Читайте также: |
|
А если неуверен в себе, лучше кликни сюда.
Через час Икс‑бой спохватился, глянул на часы в правом нижнем углу монитора: 17.47?! Ему нужно срочно нестись домой!
Фрагмент интервью сотрудника центра общественных связей ФСБ полковника О. В. Жмурина
Полный текст в следующем номере…
Корр. Олег Викторович, как вы прокомментируете сведения о вербовке вашим ведомством осведомителей из числа несовершеннолетних?
Жмурин. Никак. Это ничем не подтвержденные данные. Очередная утка, не более.
Корр. Хорошо, а что вы в таком случае скажете по поводу интервью мэра Москвы от 6 февраля текущего года, в котором он заявил, цитирую: «В молодежные организации экстремистского толка, которые действуют на территории Москвы, внедрена спецагентура…», «УФСБ и ГУВД Москвы научились отслеживать деятельность таких организаций, прогнозировать их намерения и пресекать их сборища»?
Жмурин. А что вы хотели бы услышать? По‑моему, все предельно ясно. К сожалению, результат нашей работы не стопроцентный, но большинство экстремистских акций нами пресечено в зародыше. Широкой общественности известны лишь те немногие, которые мы не смогли в полной мере предупредить.
Корр. Так как же все‑таки насчет малолетних агентов? Они есть или их нет?!
Жмурин. Разумеется, в борьбе с экстремистскими организациями нельзя ограничиться профилактическими беседами, без агентурной работы здесь не обойтись. Но об использовании для этой работы несовершеннолетних и речи быть не может! Я могу продемонстрировать вам методические указания по борьбе с экстремизмом в молодежной среде, разработанные нашим аналитическим центром, там черным по белому написано: «не допускается привлекать для сотрудничества на постоянной основе лиц, не достигших восемнадцатилетнего возраста».
«Молодежная правда»
Икс‑бой
Когда Икс‑бой наконец не без труда распахнул люк и забрался на чердак с двумя здоровенными пакетами, из‑за которых его самого почти что не было видно, он не сразу понял, куда попал. Нет, ошибиться чердаком он, конечно, не мог, ошибиться чердаком значило ошибиться домом, в конце концов, ошибиться друзьями. А они – вот они, они стояли, хмуро глядя на него.
– Ты где был?! – прорычал Киря.
– Я… жратву… это, вот… – беспомощно пролепетал Икс‑бой, едва не уронив пакеты на пол.
Все тут было перевернуто. Кирин диван разломан в щепки. От всего их тщательно создававшегося уюта не осталось и следа. Обрывки газет, мусор, которого у них, в общем‑то, никогда и не было (Киря за этим строго следил). Окурки, пустые сигаретные пачки. Какое‑то, кажется, французское слово, Икс‑бой не смог прочитать, слишком был взволнован.
Менты? Бомжи? Пацаны‑конкуренты?
Бесполезные и неконструктивные мысли роились сейчас в голове у Икс‑боя.
– Это он виноват! – взвизгнул Пухлый. – Как он у нас появился, все сразу стало не так, как прежде!
Пожарник и Шрам тоже выкрикнули нечто подобное. Светик презрительно молчал. Малые вообще забились куда‑то в щели и голоса не подавали. Да у них двоих в сумме и одного‑то не получалось.
– Киря, – умоляюще пробормотал Икс‑бой, – Киря, ну куда же я…
– Катись отсюда, – ледяным тоном сказал Киря.
Икс‑бой наконец опустил на пол пакеты с едой, распечатанные комиксы тоже засунул туда и поплелся к люку.
Вот вам и праздник, вот и отмечалово. Он, впрочем, успел заметить, что Киря сидел на большой картонной коробке с надписью «Samsung. Monoblock». Эх, не смотреть ему с пацанами видео.
Денис Грязнов
18 ноября
Магницкий пообещал Денису устроить встречу с Чистяковым, но заполучить депутата, в один день ставшего суперпопулярной личностью, для хотя бы десятиминутного разговора оказалось делом нелегким. Однако встреча была обещана, и поэтому Магницкий и Денис с полным правом расположились в кабинете Чистякова. Дело близилось к полудню, значит, возрастала вероятность того, что коллеги и журналисты хотя бы ненадолго оставят депутата в покое.
Им подали чай, и, усевшись за маленьким столиком в углу кабинета, они мирно его попивали, курили и угощались печеньем. В принципе Денис мог бы подождать и в одиночестве, но Магницкий сказал, что ему как раз нужно спокойно кое над чем подумать, а в собственном кабинете ему этого точно не дадут сделать: слишком много еще хлопот с памятником, архивами, незаконченными документами – обязательно придется куда‑то бежать, срочно решать вопросы…
Денис, чтобы не мешать его мыслям, молча разглядывал кабинет. Создавалось впечатление, что он очень большой, но на самом деле впечатление иллюзорное, просто не было привычных глазу бесконечных шкафов и полок с бумагами, где Чистяков хранил документы – загадка. Не было сейфа – возможно, встроенный и прятался под столом, но под стол Денис не заглядывал. Что еще более любопытно, не было портрета президента. Вообще. На самом деле просто уже стереотип такой сложился: если чиновник, то обязательно за столом, в кресле, а сзади на стене, над головой чиновника, – портрет президента. Некоторые экстремалы, правда, заменяют священный лик двуглавым орлом или триколором 3 на 4, но чтобы чистая стена – это нонсенс.
Зато оставшиеся три стены были сплошь завешаны фотографиями и всяческими дипломами в рамках. На фотографиях стабильно присутствовал сам Чистяков, а рядом замечательные люди: политики, по преимуществу иностранные, деятели культуры: актеры, музыканты, писатели, наших и зарубежных поровну, и еще было много фотографий с детьми, каждый раз разными, но неизменно большими группами и на фоне ненаших архитектурных достопримечательностей: Лувра, статуи Свободы, Писающего мальчика и т. д.
Денис побродил по этой фотогалерее, почитал дипломы. Все они, так или иначе, отмечали выдающиеся успехи Чистякова на ниве воспитания подрастающего поколения, и, судя по тому, что отметили эти успехи даже такие гиганты, как ЮНЕСКО, ICF (Международный культурный фонд), фонд Карнеги и Международный фонд славянской письменности и культуры, потрудился Чистяков на этом поприще изрядно.
– Восхищаетесь? – Магницкий, очевидно, уже все продумал и подошел к Денису. – Евгений Иванович вполне может стать преемником Екатерины Григорьевны.
– Когда же он это все успел? – Денис обвел рукой выставку дипломов. – Сколько ему, тридцать?..
– Двадцать семь. Из студентов – в райсовет, потом в городскую Думу, дальше – в Государственную. И в комитете по делам молодежи он не потому, что возраст подходящий, а поскольку и прежде работал в этом направлении. Все эти дети и молодежь на фотографиях – разные творческие коллективы, которые, не без участия Чистякова, завоевали мировую известность.
– Герасимова готовила его в свои преемники?
– Не думаю. Она совсем не собиралась оставлять свой пост. По крайней мере, в ближайшее время. У них просто были прекрасные отношения. Их взгляды на жизнь практически совпадали, например, о подростковой наркомании они могли говорить часами, или, если речь заходила о ФСБ, всегда было единодушное мнение, или вот последние инициативы по скинхедам…
– А что, Чистяков такой же большой нелюбитель ФСБ, как и Герасимова?
– ФСБ не любят даже те, кто там служит, – усмехнулся Магницкий, – Федеральная служба безопасности, по идее, должна пользоваться не любовью, а уважением. Наша вот не пользуется. Особенно среди той части населения, которой пришлось с ФСБ столкнуться.
– И Чистякову пришлось?
– Я не знаком с подробностями, но в бытность его в городской Думе он, по‑моему, занимался программой молодежного и студенческого обмена, и его пытались склонить к сотрудничеству… Впрочем, я сейчас сплетничаю, по сути, мне лично Чистяков ничего такого не рассказывал, я просто краем уха слышал от Герасимовой…
В кабинет стремительно влетел Чистяков, быстро пожал Денису руку и вдруг напряженно поднял бровь, словно что‑то вспоминая:
– Мы с вами нигде не встречались?
– Сталкивались, я бы сказал. Когда вы работали на телефоне доверия, я заходил…
– Да‑да‑да. Теперь припоминаю. Мне тогда сказали о каком‑то пропавшем мальчике… Постойте! Это не Пуховой ли младший сын?!
– Именно.
– Я вас покину, если не возражаете. – Магницкий откланялся.
Чистяков попрощался с ним и вернулся к Денису:
– Как тесен мир все‑таки! Нашли сына?
– Еще нет…
– А пока суд да дело, значит, решили и Пуховой помочь, и правильно. Так, собственно, чем могу?..
– Герасимова… – начал было Денис, но дверь без стука отворилась, и на пороге возникла толстая дама в белом трикотажном обтягивающем платье:
– Евгений Иванович!.. – Она просительно сложила брови домиком. – Ну, пожалуйста, это очень срочно!..
Чистяков только рассмеялся, он даже не успел дойти до своего стола, а уже должен был снова куда‑то бежать:
– Ну не получается сегодня… Знаете что, позвоните моему секретарю, согласуйте с ней время, только вечером, завтра, например. А я предупрежу ее, чтобы она отнеслась к вам с максимальной серьезностью и выкроила как минимум минут тридцать.
Что же делать?
Эти строки были написаны Е. Герасимовой за день до ее зверского убийства (Прим. ред.)
…Старшее, военное, поколение утверждает, что при Сталине был порядок. Но если спросить людей, переживших оккупацию, они скажут, что при немцах порядка было не меньше, а люди, прошедшие концлагеря, подтвердят, что там порядок был вообще идеальным. Выходит: либо зря воевали, либо порядок – не всегда благо.
Нынешняя молодежь, выросшая в России бандитской, величайшей жизненной ценностью почитающая «понты» или, говоря классическим русским языком, умение в любой ситуации внушать всем окружающим уважение к себе, на стариков глядящая с иронией: их вид, как правило, выдает полное отсутствие самоуважения и чувства собственного достоинства, – так вот, это молодое поколение заявляет: азербайджанская мафия захватила рынки (чеченская контролирует проституцию, цыганская – торговлю наркотиками и т. д.). Да, так и есть. Бандитизм – самый выгодный вид бизнеса в России. И смекнули это не только братья славяне, но и представители других народов, населявших некогда единую страну. Так в чем их вина? В том, что они зарабатывают на жизнь преступной деятельностью или в том, что их преступные сообщества организованы по национальному признаку?
Славянофилы твердят, что причина всех наших бед – атеизм, насаждавшийся советской властью (в первую очередь, конечно, евреями среди большевиков, русские – те творили зло по наущению или по недомыслию). Либералы называют их шовинистами и тоже сокрушаются об утрате народом нравственных ориентиров. Семь десятилетий кровавых репрессий и бесправия – говорят и те и другие – нанесли моральным ценностям непоправимый урон, а десятилетие постсоветского бандитского беспредела уничтожило их окончательно.
Рухнули последние иллюзии, последние нравственные устои, сохранившиеся от советской власти, и у народа не осталось ничего, кроме ненависти, сдерживаемой рецидивами страха. Либеральные ценности дискредитированы в ельцинскую эпоху, люди обмануты и обкрадены, как же им не обозлиться? Пожалуй, правы и те и другие: у простого человека достаточно поводов для негодования. Но бороться за свои права мы ведь не привыкли. Значит, ничего не остается, как позволить оголтелым личностям, вроде г‑на Хромова, концентрировать этот гнев и выплескивать на тех, чей профиль, фас или цвет кожи ему не по нраву?
«Молодежная правда»
Светик
Все‑таки соображалка у него здорово устроена, в который раз сам себя похвалил Светик и приосанился, нажимая на кнопку звонка в приюте «Остров Доброй Надежды». Лихо он Икс‑боя нашел. С первой попытки, можно сказать. Всего лишь справился о нем по справочному телефону этого дурацкого «Детского центра «Остров Доброй Надежды». А они и говорят: да, такой поступил к нам пару дней назад. Вот лохи‑то.
Светик вспомнил. Началось все еще на трех вокзалах. Там какие‑то типы из этого детского дома жратву халявную раздавали. И Икс‑бой, когда про это услышал, заинтересовался. А потом реклама вообще косяком пошла – на каждом углу. В метро вон даже объявляли. Так в метро же небось и сам Икс‑бой это услышал и туда приперся. Ночевать‑то, поди, негде.
Сперва в детдоме все оказалось не так просто. Светика встретила строгая тетка в очках, которая допытывалась, кем он Икс‑бою приходится. Он назвался двоюродным братом.
– В «Острове Доброй Надежды» содержатся разные дети. И возможно, они нуждаются в защите от внешнего мира. Вы должны заполнить анкету, молодой человек, если хотите повидать своего друга. М‑мм… брата. Хотя бы устно, давайте, я запишу ответы с ваших слов. К какой категории он относится?
– А какие у вас есть? – буркнул Светик.
– Дети, временно лишившиеся родительского попечения (например, их родители находятся в больнице, в заключении).
– Это… не он, – подумав, сказал Светик.
– Беременные девочки‑подростки, ушедшие из дома из‑за конфликтов с родителями, произошедшими в силу беременности дочерей.
– И это не он.
– Понимаю. Тогда дети, убежавшие из дома по разным причинам, скажем конфликт с родителями, а также дети из семей, где они подвергаются физическому или сексуальному насилию, плюс дети из семей, в которых употребляются психоактивные вещества, а еще – дети‑беженцы из районов военных конфликтов… Куда же вы, молодой человек?
– Я это… вспомнил… мне надо… Завтра зайду, – сказал Светик и дал деру.
Ну не мог он с этой мымрой больше разговаривать. Не мог! Пришлось дождаться ночи.
Сева Голованов
18 ноября
В здании на «Войковской», о котором написал в милицию Руслан, скинхеды арендовали подвал. Вход в него был отдельный и единственный, а на двери красовалась табличка: «Военно‑патриотический клуб «Смена», а чуть пониже таблички с названием – еще одна: «Вход только по членским карточкам». Понаблюдав издалека, Сева выяснил, что за дверью сидит здоровенный мордоворот и действительно каждый входящий предъявляет ему какую‑то «ксиву».
Но буквально в десяти минутах ходьбы от заветного подвала располагался бар «Белый крест», куда скинхеды после военно‑патриотических занятий чуть ли не каждый вечер ходили отдохнуть и потусоваться. По сути, бар тоже являлся учреждением режимным, но пропускная система была пожиже: не впускали только ярко выраженных негров, вьетнамцев и хачиков. И посещали бар не только скины, заходили и просто любители выпить, а также туда заглядывали туристы, охотники до российской экзотики.
В смысле интерьера «Белый крест» российской экзотикой не отличался, а скорее смахивал на типичную бюргерскую пивную, как их изображают в туристических справочниках: высокие дубовые панели на стенах, длинные, человек на шесть‑восемь, дубовые столы, дубовые лавки, гулкий деревянный пол. Не хватало только головы кабана или оленя над баром и бармена в тирольской шляпе. Но зато завсегдатаи были насквозь русские. И музыкальное сопровождение кому‑то могло показаться экзотическим. Из огромных колонок, расставленных по углам зала, непрерывно ревели хиты «Коловрата»:
Ты поднялся на бой,
Белый воин, арийский герой.
Сталь зажата в тяжелой руке,
Гнев народа в твоем кулаке.
Белый порядок, арийский диктат,
Власть на штыках беспощадных солдат.
Вьется кровавый нордический стяг,
Бритоголовый печатает шаг!
И так далее все в этом же стиле.
В «Белый крест» Сева Голованов прихватил с собой Агеева. На всякий случай, мало ли как обернется… Хоть внешность у обоих и славянская, прицепиться всегда можно найти к чему, было бы желание.
Оделись с милитаристским уклоном: высокие ботинки, черные брезентовые штаны, черные свитера, наглухо застегнутые куртки, черные шапочки на самые глаза. И фейс‑контроль прошли без проблем: два вышибалы на входе только скользнули по ним взглядами.
Народу было пока немного, за барной стойкой и за столами сидело десятка два молодых и очень молодых людей. Но Сева решил, что надо прийти пораньше и посидеть подольше, чтобы побольше увидеть. К старому, но еще не выполненному заданию: отыскать друзей Влада, у которых мог бы скрываться Руслан, Денис добавил еще одно: вычислить автора анонимки, добытой Чистяковым. Обе задачи представлялись Севе неразрешимыми. Ни Лисицын, ни Шульгин помочь не смогли. А Сева, ломая голову над изобретением универсального подхода к бритоголовым, додумался вместо решения до еще одной проблемы. Это могла быть месть за предательство, и стукнул его гирей, возможно, кто‑то из скинов. Значит, в «Белом кресте» нужно искать: и покровителя Руслана, и анонимщика, и возможного убийцу Влада. Причем первый и второй могут оказаться одним и тем же лицом, и этому лицу, скорее всего, угрожает опасность: его рано или поздно вычислят. То есть найти его надо быстро…
От всего этого просто голова шла кругом. На сайте «Штурмовых бригад» было написано, что в бригаде полторы тысячи человек. На самом деле – человек двести максимум, Сева выяснил это за два дня, последив за клубом и баром. Но даже из двухсот человек как выделить скрытых антифашистов и фанатиков‑убийц? Исключительно по внешнему виду?
Сыщики взяли по паре пива и устроились за свободным пока столом подальше от ревущих колонок. Сева надел очки с вмонтированной в них видеокамерой, а в двух кварталах от бара в машине сидел Демидыч и наблюдал на экране все то же, что видел Сева, а заодно и записывал «кино» для истории.
Посетители понемногу подтягивались, и к восьми вечера бар был забит до отказа. Большинство составляли скины, иногда, впрочем очень редко, с дамами. Они пили по преимуществу пиво, курили, ржали и матерились. Обрывки разговоров, долетавшие до сыщиков, касались в основном позорной игры «Спартака» в Лиге чемпионов и погрома в «Ямайке». Ни о Герасимовой, ни о Владе‑предателе, ни о происках ФСБ и слова сказано не было. Сыщики старательно пытались вырвать взглядом хоть какие‑то аномалии в толпе скинов: главных ораторов или, напротив, молчунов, непьющих, или наоборот, но это было все равно что искать иголку в стоге сена, да еще за их столик подсели немецкие туристы. Целых пять человек говорливых, восторженных арийцев. Пока они, осматриваясь и смущаясь, трепались между собой, было еще терпимо, но, выпив по бокальчику, они полезли знакомиться.
– Ви есть русиш фашист? – перекрикивая динамики, орал Севе в ухо самый смелый, назвавшийся Вольфгангом.
– Я, я, типа того… – Севе было неудобно посылать любопытствующих бундесов подальше открытым текстом.
– А ми ест волонтьор‑антифашист из Германия. Ми изучайт наши, как ето, оппонент. Ми приходить сюда третий раз. Ето есть очень достопримечательний в Москва место.
– Понятно.
– Ви рассказать о ваши убеждения и борьба? – Он полез за блокнотом и фотоаппаратом. – Ви не брить голова? Ви читать Хитлер?
Фотографироваться и давать интервью сыщикам совершенно не улыбалось, и Сева протестующе замахал руками:
– Найн! Найн фашист! Мы это… не фашисты пока, присматриваемся…
– Was? Was?! – загалдели спутники Вольфганга.
– Мои друзия не говорить по‑русски, я переводить. Ви не есть фашист, ви есть антифашист? Ми писать об смелый русиш антифашист и борьба с фашист? – Он снова схватился за фотоаппарат.
– Мы – нейтралитет! – Сева силой запихал камеру обратно ему в сумку. – Пиво просто любим. Пиво тут хорошее!..
Вольфганг, похоже, так ничего и не понял. Но слава богу, его внимание привлекли три личности, вошедшие в зал.
– О! – воскликнул немец. – Бригаденфюрер!
На троих вновь прибывших обратил внимание не только немец. Подвыпившие скины, как по команде, немного притихли. Шедший первым невысокий коренастый парень лет двадцати пяти с резко выступающими скулами и круглыми немигающими глазами лениво и невысоко вскинул руку в знак приветствия, и посетители, восприняв этот жест как позволение продолжать попойку, вернулись к своим кружкам. Парня сопровождала девушка помоложе, очень коротко стриженная, в черном комбинезоне и совсем не похожая на девушку, в смысле его девушку. Замыкал шествие здоровенный детина, скорее всего телохранитель, у него на лбу было написано: неполные восемь классов и как минимум две ходки на зону.
– Сидорчук! Сидорчук! – загалдели немцы, локтями подталкивая друг друга.
– Ви не познакомить меня с ваш лидер, Виталий Сидорчук? – снова пристал к Севе Вольфганг.
– Сам не знаком, – отрезал Сева.
Сидорчук и компания уселись у стойки. Их появления как будто только и ждали: на небольшом помосте образовались лысые пацаны с инструментами, и из динамиков вместо «Коловрата» полились самодеятельные напевы, не менее, впрочем, кровожадные.
У меня есть красный от крови клинок!
Я обрею им голову и пойду воевать!
Я пойду воевать, я пойду убивать!
Потому что я ненавижу!!!
Немцы немного пошушукались, и Вольфганг, захватив камеру, все‑таки пошел знакомиться. Бригаденфюрер вначале воспринимал его благосклонно, но потом вдруг начал хмуриться, очевидно, Вольфганг не скрыл, что антифашист. Потом Сидорчук поманил к себе поближе остальных туристов, а через секунду началась драка.
Вроде бы и команда никакая не звучала, но скины вдруг повскакивали со своих мест и понеслись мочить бундесов. За столами не осталось никого, кроме двух девиц, которые просто уже не могли двигаться от выпитого. Кто не мог дотянуться и ударить лично, толпились вокруг, орали и улюлюкали, и только музыканты как ни в чем не бывало продолжали горланить свое:
Мы выйдем на наши улицы!
Мы наступим на горло грязным хачи!
Все вокруг станет красным от крови!
А потом пройдет белый чистый дождь!
И улицы станут чистыми!
Чистыми!
Чистыми!
Пока их тоже не причислили к антифашистам, Сева и Филя сочли за лучшее потихоньку смотаться.
Через интернет можно сделать ставку на следующее убийство депутата Госдумы. Кто на очереди?
Сперва я воспринял это как анекдот. Несмешной. Сколько ни пытался я развеселить этой историей коллег‑журналистов, ни один даже не улыбнулся. Так что я оказался прав, а коллеги еще правее: это не только не смешно, это вовсе не анекдот, это – реальность. Обыденность. Одним словом, действительно не смешно. Думаете, издеваюсь, дорогие читатели, голову вам морочу? Зря. Пользователей всемирной паутины отсылаю по адресу: www.killdeputat.ru, а остальных прошу поверить на слово.
На сайте принимаются самые настоящие ставки в размере от 10 до 500$, есть рейтинги, таблицы коэффициентов, все как положено в порядочных букмекерских конторах. В списке кандидатов на тот свет по состоянию на десять часов утра лидирует… не скажу кто (чтоб другие не обиделись). Вообще, в который раз убеждаюсь: Интернет – великая вещь, возможно, второе по значимости достижение человеческой мысли после колеса. А по количеству соблазнов… Да, вы угадали. Прельстившись возможностью легкого заработка, я почти уже поставил 10 у.е., опять‑таки не скажу на кого – что б там ни говорили злопыхатели всех мастей о нашей газете, политкорректность у нас прежде всего, – так вот, почти поставил я свои кровные, но в последний момент что‑то кольнуло меня, что‑то удержало за руку. Не стану хвастать, что категорический императив: дескать, накликаю беду на чужую голову – нет, всего лишь меркантильная мыслишка: вдруг повезет – отдадут ли мой законный выигрыш?
Шутки шутками, но вот вам факты вполне научно‑достоверные. Фонд независимых гражданских инициатив провел социологический опрос среди жителей пятидесяти с лишним регионов России, в котором приняло участие три с половиной тысячи человек. Они отвечали на вопрос: «Какую профессию вы считает самой опасной?» 67 % (вдумайтесь: ни много ни мало две трети опрошенных!) наиболее опасным некриминальным видом деятельности назвали участие в представительских органах. Для тех, кто не в ладах со статистикой, напомню: Госдума последних двух созывов потеряла убитыми пять депутатов. Лев Рохлин, Галина Старовойтова, Сергей Скорочкин, Владимир Головлев, теперь еще и Екатерина Герасимова…
Высокие милицейские и прокурорские чины уверяют, что по предыдущим четырем делам следствие успешно завершено.
Господа с большими звездами на погонах, откликнитесь, ау! Вызываю вас на благородное лингвистическое ристалище! Я утверждаю: если не найдены истинные исполнители преступления, его заказчики и не выяснены мотивы, значит, следствие не успешно завершено, а успешно прекращено. Выдвиньте из своих рядов хотя бы одного достойного противника. А чтоб не замерзнуть в ожидании – больно уж холодно сегодня в Москве, – подниму я пока забрало и выпью чего‑нибудь горячительного. Чаю, к примеру (шутка).
Ип'Полит Обозреваев. «Молодежная правда»
Сыщики
18 ноября
Макс знает все. А чего не знает, может узнать за считанные минуты. А об этой способности гениального хакера, естественно, знали все сотрудники «Глории».
Конечно, в какой‑то степени это было преувеличением, ибо если бы все было на самом деле так хорошо, то «Глорию» можно было давно распустить. Зачем, в самом деле, было бы бегать по улицам, с кем‑то разговаривать, получать в зубы, самим кого‑то бить по зубам, если бы достаточно было просто озадачить Макса? Но когда в походах и разговорах наступал вынужденный простой – тут действительно наступала его очередь.
Пока сыщики пили кофе и поедали огромную пиццу с грибами, Макс с помощью своих двенадцати компьютеров проверял, систематизировал и добывал сведения.
– Нашего группенфюрера зовут Сидорчук Виталий Валерианович, 25 лет, из самых первых скинхедов, начинал примерно в девяносто третьем, член вначале РНЕ, потом ВНПД, не привлекался. Его телохранитель – Жадов Андрей Васильевич, 27 лет, две судимости: за изнасилование и тяжкие телесные, оба раза не досидел, был амнистирован. Как это ни парадоксально, именно у Жадова на сайте «Штурмовых бригад» есть собственная страничка с экспресс‑уроками уличного рукопашного боя и косноязычными, но вполне конкретными рассуждениями о том, как настоящий русский должен поступать с инородцами и, самое главное… – Макс сделал паузу и поднял вверх указательный палец, – предателями Правого Дела. Их, чтобы вы знали, надо мочить на месте без разговоров! То есть если «штурмовики» знали, кто есть Влад на самом деле, любой из верных учеников Жадова или он сам могли Влада порешить, и анонимщику, когда они его вычислят, не поздоровится.
– Понятно, что мы должны быть первыми, но как? – возмутился Сева.
– Добудьте мне образцы почерка всех «штурмовиков», – пожал плечами Макс, – и я назову вам анонимщика. В суде моя экспертиза не проканает, а для дела – вполне.
– Дело за малым, – сказал Денис, – взять у товарищей «босых черепов» под благовидным предлогом образцы почерка. Таким образом выйдем на анонимшика. А выйдем на анонимщика – уж как‑нибудь его разговорим. Не думаю, что он станет молчать, как партизан: был бы он непоколебимый борец за чистоту расы, не стал бы упражняться в эпистолярном жанре. Пацан наверняка напуган до смерти, иначе давно заложил бы всех своих сподвижников, надо его только подтолкнуть самую малость, чтобы вывести из оцепенения. Короче говоря, осталось придумать этот самый благовидный предлог. Идеи есть?
– Погоди, – первым отозвался Сева, – прежде чем начнем скрипеть мозгами, объясни такую вещь: вот мы, допустим, уговорили их всех написать письма Деду Морозу – допустим, уговорили. Они, значит, их настрочили и подписались «Придурок» там, «Полный Придурок» и так далее. Экспертиза установила, что «Абсолютный Придурок» – тот, кто нам нужен. Как мы его потом от остальных придурков отличим? Станем…
– Кончай языком молоть! – поморщился Демидыч, не дав ему договорить. – Детский сад… Вообще не надо заставлять их подписываться. Будем снимать скрытой камерой, как они сдают свои сочинения, и просто складывать их стопкой. Главное горячку не пороть, чтоб ничего не напутать. Если им охота из выпендрежа или для конспирации называть друг друга придурками – пусть обзывают. А у нас каждой их писульке будет соответствовать лицо на пленке – все! Ну а предлог… Тоже не понимаю: над чем голову ломать? Нужно устроить рекламную акцию: кто напишет, за что он особенно ненавидит… ну не знаю, кого они там особенно ненавидят, тот получит леденец в форме свастики.
– С пургеном, – оскалился Щербак.
Сева принужденно хохотнул, показывая Демидычу большой палец.
– Насчет леденца – классная идея! Думаешь, там сплошные дети окраин? Так вот, фиг вам: девять из десяти – мажоры! Они и за два леденца не почешутся.
– Нужно «Майн кампф» им предложить, – выдавил сквозь смех Щербак, – с пургеном…
– А мысль, между прочим, – поддержал Макс, и все загалдели, все наперебой:
– А где достать?
– Я, кажется, видел! За углом тут, возле метро. Или на «Горбушке».
Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Е. Г. Герасимова, депутат Государственной думы. 10 страница | | | У тебя достаточно выдержки? Тогда начинай. 2 страница |