Договор с Михаэлем

1.

Он появился, как всегда, неожиданно. Камнем рухнул из-за низких, плачущих дождём, облаков. Закружился со мной в опасном, непредсказуемом танце.

Михаэль без труда прижал меня к крышам. Вынудил приземлиться на ближайшую – плоскую, утыканную шестами антенн. Он думал, я обречённо сложу крылья, но просчитался. Или просто забыл, каким я могу быть.

- Чего тебе надо? – спросил я. Крылья выгнулись в боевую позицию, ощетинились когтями, шипами и пилами. – Разучился считать до трёх?

- Договор остался в прошлом, Элесса.

Ну, это для кого как. В мою память любое событие врезается раз и навсегда. Со всеми попутными мелочами и сведениями. Появится желание вспомнить о цветке сливы ранним весенним утром – в нагрузку пойдёт зрелище казни, тем же утром состоявшейся. Так что я отлично помню всё, что ты проделывал со мной, Михаэль. И каким образом ты вырвал мое согласие на это. Плевать, что тогда я своей изменой выкупил жизнь Рафаэля и нужную нам в то время передышку. Благородство поставленной цели не оправдывает подлых методов её достижения.

Ангел шагнул ко мне. Я зашипел. Крыло содрогнулось, пильчатый край рассёк воздух в сантиметре от его волос.

- Не волнуйся, Элесса, я держу своё слово.

- Всё надеешься соблазнить меня? По-настоящему?

- Уже нет, – грустно сказал Михаэль. – Знаешь, я всё хочу спросить… Почему, Элесса?

- «Почему» – что?

- Почему ты остаёшься с Рафаэлем? Что тебя держит? Что ты видел от него, кроме жестокости?

Я заглянул в чёрные, будто ночь, глаза:

- Не суди по себе, ангел. Вы разные, хоть и близнецы. Рафаэль не бывает жестоким со мной.

Он усмехнулся:

- Вы, тёмные, все чудовища.

- Как и светлые. Вы только не хотите этого признавать.

- Ты заблуждаешься, демон.

Я вызывающе улыбнулся.

Ангел смерил меня презрительным взглядом. И прыгнул, атакуя. Двигался он быстро, на грани моего восприятия и рефлексов. Но всё равно не успел. Я увернулся, помог ему упасть, навалился сверху. Прижал к крыше. Вонзил в него с размаху костяные шипы, что росли на крыльях. Михаэль закричал – не столько от боли, сколько от неожиданности.

- Странно, – прокомментировал я. – Обычно добро бывает сверху… А, Хель?

Дождевая вода смывала текущую из ран ангела кровь. Края не спешили затягиваться.

Ничего, пусть помучается. Я и не такое выдерживал.

- Снизу тоже неплохо, – прошипел Михаэль. – Тебе ли не знать?

Я расхохотался, откинув голову.

Картина, как ни крути, была самая готическая: тёмная дождливая ночь, мокрая крыша и два крылатых создания на ней. Причём одно распинает другое – костяные шипы пронзали плечи и бёдра ангела. Михаэль пытался вырваться, и я, не выпуская его из-под контроля, окончательно перетёк в боевую форму. Крылья сделались ещё больше, ещё вооружённее. Лицо превратилось в морду, клыки раздвинули пасть. Рельеф мышц стал отчётливей, череп вытянулся… Тот, кто рискнул бы вылезти на крышу в этот момент, увидел бы крылатого варкота – помесь человека, летучей мыши и саблезубого тигра. Мою боевую форму, так восхищавшую Эксайлеза.

Михаэль замер. Вытянулся струной. Попытался регенерировать.

Бесполезно. Ангелы донельзя живучи, сокрушить их непросто. Но я был рождён, чтобы сражаться с ними. И раны, нанесённые мной, долго не заживают.

«Проблема?» – спросил я мысленно; голосовые связки в этом теле не предусматривались.

- Я думал, ты…

«Что?»

Он замер, пожирая меня глазами, иссиня-чёрными от охватившей ангела ярости.

- Чего не добиваешь? Второго шанса не будет.

«Не мы тут распределяем шансы, Михаэль»

Я встал, отпуская его. Отступил на пару шагов. Ангел с трудом поднялся с крыши, вновь попытался регенерировать. Впустую. И поковылял к пожарной лестнице, делая вид, что не испытывает боли.

Сильный противник. Настоящий боец.

Я взмахнул крыльями и отправился к себе. Шагнул внутрь с балкона, разделся, взял чистое и сухое. Смыл под душем запах Михаэля, дразнящий аромат его страха, от которого сразу появлялось желание убивать.

- Только не говори, что летал под дождём, – ядовито бросил Рафаэль, когда я вышел из ванной.

- Не скажу. Хотя… Да. И летал тоже.

Зелёные глаза мрачно сверкнули.

- И давно вы так… – он помолчал, выбирая подходящее слово, – кувыркаетесь?

- Как – так?

- Что это за выяснение отношений на крыше, Эле?

- Это не то, что ты думаешь, – сказал я, чувствуя себя полным идиотом.

Эксайлез хрипло рассмеялся:

- Ты в слово в слово повторяешь то, что впаривают блудливые жёны своим придуркам-мужьям. Что, принимаешь меня за дурака?

- Нет.

- А за кого? Ты называешь меня «любимым»… и так доказываешь свою любовь. – Рафаэль одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и влепил мне пощёчину. Голова мотнулась в сторону, губа лопнула. – Трахаешься с моим братом, шлюха. – Ещё одна пощёчина. – Чего стоишь столбом? Рассказывай.

- Что?

- Всё. Что это за договор такой?

Я вздрогнул. Воспоминания для меня – как пытка.

- Не договор, а Договор. Между мной и Михаэлем. Его действие уже закончилось. Давно.

Лицо Эксайлеза стало чужим и холодным:

- И на что же ты подписывался, Эле? На то, чтобы он имел тебя каждый нечётный месяц?

- Нет.

- Каждое нечётное столетие? – издевательский тон Эксайлеза хлестал не хуже пощёчин. И я опять увидел тот день. Проделанную Михаэлем брешь в нашей обороне. И его, делающего фарш из трёх великанов разом…

* * *

Я налетел на него, как смерч, но всех уроков, полученных от моего принца, всех спаррингов с ним оказалось недостаточно. В моё бедро вонзился короткий белый шип – и силы начали утекать куда-то. Я попытался трансформироваться. Бесполезно.

Ангел размахнулся. Второй шип уткнулся мне в плечо, пригвоздив к земле. Я дёрнулся, пытаясь встать – следующий шип пронзил другое плечо. Четвёртый угодил в бедро.

Боли не было. Только ощущение беспомощности и бесполезности. И того, что колья эти каким-то образом высасывают мою силу. А ещё мысль – что они сделают с Рафаэлем без меня?

- Так вот ты какой… – улыбнулось похожее на Эксайлеза существо. – Интересный экземпляр… Порождение Сатаны…

Его ладонь пробежалась по моему телу, словно ощупывая. Я зарычал.

- Не бойся, зверёныш, я не сделаю тебе больно.

- Кто ты?!

- О, да мы умеем говорить… – он заглянул мне в глаза. – И не только говорить…

- Кто ты?

- Михаэль.

- Зачем ты сюда явился?

- А ты потешный, – ангел усмехнулся. – Допрашиваешь меня, будучи распятым. Я командую войском, осадившим этот форт. Неплохо укреплённый, надо отдать брату должное. Но вам это не поможет.

- Почему?

- Силы неравны.

Я изо всех сил делал вид, что меня не трогают его слова. Часть рассудка бесстрастно, как счётная машина, прикидывала наши шансы.

Они были мизерными.

Но меня насторожило другое. У существа, назвавшего себя Михаэлем, оставались ещё колья. Белые и короткие, в тонкой оболочке из Света, вложенные в специальные кармашки на поясе. Странные колья, от которых пахло смертью. Для кого предназначено это оружие? Ответ напрашивался сам собой.

- Ты меня сейчас убьёшь?

- Нет. Хочу, чтобы ты помучался. Увидел, как сдохнет твой Рафаэль. Подержал бы в руках его голову. Возможно – сам насадил бы его на кол. Брат говорил, он делал это с тобой… Не хочешь отплатить той же монетой? – он рассмеялся, похоже, догадываясь, что я могу сказать.

Но я не стал материться.

- Эти колья… для него?

- Да.

- Что ты хочешь за его жизнь?

Михаэль улыбнулся. У меня появилось чувство, что я подыгрываю ему, сам того не желая. Но – мой принц! Мой учитель, моё знамя, моё сердце, моя душа…

Ангел наклонился, коснулся моих губ кончиком пальца.

- Согласен расплатиться… собой?

Я вспыхнул.

- Не мелочись, зверёныш. Твоя тушка против жизни Рафаэля – неплохая сделка.

- Иди ты…

Он хмыкнул, провёл рукой по поясу, пересчитывая колья, и отправился в форт. Я остался лежать – пришпиленный к земле, обессиленный, съедаемый беспокойством за Эксайлеза.

Выдержки хватило ненадолго.

- Эй!

- Чего тебе, зверёныш? – Михаэль вернулся не сразу. Похоже, раздумывал, не послать ли меня по названному мной адресу.

- Я… передумал.

- Вот как? Интересно… И как же ты себе это видишь?

- Я нужен тебе, ангел, – я не спрашивал, а утверждал. Предметы торга были названы, оставалось договориться о цене и продать себя подороже. Нечего размениваться по мелочам. – А я хочу, чтобы ты сейчас убрался отсюда. И не делал бы ничего, что сократит жизнь Рафаэлю. Ни сейчас, ни во время действия нашего Договора. Взамен я позволяю тебе приходить и брать меня. Трижды.

Михаэль облизнулся. Наклонился надо мной, провёл пальцами по щеке. Я зажмурился.

- Значит, приходить я могу трижды…

- Да.

- И брать тебя столько, сколько захочу…

Я вздрогнул: это я продумать не сумел.

«Зато Рафаэль будет жить», – мелькнула успокоительная мысль.

- Да.

- Отлично. Я заключаю с тобой Договор… как тебя?

- Элесса.

- Я заключаю с тобой Договор, Элесса. И первое своё право я возьму прямо сейчас.

Мне удалось отключить сознание и восприятие до того, как он навалился на меня. Михаэлю досталась тряпичная кукла, которой было наплевать на всё, что делает с ней это разительно похожее… и не похожее на Эксайлеза существо. Но шрамом в памяти осталось знание, что оно придёт ко мне ещё дважды. Ещё дважды я не буду иметь права оказать сопротивление. Ещё дважды я буду изменять тебе, мой принц – по собственному выбору и, как ни странно это звучит, по любви.

Я выкупил нам этот шанс, Рафаэль. Ценой своей «тушки», как выразился твой брат. Конечно, быть твоим щитом, прикрывать от ангельских мечей намного благороднее… Но жертва и благородство редко идут рука об руку.

2.

Я играл в шахматы сам с собой. Очень нескоро они ещё попадут к людям, и мало кто догадается о всех настоящих значениях этой стратегической игры, одно из которых - модель завоевания конкретного мира.

Как всегда, я играл чёрными. Как всегда, белые начинали и выигрывали. На доске из моих фигур оставались король, ферзь, офицер, да ещё две пешки. Чёрный ферзь защищал короля от неизбежного шаха. А вот моего офицера сейчас должен был съесть белый ферзь. Это было так же неизбежно, как шах и мат.

Я выругался. Партия складывалась явно не в мою пользу.

- Не матерись, брат, - сильные длинные пальцы, пальцы убийцы, взяли моего офицера за конусообразную головку. - Это грех.

Михаэль подбросил фигуру на ладони, поймал, сжал в кулаке. Впился в меня чёрными, угольными глазами.

Я смотрел на него, будто на отражение в кривом зеркале. Мы были очень похожи, только Михаэль был намного крепче, я на его фоне даже казался хрупким, хотя никто не назвал бы меня хлюпиком. Люди называют таких «гора мускулов». Да, мой брат был настоящим воином - идеальная материя идеального солдата, созданного, чтобы убивать. Убивать во имя высшей справедливости. Белоснежные крылья, забрызганные чужой кровью, тяжело нависали над ним.

Брат аккуратно положил офицера в небольшую сумку, висящую на широком поясе рядом с мечом. На этом поясе было ещё множество отделений – для кинжалов, дротиков, для чего угодно, брат умел обращаться с любым оружием. Он снял с доски белого ферзя и соединил его с чёрным. Как будто они целовались.

- Какого хрена, Михаэль? Пришёл ультиматум мне выдвигать?

- Да, - просто ответил он. - Ультиматум.

Брат широко улыбнулся мне, и от этой улыбки вдруг сделалось тошно.

- Мы тут с Габриэлем поспорили. Насчёт твоего благородства. Габриэль говорит, что благородства от тебя ждать - всё равно что от закоренелого скупердяя пожертвований в храм. А я вот утверждаю, что ты не такой уж и плохой.

Склонив голову, Михаэль стал что-то искать на своём поясе, потом вынул белый колышек. Гладкий, блестящий. Похожий на выбеленные солнцем кости скелета. И в оболочке из Света, которая растворится при соприкосновении с моей материей. Я дёрнулся. Слишком хорошо мне известен материал, из которого сделан этот колышек. Я, можно сказать, когда-то сроднился с этими кольями, сросся и душой и телом.

Воспоминания отозвались в теле пульсирующей болью.

- Наверное, вы там совсем замёрзли, раз распилили на дрова Мировое Древо, - сказал я, наблюдая за движением его рук.

Просто так я ему не дамся. Если он здесь – скорее всего, из охраны не осталось никого. Даже Элессы не было рядом, и это меня беспокоило больше прочего - невероятно, что он мог оставить меня, значит, что-то случилось. Что-то очень нехорошее, отчего сосало под ложечкой.

Михаэль жизнерадостно рассмеялся.

- Да, брат, замёрзли. Я вот пришёл к тебе погреться. Возле твоего огонька.

Я хмыкнул.

- Я обеспечу тебе огонёк, если хочешь. У меня его полно, как раз для неблагородных жадных скупердяев, о которых так скорбит Габриэль.

Мы стояли друг против друга. И со стороны могло показаться, что мы сейчас вцепимся друг другу в глотки. Два похожих и непохожих брата.

- Не тот огонёк, Рафаэль... Ты ведь понимаешь, о чём я? Не прикидывайся дурачком.

- Я вам, что? Дойная корова?

Михаэль задумчиво вертел колышек в пальцах.

- Кстати, о доении... Я тут немного поигрался с твоей игрушкой, попробовал вот это на ней... Действует безотказно. Твоя часть в нём реагирует на силу Мирового Древа точно так же, как ты сам. Сила Древа поглощает твою силу.

Я шагнул к нему, сжав кулаки. Я убил бы его на месте, но это было не так-то просто.

- Что ты с ним сделал?

- Да не волнуйся ты. Всё с ним будет хорошо, если...

Он вскинул на меня глаза. Глаза избалованного ребёнка, который желает, чтобы его прихоть исполнили немедленно.

-...если я выиграю спор у Габриэля и докажу ему, что ты вовсе не такой эгоист, как он о тебе думает. Видишь, всем будет хорошо. Даже тебе.

Надо потянуть время. Вдруг Эле очухается раньше, чем Михаэль принудит меня к тому, чего я не желаю. Всё-таки колья – не само Древо, силы могут восстановиться быстрее.

Я попытался втянуть брата в философский спор, хотя такой ход хорош только для Габриэля.

- Мы тут не в игры играем, Михаэль. Да, на кону этот мир и его обитатели, но это не игра. Пока я хозяин этого мира, я в ответе за этих смертных. Так что, давай серьёзно, без этих ваших пикантных споров.

- Этих смертных ты чуть однажды не уничтожил, а этот мир присвоил себе самолично. Да, это не игра, это война, брат. Ты воюешь согласно своим правилам, а мы согласно своим. Если наши правила напоминают тебе игру, то это ещё ничего не значит. - Он перестал улыбаться. - Слушай меня внимательно, Рафаэль, или ты помогаешь мне, или я забью все оставшиеся колья в твоего голема. И тогда ты узнаешь, так ли он живуч, как ты думал. И ещё. Если я выиграю этот спор, то выйду из этой грёбанной войны, которая мне порядком надоела. Так что, ты спасёшь не только своё создание, но и подопечных тебе смертных.

Он вздохнул. Я не верил ему. Чтобы такой боец, как он, да был против войны? Но я знал, что обещания, данные светлыми ангелами, не могут нарушить даже сами ангелы.

- Что мне нужно делать? - спросил я, с тоской понимая, что выбора у меня опять нет.

Михаэль подошёл ко мне ближе, провёл пальцами по щеке, коснулся моих губ.

- Ничего необычного для тебя. Просто доставь мне удовольствие. Ты знаешь, что я люблю.

- Ты выродок, Михаэль.

Он надменно улыбнулся.

- Такой же, как и ты, мой брат-близнец.

Не стоило больше тратить время на препирательства. Может, Элесса там уже на грани, я ж не знаю, сколько проклятых кольев использовал этот очень добрый и очень светлый ангел. Я опустился на колени. На Михаэле была короткая туника, такая никогда не помешает в бою. Он высоко задрал её, обхватил ладонью свой уже возбуждённый член, больше напоминающий дубинку внушительных размеров. Провёл багровой головкой по моим губам, выдохнул негромкий стон. Я обхватил это чудовище губами, начал ласкать языком, медленно заглатывать, доводя брата до предела.

Нет, мне не было неприятно. В конце концов, одно время мы все этим только и занимались, пытаясь вернуть себе изначальное состояние бесконечного экстаза.

Но сейчас это было унизительно. Я чувствовал себя обозной шлюхой, которой вдруг пришлось командовать целой армией, и которая могла решать важные вопросы только вот таким способом.

Для гордости нет лучшего наказания, чем унижение. И я сейчас прекрасно понимал, что хочет сказать мне Создатель этим уроком, используя моего брата в качестве наглядного пособия. Понимал, но не принимал. Я никогда не принимал уроков Создателя, за что и находился там, где находился.

Полагаю, что и Михаэль с Габриэлем в своё время подвергались ещё более жестоким испытаниям, одним из которых был я со своей личной, эгоистической войной за возвращение к Свету. Братьям не хотелось меня терять, но они потеряли меня. Приказали себе выжечь огнём из своего сердца любовь ко мне, забыть обо мне и проклясть. Во имя высшей справедливости, конечно. И испытание было пройдено.

Я же сразу потерял их всех, пойдя против. Сдав экзамен лишь самому себе.

Ты навсегда один, Рафаэль. Как и все, кто отвечает только за самого себя, не надеясь на высшую справедливость.

Но при этом необязательно выжигать в себе любовь.

Михаэль до боли стискивал мои волосы стальными пальцами, глухо и часто стонал, направлял мою голову. Через томительно долгое время он обильно излился мне в горло. Я сделал ещё несколько успокаивающих движений и отстранился от него.

- Рафаэль... - хрипло прошептал он, нежно перебирая мои волосы, как мать, которая хочет утешить дитя. - Спасибо, брат...

- Засунь в жопу своё спасибо, - сказал я, не глядя на него. - Верни мне Элессу и убирайся отсюда. Как договаривались. Думаю, если ты не выполнишь обещание, Создатель не погладит тебя по голове, - я ухмыльнулся. - По головке.

- Выполню, - из его голоса ушла нежность. Он снова был холоден и сух, как и полагается существам воинственной природы.

За дверью послышался шум, и в комнату ворвался Эле. Он был весь в крови, его шатало - не скоро он ещё оправится от разрушительной силы Древа.

- Эксайлез! - Элесса бросился ко мне, но я выставил руку ладонью вперёд. Он тут же остановился.

Издав ироничный смешок, Михаэль развернулся и вышел, бросил на прощание:

- Счастливо оставаться, голубки!

Я почувствовал, как Эле одарил брата ненавидящим взглядом, в котором было что-то, кроме ненависти, что-то более злое, чем ненависть, похожее на вечную клятву преследовать и мстить.

Я всё ещё сидел на коленях, опустив голову. Мне не хотелось, чтобы Элесса узнал о случившемся между нами. Чтобы хотя бы он не подумал, что я – добрая обозная шлюха, которая удовлетворяет всех подряд лишь бы не было войны.

- Что он с тобой сделал, мой принц? - спросил Эле, не решаясь ко мне подойти. - Какой-то странный... запах...

Я облизал губы, убирая с них даже малейшие остатки спермы Михаэля.

- Ничего он мне не сделает, - ответил намеренно грубо; я жаждал только одного: чтобы Элесса скорей убрался к себе и ничего не заподозрил. - Я знаю, что он сделал с тобой.

Ощутил, как задрожало моё создание. Тогда я подумал, что от воспоминаний о беспомощности. Когда всегда сильное и уверенное в себе существо вдруг становится беспомощным - немудрено впасть в панику.

- Знаешь?..

- Вбил в тебя эти проклятые колья, ты сейчас наверняка без сил?

- Я уже... почти...

- Иди отдыхай, Эле. Восстанавливайся. Это тебе не с великанами биться. Это похуже.

- Что это было, Эксайлез?

- Оружие, сделанное из Мирового Древа.

- Того самого?

- Да. Иди же!

Мне хотелось помыться, стереть все запахи Михаэля с себя, полностью избавиться от его материи. Избавиться от этого унижения, которое выворачивало наизнанку мою душу, ломало меня. И только тогда пойти к Эле и забыться в его объятиях.

Он поклонился.

- Хорошо, мой принц.

Он оставил меня одного. А я пробил кулаком дыру в каменном полу.

3.

- И на что же ты подписывался, Эле? На то, чтобы он имел тебя каждый нечётный месяц?

- Нет.

- Каждое нечётное столетие? – издевательский тон Эксайлеза хлестал не хуже пощёчин. – Сколько раз, Эле?!

- Три. – Я не стал уточнять обстоятельства этих «разов».

Рафаэль запустил пальцы в смоляные локоны:

- Ты меня с ума сведёшь…

Я опустился перед ним на колени. Дотронулся губами до кончиков пальцев – холодных, будто по жилам Эксайлеза текла не кровь, а жидкий азот. Рука дёрнулась, пальцы сжались в кулак, и я окончательно сник духом.

Он снова прогонит меня. Как тогда, почти тысячу лет назад. И я опять перестану чувствовать его. Опять стану отгораживаться от возникшей в сознании пустоты.

- Иногда мне кажется, что тебе это нравится, – продолжил Эксайлез холодно. Верный признак того, что на душе у него скребут метровые кошачьи когти. – Нравится, что тебя ебут все мои братья.

Я замер. Что ж, если он думает так …

Как же мне больно-то, а!..

- С кем ты ещё подписал договор на еблю? Говори сейчас, чтобы потом не всплыло.

- Ни с кем.

- Правда?

- Правда. – Мне нечего было скрывать, и я открыл перед ним сознание. Но Рафаэлю, похоже, было мерзко копаться в моём разуме. Он бросил: «Я тебе верю», – так, как швыряют подачку нищему. Откинулся в кресле, положил ногу на ногу…

- Что же мне с тобой делать? – прошептал он, словно беседуя сам с собой. Потом схватил меня за подбородок, заглянул в глаза: – Ты отработал эти три раза?

- Да.

- И как? Понравилось?

Я вздрогнул, будто от удара. На душе стало горько.

Понравилось… Как такое может нравится? И кем нужно быть, чтобы это нравилось?

- Нет.

- Странно… самое лучшее в такой ситуации – расслабиться и получить удовольствие. – Принц снова посмотрел мне в глаза. Задумчиво, будто решаясь на что-то. – Раздевайся!

Я покорно стянул с себя одежду.

- Марш на кровать! Лечь на живот! Лицом вниз!

Я выполнил все перечисленные им действия. Вздрогнул, ощутив на запястьях и лодыжках холод металла.

- Нет, бить тебя я не буду, – «успокоил» Эксайлез. – И прогонять тоже. Просто дам тебе урок.

Я закусил губу. Урок я заслужил, каким бы он не оказался. Нужно сто раз подумать, прежде чем заключать договор с ангелом. Да, никто из них не нарушает данного Слова, но если будет возможность обойти, к тому же предоставленная тем, кому оно дано…

И когда Эксайлез вбивался в меня, причиняя боль, будто стараясь очистить этим нас обоих, я не проронил и звука. Но восприятия не отключал. И слышал, как он говорит: «Когда к тебе опять подкатит Михаэль или какой другой братец – вспомни этот момент. Вспомни, что ты делаешь больно не только себе. Не поддавайся на их провокации. Не изменяй мне, Эле. А главное - не умалчивай ничего. Прошу».

Сердце рвалось от душевной боли. Я изменил Рафаэлю, сам не желая того, и не искал оправданий. И что сейчас он не был ласковым и нежным любовником, говорило, насколько больно его душе.

Ты меня просишь, Эксайлез. Ты так редко меня просишь…

- Не буду, – прошептал я перед тем, как потерять сознание от боли. – Не бу…

4.

Я поднимаю бессознательного Элессу на руки и несу в ванную. Кровь с ошмётками плоти стекает по ногам моего создания, капая на пол. Здорово я его отделал. И себя тоже.

Ведь, когда я причиняю боль тебе - я причиняю её и себе.

Я был в таком бешенстве, в таком душевном страдании, что сам не заметил, как обратился в демона. Такого здоровенного уродливого парня с острыми наростами по всему телу, которые помогали мне когда-то бродить по ледяному аду. К сожалению, эти шипы набухали и распрямлялись и на моём члене, как только я возбуждался в облике демона. Всё это до смешного напоминало трэшевые порнокомиксы, авторы которых даже не подозревали, насколько близки к истине. Все их примитивные подсознательные страхи воплощало отнюдь не вымышленное существо, которое сейчас раздирало уродливым членом зад собственному любовнику. Я толчками погружался в тело Элессы всё глубже, ощущая, что шипы на члене впиваются и в меня изнутри. Боль стала запредельной, а каково было ему - и представить сложно.

Мир превратился в кровавое зарево, но я не мог прекратить это. Возбуждение подстёгивало звериные инстинкты демона, боль не давала быстро кончить. Я потерял счёт времени, а когда, наконец, выплеснулся в Элессу спермой, смешанной с кровью, с ужасом понял, что он всё ещё в сознании. Он молча лежал, уткнувшись лицом в кровать, его губы были искусаны в клочья, а пальцы от боли превратились в когти веркота. Осторожно притянув его голову за волосы, я засунул ему палку между зубов. Не хватало, чтобы он язык себе откусил.

- Держи крепче, сейчас выйду из тебя.

Опершись ладонями о кровать, которая больше напоминала кровавое побоище, чем ложе любви, я резко вышел из него, разрывая и нанося свежие раны. На мгновение у меня отключились все чувства от шока, только одна навязчивая мысль билась в сознание Элессы.

«Когда к тебе опять подкатит Михаэль… или какой другой братец – вспомни этот момент! Вспомни, что ты делаешь больно не только себе. Не поддавайся на их провокации. Не изменяй мне, Эле. А главное - не умалчивай ничего. Прошу…»

Послышался хруст - Элесса перекусил палку.

- Не буду, - сказал он, вслух отвечая на мою просьбу. - Не бу...

И наконец потерял сознание.

Я погружаю тело Эле в тёплую воду, осторожно обмываю его страшные раны. Ругаю себя последними словами за свой гнев, за досаду на себя и на него, за то, что не могу принять его фанатичную жертвенность. Даже через столько времени мне больно слышать про этот проклятый Договор с Михаэлем. А братишка-то не промах - трахнул Элессу, трахнул меня, трахнул даже Габриэля, выиграв спор у него и самоустранившись с поля боя. Что сказать - гениальный стратег, специально выведенный Создателем.

Но чёрт с ними, с братьями, от них ждать благодати бесполезно. Есть один более важный вопрос... Почему, Рафаэль? Почему тебя так злит эта жертвенность Элессы? Уж не потому ли, что ты всякий раз испытываешь чувство вины? Да, именно так. Я не могу принять эту жертву, и потому что не достоин её, и потому что она не нужна мне, несмотря на то, что думает об этом Эле. И когда ко мне приходят братья и тыкают меня носом в мою чудовищность, и когда сам Эле говорит «я всё равно тебя люблю», я...

Зачем это «всё равно», мой мальчик? Лучше бы ты убил меня, чем такая дикая любовь, похожая больше на сострадание сестры милосердия к вражескому солдату. Я не святой и никогда им не был, ты знаешь это. Поэтому не надо будить во мне чувство вины, я от этого зверею. На мои плечи и так возложены все грехи этого мира. Поэтому хотя бы ты, любовь моя, не береди мои раны, помоги стать немного лучше, помоги мне сохранить часть самого себя.

Смыв кровь, я наливаю целебное масло между ягодицами Элессы и медленно втираю, глубоко проникая пальцами внутрь. Он стонет, шевелится, приходя в себя.

- Тише, мальчик, потерпи... Сейчас будет легче...

- Эксайлез...

- Прости меня.

Я думаю, что стал его наказанием. Как для всех остальных в этом мире. Но я не хочу, чтобы он был, как все остальные! Элесса очень дорог мне, и он особенный. Он заслуживает лучшей участи. И я очень хотел, я пытался, но, видимо, опять ошибся. Не слишком ли много ошибок, Рафаэль? Не слишком. В самый раз для сатаны, как сосредоточия всех ошибок этого мира. Ты так сильно хотел возвратиться к Свету, Рафаэль, что сделал всё, чтобы уйти от него предельно далеко...Я переворачиваю Элессу на спину, он тихо стонет. Касаюсь кончиками пальцев его щеки.

- Мой принц, я был таким дураком...

- Мы оба были дураками, что скрывали всё это друг от друга. Теперь ты понимаешь, как важно говорить правду сразу? От растянутой во времени лжи только больнее...

Он горько вздыхает.

Отношу его на кровать, опускаю на живот - масло должно впитаться, раны уже начали затягиваться. Обнимаю его, прижимаюсь грудью к его обнажённой спине, целую затылок, зарываюсь губами в светлые волосы - их запах кружит голову.

Я часто ловлю себя на мысли, что люблю Элессу больше, чем свой потерянный Свет. Он уже далёк от меня, и мне не вернуть его никогда, а он рядом - такой прекрасный, ласковый, покорный, влюблённый, весь мой. И когда между нами случается непонимание, я начинаю сходить с ума и творю, что попало. Я боюсь его потерять. Потому что, если я его потеряю, то утрачу последний свой Свет...

Храм

Я толкнул плечом тяжёлую дверь, сплошь заросшую плющом - ржавые петли недовольно заскрипели, будто суровые стражи, не желающие пускать меня внутрь.

В круглом помещении древнего храма было душно, тягостно пахло пылью. Тусклый дневной свет едва проникал сюда через небольшое овальное окошко наверху, рассеивался в сумерках. Я прошёлся вдоль стен и зажёг свечи, укреплённые в специальных выемках.

Пламя на фитильках разгоралось ярко, ровно, без чадящего дыма, и вскоре храмовая полутьма покорилась чистому сиянию.

Здесь не было изображений и статуй богов со святыми, не было богато украшенного алтаря, не было ничего, кроме потемневших от времени и копоти каменных стен с застывшими потёками воска и нескольких десятков горящих свечей, которые окружали меня.

Я взял лежащий у дверей веник и смёл пыль с пола.

Сколько же я здесь не был?

Кажется, около семидесяти лет, с того момента, как мне предстояло выполнить одну нелёгкую миссию.

Мне вдруг показалось, что я вернулся домой после долгих лет скитаний. Этот заброшенный аскетичный храм был мне роднее всех дворцов вместе взятых.

Я опустился на колени прямо на каменные плиты и обратил лицо к окну, похожему на вытянутое око, спрятанное в стенном углублении, как в глазнице. Сложив руки, как в молитве, произнёс вслух негромко:

- Aveh... phatherai.

Трудно называть отцом часть самого себя, но эта часть создала меня, отделила от себя однажды, а, значит, всё-таки приходилось мне отцом. И... сейчас мне очень хотелось его так назвать.

- Твой заблудший сын пришёл к тебе, выслушай меня хотя бы.

Я, не моргая, смотрел в окно, где перекрещивались лучи от горящих свечей.

У меня не было желания глубоко погружаться в Свет, чтобы потом выныривать из него опустошённым и с неизбежной тоской по утраченному. Я хотел молиться, как люди.

Молиться не только своим Светом, но и всей своей материей. Здесь я мог побыть самим собой.

Но сейчас во мне складывалась не смиренная молитва, но жгли вопросы, на которые я никак не мог найти ответа.

- Скажи, отец… Скажи, почему одно твоё злое дело запоминается лучше десяти твоих добрых дел? И почему самую большую боль доставляет тебе твоя любовь?

Я чувствовал, как меня трясёт от всего, что на меня навалилось, и я говорил, не замечая того, что почти кричу – зло и отчаянно.

- Я устал, отец. Устал от своей миссии. Забери у меня эту чашу, я уже вдоволь нахлебался! Я прошу тебя… Ты знаешь, какой я на самом деле, и как я поступал на самом деле. Смой с меня хотя бы то зло, которого я не делал, и страдания, которые я не причинял, и боль, которая была не от меня. За остальное я готов ответить. Уже отвечаю.

Я стоял на коленях, опустив голову, позволив минутной слабости пройти сквозь меня, сделать меня уязвимым, потерянным, даже жалким. Я не упивался жалостью к себе, но позволял всему этому овладеть моим сердцем и тут же отпустить меня.

А когда я поднял голову и посмотрел в окно, то опять стал тем, кем должен быть.

Наказующей плетью. Соблазном, от которого надо отказаться. И вечной болью, пожирающей саму себя.

Дата добавления: 2015-07-19