именно на Влада, и Руслан, очевидно, не решился его отправить.

Но кое‑что до милиции все‑таки дошло. Грязнов‑старший в архиве отдела по борьбе с преступлениями несовершеннолетних нашел письмо со штемпелем почтового отделения в Бусинове, написанное, несомненно, Русланом. Оно было несравненно короче первого, и о Владе там вообще не было сказано ни слова:

«13 октября около метро Войковская около большого здания, где много магазинов соберется банда скинхедов «штурмовые бригады 88». Это будет вечером примерно после семи. Они соберутся, возьмут дубинки и пойдут устраивать погром. Примите, пожалуйста, самые лучшие меры к аресту этой банды. Иначе может погибнуть много людей».

Но мер, ни самых лучших, ни вообще каких‑либо, принято не было. Потому что получено было письмо только четырнадцатого октября. Да и не было тринадцатого никакого погрома. Погром случился двенадцатого, и в ходе него‑то как раз погиб Влад. А тринадцатого у Влада был день рождения, ему должно было исполниться 14 лет. И видимо, Руслан думал, что такой день брат проведет дома.

Документы не могут быть обнародованы…

На состоявшейся сегодня пресс‑конференции депутат Госдумы Чистяков Е. И. заявил, что документы, изобличающие деятельность ФСБ по внедрению подростков в бандформирования, конфискованы следственной группой и в интересах следствия пока не могут быть обнародованы.

Представитель ФСБ в составе межведомственной следственной группы Б. Ховрин, также присутствовавший на пресс‑конференции, заметил: «Документы не могут считаться таковыми, пока не проведены все проверки их подлинности и прочие экспертизы. А пока все обвинения в адрес ФСБ – чистейшей воды клевета».

Икс‑бой

Комиксы Икс‑боя по‑прежнему пользовались бешеным успехом и продавались «соседям» – таким же пацанам с окрестных чердаков. А идея не подписывать комиксы, оставляя некоторые сюжетные загадки неразрешенными вплоть до отдельной оплаты, действительно оказалась весьма коммерчески выгодной.

Поступил даже персональный заказ от одной конкурирующей по Белорусскому вокзалу компании шпаны – сделать историю непосредственно про них. Пацаны, видите ли, захотели себя увековечить.

Тогда практичный Светик предложил содрать с них за это дело приличный аванс. Но Киря, узнав, в чем дело, воспротивился и наложил вето.

Дата добавления: 2015-07-25