Сергей Сергеев 4 страница

торое восторгается польским танцем, ведь

это не случайность, а умышленная демон- страция…”» (Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы // За кулисами поли- тики. 1848–1914. М., 2001. С. 215).

103 Гильфердинг А.Ф. Указ. соч. С. 238, 241.

104 Там же. С. 246.

105 Чичерин Б.Н. Указ. соч. [Т. 1.] М., 2010. 59

С. 235–236.

Сергей Сергеев

И. Аксаков и особенно Погодин с эн- тузиазмом высказывались в поддерж- ку реформ Милютина–Гильфердинга. Погодин тоном библейского пророка провозглашал: «Шляхта нынешняя, как древние Евреи, изведённые из Егип- та, должна погибнуть в сорокалетнем странствии по пустыне Европейской, а новая Польша с освобождёнными крестьянами и городами должна на- чать новую жизнь, новую историю, в соединении с Россиею»106. Как особый его вклад в дело нужно отметить вы- двинутую им гипотезу о неславянском, кельтском происхождении польской шляхты, отсюда, дескать, и проис- ходят такие прискорбные её черты, как «совершенное отчуждение от про- чих славянских племён» и «презрение к собственным подданным, то есть крестьянам»107.

Однако к чаемым славянофилами результатам процесс «дешляхетиза- ци» ЦП не привёл. Радикальная демо- кратизация Польши (как и любая дру- гая радикальная демократизация) не входила в планы верхушки сословно- династической империи108. «…За це-

106 Цит. по: Ширинянц А.А. Указ. соч. С. 198.

107 Погодин М.П. Указ. соч. С. 644.

108 Б. Чичерин отмечал двусмысленную по- зицию по отношению к Н. Милютину и его помощникам даже самого Александра II:

«…пославший их государь, которого волю они честно и усердно исполняли, одною ру- кою поддерживал их, а другою давал оружие их злейшим врагам, подставлявшим им бес-

лых полвека не удалось ни отказаться от военного положения, ни в полной мере распространить на окраины рос- сийские реформы, ни сделать поль- ское крестьянство надёжной опорой владычества самодержавия над Поль- шей. Можно говорить о колебаниях и об отсутствии политической воли: пользуясь характеристикой Н.Х. Бун- ге, “по временам за дело принимались с лихорадочной поспешностью, кото- рая сменялась полной апатиею”»109. Захлебнулась и лингвистическая ру- сификация начальных школ: «Экс- перимент с учебниками на основе русской азбуки был прекращён в 1870-х гг. После отстранения окруже- ния Н.А. Милютина и Гильфердинга от руководства политики в отношении Царства Польского он был заменён традиционной моделью администра- тивной русификации»110.

Катков прекрасно осознавал все минусы пребывания Польши внутри империи: «Зло извне, действительно, менее опасно, чем зло внутри. Если мы положительно считаем неспособными уладить дело с Польшею, так, чтобы она не могла иметь враждебных против Русского государства притязаний, то русским людям, конечно, не остаётся желать ничего иного, как полного от- деления её, хотя бы то было сопряжено с ущербом государственному достоин- ству и силе России. Из двух зол надо выбирать меньшее»111. Но он никогда после 1863 г. не выступал в поддержку отделения Польши или её автономии (к которой склонялся до мятежа), а,

численные препятствия на их пути»; «нель-

зя без боли и негодования вспоминать о том невыносимом положении, в которое русская самодержавная власть ставила доверенных своих людей, которых она посылала под- держивать русские интересы в усмирённом крае. Это был целый ряд ежедневных мелких неприятностей, которые сыпались со всех сторон и заставляли человека, заваленного

работой, постоянно быть настороже, не про-

60 тив чужих, а против своих, действовавших

у него за спиною с авторитетом и власти, и

положения» (Чичерин Б.Н. Указ. соч. [Т. 2.] С. 85; [Т. 1.] С. 332).

109 Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики… С. 185.

110 Глембоцкий Хенрык. Александр Гиль- фердинг и славянофильские проекты измене- ния национально-культурной идентичности на западных окраинах Российской империи

// Ab Imperio. 2005. №2. С. 148–149.

111 Катков М.Н. Собрание статей по поль- скому вопросу. Т. 2. М., 1887. С. 227.

Столетняя война с «воскресающими мертвецами»

наоборот, неустанно подчёркивал, что

«Царство Польское не только не может быть отделено от России, но напротив должно теснее, чем когда-либо, сое- динено с нею»112. Правда, в письмах к Александру II и Александру III Миха- ил Никифорович неоднократно рассу- ждал о благе предоставления Польше независимости в «её этнографических границах», из чего А.И. Миллер дела- ет вывод, что Катков «при определён- ных условиях готов был бы пожерт- вовать частью имперских территорий для создания более благоприятных условий реализации русского нацио- налистического проекта»113. В своей публицистике издатель «Московских ведомостей», как и славянофилы, под- держивал реформы Милютина. Однако он совершенно не верил в возможность создания из польского крестьянства социальной и культурной основы но- вой Польши, прозорливо полагая, что оно сможет «вскоре после прекраще- ния всех счётов с панами, легко к ним примкнуть»114. Зато возлагал большие надежды на кириллизацию польской начальной школы, которая должна за- ставить крестьян почувствовать себя

«преданными России и настоящими подданными Русского Царя»115.

Другой стороной решения поль- ского вопроса, по Каткову, должна

землевладельческие классы»116. В этом с ним были полностью солидарны сла- вянофилы: «…необходимо локализиро- вать политический вопрос о Польше в пределах Царства, подрезав в наших западных губерниях и на Украине все корни полонизма и обеспечив преоб- ладание русской и православной сти- хии над латино-польской»117. Погодин предлагал польским помещикам ЗК следующий выбор: или «располячить- ся» — «переходить в Православие и делаться русскими» (ведь их предки, в большинстве случаев, были некогда православными; следовательно, они просто «после временной разлуки опять породнятся со своими братья- ми»), или «пусть продают земли и идут в своё отечество в Польшу»118.

Если кратко суммировать общую позицию большинства русских на- ционалистов по польской проблеме в 60–80-х гг., то она заключалась в сле- дующем: Польшу можно отпустить вовсе или дать ей широкую автономию только тогда, когда ЗК будет оконча- тельно деполонизирован и русифици- рован и, следовательно, у поляков уже не будет возможности вернуть его себе.

К началу XX в. в русской национали- стической публицистике вопрос «Что нам делать с Польшей?» оставался дис-

быть радикальная деполонизация ЗК:

«Польская национальность будет те- рять свои вредные и для поляков, и для России свойства лишь по мере того, как будет исчезать в этом крае всякая воз- можность здравомысленно надеяться на восстановление старой Польши, а ближайшее средство к тому — спо- собствовать введению значительного числа русских элементов в тамошние

112 Там же. С. 1289.

113 Миллер А.И. Империя Романовых и на- ционализм. С. 161.

114 Катков М.Н. Собрание передовых статей «Московских ведомостей». 1864 год. С. 646.

115 Там же. С. 948.

116 Он же. Собрание статей по польскому вопросу. Т. 2. С. 724.

117 Самарин Ю.Ф. Указ. соч. С. 356.

118 Погодин М.П. Указ. соч. С. 689. В дру- гом месте Погодин выражался более ра- дикально: «Из западных русских областей должны быть выжиты поляки, во что бы то ни стало, выкурены, высланы, выпроважены по казенной надобности, с деньгами, с заём- ными на нас письмами, с ксендзами, со всем скарбом и трауром, со всем движимым иму- ществом», причём не обязательно в Польшу, их можно расселить и «во внутренних рус- ских губерниях, на Кавказе, на Амуре, в Ми-

нусинском округе, в Оренбургской стороне»

(Цит. по: Горизонтов Л.Е. Парадоксы импер- 61

ской политики… С. 56).

Сергей Сергеев

куссионным. П.Б. Струве, отрицавший возможность русификации Привис- линского края и не видевший «прину- дительных хозяйственных мотивов» для его пребывания в империи, тем не менее выступал за его сохранение в составе последней, ибо «обладание Царством Польским есть для России вопрос <…> политического могуще- ства»: «…мы должны воспользовать- ся её [Польши] принадлежностью к Империи, для того, чтобы через неё скрепить наши естественные связи с славянством вообще и западным в част- ности». Поэтому Струве рекомендо- вал в польском вопросе «либеральную политику»119. Панславист И.И. Дусин- ский ратовал за «сохранение польской нации и национально-политической ав- тономии её» в составе грядущей «всес- лавянской союзной державы»120. М.О. Меньшиков, напротив, призывал в иде- але к полному отторжению Польши от России, а как минимум — к её автоно- мии «в пределах племени своего»121, но без представительства в Думе и вообще без всякого влияния на российскую жизнь, в первую очередь в ЗК.

Д.В. Скрынченко в 1907 г. печатал ста- тьи с говорящими названиями: «Как ополячивается наш белорус» и «Об- русение или полонизация»123.

Из трёх вариантов решения польско- го вопроса, названных в начале этой главы, безусловно отпал, как совер- шенно утопический, вариант полного слияния ЦП с империей. Хотя мечта Пушкина сбылась и на карте России появилась Варшавская губерния, тем не менее было понятно, что это нечто качественно другое, чем губерния Ря- занская. Полному отделению Польши, во всяком случае публично, сочувство- вали немногие (даже Меньшиков де- лал здесь оговорки). Очевидно, что на закате империи большинство русских националистов склонялось к той или иной форме польской автономии. Вой- на внесла свои коррективы, и мысль о независимости Польши не только ста- ла достоянием общественного мнения, но и правительства. 12 февраля 1917 г. Особое совещание Совета министров по Польше приняло решение о даро- вании ей прав независимого государ- ства124. Николай II не успел (или не за-

Таким образом, накануне Первой

мировой войны польский вопрос был далёк от разрешения и практически, и теоретически. Конечно, поляки были уже неспособны на вооружённые вос- стания, но с другой стороны, интегра- ция ЦП в империю продолжала оста- ваться головной болью правительства и русских националистов. Даже про- блема ЗК считалась весьма острой: в 1910 г. всё ещё актуальным казался призыв: «…в пределах русского За- падного края все наши усилия должны быть направлены <…> к полному воз- вращению этому краю его исконного русского облика»122. Видный киев- ский националистический публицист

119 Струве П.Б. Указ. соч. С. 58.

120 Дусинский И.И. Указ. соч. С. 110.

121 Меньшиков М.О. Письма к ближним.

62 1910 год. СПб., 1910. С. 321.

122 Дусинский И.И. Указ. соч. С. 116.

123 См.: Скрынченко Д.В. Минувшее и на- стоящее. Избранная публицистика. Воронеж, 2009. С. 101, 107.

124 См.: Бахтурина А.Ю. Указ. соч. С. 74. Тем не менее некоторые русские националисты-панслависты даже в 1921 г. (год Рижского мира!) продолжали лелеять надежду о русско-польском единстве, причём даже польский католицизм им уже не казал- ся преградой для союза, а, напротив, его важ- нейшей предпосылкой. П.П. Перцов в неопу- бликованном сочинении «Куда идёт Россия?» писал: «Только объединение Всеславянства возвращает нам наши надежды и смысл рус- ской истории. Это есть прежде всего — соеди- нение православных (византийских) и като- лических (зап[адно]-европейских) элементов в одно целое <…>. То есть здесь фактическое и невольное объединение Востока и Запада, античности и европеизма, т.е. рождение 3-го типа Арийства — Славянского <…>. В одной России не может быть преодоления Европы:

Столетняя война с «воскресающими мертвецами»

хотел) утвердить этот документ, но от него уже немногое зависело…

«Благодетельный мятеж»

Так назвал события 1863 г. И. Ак- саков125. Польское влияние — прямое и косвенное — на генезис русского на- ционализма обширно и разнообразно,

«польский след» легко различим на первых же страницах его истории (до- статочно упомянуть резкую радика- лизацию декабризма после появления слухов о том, что Александр I в пользу Польши «намеревается отторгнуть не- которые земли от России» и даже «не- навидя и презирая Россию, намерен перенести столицу свою в Варшаву»)126. И всё же «Январское восстание» зани- мает здесь особое, уникальное место.

М.Д. Долбилов, сравнивая мятежи 1830 и 1863 гг., верно отметил принци- пиальную разницу реакции русского общественного мнения на эти собы- тия: во втором случае она оказалась неизмеримо сильнее и содержательно насыщеннее, при том, что «военно- стратегическая угроза, которой под- верглась Российская империя со сторо- ны восставших поляков в 1831 г., была страшнее, чем в 1863 г. Это соотноше- ние не слишком изменится, если при- нять в расчет опасность вмешательства западноевропейских держав: в 1863 г.

эта мрачная перспектива выглядела реалистичнее, чем тридцатью годами ранее, но и тогда подобные страхи в сознании имперской элиты были впол- не ощутимы. <…> То, что в литературе именуется польским восстанием 1830– 1831 гг., или Ноябрьским восстанием, было по сути настоящей войной, кон- фронтацией двух армий, с битвами, со- поставимыми по числу потерь со сра- жениями Отечественной войны 1812 г.

<…> В 1863–1864 гг. военная ситуация как таковая была гораздо благоприят- нее для имперской власти. Против неё выступила не регулярная армия под командованием опытных генералов, а так называемая “партизантка”, боевой единицей которой являлся, как прави- ло, разношёрстный и кое-как воору- жённый отряд (по официальной тер- минологии, шайка или банда). <…> И тем не менее, взрыв антипольских на- строений в разнородных слоях русско- го общества, интенсивность мифотвор- чества (как профессионального, так и дилетантского) на тему цивилизацион- ной вражды между Россией и Польшей оказались заметно сильнее, чем при Николае I»127.

Долбилов совершенно справедливо связывает этот феномен с возросшим национализмом русского общества, с его восприятием Великих реформ, и в

особенности Крестьянской реформы,

мы слишком византийцы для этого. Но мы + Польша преодолеваем ее. Только Всеславян- ство <…> соборно создаст свое исповедание христианства. Софианство есть Восток + Запад. И Царьград будет дан всему Славян- ству, а не России только» (Российский госу- дарственный архив литературы и искусства. Ф. 1796. Оп. 1. Ед. хр. 28. Л. 5–5 об.). Следует добавить, что Перцов дожил до 1947 г. Так что он мог вполне прийти к выводу, что его мечта о России как объединителе «Славии» начинает сбываться…

125 Аксаков И.С. Собр. соч. Т. 3. С. 111.

как русского националистического проекта, суть коего виделась в образах романтического мифа: «пробуждение народной массы от векового сна, вос- создание целостности народного тела, мобилизация внутренних сил обще- ственного организма, постижение за- бытых было традиций»128.

Я бы только особенно подчеркнул, что этот проект был делом не только государства, но и общества, которое впервые после «дней Александровых прекрасного начала» почувствова-

126 Якушкин И.Д. Записки, статьи и пись-

ма декабриста И.Д. Якушкина. М., 1951. С. 17. Подробнее см.: Сергеев Сергей. Восстановле- ние свободы… С. 83–84.

127 Долбилов М.Д. Полонофобия и руси-

фикация… С. 131. 63

128 Там же. С. 135.

Сергей Сергеев

ло себя самостоятельной социально- политической силой. Государственные проблемы в начале 60-х гг. были осо- знаны обществом как свои, в 30-х же годах, при жёстком диктате Николая I, общество ощущало их гораздо более отчуждённо. Характерно, что поли- тическая «великодержавная» лирика Пушкина того времени (в том числе и знаменитое «Клеветникам России») воспринималась весьма неоднознач- но даже в его ближайшем окружении (П. Вяземский, например, резко осуж- дал её). В дневнике А.В. Никитенко за 1830–1831 гг. вообще нет упоминания о польском мятеже, зато обличаются

«унылыйдухпритеснения», свирепства цензуры, отсутствие законности и т.д.; меж тем как в записях 1863–1864 гг. польская тема едва ли не основная, и преобладающая тональность её по- дачи, говоря словами Струве, — «па- триотическая тревога»: «здесь дело идёт о том, чтобы быть или не быть»129.

«…Мерещится всем раздробление и попирание государства. Или я жестоко ошибаюсь — или это настоящая исто- рическая минута в нашей жизни» (П.В. Анненков — И.С. Тургеневу)130.

Общество, наконец-то увидевшее в себе «хозяина земли Русской», стало трепетать за целостность империи и

всего русские и должны стоять за ин- тересы своей родины, как поляки стоят за свои. Прежде всякой гуманности и отвлечённых требований справедливо- сти — идёт желание существовать, не стыдясь своего существования»131. Бу- дущий проповедник «непротивления злу насилием» и будущий автор обли- чающего притеснения поляков в Рос- сии рассказа «За что?» Лев Толстой спрашивал в письме у певца «весны и любви» Афанасия Фета: «Что вы ду- маете о польских делах? Ведь дело-то плохо, не придётся ли нам с вами <…> снимать опять меч с заржавевшего гвоздя?»; адресат ему отвечал: «…са- мый мерзкий червяк, гложущий меня червяк, есть поляк. Готов хоть сию ми- нуту тащить с гвоздя саблю и рубить ляха до поту лица»132. Толстой и Фет всерьёз думали вернуться в армию.

В 1863 г. русский национализм впер- вые со времён декабристов выступил как влиятельная общественная и даже политическая сила. Общепризнан- но, что только благодаря небывалому патриотическому подъёму общества правительство смогло избавиться от колебаний и занять твёрдую позицию в отношении как польского мятежа, так и попыток вмешательства во внутрен- ние дела России европейских держав133.

опознало в польских инсургентах не

«жертв самовластия», а экзистенци- альных врагов. Либеральный западник В.П. Боткинписаллиберальномузапад- нику И.С. Тургеневу: «Лучше неравный бой, чем добровольное и постыдное от- речение от коренных интересов своего отечества. <…> Нам нечего говорить об этом с Европою, там нас не поймут, чужой национальности никто, в сущ- ности, не понимает. Для государствен- ной крепости и значения России она должна владеть Польшей, — это факт, и об этом не стоит говорить. <…> Ка- кова бы ни была Россия, — мы прежде

129 Никитенко А.В. Указ. соч. С. 326

64 130 Анненков П.В. Письма к И.С. Тургене-

ву. Т. 1. М., 2005. С. 139.

131 Боткин В.П. и Тургенев И.С. Неиз- данная переписка. 1851–1869. М.–Л., 1930. С. 180.

132 Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями. Т. 1. М., 1978. С. 365, 366.

133 Английский посол лорд Нэпир в одной из депеш на родину сообщал: «В случае вмешательства или угрозы со стороны ино- странных держав, воодушевление будет чрезвычайно сильное. Все национальные и религиозные страсти русского народа затро- нуты польским вопросом. Рекруты спешат стать в ряды войска с небывалым рвением, твёрдо уверенные в неизбежности войны за веру…» (Цит. по: Милютин Д.А. Воспомина- ния. 1863–1864. С. 249). «Общество решилось принять войну», — констатировал Анненков, уточняя, что настроение общества «не то,

Столетняя война с «воскресающими мертвецами»

У многих возникло ощущение подлин- ного нравственного обновления на- ции: «Великая перемена совершилась в русском обществе — даже физио- номии изменились, — и особенно из- менились физиономии солдат — пред- ставь — человечески интеллигентными сделались» (Боткин — Тургеневу)134. И подъём этот возглавили именно тог- дашние лидеры русского национализ- ма — Катков и (в меньшей степени) И. Аксаков. Особая роль Каткова в ту эпоху впоследствии подчёркивалась даже в авторитетных университетских курсах русской истории135. Не мудрено,

что оба героя дня вспоминали то время как свой звёздный час. «Дела наши шли усиленным ходом в направлении анти- национальном и вели неизбежно к раз- ложению цельного государства. <…> Россия была на волос от гибели <…>. Россия была спасена пробудившимся в ней патриотическим чувством <…>. Впервые явилось русское обществен- ное мнение; с небывалой прежде силой заявило себя общее русское дело, для всех обязательное и своё для всякого, в котором правительство и общество чувствовали себя солидарными»136. 1863 г. — «эпизод русской истории, в

котором именно русскому обществу

что в Крымскую кампанию» (Анненков П.В.

Указ. соч. С. 139.)

134 Боткин В.П. и Тургенев И.С. Указ. соч.

С. 177.

135 См.: Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 710. Приверженец Кат- кова Е.М. Феоктистов полагал, что его роль

«в событиях 1863 и 1864 годов представляла великое и ещё небывалое у нас зрелище. Это был первый пример в России, чтобы человек без связей и покровительства, единственно силой своего таланта и горячего убеждения, приобрёл неслыханную диктатуру над ума- ми. Кто пережил это время, тот никогда его не забудет. Отрадно было видеть, как под влиянием громовых статей “Московских ве- домостей” рассеивался мало-помалу хаос в понятиях общества и как проникалось оно сознательным участием к своим интересам. О Каткове можно без преувеличения сказать, что он создал здравое общественное мнение

<…>. Имя его гремело во всей России, едва ли кто после Пушкина пользовался такой

пришлось принять самое деятельное участие, а русскому правительству опереться преимущественно на со- действие русского общества и русской печати»137.

Более того, «польская смута» за- ставила самодержавие временно от- казаться от традиционных имперско- сословных ориентиров в национальной политике и взять на вооружение нацио- налистические практики, о чём свиде- тельствует деятельность М.Н. Мура- вьёва и К.П. Кауфмана в СЗК и Н.А. Милютина в ЦП. Никогда подобные методы и идеи не использовались им- перской бюрократией столь масштаб- но. Несмотря на то что к концу 60-х гг. политика «русского дела» была свёр- нута, она явилась важным прецеден- том, к которому можно было вернуть- ся как к чему-то опробованному и доказавшему свою эффективность (во всяком случае, в СЗК).

славой» (Феоктистов Е.М. Указ. соч. С. 90–

91). Яростный недруг Михаила Никифорови- ча — Б.Н. Чичерин, тем не менее, отдавал ему в этом случае должное: «Это был набат, гре- мевший во все колокола и призывавший всех на защиту отечества. <…> во время польско- го восстания он был самым видным органом общих чувств, так же как Сергей Глинка в двенадцатом году» (Чичерин Б.Н. Указ. соч. [Т. 2.] С. 69). В.А. Маклаков вспоминал, что его отец, человек умеренно-либеральных воз- зрений, до конца жизни продолжал оправ-

дывать Каткова «как политика; напоминал, что Катков всегда стоял за интересы России.

<…> Патриотический подъём общества в от- вет на нападение Польши, очевидно, пережи- вал вместе с другими 25-летний отец. Этого чувства он терять не хотел и за это многое Каткову прощал» (Маклаков В.А. Воспоми- нания. М., 2006. С. 22).

136 Катков М.Н. Имперское слово. М.,

2002. С. 259. 65

137 Аксаков И.С. Собр. соч. Т. 3. С. 658.

Сергей Сергеев

События 1863 г. актуализировали для русского общества проблему по- строения Большой русской нации, включающей в себя как великороссов, так и малороссов и белорусов, во- обще открыли для широкой публики национально-государственное значе- ние ЗК. Именно с этого времени в фо- кус столичной публицистики попадает украинофильство и начинает обсуж- даться его опасность для России. Бе- лоруссию же и вовсе тогда открывали

«словно Америку»138. Проблема про- тивостояния «полонизму» в ЗК ини- циировала чрезвычайно важную по- лемику Каткова и Аксакова о главном критерии национальной идентичности: язык или религия?

Наконец, польский мятеж косвенным образом «убил» одну из своеобразных ветвей русского национализма — «ле- вый» национализм Герцена–Бакунина– Огарёва. Пропагандистская поддержка повстанцев и даже, в случае с Бакуни- ным, непосредственное участие в их ак- циях радикально подрубило авторитет этой группы: тираж «Колокола» упал с 3 тыс. экземпляров до 500, «существо- вание его стало едва заметным»139.

Герцен отнюдь не был безуслов- ным сторонником восстания, считая его преждевременным. И уж конеч- но не сочувствовал лозунгу «Польша от можа до можа». Более того, он не желал полного отторжения Польши от России, в перспективе надеясь на свободную социалистическую фе- дерацию обеих стран. Вопрос о при- надлежности ЗК решался им в работе

«Россия и Польша» (1859) на основе лингвистических, конфессиональных и социокультурных критериев, близких к славянофильским: «Там, где народ ис-

ку, общинное владение землёй, — там он, вероятно, захочет быть русским. Там, где народ исповедует католицизм или унию, там, где он утратил общину и общинное владение землёй, там, ве- роятно, сочувствие с Польшей сильнее и он пойдёт с ней»140. Вполне в духе славянофилов и Каткова Александр Иванович отрицает польский харак- тер ЗК: «…я не верю, чтоб дворянство выражало народность того края»141. Позднее «Колокол» пропагандировал проект переселения крестьян из Цен- тральной России в Польшу с целью создания там опорных точек русско- го землевладения, что вызвало нега- тивную реакцию радикалов типа А.А. Серно-Соловьевича142.

Но вынужденный из соображений политической тактики поддержать мятеж, Герцен вступил в резкий дис- сонанс с русским общественным мне- нием. Соответственно и его версия национализма была отвергнута как выступавшими ранее в союзе с ним по ряду вопросов славянофилами, так и потенциальной «почвенной» силой

«левого» национализма — старооб- рядцами, оживлённые контакты с которыми резко оборвались по ини- циативе последних именно в 1863 г., в связи с позицией «Колокола» по поль- скому вопросу143. «Социалистический» национализм стал символом нацио- нальной измены, что, с одной стороны, отвратило от него даже либеральных националистов, с другой — укрепило отторжение от национализма среди социалистов, наоборот, признавших

«пораженчество» Герцена единствен- но возможной позицией и примером для подражания в сходных ситуациях. Кто же не помнит ленинскую аполо-

поведует православие или унию, гово-

рит языком, более близким русскому, чем к польскому, там, где он сохранил русский крестьянский быт, мир, сход-

138 Там же.

66 139 Корнилов А.А. Курс истории России

XIX века. М., 1993. С. 25.

140 Герцен А.И. Собр. соч.: В 9 т. Т. 7. М., 1958. С. 193.

141 Там же. С. 207.

Дата добавления: 2015-07-25