ЭРРОЛОГИЯ 6 страница

В процессе познания углубляются и уточняются зна­ния, преодолеваются заблуждения, проверяются пред­положения, обосновываются истины. Противоположность между истиной и заблуждением также абсолютна и относительна. Между тем встречаются утверждения другого вида. Так, В.С. Тюхтин писал: "...Различие между истиной и заблуждением имеет не абсолютный, а относительный характер" [Тюхтин, В.С. Теория отражения в свете современной науки / Тюхтин В.С. - М.: Знание, 1971. - С.11].

Истина исключает заблуждение в отношении к своему предмету. Она абсолютна и несовместима с заблуждением в одном и том же отношении. Истина не является поэтому заблуждением в отношении к предмету, который она отражает, она противоречит заблуждению в этом отношении. Истина зависит только от одного отношения и не зависит от того, что имеется в других отношениях. В этих других отношениях применительно к иным условиям истинны иные выводы. То есть истинное построение оказывается заблуждением в отношении к другим предметам и наоборот.

Попытка найти истину, пригодную для всех условий, времен, является бесплодной. Поскольку мир есть единство и борьба противоположностей, то для противоположных систем отсчета, отношений должны существовать и противоположные истины. Вот поэтому на вопрос, поставленный в безотносительной форме, нельзя дать однозначного ответа. Однозначно ответить возможно лишь в строго определенном отношении. Сказанное распространяется не только на область научного познания, но и на все другие сферы жизни общества.

Истину нельзя применять за пределами при­менимости. В других отношениях - иные истины. Но эти истины не отменяют истину в отношении к своим предметам. Истина не только относительно противоположна заблуждению, но и абсолютно. Однако в определенном смысле прав Рабиндранат Тагор: "Если ты закроешь свою дверь для всех заблуждений, то и правда останется снаружи".

Выясненное отношение между истиной и заблуждением позволяет взглянуть на процесс научного познания диалектически. В познании находятся в единстве отрицание и преемственность. Молодые ученые часто делают ошибку, когда своих предшественников отбрасывают напрочь, сделав открытие, которого они не знали. Из того, что исследователь пришел к новым результатам, еще не следует, что его предшественники ошибались. Еще Гегель писал, что самонадеянные умы легко впадают в искушение приписать себе как открытие то, что они узнали от других, и они тем более склонны верить в эти открытия тогда, когда они возражают против людей, сделавших эти открытия, и стараются их унизить; правильнее будет сказать, что самонадеянный ум потому и раздражен против этих людей, что у них он почерпнул свои взгляды.

Новые открытия не отменяют старых. В истории физики был период, когда новые открытия часть ученых оценивала как "всеобщий разгром принципов", выработанных классической физикой. В 1913 г. Н. Бором, датским физиком, был сформулирован принцип соответствия, по которому теория, объясняющая ту или иную область явлений, с возникновением новой более общей теории не устраняется как нечто ложное, а включается в новую теорию как ее предельный или частный случай и сохраняет значение для своей области.

Но еще в "Науке логики" Гегель сформулировал принцип отношения к отрицаемой философской системе. Для методологии науки имеют значения следующие замечания: в отрицаемой системе опровергается лишь признание ее позиции за наивысшую; новая система, преодолевая односторонность прежней, включает ее в себя как низшее. Гегель писал об этом в связи с оценкой им системы Спинозы как неудовлетворительной по форме и по содержанию. "Но иное дело - опровержение этой системы". Он отвергает представление, по которому система должна быть изображена как совершенно ложная. Ее (систему) "не следует поэтому рассматривать как мнение, как субъективный, произвольный способ представления и мышления того или иного индивида, как заблуждение спекуляции". И далее: "Истинная система не может поэтому и находиться к ней лишь в отношении противоположности, ибо в таком случае это противоположение само было бы чем-то односторонним. Как высшее, она должна скорее содержать внутри себя низшее" [Гегель. Наука логики. - М., 1972. - С.13]. История несправедлива: Гегель говорил в общем виде то же, что и Н. Бор, но об этом мало кто помнит.

История науки свидетельствует, что нет вопросов, по которым "сказано все", которые закрыты для открытий. По каждому вопросу можно сказать новое в тех отношениях, которые не исследованы, для тех уровней объекта, которые не изучены. Всякая истина как результат познания не обусловлена тем, что будет открыто в других отношениях. И если что-то истинно, то другого истинного невозможно высказать именно в том же отношении. Изменение и устойчивость присущи любой истине. Вот поэтому нельзя браться за исследование объекта, не изучив, что уже известно о нем, не усвоив результатов познания объекта, историю становления истины. Фактически глубина истины постигается, когда она понята в становлении, когда прослежено, как шла дискуссия по проблеме, как преодолевались заблуждения. Каждая истина выстрадана познанием, достигается в процессе поисков и существует в контексте. Вот поэтому "открытия" известного нежелательны, за исключением тех случаев, когда практически невозможно найти, что известно по обсуждаемому вопросу.

Истина - это и результат, и процесс. Отрыв этих особенностей истины друг от друга превращает ее или в абсолют, т. е. "истину в последней инстанции", или в нечто неопределенное.

Вопросы возникают на основе некоторых знаний. Не все ответы на них являются достоверными. Важно уметь отличать вероятность и достоверность в познании. Если известно, что знание истинно и обосновано, то оно является достоверным. Нет ничего в мире такого, о чем в принципе субъект не мог бы иметь достоверного знания. Поэтому можно достоверно знать и возможность чего-то. Достоверное знание о возможности не следует отождествлять с вероятным знанием.

В научном языке недостаточно обособились термины "вероятность" и "возможность". В математической теории вероятностей возможность именуют вероятностью. В вероятностной логике термин "вероятность" используется для обозначения как степени подтверждения гипотетического знания, так и возможности наступления события статистической закономерности. В обыденном языке "вероятно" легко заменяется "возможно". Такое словоупотребление затемняет тот факт, что знание о возможности, как и знание о наличном бытии (действительности) может быть как достоверным, так и вероятным.

"Вероятное" относится к тем умственным конструкциям, истинность или ложность которых неизвестна. Предположения могут быть сделаны на эмпирическом и на теоретическом уровне. Предположения возникают или потому, что одна из посылок - вероятное суждение, или потому, что рассуждение идет по форме, не гарантирующей истинный вывод из истинных посылок, или потому, что есть то и другое. Например, имея ряд однородных фактов, человек может высказать предположение в виде общего суждения, распространить на другие предметы, но вывод может оказаться "поспешным обобщением".

Предположения возникают в различных видах деятельности и бывают различных уровней. В науке предположения и достоверные знания не разложены на две разные полки. Споры, соперничество гипотез - путь к достоверному знанию.

Вероятное построение не есть в гносеологическом отношении что-то среднее между истиной и ложью, хотя в многозначной логике вероятности приписывается особое значение, но это делается при определении степени правдоподобия высказывания, его подтверждаемости. Вероятность - противоположность достоверности, а не истине и не лжи. Специальному анализу подвергнем отношение вероятности и сомнения, вероятности и веры (уверенности). Сомнение всегда рассматривалось как антипод веры, как разрушитель веры. Сомнение может быть направлено не только на эпистемологические факты. Сомневаются в своих силах, способностях, в чувствах, сомневаются относительно других лиц и т. д. Такой вид сомнения в дальнейшем не будет анализироваться.

Сомнение в истинности или ложности построения не определяет истинности или ложности высказываний и их связей. Определяет ли оно вероятность? Сравним два высказывания: " X, вероятно, относится к множест­ву А " и "Сомневаюсь в том, что истинным является утверждение о принадлежности Х к множеству А ". Эквивалентны ли они по смыслу?

Сомнение - это не просто колебание; сомнение отвергает истинность или ложность, а вероятность предполагает, претендует на истинность. Приведенные выше высказывания не эквивалентны по смыслу. Вот поэтому суждение сомнения как особый в семантическом и логическом отношении тип высказываний должно найти свое место среди других. Сомнение не является показателем истинности или ложности построения, на которое направлено сомнение. Сомнение может быть ошибочным. Оно может играть как положительную, так и отрицательную роль. Вероятность не может быть определена через сомнение. Не может быть она определена и через веру.

Отличаются друг от друга суждения "Завтра может быть дождь" и "Завтра будет дождь". В первом говорится о возможности дождя, а во втором утверждается категорически, что он будет. Истинность первого зависит от того, каковы метеорологические условия, а второго - от того, будет или не будет дождь. Первое суждение останется истинным, если завтра дождь не пойдет, ибо в нем утверждается возможность дождя, а не сам дождь, как во втором. Надо заметить, что оба суждения могут быть высказаны как вероятные, как предположения.

В неопозитивистских трактатах высказывалось предложение рассматривать все знание как вероятное (Г. Рейхенбах и другие). К. Поппер утверждал: "Управляется ли мир строгими законами, этот вопрос я считаю метафизическим. Законы, которые мы находим, всегда являются гипотезами, которые всегда могут быть заменены" [Popper, K.R. The Logic of Scientific Discovery. - London, 1960. - P.248]. К такому выводу К. Поппер пришел потому, что рассуждал как релятивист. Единство вероятного и достоверного в знаниях он истолковывает метафизически, признавая только вероятное знание.

Ф.П. Рамсей, Б. Финетти и другие выдвинули концепцию субъективной вероятности. Сторонники ее рассматривают вероятность как степень веры субъекта. Б. Рассел рассматривал субъективную достоверность как психологическое понятие, отличая ее от "логической" и "эпистемологической": "Человек уверен в предложении, когда он не чувствует никакого сомнения в его истинности. Это чисто психологическое понятие, и мы будем называть его "психологической" достоверностью" [Рассел, Б. Указ. соч. - С.431].

Сравнение по степени веры имеет значение не только для теории истины и заблуждения, для совершенствования ее понятийного аппарата, но и практическое, ибо знание степеней веры определяет и методы борьбы с заблуждениями. В одном случае бывает достаточно вызвать критическое отношение, указать на ошибку, в другом этого недостаточно: нужно осуществить и процессы доказательства и опровержения, в третьем нужно кроме указанного изменить бытие субъекта, условия его жизни и среду.

Порой возникают споры по вопросам, ответы на которые являются достоверно истинными. Такие споры порождаются некомпетентностью, невежеством по крайней мере одного из спорящих. Споры при этом условии могут просветить спорящих, но не являются движением вперед в познании вещей. Если какой-нибудь принцип оспаривается, то не лучше ли отказаться от него, устранить из науки? Именно такой выход из споров о причинности предложила П. Феврие. Она, отметив, что "доктрина детерминизма" имеет различные интерпретации (реалистические и идеалистические), заявила: "Эта доктрина не может служить нам полезной основой и твердым фундаментом для обсуждения" [Fevrier P. Determinisme et indeterminisme. - Paris, 1955, Р. 3]. Но ведь существуют различные интерпретации и других принципов. Задача состоит не в том, чтобы изгнать детерминизм из науки, а в том, чтобы, преодолевая заблуждения, развивать детерминизм.

Как это не парадоксально, но в науке больше истин, чем об этом думают сами ученые, которые мыслят метафизически или недостаточно последовательно диалектически. История науки показывает, что бывали случаи, когда сторонники двух противоположных гипотез стремились опровергнуть во что бы то ни стало друг друга. Когда сталкиваются противоположные воззрения, возможны следующие отношения между ними:

1) одно теоретическое построение истинно, другое ложно в одном и том же отношении;

2) оба истинны в разных отношениях;

3) оба ложны в одном отношении.

В познании обыденном и научно организованном также действует закон отрицания отрицания. Истина и заблуждение - две противоположности, не существующие друг без друга и в то же время отрицающие друг друга.

Развитие знаний об объекте идет по спирали: схватывается одна сторона объекта, а вторая, противоположная, отражается другой теорией; борьба этих противоположных теорий приводит к очищению их от заблуждений, преувеличений, искажений, односторонности, к синтезу этих теорий. Первой теории, надо сказать, предшествует слитное, недифференцированное представление об объекте. А синтетическая теория, возникшая в результате отрицания отрицания, становится основой для дальнейшего углубления в объект, как и первая, Это углубление связано с раздвоением единого, оно ведет к односторонностям, а через них - снова к синтезу противоположных концепций и т. д. (по спирали). Ничего нового, то есть другого, мы не узнаем в тех отношениях, в которых есть истины. Это можно выразить в виде общего положения: если известно, что при условиях а, в, с, d есть А, и известно, что А есть только при этих условиях, то другого для этих условий, параметров ничего не будет открыто.

Но при отсутствии одного из этих условий, обстоятельств, или при присоединении к ним других будет иметь место уже не А, а нечто иное. Познание этого иного ограничивает прежнее знание и делает его более определенным, не отменяя его абсолютности. Вот поэтому нельзя полностью согласиться с высказываниями об истине в науке французского физика Л. Бриллюэна: "Наука не вероучение. Она не открыта человеку каким-то высшим божеством. Наука - это плод человеческого ума и как таковая всегда открыта для дискуссии и возможного пересмотра. В ней нет абсолютной истины; относительность - вот, пожалуй, правило в науке" [Бриллюэн, Л. Указ. соч. - С.9].

Такой принцип при последовательном проведении его в рассуждениях ведет к релятивизму в оценке достижений науки, ибо относительность отрывается от абсолютности. Таким образом, искажение действительности не является истиной. Полуправда не образует истины.

Почему возникают заблуждения? История взглядов

Если тронуть страсти в человеке,

То, конечно, правды не найдешь.

С. Есенин

Некоторые философы винили в заблуждениях что-нибудь одно, другие - разное. Причем причину (или причины) видели в субъекте или вне субъекта. Более распространенным был первый взгляд. Сущность его можно выразить словами Рабиндраната Тагора: "Мы ошибочно читаем книгу мира - и говорим, что она обманывает нас" [Рабиндранат Тагор. Соч. М., 1957. Т.7. - С.278].

Наши познавательные способности несовершенны, имеют такие особенности, которые порождают заблуждения, - вот ответ одних (Платон, Н. Мальбранш, Р. Декарт, И. Кант и другие).

Платон винил в заблуждениях органы чувств, призывал отдаваться чистой мысли, отрешаясь при этом возможно более от зрения, слуха и т.д., как не позволяющих душе достичь мудрости.

В диалоге Платона "Федон" Coкpaт говорит: "Могут ли люди сколько-нибудь доверять своему слуху и зрению? Ведь даже поэты без конца твердят, что мы ничего не слышим и не видим точно. Но если эти два телесных чувства ни точностью, ни ясностью не отличаются, то менее надежны остальные, ибо все они, по-моему, слабее и ниже этих двух" [Платон. Соч. В 3-х т. - Т.3. - С.23].

Н. Мальбранш считал, что глаза обманывают нас вообще во всем: относительно величины тел, их фигуры и движения, цвета. Наши чувства очень верны и точны, когда они говорят нам об отношениях, какие имеют все окружающие тела к нашему телу, но они не могут сказать нам, что такое эти тела сами в себе, поэтому пользоваться чувствами и должно только в интересах сохранения здоровья и жизни; когда же они стремятся стать так высоко, чтобы подчинить себе разум, они заслуживают полного презрения. Автор "Разысканий истины" рекомендует: "Не должно никогда давать никакому положению полного утверждения, за исключением тех, которые представляются столь очевидно истинными, что нельзя отказать им в очевидности, не чувствуя внутреннего насилия над самим собой и тайных увещеваний разума..." [Мальбранш, Б. Разыскание истины. - Т.1 / Мальбранш Б. - СПб., 1903. - С. 30].

О том, что чувственный момент нас может обманывать, говорил и Р. Декарт: "...Только в интуиции вещей, безразлично, простых или сложных, нет места заблуждению" [Декарт, Р. Избр. произв. / Декарт Р. - М.: Политиздат, 1950. - С.138].

К направлению, выводящему заблуждения из влияния.чувственности на познание, относятся воззрения И. Канта. Он писал в "Критике чистого разума", что в знании, полностью согласующемся с законами рассудка, не бывает никакого заблуждения. "...Заблуждение происходит только от незаметного влияния чувственности на рассудок..." [Кант, И. Соч. В 6-ти т. - Т. 3 / Кант И. - М.: Мысль, 1964. - С.337]. В примечании на этой же странице И. Кант еще определеннее утверждал: "...Та же самая чувственность в той мере, в какой она влияет на деятельность рассудка, и побуждает его к построению суждений, становится основанием заблуждения". В. Рюмин утверждал в брошюре "О причинах заблуждений" (М., 1821), что большая часть заблуждений наших происходит от той излишней доверчивости, которую мы имеем к органам чувств.

Последовательно рационалистическую концепцию изложил Н.Я. Грот в книге "К вопросу о реформе логики. Опыт новой теории умственных процессов". Часть своей книги он посвятил причинам заблуждений ума. Главное его утверждение следующее: "... Все причины заблуждений ума лежат не в нем самом, а вне его" [Грот, Н.Я. К вопросу о реформе логики. Опыт новой теории умственных процессов. - Лейпциг, 1882. - С.328]. Н.Я. Грот писал, что из того, что возможны ошибки в результатах мышления, вовсе не следует, что они содержатся в процессах мысли. "...На основании известных фактов мы вправе делать свои обобщения, если никакие другие известные факты этому обобщению не препятствуют. Таков естественный процесс мышления... Ошибки в обобщениях... зависят от незнания известных фактов, то есть от недостаточного или неверного наблюдения действительности; другими словами, они лежат во всяком случае в процессах восприятия, а не в процессах мышления" [Там же. - С.305].

Конечно, говорит Грот, иногда не незнание, а забвение или намеренное игнорирование фактов, противоречащих обобщению, является источником настаивания на нем субъекта. Но забвение равносильно ненаблюдению или неверному наблюдению и всегда зависит от наблюдения слишком поверхностного, мимолетного, дурно направленного или же настолько старого, что оно в данное время равносильно "ненаблюдению". Намеренное же игнорирование фактов - это нравственный поступок: человек знает, что выражаемое им обобщение неверно, но под влиянием злой воли говорит неверное, вводя других в заблуждение, если эти другие с фактами, противоречащими его обобщению, не знакомы. "...Процесс мышления в процессе обобщения всегда верен; если же обобщения, несмотря на это, часто грешат против истины, то в этом виноват только состав восприятия или наблюдений наших, стоящих вне процесса мышления и снабжающих его недостаточным или недоброкачественным материалом" [Там же. - С.306].

Близки к взглядам Н.Я. Грота взгляды врача-психиатра Н.В. Краинского. Он издал работу "Логические ошибки и заблуждения в научном творчестве". (Работа издана без указания места и года издания). Н. В. Краинский полагал, что мышление - закономерный процесс и существует лишь правильное мышление, которое нарушается при болезнях мозга. Ум работает как логическая машина, если ему дан правильный созерцательный материал. "Оказывается, что предметы и явления можно наблюдать неправильно или неполно, упуская существенные детали, или частично, ограничиваясь определенною точкою зрения" (с. 12). Многие ошибки имеют техническую природу, ибо каждый инструмент или аппарат искривляют формы как кривое зеркало. Эксперимент имеет свои ошибки, его результаты дополняются воображением. "Но особенно искажаются в созерцании события общественной жизни" (с. 12). Ошибается память. В ней не могут прочно закрепляться быстро протекающие события, а фантазия ужасающе искажает картины. Искажаются ложью события, которые недоступны непосредственному созерцанию и известны через рассказы других лиц. Заблуждения широко царят в человеческом обществе.

Сенсуалисты были уверены в том, что заблуждения возникают только тогда, когда мышление отрывается от ощущений: ощущения безошибочны, достоверны (Локк, Гольбах, Гельвеций, Фейербах и др.). "Мышление, дух, разум по содержанию не говорят ничего другого, кроме того, что говорят чувства, они лишь говорят мне в связи то, что чувства говорят раздробленно, раздельно", - писал Л. Фейербах.

В истории философии была сильной следующая тенденция: утверждалось, что заблуждения возникают из-за использования несовершенных, неправильных форм и способов мышления. В логике Аристотеля много внимания было уделено логическим ошибкам, в результате которых, могут появляться заблуждения. Заслуга Аристотеля в том, что он создал учение о логических условиях, при которых из истинных посылок может возникнуть ложный вывод, т. е. он показал, какие формы умозаключений не гарантируют получение истинного вывода из истинных посылок. Идеи Аристотеля разрабатывались в последующие века. Однако одни ученые считали правильным только метод индукции, а другие - метод дедукции.

Заблуждения рассматривались только как следствие логических ошибок. Характерными в этом отношении являются работы Гейде "Логика заблуждений" [Неydе J. Е. Logik des Jrrtums - Festschrift Johannes Rchmke. Leipzig, 1928] и книга Д. Салливена "Основы логики" [Sullivan D. Fundamentals of Logic. - New-York, Mc., Graw-Hill, 1963]; в которой пятая глава посвящена логическим ошибкам и заблуждениям.

Причина заблуждений в языке - таково мнение ряда философов. В. Рюмин в названной выше работе писал, что источником заблуждений являются неопределенность и сбивчивость языка. Пример тому - неопределенность слова "счастье". Н.В. Краинский утверждал, что логика изучает не процесс мышления, а связь его со словесным выражением. Большинство ошибок основано на неправильном выражении мыслей словами. К таким ошибкам относятся даже порочный круг, предвосхищение основания, подмена тезиса.

Представители лингвистической философии считали, что заблуждения порождаются исключительно неправильным словоупотреблением. Борьба с заблуждениями - это устранение из пользования терминов неясных, двусмысленных, не оправданных опытом, "метафизических". Философ и должен заниматься только этим, или, как говорил Айер, единственное дело, которое он может делать, - это действовать как своего рода интеллектуальный полицейский, следя за тем, чтобы никто не нарушил границы и не прошел в область метафизики.

Л. Витгенштейн в "Логико-философском трактате" писал, что в повседневном языке чрезвычайно часто бывает: одно и то же слово обозначают совершенно различными способами, следовательно, оно принадлежит к различным символам, или что два слова, которые обозначают различными способами, употребляются на первый взгляд одинаково. "Таким образом, легко возникают самые фундаментальные заблуждения, которыми полна вся философия". Непонимание логики нашего языка порождает бессмысленные вопросы. Выход Л. Витгенштейн видел в создании такого языка, который бы исключал возможность вышеуказанного: "Для того чтобы избежать этих ошибок, мы должны использовать такую символику, которая исключает их, не применяя одинаковых знаков в различных символах и не применяя одинаковым образом знаки, которые обозначают различным образом, т. е. символику, подчиняющуюся логической грамматике - логическому синтаксису" [Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М.: Иностр. лит-ра, 1958. - С. 41].

Представители аналитической философии считали задачей анализа переформулировку тех терминов, которые порождают заблуждения. Витгенштейн, Рассел предлагали построить идеальный язык, свободный от недостатков, присущих обычному языку. Идеальный язык должен содержать лишь функции истинности предложений, каждое из которых отображает один атомарный факт. Логические позитивисты такими предложениями считали "протокольные" предложения.

Английские же философы-аналитики полагали, что философия должна заниматься анализом живого языка, а не искусственных моделей. Страусон и другие отметили, что когда сохраняли первоначальное значение выражения, то никакого упрощения не достигалось; когда достигали упрощения, то утрачивалось первоначальное значение. Английские философы-аналитики предлагали изменить формулировку неточных выражений, вводящих в заблуждения, оставаясь в пределах естественного языка" [См.: Бегиашвили, А.Ф. Современная английская лингвистическая философия. - Тбилиси, 1965], например, перевести предложение, содержащее "истину" или "существование", в другое предложение, не содержащее этих терминов. Представители кембриджской школы лингвистической философии (Уиэдом, Морис Лазеровиц и др.) предприняли попытку исследовать природу философских вопросов и пришли к выводу, что такие вопросы - лишь лингвистические предложения, а споры философов - это споры о правилах употребления языка.

Остановимся на характеристике идей оксфордской сколы, одному из представителей которой - Райлу - принадлежит работа "Выражения, систематически вводящие в заблуждения". По мнению Райла, существуют выражения, которые, хотя и понимаются употребляющими их, облечены в грамматическую форму, не соответствующую положению дел, которое они фиксируют. Каждое из предложений, систематически вводящих в заблуждение, "построено неправильно, наподобие обозначающего выражения, но на деле оно не означает ничего, оно имеет лишь грамматическое сходство с выражениями, употребляемыми для обозначения чего-либо" [Logic and Language, I series. London,. 1951, p. 14]. Поскольку мы понимаем такие предложения, то мы домысливаем несуществующие объекты и начинаем верить в них.

Представители лингвистической философии считали даже, что с помощью лингвистического анализа можно устранить не только двоемыслие, но и мракобесие; лингвистический анализ - серьезная угроза для тирании.

Все вышеприведенные концепции имеют общее: они построены на основе признания причин заблуждений в самой познавательной сфере. Но заметной является и другая тенденция - видеть причины вне познавательных процессов и операций, во влиянии на познавательные процессы иных сфер психики (потребностей, интересов, страстей, пороков, физиологических состояний и т. п.).

О возможности возникновения заблуждения под влиянием эмоциональных состояний, страстей, в частности, писали Платон, Аристотель, Лукреций, Гельвеций, Д. С. Милль и др. Платон, отделяя душу от тела, считал, что страсти и другие влечения тела - препятствие на пути к истине: "Тело наполняет нас желаниями, страстями, страхами и такой массою всевозможных вздорных призраков, что, верьте слову, из-за него нам и в самом деле совсем невозможно о чем бы то ни было поразмыслить!" [Платон. Соч. В 3-т т. - Т.2. - С.25] Аристотель также отмечал, что на рассуждение влияют страсти, стремления.

Ф. Бэкон отчетливо сформулировал положение о причастии воли и страстей к возникновению заблуждений: "Человеческий разум не сухой свет, его окропляют воля и страсти, а это порождает в науке желательное каждому... Человек, скорее, верит в истинность того, что предпочитает... Бесконечным числом способов, иногда незаметных, страсти пятнают и портят разум" [Бэкон, Ф. Соч. В 2-х т. - Т.2. - С.22]. Р. Декарт обвинил волю так: "Воля обширнее разума - отсюда и проистекают заблуждения" Антология мировой философии. - Т.2. - С.246]. Рюмин называл страсти "опаснейшим источником заблуждений".

Страсти, говорил Гельвеций в трактате "Об уме", вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне. Французские материалисты подчеркивали не только отрицательную роль страстей, но и положительную. Д. Дидро принадлежит известное высказывание о том, что великие страсти, и только великие страсти, могут поднять душу до великих дел. "Без страсти никогда не было и не может быть совершено ничего великого. Только мертвая, а весьма часто лицемерная мораль выступает против формы страсти как таковой", - писал Гегель [Гегель. Соч. Т.3. - С.287].

Одним из источников ошибочных мнений, считал Д.С. Милль, является нравственный. Он делится на два класса: равнодушие к достижению истины и увлечение. Самый обычный случай последнего состоит в том, что нас увлекают наши желания. Сильная страсть делает нас доверчивыми к утверждению существования способного ее вызвать предмета. Нравственные причины (хотя для большинства людей они сильнее других) действуют не прямо, а через посредство причин умственных, к которым они стоят в таком же отношении, в каком находятся причины, называемые в медицине предрасполагающими к производящим. Равнодушие к истине, например, действует лишь тем, что препятствует уму собрать надлежащие доказательства или проверить их законным и строгим наведением, вследствие чего ум остается беззащитным против всякого рода мнимых доказательств, которые либо представляются сами собою, либо обусловливаются тем, что ум выполняет меньшее количество труда, чем какое бы следовало.

Дата добавления: 2015-07-16