Возрождение. После костра из войны и чумы Европа находилась в летаргии

После костра из войны и чумы Европа находилась в летаргии. Мы были похожи этим – обожжённые, опустошённые, плывущие по прихоти событий, а не по своему разумению. И дело было не в недостатке сил, а в отсутствии желания и цели.

Я всё ещё не понимал, кто я. Память была калейдоскопом из ярких картинок и тёмных провалов. Требовалось разложить их по полочкам, систематизировать, увязать причины со следствиями. Но процесс этот долгий, не на один десяток лет. Не зная своих возможностей, я постоянно экспериментировал втихаря – чтобы не попасть впросак при свете дня, у всех на виду. Я уже пережил одно аутодафе и не хотел повторять опыт. Я чувствовал, что сильно отличаюсь от людей – и это вместе со звериным чутьём на опасность гоняло меня по свету, не давая возможности остановиться, взять передышку и серьёзно заняться собой. Единственное, в чём я был уверен – мне нравились стройные зеленоглазые брюнеты… и брюнетки. Среди тысяч увиденных мной лиц я искал лишь одно – то, что являлось мне в ночных грёзах. Искал и не находил. Ни среди женщин, ни среди мужчин.

Первый шок я пережил, увидев Жиля де Реца. Глаза, волосы, улыбка – всё до боли напоминало того, кто был мне очень дорог, и кого я не мог вспомнить. Той же ночью мне приснился сон. Не привычный уже кошмар, а вполне обыкновенный. Сон, в котором меня любили. Называли ласковыми словами. Нежно гладили. Сон, в котором я отдавался по доброй воле тому, кого любил. Снова встретив Жиля, я стал искать в нём увиденные во сне черты. И ужаснулся, поняв, что он похож и на существо из сна, и на существо из кошмаров одновременно. Я не решился прийти к нему. Что-то помешало, остановило… я так и не понял, что. А потом стало поздно.

После аутодафе меня долго носило по континенту, раздираемому Столетней войной. Племя человеческое, изрядно поредев, начало сбиваться в стаи, которые потом назовут государствами и народами. Кто-то, отчаявшись установить мир на этой части суши, стал искать пути к другим, неизвестным пока берегам. Появились слухи о богатых землях за морями, далёких чудесных странах, где не бывает «чёрной смерти», голода и войн. В чудеса я не верил, но слишком устал от крови и боли, чтобы оставаться в Европе. И начал выбираться оттуда потихоньку. Сначала из Франции, на север, где ещё хозяйничала Ганза, а потом торговыми путями – на юг, в Португалию.

В Гамбурге меня ждал ещё один шок. Шлюха, чьё имя выветрилось у меня из головы вместе с хмелем. Осталось лишь воспоминание о зелёных глазах, тёмных вьющихся локонах и о том, насколько с ней было хорошо. А через месяц или два у меня начались видения. Грёзы наяву, приходившие, когда я дрейфовал между сном и явью. Реальные, вплоть до самых интимных ощущений. Сны, где меня ласкал сам бог – нежный, сильный, прекрасный… и любящий. Сны, где я тоже ласкал и любил его так изысканно, как только мог.

Я чувствовал, насколько важно для меня вспомнить, кто это? Кто он мне? Как его имя? Как он выглядит? То мне казалось, я помню его лицо до малейшей чёрточки, а то чудилось, будто я вовсе не помню его лица. И снова, как после встреч с Жилем, мое тело охватывал ледяной холод, поднимающийся из самого нутра. Холод, способный заморозить даже в самый жаркий день.

Я ходил с португальцами в Индию, по новому тогда пути вокруг Африки. В те времена в матросы брали всех подряд – плавание на корабле в неизвестность, по штормящему океану, без точной карты и гарантии возвращения домой было уделом подвижников, авантюристов и портового сброда. Вместе с Бартоломеу Диашем обогнул мыс Бурь. После этого бурного путешествия мне надоело ходить под парусом, и я уехал из Португалии.

Побродив немного по Европе, я осел во Флоренции, где ирония Создателя свела меня таки с Микеланджело.

Знакомство наше было кратковременное и чисто деловое.

Правительство республики заказало маэстро статую Давида, которая должна была стать символом свободы. И он, в пику старым мастерам, решил изобразить победителя гигантов не хрупким юношей, а воином, решительным и суровым. Заметив меня, он долго наблюдал за мной и делал наброски свинцовым карандашом. Я уже догадывался, что жизнь у меня будет долгая, и не хотел оставлять свидетельств. Пришёл в мастерскую к маэстро и потребовал у него объяснений.

«Всё, что мне нужно от тебя, парень – тело, – ответил он, – оно у тебя совершенное. Набросков мало, я должен увидеть тебя целиком… со всех сторон. Я щедро заплачу тебе за позирование»

В то время я жил с одной брюнеткой, стервозной транжирой, так что денег не хватало. И немного серебра от правительства республики мне бы не повредило. Мы с маэстро ударили по рукам.

Впервые увидев меня без одежды, Микеланджело восхищённо присвистнул. «Какое тело, – шептал он, насилуя пальцами глину, – какое тело…»

И всё же, увидев готовую статую перед Палаццо Веккио, я не смог удержать разочарованного вздоха: то, что находилось между ног Давида, явно было позаимствовано у другого натурщика. Так же, как и лицо. Впрочем, последнее меня абсолютно устраивало.

Тот, кого я любил в своих снах, и так узнает меня в этой статуе. И, возможно, найдёт меня.

Дата добавления: 2015-07-19