В.В.ИЛЬИН 20 страница

С обывательской точки зрения герои Достоевского производят впечатление бездельников. Но их внутренний духовный мир, отношения между людьми, по Достоевскому, и есть единственно серьезное "дело".

Главное в человеке – свобода. Путь к свободе начинается с крайнего индивидуализма, с уединения, с бунта против внешнего миропорядка. Достоевский показывает раздвоенность человека. Человеческая природа противоречива и иррациональна. У человека есть неискоренимая потребность в иррациональности, в безумной свободе. Человек не обязательно стремится к выгоде; сплошь и рядом он предпочитает страдание. Свобода выше благополучия. Свобода – это не господство разума, свобода иррациональна и безумна. Безмерная свобода мучает человека, влечет его к гибели, но человек дорожит этой мукой и этой гибелью.

Достоевский говорил, что "красота спасет мир". В романе "Бесы" мы читаем: "Если в народе сохраняется идеал красоты, значит, в нем есть потребность здоровья, нормы, а, следовательно, тем самым гарантировано и высшие развитие этого народа". Верховенский говорит: "Без науки можно прожить человечеству, без хлеба, - без одной только красоты невозможна. Вся тайна тут, вся история тут". Достоевский говорит, что народы движутся силой "эстетической", что в последнем слое есть "искания Бога". Красота божественна, но она представляется Достоевскому противоречивой. Митя Карамазов говорит: "Красота – это страшная и ужасная вещь. Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог создал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут". "Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, и поле битвы – сердца людей". Красота раскрывается через человека, но человеку нет покоя и в красоте.

Человек достигает истинной свободы, когда освобождается от низших стихий, от власти страстей, перестает быть рабом самого себя и окружающего мира. Истина делает человека свободным, но он должен свободно принять Истину, а не насильственно к ней приведен. Достоевский предоставляет человеку идти свободно к Истине; но путь этот лежит через тьму, бездну, трагедию, это путь испытаний, путь добра и зла.

Достоевский проводит мысль, что без свободы, греха и зла мировая гармония не может быть принята. Он восстает против всякой принудительной гармонии, будь то католическая или социалистическая. Свобода человека не может происходить от порядка, наоборот, именно свобода должна предшествовать порядку.

Существование зла в мире - один из атеистических аргументов против существования Бога. Достоевский говорит, что существование зла – доказательство бытия Божьего. Если бы мир был исключительно добрым и благим, то Бог был бы не нужен, так как мир был бы уже Богом. Бог есть потому, что есть зло; это значит, что Бог есть потому, что есть свобода. Если признаешь человеческую свободу, то признаешь и Бога.

Зло необъяснимо без свободы. Но добро – тоже дитя свободы. Свобода иррациональна – она может создать и добро, и зло. Достоевский исследует вариант, когда свобода переходит в своеволие, своеволие ведет к злу, зло - к преступлению, а преступление - к наказанию. Наказание подстерегает человека в самой глубине его души. Человек сам не может примириться с тем, что он не ответственен за причиненное зло и преступления. Недостойно свободному человеку слагать с себя бремя ответственности, возлагать его на внешние условия.

Зло связано с личностным началом в человеке. Только личность может творить зло и отвечать за зло. Страдание возвышает человека. Достоевский выступает за то, что зло должно быть изоблечено в своем ничтожестве и должно сгореть. Зло же должно привести к искуплению; искупление возвращает человеку свободу. Достоевский в своих романах проводит человека через этот процесс – через свободу, зло и искупление.

Один из аспектов проблемы свободы – проблема преступления, проблема о том, все ли дозволено. Когда человек пошел путем свободы, перед ним встает вопрос, существуют ли нравственные границы, на все ли он может дерзнуть. Свобода, переходящая в своеволие, не хочет знать никаких ограничений, никаких святынь. Если нет Бога, если сам человек-Бог, то все дозволенно. Но тот, кто в своеволии своем не знает границ своей свободы, теряет свободу, становится одержимым "идеей", которая еге порабощает. Вот Раскольников. Он - маньяк, одержимый "идеей", которая его порабощает. Он считает себя принадлежащим к избранным людям, думает, что все можно и хочет испытать себя. Может ли он убить отвратительную старуху – процентщицу, которая ничего, кроме зла, не причиняет людям? И вот оказывается, что это не дозволено. Природа человеческая сотворена по образу и подобию Божьему и поэтому даже в самом последнем человеке есть безусловное значение.

Когда человек убивает другого человека, он убивает и самого себя, перестает быть человеком, теряет свой человеческий образ, его личность начинает разлагаться. Никакая "идея", никакие "возвышенные" цели не могут оправдать преступления к любому, даже самому последнему из ближних. Человек, мнивший себя великим человеком, человекобогом, переступив границы, низко падает, убеждается, что он не сверхчеловек, а бессильная, низкая тварь. Раскольников сознает свое ничтожество. Испытание пределов своей свободы и своего могущества привело к уничтожению самого себя. Вечный закон "Не убий!" – вступил в силу.

Достоевский показывает муки совести в тайных помыслах человека. Даже если воля к преступлению не перешла ни в какие действия, человек кается, обличает себя. Совесть человеческая более беспощадна, чем холодный закон государства, она требует большего от человека. Мы убиваем наших ближних не только тогда, когда приканчиваем их физически; тайный помысел, направленный к отрицанию ближнего, - тоже убийство. Все мы – убийцы и преступники. Иван Карамазов не убивал отца, но в тайну души желал его смерти. И вот – муки совести, доводящие его до безумия.

Путь свободы привел человека к путям зла. Путь зла - раздваивает человека. Достоевский показывает это раздвоение у многих героев своих произведений. Страдание - последствия зла. Но в страдании зло сгора­ет. Через покаяние душа Раскольникова преображается. Происходит нравс­твенное воскресение личности. Достоевский верит в духовное перерож­дение личности.

Константин Николаевич Леонтьев ( I83I-I89I) считается последней крупной фигурой неославянофильства (хотя некоторые неославянофилы по ряду мотивов открещивались от его идей). Родился он в дворянской семье в селе Кудиново Калужской губернии. После гимназии и лицея учился на медицинском факультете Московского университета. Служил военным лека­рем, работал домашним врачом, занимался, литературным трудом, был на дипломатической работе на Ближнем Востоке, работал цензором в Москов­ском цензурном комитете; последние годы жизни провел в Оптиной Пусты­не, незадолго до смерти принял тайный постриг.

Ранний Леонтьев в традициях славянофильства идеализировал простой народ, крестьянство, сельскую общину. Он проповедовал самобытное рус­ское направление и русский самобытный идеал культуры. Ему нравились сельские церковки, избы под соломенной крышей, мужики за сохой. Он защищает безграмотность народа, его "варварство", как источник наци­онального своеобразия. Но эта позиция в последующем претерпевает из­менения.

Леонтьев теперь весьма критически, настроен по отношению к действи­тельности. В Европе мещанство победило католичество, аристократию, поэзию старой Европы. Он разочаровывается в идеале русской самобыт­ной культуры. "Оригинален наш русский психический строй, между прочим, и тем, что до сих пор, кажется, в истории не было еще народа менее творческого, чем мы".

Леонтьев, в чем-то продолжая Данилевского, считал себя его последователем, предлагает концепцию трех стадий в развитии народа. Подобно живому организму, народ бывает юным, зрелым и старым. "Все сначала просто, потом сложно, потом вто­рично упрощается". "Тому же закону подчинены и государственные организмы, и целые культуры мира. И у них очень ясны эти три периода:

I) первичной простоты, 2) цветущей сложности и З) вторичного смеси­ тельного упрощения". На стадии "первоначальной простоты" - детство народа, когда набираются силы и закладываются основы социальной и культурной жизни. На второй стадии - многообразное гармоническое творчество. На третьей - народ дряхлеет, клонится к естественному концу.

Европа пережила "сложное цветение" в эпоху Возрождения. Такая эпо­ха предполагает сложное и разнообразное строение общества, неравен­ство сословий и классов, существование аристократии, великих людей, возвышающихся над массой, гениев и святых. После французской револю­ции ХVIII в. Европа вступила в период "вторичного упрощения", что связано с провозглашением равенства и свободы, развитием мещанства, т.е. буржуазии. Страсть к равенству, демократические движения озна­чают наступление старости, умирание.

Леонтьев говорит, что прогресс есть и на третьей стадии. "В прогресс надо верить, но не как в улучшение непременно, а только как в новое перерождение тягостей жизни, в новые виды страданий и стеснений человеческих. Правильная вера в прогресс должна быть пессимистическая, а не благодушная, все ожидающая какой-то весны. Бессмысленно говорить о царстве права и блага на земле, верить в земной рай. "Глупо и стыд­но, даже людям, уважающим реализм, верить в такую нереальную вещь, как счастье человечества, даже и приблизительное... Смешно служить та­кому идеалу, несообразному ни с опытом истории, ни даже со всеми за­конами и примерами естествознания. Органическая природа живет разно­образием, антагонизмом и борьбой; она в этом антагонизме обретает единство и гармонию, а не в плоском унисоне. Если история есть лишь самое высшее проявление органической жизни на земле, то и тогда ра­зумный реалист не должен быть ни демократом, ни прогрессистом в ны­нешнем смысле. Нелепо, оставаясь реалистом в геологии, физике, ботани­ке, внезапно перерождаться, на пороге социологии, в утилитарного мечтателя".

Леонтьев – против идеи равенства – равенство чуждо природе, в которой идет " по временам жестокая борьба".

Леонтьев везде проводит идею неравенства - биологического, социального, эстетического, морального и религиозного. Он верил, что сам Бог хочет неравенства, контраста, разнообразия. Стремление к равенс­тву, к смешению, к однообразию - враги жизни, прогресса и безбожны. "Для развития великих и сильных характеров необходимы великие общест­венные несправедливости". "Миллионы русских людей должны были про­жить под давлением трех атмосфер - чиновничьей, помещичьей и церков­ной, хотя бы для того, чтобы Пушкин мог написать Онегина, и Годунова, чтобы построились Кремль и его соборы, чтобы Суворов и Кутузов могли одержать свои национальные победы".

Леонтьев - за особую мораль: мораль ценностей, а не мораль челове­ческого блага. Сверхличная ценность выше личного блага. Достижение высших целей оправдывает жертвы и страдания истории. Надо заметить, что идея всеобщего блага была для Леонтьева безнравственной идеей. Он - за мораль силы. "Без насилия нельзя. Неправда, что можно жить без насилия... В трудные и опасные минуты исторической жизни общество всегда простирает руки не к ораторам или журналистам, не к педагогам или законникам, а к людям силы, к людям, повелевать умеющим, принуж­дать дерзающим ".

Леонтьев разделяет " любовь к ближнему " и " любовь к дальнему ". Первую (любовь к человеку) – защищает, вторую (к человечеству) – высмеивает за надуманность и неправду, за непонимание " непоправимого трагизма жизни ".

И сама любовь должна быть связана со страхом перед Богом. "Та любовь к людям, которая не сопровождается страхом перед Богом, не зиждется на Нем, - такая любовь не есть чисто христианская ". Без страха Божья любовь к людям теряет свой глубокий источник, легко превращается в сентиментальность.

Утверждается так называемый "эстетический аморализм". Леонтьев против гуманистической морали. Он любил и почитал не всякую индивидуальность. Герой романа "В своем краю" Мильнеев рассуждает: "Не в том дело, чтобы не было нарушений закона, чтобы не было страданий, но в том, чтобы страдания, были высшего разбора, чтобы нарушение закона происходило не от вялости или грязного подкупа, а от страстных требований лица!" "Что бояться борьбы и зла?.. Дайте и злу и добру свободно расширить крылья, дайте им простор... Растопчут кого-нибудь в дверях - туда и дорога". В произведениях Леонтьева часты эротические мотивы.

У Леонтьева – неверие в человеческий разум, в современную культуру с ее " поэзией изящной безнравственности". Он говорит о существовании "невидимых сил, таинственных и сверхчеловеческих". Человек будет жить и в потустороннем мире; его жизнь там зависит от жизни здесь. Для Леонтьева – все мелочно и пусто в здешней жизни.

Леонтьев высоко оценивал деятельность Петра и Екатерины, поскольку они ориентировались на европейскую культуру, когда она была в расцвете. А сейчас Европа находится в фазе уравнительного смешения и ориентация на Европу может быть губительным для России.

Леонтьев не любил современную Россию. " Нынешняя Россия мне ужасно не нравится. Не знаю, стоит ли за нее или на службе ей умирать? Я люблю Россию царя, монахов и попов, Россию красных рубашек и голубых сарафанов, Россию Кремля и проселочных дорог, благодушного деспотиз­ма". Западная Европа, по мнению Леонтьева, переживает старость. А Россия походит к ней. Глубокие сомнения в русском народе, предчувст­вие грядущего разложения привели Леонтьева к выводу о том, что "надо подморозить Россию, чтобы она не "гнила". " Нужно мобилизовать все кон­сервативные силы. "Слава Богу, что мы стараемся теперь затормозить хоть немного свою историю, в надежде на то, что можно будет позднее свернуть на вовсе иной путь. И пусть тогда бушующий и гремящий поезд Запада промчится мимо нас к неизбежной бездне социальной анархии". Задача идеологии и государственной власти состоит в том, чтобы по возможности препят­ствовать постарению общества. Но как это сделать?

Спасение от третьей стадии - в развитии "византийских" начал. А что это такое? "Византизм в государстве значит самодержавие. В религии он значит христианство с определенными чертами, отличающими его от запад­ных церквей, от ересей и расколов". Именно из византийского мира Рос­сия заимствовала принципы самодержавия, православия, наклонность "к разочарованию во всем земном".

Народ нужно держать в повиновении. И лучше, когда народ не просвещен." В наше время основание сносного монастыря полезнее учреждения двух университетов и целой сотни реальных училищ". Леонтьев высоко оценивал "наш сельский поземельный мир".

Леонтьев рисует идеал устройства страны: "Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно, вообще сурово, иногда и до свирепости; церковь должна быть независимее нынешней, иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее; быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве; законы, принципы власти должны быть строгие, люди должны стараться быть лично добрее – одно уравновесит другое; наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе".

Леонтьев верил, что Россия должна спасти разлагающийся и погибаю­щий западный мир. Он призывал к созданию новой цивилизации. Поворотным пунктом для нас, русских должно быть взятие Царьграда и заложение там основ новому культурно-государственному зданию.

От традиционного славянофильства Леонтьева отличает нелюбовь к юж­ным славянам, особенно болгарам. В южном славянском мире уже распрос­транились ненавистные европейские мещанские начала. Леонтьев предпо­читал южным славянам поляков за их верность католицизму, аристокра­тизм; высоко ценил греков, как хранителей византийского православия. Леонтьев дорожит не славянизмом, а византизмом, который интересы цер­кви ставит на передний план и подчиняет им интересы политические. Бо­лее того, он не хотел освобождения южных славян, т.к. верил, что под гнетом турок они будут духовно выше и оригинальнее, а при свободе по­теряют своеобразие, либерально-демократические принципы поставят выше Церкви и старых святынь.

Если бы в России не было принудительных византийских начал, то гос­подство народных начал привело бы ее к разложению. "Русские люди не созданы для свободы. Без страха и насилия у них все прахом пойдет" Великий народ может процветать только под организующей его принуди­тельной идеей. "Национальное начало вне религии не что иное, как нача­ло эгалитарное, либеральное медленно, но зато верно разрушающее ". Здесь, однако, нужно отметить противоречие во взглядах Леонтьева на Россию. С одной стороны, он думал, что идея революции в России поддер­живается исключительно интеллигенцией и чужда народу; с другой сторо­ны, он считал, что в русском народе есть непреодолимая склонность к бунту, анархии.

Леонтьев предсказывал, что надвигается мировая социальная револю­ция. Гуманизм переродится в антигуманнзм. "Эта новая культура будет очень тяжела для многих, и замесят ее люди столь близкого уже XX века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном для непривычных".

Он говорит о социалистах, что "все существенные стороны охранитель­ных учений им понадобятся. Им нужен будет страх, нужна будет дисцип­ лина, им понадобятся предания покорности, привычка к повиновению."

В ряде случаев взгляды Леонтьева близки к официальной идеологии, выраженной К.Н.Победоносцевым, М.Н.Катковым, Д.А..Толстым.

Константин Петрович Победоносцев ( 1827 – 1907) - государственный деятель, правовед, публицист. Был профессором кафедры гражданского права в Московском университете, сенатором, членом Государственного совета, опер – прокурором Синода; был преподавателем великих князей, в том числе будущих императоров Александра III и Николая II.

Победоносцев критиковал западноевропейские устои государственности и общественной жизни; он против парламентаризма, конституционной монархии. В одной из речей (март 1881) он говорит: "В России хотят ввести конституцию… А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, есть орудия всякой неправды, источник всяких интриг".

Победоносцев обсуждает вопрос о соотношении юридических норм и нравственных заповедей. Он считает, что в основе закона должна лежать "нравственная правда". У Победоносцева много работ по истории права.

Победоносцев активно включился в обсуждение вопроса о взаимоотношении государства и церкви. Он критикует идею об отделении церкви от государства; это подобно тому, как если бы отделили в разные сферы тело и дух человечества. Пагубные результаты отделения церкви от государства привились на Западе, где наблюдается конфликт между ними. У нас такое отделение неприемлемо. "Государство не может быть представителем одних материальных интересов общества; в таком случае оно само себя лишило бы духовной силы и отрешилось бы от духовного единения с народом. Государство тем сильнее и тем более имеет значение, чем явственнее в нем обозначается представительство духовное. Только под этим условием поддерживается и укрепляется в среде народной и в гражданской жизни чувство законности, уважение к закону и доверие к государственной власти".

Если на "правом" фланге религиозно – идеалистической философии этого периода находился Леонтьев, то ее "левый", демократически ориентированный был представлен Л.Н.Толстым.

Лев Николаевич Толстой (828-I9I0) создал религиозно-этическое учение о мире, о человеке, о смысле жизни, общественном переустройстве (так называемое "толстовство"), которое в конце XIX века стало оппозиционным течением русской мысли, имело последователей в различных слоях общес­тва.

Граф по рождению. Толстой получил хорошее воспитание и богатое наследство. У него была разгульная молодость. В 1651-54 годах служил на Кавказе, в 1854-55 годах участвовал н. обороне Севастополя. Начина­ет писательскую деятельность. Повести и рассказы приносят Толстому известность, большие гонорары. Но у него начинаются сомнения - нужно ли быть писателем? Он приходит к выводу, что писатели учат, не зная чему учить, спорят между собой о первенстве, движимы корыстными моти­вами больше, чем обычные люди. Толстой отдаляется от писательской среды, продолжая впрочем, писать.

После полугодового заграничного путешествия (I857) Толстой занялся педагогической деятельностью среди крестьян (I858-63), год (I86I-62) был мировым посредником в спорах между крестьянами и помещиками. Но удовлетворения своей деятельностью нет. Нарастает разочарование жиз­нью, происходит переворот в мировоззрении. Толстой пришел к выводу, что он, как и большинство людей, жил жизнью, лишенной смысла. Все, что он ценил - удовольствия, слава, богатство, - подвержено тлену и забвению. "Я как будто жил-жил, шел-шел и пришел к пропасти и ясно увидел, что впереди ничего нет, кроме погибели". Ложно само направле­ние жизни, вера, а точнее безверие, которое лежит в ее основании. И Толстой обращается к религии.

Религиозно-философские идеи Толстого выражены в работах "Критика догматического богословия" (4 тома)."О жизни", "Царство Божие - внутри нас". "Что такое искусство", "Исповедь"..

В "Исповеди" Толстой рассказывает о том периоде своей жизни, когда у него был душевный надлом. Он осознал драматизм человеческого бытия - в противоречии между неотвратимости смерти и присущей человеку жаж­дой бессмертия. Перед ним остро стали вопросы: "Зачем мне жить? Зачем чего-нибудь желать? Зачем что-нибудь делать? Есть ли в моей жизни смысл, который не уничтожался бы неизбежной, предстоящей мне смертью?"

Он искал ответа в существующем знании - в науке и философии - и не нашел. "Наука и философия трактуют, о чем хотите, но только не о том, как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше... Современная наука обладает массой знаний, нам ненужных". А в философии Сократ, Шопенгауэр, Соломон, Будда подводят к выводу - "все суета".

В сложившейся ситуации четыре выхода: I) "неведение", 2)"эпикурейство", З) самоубийство, 4) выход "слабости" - "понимая зло и бессмыс­ленность жизни, продолжать тянуть ее, зная наперед, что ничего из нее выйти не может".

Но ведь народ-то жил и живет нормальной жизнью, не мучаясь этими вопросами. И именно у него надо искать ответа на вопрос о смысле жиз­ни. "Я оглянулся шире вокруг себя. Я вгляделся в жизнь прошедших и современных огромных масс людей... И я полюбил этих людей... Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которо­го всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга богатых, ученых - не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл... Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представились мне единым, настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый этой жиз­ни есть истина, и я принял его".

Вопрос о смысле жизни - вопрос веры, а не знания. "Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает, а живет". У простых людей иная жизнь, чем у богословов, интеллигенции, аристократии. "Вся жизнь этих людей проходила в тяжелом труде, и они были довольны жизнью". Почему? Потому, что их жизнь основана на вере. Они все принимают со спокойствием и чаще всего с радостью. И Толстой говорит, что - то, чем занимаются светские люди - интеллигенция - ис­кусство, наука и т.д. - "все это - баловство, что искать смысла в этом нельзя". Здесь показателен образ Левина в "Анне Карениной".

Только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни. Но о какой вере идет речь? Толстой отрицал церковное христианство, официальное богословие. Он отвергал, во-первых, основной догмат хрис­тианства - троицу. Для него Христос - обыкновенный человек, религиоз­ный проповедник. Религиозный культ Христа Толстой считал "величайшим кощунством". Во-вторых, Толстой не признает загробную жизнь. "Если ра­зуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и рая - постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни." В-третьих, в церковной исповеди, на которой систематически отпускаются грехи, Тол­стой видел "вредный обман, только поощряющий безнравственность и унич­тожающий спасение перед согрешением",

Толстой указывал на антинародную роль церкви. Он считал, что хрис­тианская догматика для церкви была только "предлогом", в действитель­ности же церковь всегда преследовала свою выгоду. И Толстой ставит перед собой задачу - очистить первоначальное христианство от поздней­ших наслоений.

Все религии, по Толстому, заключают в себе две части: этическую (учение о жизни людей) и метафизическую (учение о Боге и его атрибу­тах, о происхождении мира и людей, об их отношении к богу). Метафизи­ческая сторона разных религий неодинакова, а этическая - совпадает, следовательно, она и составляет подлинный смысл любой религии. Сколь­ко бы церковь ни подменяла этику метафизикой, сколько бы ни ставила внешнее, мирское выше внутреннего, люди, в особенности простой народ, далекий от понимания догматических ухищрений, сохранили нравственное ядро религии в его чистоте.

Определение Бога в онтологическом плане не интересует Толстого. Рассматриваемый в моральном плане Бог - "неограниченное существо", которое сознается каждым человеком в самом себе, "Бог есть любовь", "совершенное благо". Бог дает высший закон нравственности, и познание его составляет главную задачу человека, ибо от этого находится в пря­мой зависимости понимание смысла жизни и способов ее правильного ус­тройства.

Человек хочет, чтобы его жизнь имела смысл. Вопрос о жизни - это и есть вопрос о смысле жизни. "Вопрос, неотделимый от понятия жизни, не вопрос о том, откуда взялась жизнь, а о том, как надо жить".

Толстой говорит, что осуществление своих желаний люди обычно свя­зывают с цивилизацией. Предполагается, что человек может уйти от страданий с помощью науки, искусства, роста экономики, развития техники, создания уюта и т.п. "Человечество, живя ложной жизнью на основании ложных теорий, наделало так много ложного и ненужного и в духовной, и в материальной областях, что оно никак не может решиться последо­вать простым, и ясным, и понятным ему истинам, следование которым сделало бы ненужным почти все то, что наделано им. Все эти воздушные дороги, 36-этажные дома, броненосцы, парламенты и все то, что называ­ется наукой и искусством, всякие никому ни на что не нужные открытия и исследования со всеми утонченностями, - все это кажется так важно, что отказываться от всего этого или рисковать лишиться хоть части этого кажется людям нашего времени невозможным и безумным рис­ком".

Толстой считает, что человек находится в разладе с самим собой. В нем как бы два человека - внутренний и внешний. Внутренний недово­лен тем, что делает внешний, а внешний не делает того, чего хочет внутренний. И чем богаче человек, чем глубже его познание, тем силь­нее душевное беспокойство, недовольств о и страдание, от которых он хотел освободиться. Материальный и культурный прогресс не затрагива­ют страданий души. И нужно перенести центр тяжести на внутреннего человека. "Мы полагаем, что сущность нашей жизни не в нашем теле, под­верженном страданиям и неизбежной и всегда близкой смерти, а в том ду­ховном начале, которое дало и дает жизнь человеку. И поэтому назначе­ние и благо жизни нашей мы видим только во все большем и большем соз­нании и проявлении этого духовного начала".

Толстой говорит, что растерянное вопрошание о том, ради чего жить - верный признак того, что жизнь является неправильной. Жизнь обретает смысл только в сопряжении с Богом, в вере. "Задача человека в жизни - спасти свою душу; чтобы спасти свою душу, надо жить по божьи, нужно отрекаться от всех утех жизни, трудиться, смиряться, терпеть и быть милостивым". "Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос: "Будьте совершенны, как Отец ваш небес­ный". " Эта цель жизни достигается не стоянием на столбу, не аскетиз­мом, а полезной деятельностью. "Вера есть сознание человекам такого своего положения в мире, которое обязывает его к известным поступ­кам". Вера обязывает выработку любовного общения между людьми. "Благо мое и людей возможно только тогда, когда каждый будет трудиться не для себя, а для другого". Нужно устанавливать царство Божие внутри себя и вне.

Человек свободен. Свобода дает возможность двигаться от темноты к свету, от низшего к высшему, "от истины, более смешанной с заблуж­дениями, к истине более освобожденной от них". Свобода позволяет че­ловеку идти по пути к Богу.

Бог - начало, источник жизни и разума; отношение человека к Богу Толстой уподобляет отношению сына к отцу, работника к хозяину. Сын не может судить отца и не способен понять полностью смысл его указа­ний, но он должен следовать воле отца и в выполнении воли отца видит свое предназначение и благо. Так же и работник должен выполнять рас­поряжения хозяина, понимать, что жизнь и благо зависят от хозяина и относиться к нему с чувством любви. Нормальное отношение человека к Богу - есть отношение любви. "Сущность жизни человеческой и высший за­кон, долженствующий руководить ею, есть любовь",

Дата добавления: 2015-07-16