По образу и подобию

Человечество могло выбрать два пути технического развития: биоинженерный и техногенный, то есть, тот путь, по которому сейчас активно идут люди, пока смутно понимая, что идут к тупику.

Все технологии ainoo, полученные непосредственно от Создателя, являются биоинженерией, и кажутся мне наиболее простыми и разумными. Что может быть интереснее, чем познавать собственную материю, и уже по образу её и подобию устраивать себе жизнь? При этом нет никаких проблем с совмещением несовместимого. Вся техника, созданная на основе биоинженерии, предельно совместима с живыми организмами...

Однако далеко не все тайны открыл Создатель для ainoo. Например, творение разумных существ. Мы наблюдали за развитием в биоматках двух первых людей - Дахама и Ш'евы, присутствовали при их появлении в мире, но так и не поняли, как устроен этот механизм. Знали лишь, что мужчина создавался на основе формы жизни ainoo, по нашему образу и подобию, а женщина была разумным носителем биоматки, и поэтому сильно отличалась и от ainoo, и от человеческого мужчины. Люди, в отличие от нас, смертны, и им необходимо размножаться. Создатель придумал людям хитроумный механизм размножения, который бы не только помогал им заселять миры своей формой жизни, но и совершенствоваться душой, если они поймут, как этот механизм использовать.

Ainoo давно знали, что, при соответствующих условиях, слияние материи может дать и слияние Света. Но в этом отношении нам было проще, так как Света у нас было много, и нам необходимо было им обмениваться, чтобы не сгореть заживо в одиночестве...

Одиночество меня настигло ещё при ссылке в Ледяной ад. Отлучение от других ainoo привело к тому, что мой Свет, не находя выхода и другого Света, начал пожирать сам себя и мою материю. Я медленно, но верно сгорал от того, что не мог общаться с себе подобными. Выражение «болеть одиночеством» вдруг оказалось не красивой метафорой, а самым настоящим физическим заболеванием... Когда я очутился в инферно, оно стало понемногу отбирать мой Свет и трансформировать его во что-то другое. Это меня спасло, и одновременно сделало меня другим. У меня появились возможности становиться тем, кем никогда не смогли бы стать ангелы Света. Инферно сделало меня демоном, перерождение в которого началось ещё в Ледяном аду, сделало инкубом, соблазнителем невинных душ, сделало вампиром, который мог пить человеческую кровь, сделало оборотнем – я научился оборачиваться женщиной-рептилией. Но все эти возможности я старался использовать как можно меньше, боясь окончательно потерять самого себя. Я сохранил себе подобие ангела Света, но инферно отдалило меня от братьев-ainoo навсегда.

И всё же я больше не мог быть в полной изоляции, мне нужен был друг и помощник. Поэтому в инферно, на клочке материального пространства, в тесной и душной пещере, заменяющей мне лабораторию, я всё-таки вырастил биоматку, чью конструкцию украл из сознания Создателя. Для создания матки мне было нужно всего лишь немного живых клеток органической материи, которые я раздобыл на Земле; я далеко не всегда понимал, почему нужно делать так, а не иначе, но добросовестно следовал увиденной схеме. Под рукой, как это ни двусмысленно звучит, у меня был только мой генетический материал. И в матку сначала был помещён только он, но развивавшееся там существо умерло уже через неделю, и вместе с ним погибла и матка. Видимо, украденная мной технология была хороша только для людей.

Тогда я подумал - попробую-ка я сделать нечто, скрестив свои гены и гены человека, которые мне нужны, ведь живут же как-то дэмайну-полукровки? Ради этого я снова посетил Землю и, пользуясь своими способностями инкуба, соблазнил несколько мужчин, отличающихся нужными, на мой взгляд, параметрами, добыв всё, что мне нужно.

Дальнейшие скучные подробности моих антинаучных и антигуманных экспериментов на ниве генетики и биоинженерии я опущу. Ровно десять месяцев я ждал, пока в новой матке сформируется существо с усовершенствованными генами, которые должны были отличить его от обычного дэмайну. Я абсолютно не знал, кто или что у меня выйдет. Все десять месяцев я вливал в кокон свой Свет, который позволил бы моему созданию обладать не только разумом, но и душой. Ведь сам по себе Свет не обладает индивидуальностью, индивидуальность он приобретает только при слиянии с материей, становится вторым разумом, более совершенным, чем разум, порождаемый физическим мозгом, но и более уязвимым, именно поэтому Свет так стремится покинуть материю, которая надёжно удерживает его, и слиться с себе подобным...

Я неотлучно бдил возле матки, иногда чувствуя идущие из недр кокона слабые токи сознания, которые робко ощупывали мой мозг и мой Свет. Существо жило. И оно мыслило. Оно чувствовало меня. Пыталось понять, кто я есть, и не причиню ли ему вред. Такое любопытное и такое подозрительное. Я дал созданию имя, которое являлось укороченным окончанием имён всех ainoo - Ele. Дитя Света. И чтобы не кривить душой, добавил слог «shshah» - война. Eleshshah. Элесса. Дитя Света и Войны.

...От утомительных ночных бдений однажды я впал в короткий транс, а, очнувшись, увидел, что матка не пульсирует ровно, как всегда, а резко сокращается. Прикреплённая к стене пещеры, покрытая надёжной оболочкой, которая защищала бы её от внешних воздействий, и тонкой оболочкой Света, она вспыхивала и затухала во мгле пещеры.

Как и первые люди, первый l'm'ainoo, искусственно созданное существо, появился на свет сразу взрослым. Я вытащил из раскрытой матки рослого парня, облепленного густой слизью с ног до головы. Он судорожно дёрнулся всем телом в моих руках, вдохнул первый раз воздух и выдохнул с болезненным стоном - кислород обжёг его расправляющиеся лёгкие. Глаза его ещё были закрыты, даже зажмурены, как у слепого котёнка. Я погрузил новоиспечённого эльмайну в небольшой бассейн в пещере, смывая слизь, и только потом осторожно поместил Элессу на стол, где и собрался внимательно осмотреть того, кого я сотворил, словно Создатель. И тогда Элесса снова выгнулся дугой, застонал и открыл глаза, уставившись на меня.

Его взгляд заставил меня вздрогнуть и невольно отступить на шаг. Нет, в этом пронзительном взгляде не было ничего угрожающего или страшного. В нём было нечто такое, от чего по моему позвоночнику словно волна огня прошла. И странное предчувствие - у меня получилось не совсем то, к чему я стремился, но, кажется, я получил нечто большее, чем хотел. У Элессы были серые глаза, глаза цвета пасмурного неба, обрамлённые густыми и длинными, светлыми ресницами; блестели, как клинок меча, остро и точно проникая в самую душу. В этот момент я заметил, насколько хорошо собой моё создание внешне, и от этого осознания мне сделалось не по себе.

Ободряюще улыбнувшись ему, я принялся бесцеремонно осматривать его и ощупывать, словно торговец на невольничьем рынке ощупывает раба. Мне надо было убедиться, что с ним всё в порядке, но тело его было совершенным и могло сравниться лишь с идеальной материей ainoo. Мой взгляд то и дело падал на член эльмайну - орган был настолько большим, что я с некоторым трепетом представил его в возбуждённом состоянии. Интересно, от кого досталось такое наследство? Мой член тоже был немаленьких размеров, но здесь моё создание даже перещеголяло меня.

Элесса, не издав ни звука, покорно терпел мой тщательный медосмотр. Закончив обследование его материи, я с содроганием взялся проверять разум Элессы. Пока он должен быть на уровне семилетнего ребёнка, и развиваться с каждым днём. Но видимо такое ускоренное развитие как-то повлияло на него, и в некоторых моментах Элесса до сих пор психологически остался ребёнком – иногда наивным, иногда взбалмошным, иногда чрезмерно замкнутым, охраняющим свой хрупкий мир ото всех. Но зато интеллектуальное развитие его было столь стремительным, что я не мог нарадоваться на этого юного гения, который жадно поглощал знания об окружающем мире.

В тот день, когда он обнажённый и беспомощный лежал передо мной, я спросил:

- Ты слышишь меня?

Его губы дрогнули, язык тяжело заворочался во рту, и Элесса хрипло произнёс:

- Да...

- Тебя зовут Элесса. Моё имя Рафаэль, и ты - моё создание.

- Я знаю... - снова прохрипел он. - Твоё... создание... Рафаэль...

Я удовлетворённо кивнул. На первых порах ему хватит этой информации. А потом я уточню, что он не мой раб и даже не мой сын. И что он изначально свободен, потому что мне не нужен раб, а сыновей мне хватает, чтобы не желать их больше. Однако позже я понял, что выбивать из Элессы мысль о его непререкаемой принадлежности мне придётся самыми суровыми методами. Позже я понял, что Элесса влюбился в меня, так же сильно, как я в него, и я бессознательно стремился уйти от этой любви, пока снова не понял, что нам обоим не уйти от неё, сколько бы мы ни старались. Это был рок. Или это была очередная улыбка Создателя. Это могло быть что угодно, но творец и его творение оказались навечно связаны одним чувством, которому не смогли противостоять. Да и надо ли было противостоять?

Дата добавления: 2015-07-19