Пчёлы против мёда

Миссис Рейсдал катила нагруженную продуктами тележку по лабиринту супермаркета. Катить было тяжело, артритные пальцы плохо слушались, да и сил передвигать ногами почти не осталось. Тем не менее, миссис Рейсдал очень не хотела, чтобы кто-то покупал продукты для неё. Всё равно ведь ошибутся и возьмут не то: вместо молодой «гауды», например, зрелую, а разве такой сыр годится в картофельный салат? Решительно не годится. Поэтому женщина упрямо толкала тележку вперёд, иногда останавливаясь передохнуть и возмущённо глядя на тех, кто пытался её задеть и недовольно морщился: мол, встала на дороге, старая ты корова. Миссис Рейсдал считала, что старость нужно уважать. Потому что вот ты, раскрашенная как клоун, вертихвостка Кэти, тоже однажды покроешься сеткой морщин, скрючишься, схватишься за поясницу, заохаешь от острой боли, пригнёшься к земле. Прах к праху, все там будем. Посему поуважительнее-ка к старой леди, глядишь, и вашу старость уважат тогда.

- Миссис Рейсдал, давайте я вам помогу, - знакомый голос пробился как сквозь вату. Миссис была, к тому же, туговата на оба уха.

Тележку осторожно забрали из скрюченных пальцев и неспешно покатили дальше. Женщина засеменила следом, искренне благодаря.

Вот кто всегда уважителен и безупречен. Этот юноша, Бенджамин Бернс, что жил ниже по улице, и его дом был виден из окон её дома. И он не такой, как все эти молодые выскочки – хотела бы она иметь такого сына.

- Как ваше здоровье, миссис Рейсдал? Кажется, надвигается гроза.

- Да, Бен, и мои кости уже протестуют, - женщина сипло рассмеялась. – Веришь ли, мальчик мой, когда-то мне очень нравилась гроза, было в ней что-то завораживающее, что-то откликалось в моей душе. А теперь я её терпеть не могу. От грозы я рассыпаюсь в прах.

Она посмотрела вверх, задрав голову – Бен был очень высоким – юноша понимающе кивал. Миссис Рейсдал невольно залюбовалась им: русые длинные волосы собраны в хвост, так аккуратно, что это не вызывает отвращения, как к этим лохматым парням, которые вопят вечерами на улице сатанинские песни; чистый строгий профиль, словно со старых картин, где люди настолько прекрасны, что и вовсе не кажутся людьми.

Бенджамин напоминал миссис Рейсдал ангела. Иногда ей казалось, что он светится. Как-то она даже поделилась этими мыслями со своей соседкой, Пенелопой Гривз. Пэн разогнулась от грядки с клубникой, упёрла кулак в бок и посмотрела удивленно на миссис Рейсдал.

- Ну знаешь, Бетси, какое-то у тебя богатое воображение, - она ухмыльнулась и снова склонилась над грядкой, тщательно обрезая клубничные усы. – Парень как парень, хотя, не спорю, красив, что твоя кинозвезда, и кроток как Авель. – Она помолчала, ножницы мелькали в её руках. – Да и не бегают ангелы по девкам.

Миссис Рейсдал поджала губы.

- Ты, Пэн, со свечкой, что ли, стояла?

Соседка пожала плечами.

- Просто видела его как-то то с одной, то с другой. Что же теперь, ему одному сидеть? С такой-то внешностью.

На этом разговор и прекратился.

Элизабет Рейсдал разглядывала юношу.

- А ты сам, Бен, случайно, не заболел?

- С чего вы так решили?

- Ты бледен, и глаза у тебя запали. Мне кажется, ты похудел.

И почти совсем не светишься, подумала про себя женщина. Бен опустил глаза, потом улыбнулся, взял артритную руку миссис Рейсдал в свою тёплую ладонь.

- Бен?

- Вот я сейчас подую немного, и ваши косточки не будут болеть в эту грозу, миссис Рейсдал, - сказал он то ли шутливо, то ли серьёзно. И Элизабет ощутила лёгкое дуновение на своей коже, показалось, что и впрямь стало меньше болеть. – Всё будет хоро… - Бен замер на слове и резко вскинулся, посмотрел куда-то в сторону. Миссис Рейсдал проследила за его взглядом.

У стойки с глянцевыми журналами стоял незнакомый высокий парень. И Элизабет сразу отметила его похожесть на Бена. Даже не внешне, нет, в общей манере держаться. Будто он чуть-чуть отстранён, ровно настолько, чтобы этого никто не замечал.

А ещё он светился. Светились золотые волосы, тоже забранные в хвост, лицо, руки, одежда – белый распахнутый плащ и белый же костюм под ним, белая рубашка и белый галстук. Светились небесно-голубые глаза, когда парень посмотрел на них и приветливо махнул рукой, улыбнувшись. Даже журнал, который он держал в руке свёрнутым, сильнее бликовал от его света. Хотелось бы сейчас затащить сюда Пэн и сказать: ну что, разве ты не видишь это сияние?

Люди равнодушно обтекали золотоволосого парня в белом, будто не замечая его света. Они такие же, как Пэн, вздохнула про себя Элизабет, никогда ничего не видят и не хотят видеть. Зато отлично замечают, что кто-то с кем-то гуляет. Вот это им интереснее всего.

Бенджамин кисло улыбнулся и махнул рукой в ответ. Покатил тележку к парню, да так быстро, что миссис Рейсдал едва поспевала за ним.

Он ему не рад, подумала Элизабет. Бен не хочет его видеть. Но почему?

- Здравствуйте, - поприветствовал её золотоволосый персонально. Когда они приблизились к нему, он перестал сиять как люстра в тысячу свечей. - Привет, Бен.

- Привет, Габи. Какими судьбами? Это мой брат Габриэль, - обратился он к ней – имя брата он назвал с каким-то странным певучим акцентом; женщина кивнула – недаром они похожи. – Габриэль – миссис Рейсдал.

- Очень приятно, - она пожала протянутую руку, почувствовав, как пальцы совсем распрямились, перестали ныть. - Давно не виделись, решил тебя наведать, - снова улыбнулся Габи Бенджамину.

- Сейчас я помогу миссис Рейсдал, и мы пойдём ко мне, - сказал Бен, его голос погрустнел.

- О, не стоит беспокойства! – взмахнула руками Элизабет. – Я сама.

- Ни в коем случае, - Габриэль сунул журнал в карман плаща. – Всё в порядке. Я подожду у тебя, Бен.

- Ключи под ковриком, - и Бенджамин направил тележку к кассам.

- А, да… Да… - рассеянно кивнул парень. – Прощайте, миссис Рейсдал.

Она уже было пошла вслед за Беном, потом повернулась и остановилась возле его брата.

- Надеюсь, мистер Бернс, он ничего не натворил? – тревожно спросила она, вглядываясь в сияющее небо в глазах Габриэля.

- Эмм… - он помялся. – Скажем так, он немного забыл о семье.

Чтобы такой как Бен, забыл о семье? Не верилось ей. Элизабет покачала головой.

- Здесь какое-то недоразумение, мистер Бернс. Бенджамин такой хороший мальчик!

- Не сомневаюсь, - ответил Габи, улыбаясь.

- Вы его старший брат?

- Да.

- Пожалуйста, не наказывайте его строго. Уверена, что всё прояснится.

- Обещаю – никаких наказаний, я просто хочу ему помочь.

Элизабет кивнула. Габриэль внушал ей безотчётное доверие, и Бену он действительно поможет.

Бенджамин Бернс топтался у двери собственного дома. Входить ему не хотелось. Мысли в голове путались, и, кажется, он действительно был болен. Во рту пересохло и кожа казалась высушенной. Сначала внутри Бенджамина Бернса бушевал пожар, который не находил выхода, а потом силы вдруг стали таять, и то, что ему ранее давалось запросто, сейчас приходилось буквально выжимать из себя. Как это лёгкое лечение Элизабет Рейсдал – оно выпило из него все накопленные за день силы. А тот, кто сейчас ждёт его, пришёл помочь, и Бен не знал: хочет ли он такой помощи, или ему нужно и дальше сопротивляться. Иногда ему чудилось, что он сошёл с ума.

- Не стой на пороге, как вкопанный, Бен. Входи, - раздался из недр дома голос Габриэля. – Или это не твой дом здесь?

Брат медленно раскачивался, сидя в кресле-качалке и листая купленный журнал. Плащ он снял и бросил на вешалку, пиджак с галстуком тоже, оставшись в одной рубахе и брюках. Волосы распустил, и они небрежно рассыпались по его плечам.

Бенджамин ощутил, как его тянет к нему, и вся его материя приходит в неподобающее смятение, а остатки Света рвутся так, что он готов вспыхнуть сейчас и сгореть в одиночестве. Он удержал себя силой воли.

Журнал полетел в сторону, и взгляд Габриэля потемнел.

- Что с тобой случилось, Бениэль? Куда ты пропал? Почему ты перестал общаться с нами? Ты на себя посмотри: в кого ты превратился! Ты же на грани развоплощения!

Ангел молчал, опустив голову.

- Бен?

- Я… - он облизал пересохшие губы. – Я… думаю, что это противоестественно.

Мерный скрип кресла-качалки прекратился. Бен ощутил, насколько потрясён его брат. Что говорить, он сам был потрясён уже долгое время тем, что угнездилось в его голове и не желало прекращаться.

- Повтори, Бениэль.

Он вскинул глаза, глядя прямо на брата. Создатель, он мне так нужен сейчас... Но как же Ты мог?

- Я думаю, что соединяться материей с мужчиной – противоестественно.

Габриэль закашлялся, а потом нервно расхохотался.

- Ты действительно спятил среди людей, Бен. И, прости, где ты тут увидел мужчин?

- Не иезуитствуй, Габи, мы с тобой мужчины. Остальные мужчины. У нас всех мужская плоть. Что тебе ещё надо?

- Проклятье! - Габриэль хлопнул ладонью себя по рту. – Прости, Бен. Ты меня довёл.

Бен стоял перед ним, как провинившийся ученик, склонив голову ещё ниже.

Габриэль поднялся и подошёл к брату, обнял за плечи, и Бенджамин невольно приник к нему. Тут же отшатнулся, сбросив с себя его руки. Габриэль вздохнул.

- Так, Бениэль, напомни-ка мне, кто ты?

- Ainoo, - прошептал он одними губами.

Габриэль, заложив руки за спину, прошёлся по комнате. Остановился у комода со статуэтками.

- Чем ainoo отличаются от d’mann?

Бениэль пожал плечами, следя глазами за братом. За окном зарокотали раскаты грома, первые всполохи грозы осветили полумрак комнаты.

- В нас больше Света. Поэтому наша материя бессмертна. Мы знаем больше. Мы умнее, сильнее, мы можем то, чего не могут они, мы… - он усмехнулся, - качественнее. Но наша плоть, Габриэль, очень похожа. У d’mann соединяться материей со своим полом считается противоестественным. И я… я согласен с ними, брат. Это же мерзко, сам посуди. Ну, вспомни физиологию.

Габи шумно выдохнул, аккуратно поставил на место фарфоровую статуэтку балерины. Собрал пальцами пыль возле.

- Скажи мне, Бениэль, а ты хорошо здесь питаешься? Три раза в день и плотно? – Он в упор смотрел на брата.

Бен помотал головой.

- Ты же знаешь, человеческая пища нам не годится. Я пытался, и она без остатка растворялась во мне. Потом я неважно себя чувствовал, будто отравился. Я не захотел экспериментировать дальше.

- Так какого же… ты завёл песню о физиологии?! – Габриэль подошёл к брату и вздёрнул его за подбородок. – Наша материя похожа только внешне, но в остальном мы разные как день и ночь, как свет и тьма. То, что для людей считается естественным – вредит нам. То, что им кажется противоестественным – правильно для нас.

Бен плюхнулся в качалку, и она снова жалобно и размеренно заскрипела. Сцепил пальцы в замок, свесил голову.

- Почему так несправедливо, Габриэль? Ты ведь должен знать…

- Что, брат?

Габи присел перед ним на колени.

- Почему Создатель не дал нам женщин, а заставил вот так, между собой…

Габриэль вздохнул.

- Потому что мы бессмертны, Бен. И потому что слишком могущественны. Поэтому мы не должны размножаться – это против правил. Иначе мир обратится в сторону Хаоса. Бессмертных не должно быть больше определённого количества, и Создатель задал это количество нами. У нас могут быть дети от смертных, они будут долгожителями, но всё равно они останутся смертными. Бен! – Габи почти выкрикнул, и Бениэль вздрогнул. – Почему я должен объяснять тебе прописные истины? Почему молчит твой Свет? Что случилось с твоим разумом?

Они замолчали, и только было слышно их взбудораженное спором дыхание в тишине земного дома, нарушаемое погромыхиванием за окном. Всполохи редких молний высвечивали застывшие друг возле друга фигуры.

- Бен, ты болен. И душой, и материей. Я должен забрать тебя, но сначала дам тебе Свет.

- Нет, брат, я решил для себя… Я останусь здесь, и буду жить как человек.

Габриэль встал на ноги.

- Ты хоть знаешь, что будет с тобой после развоплощения? Твоя материя долго не протянет, но это не так страшно. Ангел, лишившийся Света, отказавшийся от собственной сути, считается отступником от своей Идеи. Это самоубийство. Ты попадёшь в инферно после гибели материи. И не надейся, Люцифер тебе не поможет. Нужен ты ему, бессильный, обычный смертный. Он только посмеётся над твоим безумием, скажет: так ему и надо, безмозглому.

Грохнуло так, что задребезжали стёкла в окнах. Бен снова вздрогнул, сжал пальцы сильнее.

- Я… Я не думал о Люцифере и об инферно. Не хочу туда…

Габриэль склонился к брату, сжал лицо пальцами, заглянул в глаза.

- Тогда не сопротивляйся мне. Я хочу тебе помочь.

Он поднял Бениэля с кресла, повёл в спальню, и ангел покорно последовал за ним. Они упали на кровать вместе, и Габриэль дёрнулся, вытащил что-то из-под себя. Поднёс к глазам.

- Да, Бен, вижу, что аскетом при всём своём целомудрии ты здесь не был. – Габи отбросил кружевной лифчик на пол. – Очень надеюсь, что ты не оставил после себя детского сада.

Глаза Бениэля расширились.

- Нет, Габи, нет… Я всегда был осторожен.

- А о девушках, что были с тобой, ты подумал? Каково им было после того, как ты бросал их?

- Я никого не бросал, Габи, – Бениэль печально усмехнулся. – Они сами бросали меня. Говорили, что я… слишком хорош для них, - он, нахмурясь, смотрел на брата.

- Вот видишь, Бен, не нужен ты земным женщинам. Они скорее предпочтут Люцифера, чем Ангела Света. Ибо Сатана устроит им весёлую жизнь. А с тебя что взять? – Габриэль неспешно раздевался и передразнивал Бена: – Завтрак в постель, дорогая? Новое платье? Подснежники зимой? Луну с неба? Носить тебя на руках? Будет сделано, дорогая! Нет, сначала она будет в восторге. Первые полгода. – Он наконец расстегнул рубаху. – А затем ей станет скучно, Бен, и потом ещё скучнее, она будет нарываться на ссору, но ты всегда уступишь, ибо твой Свет будет понуждать тебя уступать слабому. Твоя вечная искренность начнёт раздражать её. Твоя принципиальность заставит её бояться тебя. Твоя помощь всем подряд будет казаться ей предательством собственной семьи. Она будет думать, что ты хочешь всем угодить, но на самом деле это просто твоя сущность, которую она не поймёт. В конце концов, она просто сбежит от тебя. - Обнажённый Габриэль повернулся набок и провёл пальцами по лицу брата, по его сухим губам. – Потому что ты – не человек, Бен. Не только физически, но и психически. Мы другие.

- Ты слишком хорошо знаешь женщин, Габи.

Тот лишь усмехнулся.

- Люди – это люди, Бен. Ангелы – это ангелы. Мы не можем заводить отношения как у людей.

- Исключений нет?

Габи опустил глаза.

- Габриэль?

- Есть. Но они заканчиваются не очень хорошо… Для людей. И даже для демонов с нашей кровью. Мы отвечаем за них и не можем рисковать.

Лицо Бениэля осветила улыбка.

- У тебя была женщина, брат, и ты её любил… Что с ней стало?

- Она умерла, Бен. Давай, ложись на живот.

Ангел крепко сжал запястье Габриэля.

- Почему? Почему, Габи?

Габриэль выдернул руку из хватки брата и грубо толкнул того на живот, навалился сверху, расстёгивая джинсы Бена, сдёргивая их с бёдер.

- Потому что ангелы и люди не могут быть вместе, Бениэль. Я же сказал.

Бен, распластавшись, лежал под горячим мерцающим телом Габриэля, который вжимал его в кровать. Он чувствовал, как остатки желания противостоять своей природе исчезают, но не мог так сразу сдаться. Что-то подталкивало его сопротивляться, и это что-то хоть и не нравилось ему, но казалось, что оно-то как раз и говорит правду.

- Я не хочу, Габриэль, - хрипло сказал Бен. - Ты не можешь, если я не захочу. Ты не сделаешь oum, потому что слияние и насилие несовместимы. Я не откроюсь тебе.

Габи сильнее вдавил тело ангела в кровать, и тот застонал, вздрагивая.

- Слушай свой Свет, Бен. Слушай свой Свет, он тянется ко мне, и я это чувствую. Сопротивляйся тому, что у тебя в голове. Тебе нужна любовь. Моя любовь.

Бен прикрыл глаза.

- Что это, Габи?

- Я могу только предполагать… Здесь слишком много инферно, брат. Только оно может препятствовать любой любви.

- Но вы же сами сказали людям…

Габриэль уткнулся лбом в плечо брата, его пальцы медленно скользили по бедру Бениэля.

- Потому что люди – не такие как мы, им надо размножаться. И потому что те люди среди людей, кто тоже не такие, созданы, чтобы проверять души.

- На что?..

- На умение любить, не осуждать и быть терпимыми.

Бениэль тихо засмеялся.

- Это правильно по отношению к ним – делать их проверяющими?

- Это просто правильно.

Габриэль потёрся своим телом о тело Бениэля, и тот снова мучительно застонал.

- Забери меня домой, Габи…

- Я должен дать тебе хоть немного Света, брат. Иначе ты не сможешь долго продержаться в Гайа.

Миссис Рейсдал смотрела в окна дома напротив. Они вспыхивали ярким светом, пульсировали им, всё вокруг утопало в этом странном божественном сиянии. Ей казалось, что их сонный, забытый всеми городок вдруг наполнился бесконечной любовью, блаженством и покоем. Сияние затмевало даже начинающуюся грозу, всполохи молнии на небе, затянутом мраком, казались жалким подобием того, что ей посчастливилось наблюдать.

Женщина даже не пыталась представить, что же случилось, она просто смотрела на этот свечение с восторгом ребёнка, узревшего настоящего Санта-Клауса. Лишь сожалела, что Пенелопа Гривз не может этого видеть.

И когда Пэн на следующей день, захлёбываясь от потока слов, рассказывала ей о странном исчезновении Бенджамина Бернса, его связи с мафией, и ещё тысяча слов совершеннейшего бреда, Элизабет только улыбалась.

Бенджамин, мой мальчик, думала она, я всегда знала, что ты ангел.

Дата добавления: 2015-07-19