У тебя достаточно выдержки? Тогда начинай. 3 страница

– Молодому человеку порекомендуйте, – посоветовал Плюгавый с набитым ртом. – А то чахнет на глазах.

Официант понял совет буквально и вскоре приволок тосты.

Боголюбов, прислушавшись к себе, с ужасом почувствовал, что единственной чашкой чая и яблочным кубиком разжег нешуточный аппетит. Ну что ж, контора платит, говорите? А пропади все пропадом! И он принялся за тосты.

Кроме них в ресторане было еще трое молчаливых азиатов за одним столиком, а также дюжий русский мужик, уже хорошо набравшийся и все норовивший рассказать китайцам какой‑то анекдот. Начало его он забыл и требовал, чтобы ему напомнили.

– Как интересно, – сказал Плюгавый, вытирая рот салфеткой, – мир устроен. Русского человека постоянно тянет к культурному общению. Оно помогает ему набраться ума, энергии, положительных эмоций… Ну или, на худой конец, просто набраться.

– Что вы хотите от меня на этот раз? – глухо спросил Боголюбов.

Плюгавый, не торопясь, со вкусом закурил и сказал:

– Я тут в провинции был недавно, в Ставрополе. Вроде как по обмену опытом. Ну неважно. Так вот, возвращаюсь уже назад, поездом, приезжаю на вокзал, там все как обычно, разумеется. Поезда отходят, приходят, народ спешит свои места занять, кого‑то провожают, встречают, охи, ахи, в общем, вокзал – он и в Ставрополе вокзал. Из громкоговорителя все время что‑то раздается: электричка такая‑то с такого пути… поезд такой‑то с такого‑то перрона. И так без продыху, у дикторши, кажется, язык без костей был.

Но тут вдруг она притихла, на вокзале все тоже насторожились, ждут, что будет, понимают, что какая‑то важная информация готовится. Может, потерялся ребенок или еще чего. И наконец раздается долгожданный голос: «Внимание, делегация, приехавшая из Голландии, подойдите к главному входу в вокзал! Повторяю, делегация, приехавшая из Голландии, подойдите к главному входу в вокзал». И все только по‑русски. Так она повторяла четверть часа через каждые две минуты. На последнем ее разе микрофон, видимо, не отключился и послышался еще один голос: «Маша, да ты зачем так надрываешься, они все равно тебя не поняли, они же голландцы! Нужно по‑другому, дай я скажу». Дальше эта тетка, видно, наклоняется к микрофону и очень медленно и раздельно говорит: «Вни‑ма‑ни‑е, де‑ле‑га‑ци‑я, при‑е‑хав‑ша‑я из Гол‑лан‑ди‑и…»

Вот так‑то, Алексей, – резюмировал Плюгавый, затягиваясь сигаретой. – А ты – русские, русские. Да что русские?! Ну что русские?! Такие же, как все. Есть гении, есть выдающиеся люди, а есть полные придурки.

– Итак, чего вам нужно?

– Ты должен будешь прийти, куда я тебе скажу, и прочесть заранее подготовленное заявление. Видишь, я ничего от тебя не скрываю, не лукавлю: текст будет подготовлен заранее, и что там будет, ты узнаешь лишь в последний момент.

– Я могу отказаться? – осведомился Боголюбов равнодушным голосом, словно речь шла о необязательном обмене карты в покере.

Плюгавый засмеялся, причем довольно искренне.

– Можешь, родной, ну, разумеется, можешь! Попробуй, и посмотрим, что из этого выйдет. Отступать тебе некуда, позади даже Москвы нет. – И совершенно неожиданно гнусаво пропел:

Да здравствуют московские скинхеды,

Любой из них на подвиги готов.

Ведут жестокую борьбу ради победы,

Герои уличных невидимых фронтов.

Типичная жертва типичных обстоятельств

Точка в истории убийства Екатерины Герасимовой отнюдь еще не поставлена, но одно можно утверждать с уверенностью уже сегодня: случившееся абсолютно закономерно. Это произошло потому, что просто не могло не произойти. Две женщины – два противоположных общественных полюса. Одна добилась успеха сама, другую добили чьи‑то успехи. Как ни банально звучит, но конфликт здесь на самом деле глубже и серьезней, чем может показаться на первый взгляд, это первородный конфликт всего нашего миропонимания: что есть социально‑успешная личность? Локомотив, который медленно, но верно тянет неуспешные личности в светлое завтра, или проныра, удачно поработавший локтями и подхвативший сказку про светлое завтра ради оправдания? Но что еще важнее: существует ли объективный ответ на этот вопрос или все определяется господствующим в данный момент общественным мнением?

Демидыч

19 ноября

– Налетай! Торопись! Против черных подпишись!

Демидыч был похож на Деда Мороза, пролезшего в очень грязную трубу: весь в черном и даже мешок черный. Он появился в «Белом кресте» под вечер, когда бар был полон. Человек сто пятьдесят как минимум присутствовало. Вышибалы на входе вначале не хотели его пускать из‑за подозрительного вида мешка, но, подарив каждому по футболке, он не только без проблем проник в бар, но и получил в их лице надежных блюстителей порядка.

– Ненавидишь черные рожи! Значит, России словом поможешь!

Вначале пришлось перекрикивать музыку. Но буквально через пару минут бармен, заинтересовавшийся выкриками Демидыча, музыку выключил.

– Беспрецедентная акция! Голосуй против черных!

Скины стали понемногу поворачивать головы, а Демидыч не без труда влез с ногами на барный стул и орал как заправский зазывала на каком‑нибудь южном рынке:

– Обрушим на черных белые молоты! Каждый голос на вес золота!

Ему было ужасно неловко за тот бред, который он вынужден вопить во весь голос. Успокаивало только то, что в данном конкретном случае он межнациональной вражды на самом деле не разжигает и никому фашистского мировоззрения не навязывает. И с враждой, и с мировоззрением тут уже давно все до него сделано, и усугубить вряд ли что‑то возможно.

– Общественный фонд «Россия для русских» требует референдума: «Россия для русских! Остальные – вон!» За каждый голос ненависти фонд дарит вам футболку! Наденьте их, потому что вы с нами!

Спрыгнув со стула, Демидыч прошелся между столами, раздал каждому посетителю листочек плотной (чтобы не размокла от пролитого пива) бумаги и ручку. Потом развернул во всей красе перед скинами футболку: по спине шла кровавая надпись «Ненавижу!!!». Как и предлагал Щербак, надпись была одноразовая: до первой стирки.

– Выкрикните ненависти слова! И станет Белой наша Москва!

Он популярно объяснил, что нужно написать, и скины, подзуживая друг друга, взялись за ручки. Самые резвые представили свои творения меньше чем через минуту. Наиболее выдающиеся Демидыч зачитывал:

– «Ненавижу черных, потому что они все гомики!»

«Ненавижу, и все!»

«Ненавижу, потому что имею законное право!»

Это еще больше раззадорило публику. А Демидыч, выкрикивая свои присказки, раздавал футболки.

– Если ты лихой боец! Черной сволочи – конец!

Его присказки не все выходили складными, но никого это, похоже, не смущало.

– Кто ненавидит больше всех, тот получит главный приз! Полное собрание сочинений Адольфа Гитлера: «Майн Кампф», речи, статьи, дневники, интимные откровения Евы Браун! – взывал Демидыч.

Вышибалы помогали поддерживать порядок и, ухмыляясь, строили скинов в очередь. Что, собственно, и нужно было Демидычу. Камера, закрепленная у него на шапке, фиксировала лица подходивших, а листочки он складывал аккуратно один на другой по мере поступления.

Главный приз получил худощавый парень за высказывание «Ненавижу до исступления. Ненавижу, потому что не могу не ненавидеть!» К сожалению, книгу не удалось достать одноразовую – сыщики выбрали просто самый нечитаемый вариант: папиросная бумага, мельчайший шрифт.

В акции приняли участие все без исключения присутствовавшие в баре. Футболки пришлись по вкусу, и Демидыча пригласили заходить еще.

Однако он бы предпочел, чтобы анонимщик оказался все‑таки одним из «обработанных» сегодня. Еще раз приходить в бар Демидыч не собирался.

Сыщики

20 ноября

– Анонимку писал Боголюбов Алексей Всеволодович. – Макс раздал коллегам распечатанные с видеопленки фотографии худощавого болезненного вида юноши с тонким римским носом и пухлыми чувственными губами. Ему бы волосы до плеч, был бы похож на поэта‑лирика, но и с лысой башкой вид у парня был довольно интеллигентный. – 1985 года рождения, учащийся экономического колледжа, любитель потрепаться в скиновских форумах о пользе борьбы за права белых. Прошу любить и жаловать. Домашний адрес на обороте снимков.

– Точно, он? – допытывался Сева. Севе лицо парня не показалось знакомым, Боголюбов, Севе, во всяком случае, в «Белом кресте» в глаза не бросался.

– Сомневающиеся могут сами убедиться, – буркнул Макс. – В анонимке и фразе «Ненавижу до исступления. Ненавижу, потому что не могу не ненавидеть!» как минимум буквы «ж», «у», «д», «я» написаны идентично. Наклон, нажим, хвостики и закорючки – все совпадает…

У Щербака в кармане заверещал мобильный. Макс недовольно на него покосился и замолчал. Николай ответил на звонок.

– Ты, что ли, сто баксов предлагал? – раздался в трубке явно детский мальчишеский голос.

Николай рванул рукой за воображаемую ручку паровозного гудка и выдохнул:

– Йес!

Теперь уже не только Макс, все таращились на Щербака, а он счастливо скалился.

– А че по‑английски? – спросил пацан.

– Комикс или Руслан? – поинтересовался Николай.

– А бабки?

– Будут бабки.

– Считай, и то и другое. На две сотни тянет…

– Договоримся.

– Где?

– Сам предлагай.

– На Курском в подземном переходе, возле выхода из метро.

– Заметано. Когда?

– Через час, идет?

– Идет.

– Бабки не забудь.

– Не забуду.

– Ну? – одновременно воскликнули Денис и Сева, когда Николай закончил разговор.

– Вроде есть. – Он постучал по столу и трижды сплюнул через левое плечо. – Через час на Курском.

– Езжай, – сказал Денис. – И все время будь на связи, если что, подключусь. Сева, падай на хвост Боголюбову. С этой минуты глаз с него не спускать, искать подход.

– Но зачем? – не понял Сева. – Мальчишка ведь уже нашелся.

– Во‑первых, еще не нашелся, – ответил Денис, – а во‑вторых, анонимка Боголюбова фигурирует в деле Герасимовой, которым мы тоже, между прочим, занимаемся. И еще неизвестно, к кому приведет нас этот парень.

Николай Щербак

20 ноября

Николай не успел дойти до выхода из метро. Только он вошел в здание Курского вокзала, чумазый пацан лет десяти бросился к нему и, ни слова не говоря, потащил на второй этаж, а там в платный туалет (заплатить за двоих, естественно, пришлось Николаю).

– Деньги покажи, – потребовал беспризорник.

– А к чему такие предосторожности? – насмешливо поинтересовался Щербак.

Пацан рукавом вытер сопли и солидно ответил:

– Охотников развелось за моими денежками. Не отобьешься.

Николай вынул из бумажника стодолларовую купюру и похрустел перед его носом:

– Рассказывай.

Пацан в свою очередь вытащил из‑за пазухи потрепанный, захватанный блокнот и копию комикса, которую Николай всем раздавал:

– Сравнивай.

Новый комикс был тоже про Спайдермена. По содержанию – ничего общего, основной цвет не синий, а красный, но манера исполнения та же.

– На две пачки «Мальборо» выменял, – похвастался пацан.

– Герой! – похвалил Николай. – А у кого выменял?

– Да тут… у одного на Белорусском…

– А он где взял? – Николай все смотрел на пацана и не мог его вспомнить. Конечно, озадачил он десятки беспризорников, но все‑таки хоть что‑то в голове должно было шевельнуться… Тут, на Курском, точно этого пострела не было…

– А он еще у одного чувака…

– Слушай, парень, так не пойдет. Ты резину не тяни, рассказывай. Мне, как ты понимаешь, автор нужен, а не сами картинки.

– Ты сотню‑то отдай, да? А то я расскажу, а ты ее обратно в лопатник.

Николай отдал ему купюру. Пацан скатал ее трубочкой и сунул в носок:

– Вот теперь другой разговор у нас будет. Твой автор, как ты его зовешь, Икс‑бой, короче…

– Кто?

– Икс‑бой. Это он так себя звал. Жил тут на одном чердаке с чуваками. Могу это… показать.

– Жил? – переспросил Николай.

– Ага.

– А теперь не живет?

– Не‑а. Но показать могу.

– А где он теперь живет?

Беспризорник покосился на бумажник, который Николай до сих пор не убрал в карман:

– А это, мужик, на вторую сотню тянет.

Николай не протестовал, но удивился:

– Зачем тебе столько денег?

– Ты сам обещал! Обещал? За комикс – сотню, а за автора – еще сотню! Я, может, машину хочу купить, а пока мопед хотя бы!

– Как тебя зовут, автолюбитель? – рассмеялся Николай.

– Свя… Сергеем зовут, а вообще, какая тебе разница? Не все равно? Я с тобой дружить до пенсии не собираюсь. Тебе Икс‑бой нужен или не нужен?

– Нужен.

– А то смотри, скоро его вообще в городе не будет… И это, может, пойдем отсюда, воняет тут.

– Пойдем, когда расскажешь, – ответил Николай. – Сам меня сюда притащил.

– Без денег я тебе ничего не скажу. Можешь меня тут пытать, уши выкручивать – фиг тебе! На халяву не выгорит!

Николай достал вторую сотню. Пацан уцепился за нее, как дедка за репку, силясь выдернуть, но Щербак пальцев не разжимал:

– Рассказывай, пока не порвалась. У меня больше нету.

– В Зюзине твой Икс‑бой, в одной конторе там. Он полез пестик воровать, а его зажопали. Теперь в рабство продадут, вот.

– В какое рабство?

– В обыкновенное!

– Кто продаст?

– Чуваки там, у которых он ствол хотел тырить.

– А ты откуда все это знаешь?

– Так я же… ну… Знаю, и все, короче.

– И показать можешь контору?

– Ну отдай сотку, мужик! – Беспризорник даже вспотел от напряжения. – Покажу, так уж и быть!

Николай разжал пальцы:

– Поехали.

Пацан натурально отлетел к стене – так сильно дернул на себя купюру. Ее он тоже сунул в носок и помотал головой:

– Щас нельзя. По ночи надо. Когда там все рассосутся. Ты за мной заедь часов в восемь вечера.

– Нет, дорогой, сейчас поедем. Присмотримся, рекогносцировку проведем.

– Кого?

– Разведку.

– Не, щас не поеду. Дела у меня.

Николай протянул ему мобильный и, усмехнувшись, посоветовал:

– Отмени.

– Ну не могу! – Он вдруг захныкал. – Не могу, не поеду, я боюсь!

– Не бойся, я с тобой…

– Конечно!.. – Продолжая канючить и размазывать сопли по щекам, пацан вдруг метнулся в обход Николая к выходу, только Николай его поймал и прижал к стене:

– Пока ты со мной, бояться тебе нечего.

– Отпусти, козел! – вырывался беспризорник. – Не поеду! Ни за что не поеду!

– Я просто проверю: если мальчик там – можешь гулять на все четыре стороны.

– Я тебе адрес напишу, а сам не поеду!

– Не пойдет, – не согласился Николай. – Отдавай тогда деньги. Если все подтвердится, я тебе их привезу, а если ты все выдумал…

Пацана такая перспектива ошарашила. Как обухом по голове. Он даже перестал хныкать и дергаться. Николай наблюдал скрипучее шевеление его мыслей. Наблюдал, ибо все отражалось на лице. О том, чтобы расстаться с деньгами, очевидно, не могло быть и речи. Желание ими обладать было сильнее всякого страха.

– Ладно, – наконец сказал он. – Только у меня есть условия: во‑первых, заедем куда‑нибудь пожрать, во‑вторых, я туда не полезу – только покажу, в‑третьих, сразу после того, как ты проверишь, я сваливаю. И не надо меня привозить обратно.

– Заметано. – Николай позвонил Денису и повез пацана обедать.

Депутат Чистяков отказался назвать следствию имя свидетеля

Депутат Чистяков заявил сегодня, что отказался назвать следствию имя свидетеля, предоставившего ему документы о детской агентурной сети ФСБ. По словам Чистякова, свидетелю в случае, если имя его станет известно, будет грозить серьезная опасность. И никто не сможет гарантировать ему безопасности. За ним начнется настоящая охота со стороны скинхедов, и не исключено, что ФСБ его устранение окажется на руку.

Икс‑бой

Прошло, кажется, два дня. Было совершенно темно. Когда открывалась дверь и на верхней ступеньке лестницы появлялась миска с едой, Руслан щурился и прикрывал глаза руками – свет казался нестерпимо ярким. Вначале он колотил в дверь так, что ободрал себе руки, кричал, даже плакал. Но никто не подошел, не выпустил его, не сказал, что это просто шутка, что его сейчас всего лишь отведут в милицию, а там пусть решают, что с ним делать за попытку украсть пистолет. Тюремщик, кажется всегда один и тот же, приносил еду три раза в день, но не говорил вообще ни слова. Еда была одна и та же: суп из пакета, вермишелевый с каким‑то странным запахом, после него хотелось спать, и Руслан спал, наверное, часов по пятнадцать в сутки.

На ощупь он обследовал свою темницу и не нашел второго выхода или люка в полу, он ощупал даже потолок, подпрыгивая, – там тоже не было пути к свободе.

Как же глупо все получилось! Как глупо! Глупо! Глупо! Глупо!!!

Ему все время снился один и тот же сон: подвал вдруг озаряется светом, и на потолке сидит Спайдермен.

– Как дела, малыш? – спрашивает он.

Берет Руслана за руку, одним движением ноги вышибает дверь, опутывает своей паутиной тюремщиков (во сне их было несметное количество), отбирает у всех пистолеты, и по крышам они уходят, уходят, уходят… Оказываются на Пушкинской площади, а там урод, виноватый в смерти брата. И Спайдермен опутывает и его своей паутиной, и у него не заканчиваются картриджи, а потом он дает Руслану выбрать пистолет: пистолетов много, их же отобрали у всех тюремщиков. Руслан выбирает самый большой пистолет, целится в лоб уроду, тот умоляет пощадить его, но Руслан нажимает на курок. Потому что месть должна свершиться!

На этом сон неизменно заканчивался. Хотелось досмотреть, как будет умирать злодей, но не получалось.

И самое обидное, что это был только сон. Наяву снова был темный подвал. Руслан не хотел верить, что ничего нельзя сделать. А в голову лезла мысль, что герои в книжках в такой ситуации обязательно обдумывали завещание, а когда оно было готово, выбирали удобный момент и все‑таки сбегали, и все заканчивалось хорошо.

«Дорогая мама! – вертелось в голове – Меня продают в рабство. Пожалуйста, отдай мои видеокассеты моему лучшему другу Вальке Игнатову. Найди в детском садике, в беседке, доску, которая шатается, под ней лежит пластиковый пакет, а в нем лежат деньги, которые заработал Влад и не успел тебе отдать, потому что его убили. Я их не трогал. Если я убегу из рабства, я вернусь и все равно отомщу тому человеку, который виноват в смерти Влада. Пусть милиция его не трогает, я сам хочу его убить. А про Светика пойди и расскажи, пожалуйста, Кире, ты его найдешь на станции «Китай‑город», он такой с узкими глазами и немножко желтым лицом. Светик очень подлый. Я знаю, что это из‑за него ограбили и разрушили чердак, на котором мы жили, – я это из‑за сигарет догадался. Светик с самого начала меня невзлюбил, и еще он хочет заработать себе на машину, поэтому он договорился с теми, кто продает детей в рабство, чтобы они меня забрали. А меня тогда на чердаке не было, они разозлились и все разрушили. А Светик тогда придумал все с пистолетом и привел меня прямо к этим людям. Надо обязательно предупредить Кирю, он хороший и правильный, а Светик и его предаст. Целую. Твой сын Руслан».

Завещание выходило какое‑то путаное. Наверное, оттого, что Руслан вообще не любил писать, даже когда в уме придумывал то, что потом придется писать, получалось как‑то глупо и по‑детски.

Он загадал, что, как только выйдет хорошо и по‑взрослому, как в книжках, тут же что‑то произойдет. Что‑то замечательное. Вспыхнет свет, и на потолке окажется Спайдермен.

И свет вспыхнул.

Но на потолке не было никого – только лампочка без плафона на коротком, испачканном побелкой проводе.

А потом открылась дверь.

На пороге стоял совершенно незнакомый человек. А за его спиной лежал связанный обыкновенной веревкой, а вовсе не липкой паутиной тюремщик.

– Ну как дела, малыш? – спросил человек.

И Руслан разревелся, будто самый маленький, самый сопливый, самый‑самый‑самый младенец.

Часть третья

Каждому – свое

Денис Грязнов

20 ноября

Руслана Денис отвез к Козинской. За всю дорогу он не проронил ни слова, сколько Денис ни пытался завязать разговор, мальчик либо однозначно кивал, либо вообще игнорировал обращения, словно не слыша.

Операция по освобождению прошла стремительно и без потерь. Мальчик действительно оказался в конторе, на которую указал Щербаку «автолюбитель с Курского». Это был офис некоего ЗАО «Салют‑М». В офисе присутствовал единственный сотрудник, он же сторож. Денис и Николай вдвоем популярно объяснили ему, что их привело в «Салют‑М», а он все очень быстро понял, даже оружие доставать не пришлось. По версии сторожа выходило, что Руслан ночью проник в контору, пытался стащить газовый пистолет, потому и сидит в полуподвальном подсобном помещении – директор ЗАО в командировке, а без него, дескать, сторож не решался ни отпустить мальчика, ни в милицию сдать. И ни о каком похищении детей, а уж тем более продаже их в суверенные страны на хлопковые поля, речь, дескать, не шла и не могла идти. В общем, сторожа они на всякий случай спеленали, в милицию позвонили, особо ничего не объясняя, а мальчика увезли.

У Козинской Руслан вроде немного оттаял: все‑таки знакомая обстановка, знакомое лицо. С крестной у него, похоже, были очень теплые отношения, с ее собаками тоже. Они все втроем прямо в прихожей взялись его тормошить, тискать, слюнявить с восторженными охами и поскуливанием. Козинская с порога немедленно бросилась Руслана кормить, и мальчишка – куда только в него влезало – умял две тарелки супа, десяток бутербродов с ветчиной и сыром, пять или шесть пирожных и выпил не меньше литра кока‑колы.

Правда, к концу трапезы он уже явно начал клевать носом, поскольку шок, очевидно, проходил, наступала реакция.

И конечно, надо было бы дать ему денек отоспаться, откормиться… Но Денис не хотел терять этот день. Он терпеливо ждал, пока Руслан вымоется, переоденется и выпьет еще чаю.

Козинская предложила сама вначале потолковать с мальчиком.

– Он явно вас боится, – сказала она, – не понимает, кто вы, и тем более не понимает, как важно вам сейчас с ним поговорить. Я попробую сочинить что‑нибудь правдоподобное о том, где Анастасия и почему она не сможет его забрать.

Денис не возражал. Он ждал на лоджии в компании двух доберманов, обществом Руслана они натешились и вернулись к своим прямым обязанностям – охранять дом от незнакомцев. Хозяйка вынесла Денису термос с кофе, пепельницу и бутылку коньяка.

Наконец (не прошло и двух часов) она позвала его в комнату:

– Руслан обещал рассказать вам все, что знает. Только я тоже останусь. Хорошо?

– Конечно. – Денис улыбнулся мальчику.

Руслан и не подумал улыбнуться в ответ, он забрался с ногами на диван, притянул колени к подбородку и обхватил их руками, опустил плечи и съежился, как будто хотел уменьшиться в размерах, стать незаметным или вообще невидимым. Хоть он и согласился говорить, когда дошло до дела, опять ничего не получалось. Мальчик прятал глаза, жался к Козинской, а доберманы, чутко чувствуя напряженность обстановки, молча скалились, наоборот не спуская с Дениса глаз.

Козинская шепотом на ухо уговаривала Руслана быть хорошим мальчиком и не упрямиться. По мнению Дениса, она слишком уж сюсюкала, во всяком случае, он сам в разговоре с восьмилетним парнем вряд ли стал бы пользоваться «дяденьками», «деточками», «пупочками», «бубочками» и тому подобным. Человек, оказавшийся способным прожить почти две недели на улице, человек, поставивший перед собой вполне серьезную цель и, несмотря на трудности, двигавшийся к ней, достоин называться взрослым, а значит, и обращаться с ним нужно как со взрослым.

Но тут, похоже, Денис ошибался. Руслан от взрослости за эти две недели слишком устал. Ему хотелось обратно в детство, и сюсюканье Козинской было ему в удовольствие.

– Ну, деточка, я же рядом, никто тебя не обидит… посмотри, дядя Денис совсем не страшный…

– Не страшный я, это точно. – Денис скорчил рожу, оттопырил пальцами уши и прошепелявил еще раз: – Совсем не стласный.

Руслан наконец едва заметно улыбнулся. Ему, Денису. Впервые за вечер. Но тут же снова нахохлился и пробормотал:

– Я не хотел воровать пистолет. И чердак не из‑за меня разорили! И вообще я ничего плохого не сделал!

Денис только развел руками:

– А я тебя разве обвинял в чем‑то?

– А разве вы не об этом хотите спрашивать?

– Нет. Я хотел узнать, кому ты мстить собирался? Кого ты у метро выслеживал?

– Мужика, который Владу деньги давал! – Руслан перешел на крик и вот‑вот готов был расплакаться. – Это он во всем виноват! Он Влада на все заставил! Я точно знаю! Мне никто не поверит, а я знаю! Я его найду и убью! Все равно!

– Я тебе верю.

– Врете вы всё, – отмахнулся мальчик.

– Честное слово, верю.

– А чем докажете?!

– Не знаю. – Денис пришел в некоторое замешательство. – А чем надо доказать?

– Ну… поклянитесь чем‑нибудь.

– Чем, например?

– Жизнью поклянитесь!

– Клянусь.

– Жизнью?

– Клянусь жизнью. Чтоб я сдох, если вру!

– Точно?

– Абсолютно!

Руслан солидно кивнул и тут же совершенно несолидно ткнулся лбом в плечо Козинской:

– Теть Ал, а можно мне еще кока‑колы?

Козинская убежала на кухню.

– А вы поможете мне его убить? – спросил Руслан шепотом.

Денис отрицательно покачал головой и ответил тоже шепотом:

– Я помогу засадить его в тюрьму. Надолго.

Мальчик скривился как от кислого:

– В тюрьму? В тюрьму – это мало. Я хочу, пусть он умрет!

– Поверь мне, Руслан, у нас та‑а‑кие тюрьмы! Умрет он, раз – и все! А в тюрьме будет мучиться годами! День за днем, день за днем, день за днем…

– Точно?

– Точно.

– Интересно, если мы его убьем, он в рай попадет, в ад или его душа переселится в какое‑нибудь животное? – поразмышлял Руслан вслух. – Я думаю, что Влад в раю, а этот мужик, вернее, его душа переселится в таракана, и тогда я смогу его еще раз убить…

Денис промолчал, затевать теософский диспут было совершенно ни к чему, но и объяснять мальчику преимущества правосудия над самосудом тоже было совсем неуместно. Хорошо, Козинская вернулась со стаканом кока‑колы и парой бананов, мальчик занялся едой и, покончив с фруктами, был вполне готов к конструктивному, наконец, сотрудничеству.

– Расскажи мне об этом человеке, – попросил Денис.

– Ну… – мальчик задумался, – он такой… не очень большой, не очень худой… в кепке был такой кожаной, потом в шапке…

– Давай в сравнении с кем‑нибудь, например со мной. – Денис встал, доберманы тут же напряглись, но Козинская властно на них шикнула, заставив снова расслабиться. – Он выше меня?

– Ниже.

– Намного?

– Он бы вам где‑то до носа доставал.

– Хорошо. Толще?

– Нет, худее.

– Старше или моложе?

– Не знаю… А давайте я вам его нарисую?

– Давай, конечно, – согласился Денис.

У Козинской, то ли оттого, что она торговала канцелярией, то ли специально для Руслана, нашлись альбом и фломастеры, и мальчик довольно быстро изобразил две фигуры рядом с углом дома. А чуть в стороне – автомобиль, очертаниями напоминающий «копейку» или, скорее, «шестерку». Рисовал Руслан очень здорово, Денис ожидал увидеть нечто гипертрофированное, как в уже знакомых комиксах, но картинка была абсолютно реалистична.

– Это Влад и тот мужик.

Если бы Денис хорошо представлял себе комплекцию Влада, наверное, этот рисунок был бы более информативным.

– Это машина мужика? – спросил он.

– Ага.

– А номер ты не запомнил случайно?

– Нет. – Руслан, чуть высунув язык, раскрашивал куртку Влада в оранжевый. – Я его в ней только один раз видел и не успел посмотреть, а второй раз он приехал на метро, а больше я его вообще не видел. Голову рисовать?

– Конечно.

Мальчик отдал Денису законченный рисунок и взялся за чистый лист. На изображение лица ушло минут пятнадцать. Руслан тщательно прорисовывал мельчайшие подробности: ресницы, щетину на подбородке, морщинки вокруг глаз. Вряд ли это было так уж необходимо, но Денис терпеливо ждал, пока художник сам не решит, что портрет закончен.

– Вот, – широко зевнув, мальчик отдал листок.

– Супер! – совершенно искренне восхитился Денис. – Просто супер! Ты давай сейчас отдохни как следует, а я пойду этого мужика искать, хорошо?

– Угу. – Мальчик уже засыпал, и Козинская увела его в спальню.

Дата добавления: 2015-07-25