Читайте также:
|
Возлюбленные о Господе Преосвященные архипастыри, боголюбивые отцы, всечестные иноки и инокини, дорогие братия и сестры!
Святая Церковь ведет нас к великому празднику Рождества Христова сорокадневным постом, а в предрождественские дни она готовит нас к его достойной встрече особыми песнопениями. И только что услышанные нами слова стихиры свидетельствуют, что ни золота, ни смирны (дорогих благовонных веществ – Т.Г., Л.П.), ни ливана (драгоценного ладана – Т.Г., Л.П.), ни других земных ценностей от нас не требуется. Богомладенец Христос ожидает от нас духовных даров и дел добра и милосердия. Святитель Иоанн Златоуст называет эти дары, указанные святым апостолом Павлом: вера, надежда, любовь.
Благодарение Богу, мы сегодня вновь празднуем Рождество Христово. Но совершаем мы сей великий праздник все еще в трудных условиях жизни суверенных государств, проходящих ныне через неизбежный сложнейший процесс коренного переустройства своего бытия. К величайшей скорби, эти изменения сопровождаются болезненным напряжением в политической, социальной, экономической сферах жизни общества, мучительными, а порой и кровоточащими межнациональными конфликтами и вооруженными столкновениями. Мы глубоко состраждем жертвам этих столкновений и молимся о бедствующих и гибнущих братьях и сестрах наших. Сострадание к обездоленным, к беженцам, сиротам, больным и инвалидам нам следует проявлять через активное доброделание, к которому нас призывает Господь в Своей беседе с учениками о Страшном Суде.
Отцы и подвижники Святой Церкви напоминают нам, что праздник Рождества Христова – это праздник мира, любви, единения, братолюбия. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в одном из своих поучений на Рождество Христово приводит слова святителя IV века Григория Нисского: «Ты должен погашать ненависть, прекращать вражду и мщение, уничтожать ссоры, изгонять лицемерие, угашать тлеющее в сердце памятозлобье и вместо него вводить любовь, радость, мир, благость, великодушие».
Такими должны быть мы с вами, братья и сестры, как чада Святой Православной Церкви. Ибо Церковь является опорой, основанием и провозвестницей высоких принципов православной нравственности.
Богу содействующу, созидая добрую нравственность в самих себе, в своих близких, в духовных чадах, архипастыри и пастыри, иноки и миряне – все мы, по долгу нашей христианской совести и православного призвания, обязаны словом и делом противостоять всему, что наносит вред духовной природе человека, что разрушает основы доброй семьи; мы должны противодействовать и тому злу, которое разлагает наше общество изнутри и извне: мстительности и нетерпимости, недоверию и озлобленности, подозрительности и лени, обману и равнодушию, пьянству и наркомании и связанным с ними другим формам нравственной распущенности… < … >
Дорогие мои о Господе собратия-архипастыри, досточтимые отцы, честные иноки и инокини, возлюбленные братия и сестры! С любовью и радостью поздравляю всех вас с великим и достославным праздником Рождества Христова и Новолетием! Пребывайте в духовном и телесном здравии, в радовании о Господе, о Его Пречистой Матери, о всех угодниках Божиих. Сохраняйте неизменно мир в ваших душах и в отношениях с дальними и ближними. Неустанно творите повседневную молитву, неукоснительно посещайте храм Божий как место общей церковной молитвы, постоянно совершайте чтение слова Божия, воспитывайте детей в любви к Святой Церкви и Родине. Призываю всех вас к твердому стоянию за веру православную, к ненарушимой верности и преданности Матери-Церкви.
Каждый из нас должен помогать друг другу, поддерживать слабых и нуждающихся, проявлять взаимное терпение и самоотверженность во имя Господа, для умножения любви к окружающим нас, дабы мы, поддерживая друг друга, смогли преодолеть выпадающие на нашу долю испытания.
Господь, по вере нашей, примет и труд наш, и молитву, и возносимую ему хвалу.
«Днесь Христос в Вифлееме рождается от девы…» Мы же непрестанно вопием: «Слава в вышних Богу и на земли мир, во человецех благоволение» (Из Рождественского послания Патриарха Московского и всея Руси Алексия II архипастырям, пастырям и всем верным чадам Русской Православной Церкви).
7. Научную полемику нередко называют эталоном толерантного речевого общения. По мнению исследователей, этот вид спора встречается только между интеллигентными людьми, готовыми к совместному поиску истины, и доставляет, кроме несомненной пользы, коммуникативное удовлетворение оппонентам. Докажите, что «современная научная речь располагает богатым арсеналом средств, предназначенных для сдержанного и корректного выражения критических замечаний в адрес оппонента» (М.П. Котюрова), выявив лингвистические «сигналы» толерантного коммуникативного поведения в следующих фрагментах научных текстов различной жанровой принадлежности.
Опираясь на материалы современных научных монографий, диссертаций и учебников лингвистической тематики, можно охарактеризовать систему толерантных способов выражения критических замечаний, существующих в русской научной речи. С точки зрения формы выражения замечаний могут быть названы следующие наиболее употребительные способы оценки оппонируемого научного материала:
- сообщение о непонятности для оппонента тех или иных содержащихся в критикуемом тексте утверждений (Из приведенных определений трудно понять, в чем же различие между нормой и узусом и почему эти термины сосуществуют в языке);
- сообщение о сомнениях, удивлении и тому подобных чувствах, которые вызывают у оппонента некоторые высказывания автора (В связи с этим сужение понятия образности до употребления слова в переносном значении в некоторых работах вызывает сомнение в его целесообразности);
- сообщение о несогласии оппонента с некоторыми утверждениями автора (Не со всеми положениями, выдвигаемыми автором, мы, однако, можем согласиться);
- сообщение о некорректности, нецелесообразности, уязвимости для критики каких-либо содержащихся в рассматриваемом тексте положений (Рассмотренная классификация уязвима, так как, как и целый ряд других, она ставит в один ряд весьма разнородные лингвистические явления и не дает четких принципов их разграничения);
- сообщение об отсутствии в работе каких-либо необходимых, по мнению критикующего, компонентов или качеств (Наиболее четко выстроенной является, на наш взгляд, классификация стилистических фигур. Однако и в ней не до конца прослеживается соблюдение единства оснований для типологического построения);
- сообщение о том, что та или иная особенность работы препятствует решению определенных вопросов (Подобный подход не дает возможности выявить характер взаимодействий изобразительных средств в художественном тексте);
- сообщение о принципиальном согласии с утверждениями автора, однако при условии их существенных дополнений или уточнений – «возражение под видом согласия» (Высокую идеологизированность советского языкознания нередко объясняют авторитарностью власти. Соглашаясь с этим, нельзя не заметить и некоторой недостаточности такого ответа для истории лингвистики, в которой рассматриваются не только научные теории языка и которая изучает не только имманентную историю лингвистических учений, но и их связь с общественной практикой);
- сообщение о том, что автор критикуемого исследования чего-то не делает или не сделал: не конкретизирует, не доказывает, не замечает (Автор утверждает, что косвенное воздействие более эффективно, чем прямое, хотя не доказывает этого на конкретном речевом материале);
- сообщение о непоследовательности или недостаточной последовательности научных взглядов критикуемого автора (Разграничивая категории изобразительности и выразительности, автор не всегда последователен в своих рассуждениях);
- оформление критических замечаний как субъективных, являющихся лишь частным мнением пишущего – прием «смягчения критики», базирующийся на использовании таких оборотов, как по нашему мнению, как нам представляется, в нашем понимании; представляется, что и т.п.;
- включение в оценочные высказывания различных показателей неуверенности в их достоверности: модальных слов по-видимому, вероятно, возможно, частиц едва ли, вряд ли и т.п. (Ситуацию, когда выделяются такие качества, как образность, эмоциональность, художественность, и не выделяется специально выразительность, вряд ли можно считать оправданной по многим причинам);
- добавление к оценочным высказываниям ослабляющих их категоричность слов типа не совсем, недостаточно, не самый (Разграничение функциональных стилей только на основе экстралингвистических факторов представляется не совсем корректным);
- снижение коммуникативной значимости оценочных высказываний путем их оформления как вставных конструкций или присоединительных придаточных предложений (Автор не всегда иллюстрирует теоретические положения необходимыми примерами, что делает некоторые из его утверждений недостаточно убедительными);
- сопровождение критических замечаний высказываниями, содержащими похвалу каким-либо другим компонентам или свойствам рассматриваемой работы (Монография содержит интересный фактический материал и его глубокую интерпретацию, однако она не свободна от теоретических противоречий; Рассматриваемая классификация плодотворна в том смысле, что разграничивает изобразительность и выразительность, однако, по нашему убеждению, она недостаточно корректна в плане выбора оснований классификации);
- сопутствующие критическим замечаниям указания на объективные причины, обусловившие ошибки автора (Увлеченность автора богатым фактическим материалом не позволила ему достаточно четко выстроить теоретическую часть работы; Некоторая непоследовательность в терминологии объясняется, по-видимому, широким кругом работ по данной проблеме и разнообразием трактовок основных единиц синтаксиса, в осмыслении которых молодой исследователь испытывает определенные трудности).
Таким образом, можно говорить о существовании специфического для научной речи набора средств, позволяющих строить критические замечания, которые в максимальной степени отвечают принципам толерантности речевого общения. Этот набор имеет достаточно ограниченный и стереотипный характер, хотя не исключает и индивидуальных особенностей в оформлении оценочных высказываний в научной полемике (По материалам статьи М.Ю. Федосюка «Научная полемика как эталон толерантного речевого общения» в коллективной монографии «Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности» - М., 2005).
При быстром развитии всех современных наук и даже всех парадигм научного знания тридцать-тридцать пять лет их существования в ХХ веке – срок немалый и даже за этот короткий период фактические изменения в том и в другом достаточно существенны. Менялись частично и исходные допущения когнитивной науки, и сферы ее интересов, и конкретные ее задачи, а все это вместе взятое не могло не отразиться и на облике когнитивной лингвистики.
Взяв, например, знаменитую книгу А. Пейвио (середина 80-х гг.) о двойном кодировании знаний в голове человека (образном и вербальном), мы могли бы удостовериться в том, что сам вопрос о том, как представлено знание в ментальном лексиконе, - это по-прежнему важнейшая проблема всей когнитивной науки. И все же вряд ли мы могли бы согласиться с тем, что проблема ментальных репрезентаций – это и сегодня центральная проблема всей когнитивной науки. <…>
Приведем еще один пример. Стремясь отразить, как происходит развитие ребенка, психологи 60-х годов ориентировались, прежде всего, на изучение мышления и выделение в становлении ребенка разных этапов осуществляемой им предметно-познавательной деятельности. С появлением когнитивной психологии … под умственным развитием ребенка начинает пониматься более широкий круг явлений, связанных с овладением ребенком средствами и способами обращения с информацией, со становлением самой когнитивной системы со всеми такими ее составляющими, как восприятие, воображение, умение рассуждать и решать проблемы и т.п. Центральным становится вопрос о роли языка во всех этих процессах, о его врожденности или же приобретаемости во время научения. В то же время отмечается, что сам термин «когнитивная система», как, впрочем, и термин «информация» (т.е. термины, ключевые для описания всего процесса развития ребенка!), используются без точного определения того, что ими обозначается! <…>
Так, в очень полезной и во многом правильно расставляющей акценты в понимании разных теорий познания статье В.В. Лазарев справедливо противопоставляет теории научного познания и теории познания обыденного, но не могу согласиться с ним, когда (даже в пределах одной работы) он предлагает рассматривать термин «когнитивный» как синоним термину «обыденный» (Кубрякова Е.С. О когнитивной лингвистике и семантике термина «когнитивный» // Вестник МГУ. Серия «Лингвистика и межкультурная коммуникация». – 2001. - № 1).
Подробное рассмотрение работы дает возможность убедиться в достоверности результатов исследования, теоретические положения которого базируются на трудах известных лингвистов, а выводы делаются на основе тщательного анализа большого материала.
Диссертация ценна и явно просматривающейся перспективой дальнейшего сопоставительного исследования на материале русского и арабского языков.
Однако следует сказать и о некоторых вопросах и замечаниях, возникших при чтении работы.
1. Не совсем ясно, какие именно структурные элементы словарных толкований глаголов позволяют считать, что в данном значении лексическая семантика размывается: семный состав, указания на валентностные ограничения или что-либо еще. Вопрос касается прежде всего глаголов, отнесенных к периферийной зоне поля неполнозначности (знать, жить, работать, родиться и др.).
2. Хотя в подавляющем большинстве случаев примеры и их интерпретация возражений не вызывают, но есть отдельные случаи, которые не укладываются в заданную схему, так как инфинитив при неполнозначных глаголах предполагает иной субъект действия: Мальчишку я не дам казнить; потребовал открыть огонь. В этих сочетаниях зависимый инфинитив традиционно рассматривается как дополнение. Не свидетельствует ли это о возможном расширении синтаксических функций неполнозначного глагола за рамки составного сказуемого?
3. Если лексико-семантическое поле неполнозначных глаголов имеет полицентрическую структуру, с чем трудно не согласиться, то не является ли зона промежуточных явлений переходной не от ядра к периферии, а от ядра к ядру?
4. Следующий вопрос проблемного характера порожден интересной, на наш взгляд, меной терминов: рассматривая неполнозначные глаголы как полевую лексико-семантическую структуру, в одном случае автор диссертации воспользовался термином «лексико-грамматическое поле». Учитывая важность синтаксического критерия в выделении данного класса глаголов, не имеет ли смысл и такая их типология или – что еще интереснее - соотнесение собственно лексико-семантического поля с лексико-грамматическим и – далее – с функционально-семантическим? Это тем существеннее, что в диссертации есть реальные подходы к такому комплексному представлению неполнозначных глаголов.
5. К сожалению, интересный экскурс в арабскую грамматику, который показывает особую актуальность рассматриваемой проблемы для носителя арабского языка не нашел продолжения в тексте диссертации. Мы прекрасно осознаем, что работа не имеет сопоставительной направленности, но хотя бы частичное представление такого материала в приложении могло бы значительно повысить ее практическую значимость.
Высказанные замечания, из которых половина носит характер пожеланий, не снижают научной ценности работы и не ставят под сомнение компетентность автора диссертации (Из отзыва ведущей организации – Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена – на кандидатскую диссертацию Абеда Аль-Джаббара Хантооша «Неполнозначные глаголы в современном русском языке: состав и функционирование»).
Как всякое достаточно серьезное научное исследование, диссертация Н.С. Гриценко вызывает размышления и располагает к дискуссии. Поэтому, в целом положительно оценивая работу, позволим себе высказать некоторые замечания и отметить отдельные недочеты.
1. В формировании семантики инсуффиксальных существительных обычно участвуют не только прямые лексические значения производящих слов, но и их переносные значения. Из работы неясно, принимаются ли во внимание переносные значения мотивирующих слов. По нашему убеждению, было бы интересно и ценно, если бы при исследовании многозначных существительных регулярно отмечалось, в каком из значений анализируется то или иное слово и как оно изменяет (или не изменяет) свой статус в различных значениях.
2. Вызывает сомнение мотивировка производных существительных типа умонастроение, судоустройство, телосложение конструкциями типа «существительное в И.п. плюс краткое причастие», так как в «Словообразовательном словаре» А.Н. Тихонова указанные слова рассматриваются как результат чистого сложения; в «Русской грамматике» (М., 1980) эти образования трактуются как сложносуффиксальные, но второй компонент основы мотивируется глаголом в инфинитиве, причастие же не фигурирует в качестве мотивирующего элемента.
3. Соглашаясь с предположением о возможности дальнейшего изучения инсуффиксальных существительных на материале лексики ограниченного употребления и отмечая несомненную перспективность предпринятого Н.С. Гриценко исследования, хотелось бы предложить автору подумать и над возможностью продолжения исследования в функциональном аспекте, в частности, в плане наблюдений над взаимодействием производного слова, мотивирующего его словосочетания и текста, над выявлением случаев обусловленности мотивации производного существительного текстовым окружением.
Однако указанные замечания не затрагивают принципиальных положений диссертации, которая представляет собой самостоятельное научное исследование, имеющее теоретическую и практическую ценность и вносящее определенный вклад в теорию словообразования (Из отзыва официального оппонента на кандидатскую диссертацию Н.С. Гриценко «Типы развертываяния в словосочетания сложносуффиксальных и аффиксоидных существительных в современном русском языке»).
Позвольте мне поблагодарить ведущую организацию – кафедру русского языка Дагестанского государственного педагогического института и ее заведующего – доктора филологических наук профессора Людмилу Ивановну Шоцкую - за отзыв о диссертации, содержащиеся в нем конструктивные замечания и положительную оценку работы.
По поводу отдельных замечаний хотелось бы сделать некоторые разъяснения.
В отзыве указано, что в диссертации использованы не все лексикографические источники исследуемого периода. Следует признать, что это замечание во многом справедливо, поскольку обращение к нескольким словарям и картотекам сделало бы более основательными выводы исследования. Однако то, что в диссертации используются только три толковых словаря, имеет свои объяснения. <…>
Позволим себе сказать несколько слов в ответ на замечание об отсутствии в словниках глагольных фразеологизмов. Дело в том, что текстовый аспект анализа глагольного слова позволяет рассматривать его использование в составе фразеологизма как одну из возможных семантических реализаций. Словник же составлялся полексемно и представляет собой простой перечень глаголов, отмеченных в текстах, без учета всех их возможных употреблений. Кроме того, в примерах встречается использование глаголов в составе несвободных сочетаний разной степени устойчивости, и выделить из них те, которые можно отнести к фраземам, не всегда представлялось возможным, так как это потребовало бы разработки критериев их отбора применительно к изучаемому периоду времени, а это не входило в задачи работы.
Что касается замечания о недостаточном внимании к индивидуально-авторским особенностям словоупотребления, то следует заметить, что основной задачей исследования глагола в тексте на первом этапе должно быть все-таки выявление общих свойств глаголов, присущих жанру. Наблюдения над индивидуально-авторскими особенностями представляется нам следующим и весьма интересным этапом исследования и составляет его перспективу.
С остальными замечаниями частного характера мы согласны и с благодарностью их принимаем (Из стенографического отчета о защите кандидатской диссертации; стенограмма подлинная).
Одной из проблемных сфер современного общения лингвисты справедливо считают устную разговорную речь. Ознакомьтесь с рассуждениями известного филолога Вл. Новикова о нарушениях правил коммуникативного поведения в различных жанрах устной речи и отметьте случаи несоблюдения принципа толерантного отношения к партнерам по коммуникации.
Нет сейчас бесспорных авторитетов, которые могут позволить себе не заботиться об имидже. И физикам, и лирикам стоит быть осторожнее. Незачем давать на себя лишний компромат. <…> Ежели современный литератор отзовется о себе нелестно, то закопает свою харизму навсегда. Помню, на одном «круглом столе», посвященном проблемам современной словесности, писательница с большим стажем жаловалась: мол, в одном журнале меня сначала публиковали, а потом – «под зад коленкой».
Чего она добилась этой неизящной откровенностью? Лично мне ее новые книги даже читать не хочется: зачем, если сам автор себя не уважает? Ну, умеет она копировать примитивно-бытовую речь замордованных жизнью женщин. Но нет в этой прозе даже представления о человеческом достоинстве, о высоте духа. А у реальных женщин, пусть самых простых, оно есть. Только живет оно в глубине, добраться до которой обыденный язык не может.
В нашем обществе, все еще далеком от истинной демократии, женщина – слабое звено. И этот печальный факт наглядно отражается в языке. Вот идет шумная передача «Пусть говорят». О чем там толкуют – мне не очень интересно. Важнее – как говорят. И, к сожалению, самый низкий уровень речевой культуры обнаруживают не постоянно критикуемые нами девушки и юноши, а женщины среднего возраста. Бранный лексикон, скандально-базарный тон, срывающийся на крик и на визг… И так ведут себя не только «простые» дамы из публики, но и некоторые персонально приглашенные деятельницы искусства. Даже дама-депутат резким фальцетом выкрикивает непарламентские выражения. А ведь, помимо прочего, грубая речь старит женщин. И молодежь между собой таких несдержанных особ называет не «дамами», а «тетками» или «бабками».
Милые дамы! Уверяю вас, что добровольный отказ от бранной лексики – по отношению к себе и к окружающим – делает женщину в мужских глазах моложе примерно на пять-шесть лет. Выбросьте из речи даже такие слова, как «дура», «дурак», «скотина» (про мат не говорю – матерятся после сорока лет только тетки и бабки). Откажитесь от «ора», от командирского тона. А потом посмотрите, как изменится жизнь. Попробуйте этот простейший способ, при котором и пирожные можно есть, и за весом следить не нужно.
А мужики, как говорится, подтянутся. И тоже заговорят по-человечески (О дамах и тетках. Сорок два свидания с русской речью // Вл. Новиков. Роман с языком. – М., 2007).
Существует в жизни неоткровенное, замаскированное, завуалированное хамство. О видах и формах его бытования в нашей речи и поговорим.
Вот ваш сослуживец или приятель озвучивает какую-нибудь сплетню, а вам она кажется неправдоподобной. «Это чушь собачья!» - восклицаете вы. Без намерения оскорбить собеседника, с единственным желанием опровергнуть недостоверную информацию. Тем не менее человека вы обидели. Наверное, что-то когда-то против него затаили в душе, и вот сейчас тайная недоброжелательность выплеснулась.
Идет дискуссия – в прямом телевизионном эфире или в узком профессиональном кругу. Наконец вам предоставлено слово. Победоносно окинув взглядом соперников, вы начинаете свой монолог словами: «На самом деле…» То есть собираетесь вещать от имени абсолютной истины, а все, что сказано прежде, считаете как бы неправдой. Воля ваша, но нехорошо так пренебрежительно относиться к оппонентам.
«Некоторое хамство» - это язык агрессивного подсознания. Тот самый язык, который, согласно пословице, враг наш. Недоброе слово, вылетающее порой из наших уст, - даже не воробей, а хищная птица, которая больно клюет окружающих и настраивает их против говорящего. Речевая агрессивность – наш невольный ответ на множество обид, разрядка повседневного стресса.
Одна из песен барда Михаила Щербакова закачивается словами: «Небо наземь не спустилось, но в душе моей сгустилось некоторое хамство». Тонкое наблюдение: неосознанная злость накапливается постепенно, сгущается. И, чтобы она не прорвалась, ее нужно контролировать, держать на цепи.
Все мы подвержены одним и тем же слабостям: больше любим говорить, чем слушать, порой забалтываемся и не можем остановиться, нас то и дело заносит в примитивную похвальбу. Умный человек – тот, кто способен критически анализировать собственное подсознание и понимать других. А «некоторое хамство» - это, в частности, склонность любой разговор поворачивать на себя.
- Вы вернулись из заграничной поездки? Я тоже бывал в тех краях.
- У вас обновка? У меня такая вещь тоже есть, только более модная и дорогая.
- Вы долго болели? И я себя неважно чувствую.
Вроде бы мелочи, а из них складывается неприятный речевой портрет эгоцентрика. Алексей Константинович Толстой описал такое «самопупство» в гротескной форме: «Если мать иль дочь какая у начальника умрет, расскажи ему, вздыхая, подходящий анекдот. Но смотри, чтоб ловко было, не рассказывай, грубя: например, что вот кобыла тоже пала у тебя».
А особенно мы рискуем впасть в «некоторое хамство», когда пытаемся натужно острить. Авторитетный филолог Михаил Викторович Панов предлагал разграничивать понятия «остроумие» и «балагурство». Остроумие доступно немногим, это природный дар. А балагурить может каждый. Остроумец доставляет удовольствие другим, балагур – самому себе. Комикуя, он отдыхает, расслабляется, «оттягивается». И нередко за чужой энергетический счет, поскольку собеседников его шутки-прибаутки только напрягают. Именно примитивным балагурством принято заполнять паузы на некоторых музыкальных радиостанциях. Ведущая женского пола объявляет: «Наши слушатели проголосовали…» А партнер ее перебивает: «Что и куда они совали?» Это уже, пожалуй, хамство не некоторое, а полное, густопсовое.
Вредит балагурство и журналистам крупного калибра. Скажем, Сергей Доренко и информирован довольно основательно, и орфоэпически почти безупречен, и тембр голоса имеет приятный. Одна беда – перебарщивает по части нарочитых шуток, над которыми только сам и похохатывает. Его остроты высокомерны по отношению к аудитории: мол, с вами, профанами, невозможно говорить всерьез.
Если уж природа одарила вас остроумием, то оно само проявится, причем неожиданно и к месту. А форсированно балагурить не стоит - лучше уступите роль назойливого шута кому-нибудь другому. Замечено, что профессиональные мастера высокого смеха в быту предстают людьми серьезными и даже грустноватыми. Такими были, по многим мемуарным свидетельствам, и Гоголь, и Щедрин, и Зощенко. Зато в хамстве, даже в некотором, эти корифеи не замечены (Кое-что о «некотором хамстве». Сорок два свидания с русской речью // Вл. Новиков. Роман с языком. - М., 2007).
9. Одной из разновидностей некорректного коммуникативного поведения является бытовая этническая нетерпимость. Прочитайте отрывок из рассказа Людмилы Улицкой «Гудаутские груши» и отметьте примеры интолерантных высказываний в речи одной из героинь. Почему ее характеристика кавказских народов вызывает у повествователя улыбку? Можно ли эти высказывания приниматьвсерьез? В чем, по-вашему, состоит опасность таких настроений и высказываний для общества? Насколько они мешают взаимопониманию и согласию между людьми?
Грушевая хозяйка заботливо заворачивала каждую грушу в четвертинку газеты и укладывала по одной на дно чемодана. Мы помогали.
- Вы у Курсуа живете, да? – она прекрасно знала, что мы живем у Курсуа. Но это было только зачало, как в старинных сказках. – У менгрелов нельзя квартиру снимать, грязный народ, культуры не понимает, горцы… но абхазы еще хуже, совсем дикие, как похороны у них, не поют, - воют, как шакалы… И еда у них хуже, чем сванская… сванов не знаете, и дай Бог не знать, бандиты, грабители… хуже чеченцев… - с газетным свертком в грубых руках она склонялась над чемоданом, шевеля своим грушевидным задом, - но чеченцев теперь нет, выселили всех, слава Богу, еще бы выселили армян, хорошо было, торгуют, все торгуют, богатые, и все торгуют, не могут остановиться, такой жадный народ, армяшки соленые… нет на них турок, - она вдруг озарилась улыбкой, махнула рукой, - азербайджанцы у нас есть, они совсем как турки, злобные, ленивые, у нас, слава Богу, мало живут, воры все, хуже цыган… а важные какие, тьфу! Особенно бакинские азербайджанцы, злые, как собаки… Хуже собак… Я правду говорю, мамой клянусь! И армяне, которые из Баку, такие же, как азербайджанцы… А тбилисские армяне, - она сокрушенно махнула рукой, поправила фартук, натянутый на животе, - я их к себе не пускаю, лучше уж евреи… У меня в том году такие евреи жили, не приведи Бог, откуда такие берутся, хуже здешних… А грузины приезжали, ой, такую грязь развели, все варили, жарили, две женщины из кухни не выходили, куру щиплют, перья летят во все стороны, и поют… чего поют? – Она наморщила лоб, обдумывая мысль – имеретинцы! Что с них возьмешь? Крестьяне, да? Никакой культуры, виноград грязными ногами топчут… А мнение о себе!
Мы с мамой переглядывались. Мама сжала губы и надула щеки – умирала от смеха. Чемодан наполнился до половины, но речь хозяйки все не кончалась. Груши тоже не кончались, и не кончались кавказские народы…
- Что грузины? – продолжала она. – Пыль в глаза! Дым! Вай! Вай! – один пустой разговор! Пустой народ! А что грузины? Тут аджарцы есть, в Батуми, так они – смех, а не народ! – хуже всех живут, мамалыгу одну едят, а тоже… О себе много думают!
Заполнялись последние ряды. Один ряд груш она укладывала основанием вниз, следующий вниз вершинкой. Кавказские народы – аварцы, осетины, балкарцы, ингуши и другие, нам не ведомые, расставлены были по местам, по нисходящей лестнице, где каждый вновь упоминаемый был еще хуже предыдущих.
До сих пор вкус и запах груш вызывает в памяти этот рассказ о дружбе народов. Кстати, мы так и не узнали, кто же была по национальности та женщина из Гудаут.
10. Толерантное коммуникативное поведение часто называют политической корректностью, неоправданно сужая и идеологизируя понятие толерантности.Осознавая важность политкорректности как отказа от ущемления прав и достоинства человека, исследователи тем не менее отмечают, что порой эта тенденция «доходит до крайности, становится предметом насмешек, развлечения, юмора» (С.Г. Тер-Минасова), что приводит к прямо противоположному эффекту.
Используя материалы данного упражнения, определите, какие коммуникативные стратегии должны лежать в основе корректного речевого поведения? Всегда ли целесообразно и уместно стремление соблюсти политкорректность в общении? Отметьте случаи неоправданного следования этой тенденции коммуникативного поведения.
Я в своей программе очень много времени уделяю проблеме межнациональной розни и проблеме фашизма. Так сказать, разжигаю понемножку. Хотя разжигаю или тушу, это с какой стороны посмотреть. Ведь по другую сторону фашизма есть другая крайность – она политкорректностью зовется. Сама по себе идея политкорректности, наверное, неплоха, но иногда очень сложно найти грань между настоящим идиотизмом политкорректности, с одной стороны, и пропагандой межнациональной розни – с другой. Ведь политкорректность сегодня достигает того же края, что и фашизм. В Штатах уже запрещают рождественские елки называть «рождественскими». Мусульмане, видите ли, оскорбляются.
Когда мы говорим о национальности и о межнациональной терпимости, меня всегда волнует один момент: кому какое дело? Что такого, что у людей «рождественский» праздник? Почему вам не все равно, что они вокруг елки хороводы водят? Это же их праздник, порадуйтесь за них. Я могу только посмеяться, узнав, что в Нью-Йорке продаются кошерные рождественские пирожки. Ну и что?! Да, это глупость, но это их глупость – пусть наслаждаются. Бога ради! Я же не буду приходить к мусульманам и кричать: «Прекратите немедленно чалму носить!» Это не мое дело. И я не буду подбегать к женщине в мехах и кричать: «Почему вы носите шубу? Вам что, не жалко убитых животных?» Иногда хочется подойти к такой, борющейся за права животных, и сказать: «А тебе не жалко вынюханных роз? Что, жизнь розы менее значима, чем жизнь свиньи или песца?» Не нужно такого делать, давайте ограничивать природную агрессию.
Человек ведь рождается, не имея к процессу своего рождения никакого отношения, он к нему непричастен. Никто из нас ничего не сделал, чтобы родиться именно в этой семье, именно от этих родителей именно в этой национальности и именно в этой стране. Все просто: мужчина может быть министром, академиком, генералом – кем угодно, но в бане, когда все наносное с большими погонами и званиями снимается, то ты видишь, что, о ужас… И когда он такой голенький и маленький, то дальше можешь хоть весь кителями обвешаться, все равно голенький и маленький останешься. <…>
Разумеется, все это не подразумевает, что люди одинаковые. Все люди разные. Более того, разные народы находятся, как бы прискорбно это ни звучало, на разном этапе осознания, развития и понимания. Но есть ли в этом чья-то личная вина? Есть ли в этом коллективная вина? Да, если человек отказался от осознания личной вины. Как было во время Великой Отечественной войны: фашисты воевали против нас, и было совсем не важно, призвали его в армию или нет, - он брал на себя личную ответственность за участие в общей подлости. Поэтому мой совет очень простой и не менее тяжелый. Только в семье и только базируясь на внутреннем чувстве, можно научить людей быть людьми. Необходимо развивать в себе и своих детях это внутреннее чувство, говорящее: «Да, мне должно быть комфортно, но и людям, окружающим меня, тоже». Понятие собственной территории комфорта это не отменяет. Наоборот! Если я прихожу со своим пониманием комфорта туда, где тысячелетиями жили другие люди с другими представлениями о добре и зле, и начинаю им говорить: «Вы ничего не понимаете, Аллах акбар!», я поступаю неправильно. Такие люди идиоты, и их нужно останавливать. Но когда люди приходят к мусульманам и говорят: «Так, срочно всем бегать вокруг рождественской елки», они не лучше – они такие же идиоты. Просто в настоящее время о таких идиотах мы знаем намного меньше, чем о других. Мы о них элементарнейшим образом забыли. История совершила гигантский поворот, и мы забыли о преступлениях христиан, которыми было окрашено все Средневековье. Мы видим только нарождающиеся неомусульманские течения и не можем позволить себе не возмущаться ими, потому что всегда мыслим категориями своего поколения и своего же исторического опыта.
Политкорректность – это глупость. Что страшного в том, что негры – это негры?! Что в этом обидного? Что обидного в том, что человек – негр? С какой пьяной радости он должен называться «афроамериканцем», если он в Африке никогда не был? А если он не афро, а австроамериканец? Или в Австрии негров нет? Или он «афро», потому что он черный? Но в Африке тоже не только черные живут. Тогда зачем придумывать эти глупые псевдополиткорректные термины? Лично я считаю, что это все от лукавого. Традиции же неслучайны. Вы знаете, бывает, говорят: «Посмотрите, какой гениальный художник!» Да глупости это все! Он, этот художник, может быть крайне, немыслимо, неизмеримо талантлив, но гениален он или нет, выяснится намного позже. Время отсечет все лишнее и оставит потомкам настоящего гения. Время отсекает также все лишнее и в традициях. И каждый раз, когда народ начинает кипятиться не по делу, время всю эту пену обязательно убирает. Политкорректность – это пена, так же как любой другой экстремизм. Существует простой критерий, который и вам подойдет: вы видели лица неонацистов, националистов, мусульманских экстремистов? Видели. А помните, когда вы были маленькими, мама вам говорила: «Вот с этим мальчиком тебе не надо общаться, у него лицо нехорошее». Вот если посмотреть на лица вышеозначенных людей, вам разве захочется, чтобы ваши дети общались с такими людьми? Вряд ли. Так что не надо – верьте глазам своим. <…>
А ксенофобия… У меня есть один приятель, известный адвокат, которому я как-то чуть морду на эту тему не набил. Он, встречаясь с одним из клиентов, греком, сказал мне: «Да, эти хачи ничего в жизни не понимают». Я говорю: «Ты знаешь вообще, кто такой «хач»? Раз ты употребляешь этот термин, ты должен знать, что это значит? Верно? «Хач» - это крест! Так называли армян, которых казнили за веру в Христа, они были одним из первых государств, принявших христианство. Ты уподобляешься варварам, убивавшим первых христиан, оскорбляя людей таким образом! Почему? Что дало тебе право так себя вести?!» Все эти бесконечные ксенофобные крики, они ведь отражаются на нас. Ведь ничто так не отравляет наши души, как искреннее осознание, что ведь действительно азербайджанцы на редкость неприятные личности: по-русски говорят смешно, бреются неаккуратно и вообще. «Ой, понаехали тут!» Раз ты думаешь так, то когда пройдет совсем немного времени, ты уже не будешь иметь права называться интеллигентом. Ты им уже не являешься – ты обычное быдло! Каждый раз, когда вы перестаете целенаправленно работать над чистотой собственной души, там заводится плесень (В. Соловьев. Корректность политкорректности // Мы и они. Краткий курс выживания в России. – М., 2007).
«Президент принял делегацию чучмеков» - невозможный заголовок в газете. «Выдающееся бабье в русской культуре» - немыслимое название для книги. Это всем понятно: в первом случае задеваются лица некоторых национальностей (расистское высказывание), во втором – лица женского пола (высказывание сексистское). Понятно, что напечатать или публично произнести подобное было бы оскорбительным хамством, хотя непонятно почему: ни в слове «чучмек», ни в слове «баба» вроде бы не слышится ничего специфически оскорбительного, но так уж исторически сложилось. Обидно.
Слово «чурка» еще обиднее, чем «чучмек»: предполагает тупость, дубовые мозги (я вот умный, а они все тупые). «Косоглазый» - оскорбление: предполагает отклонение от некоторой нормы. То же «черномазый» - имплицитное утверждение, что белое лучше черного; а почему это, собственно? Однако если вы скажете: «эбеновая кожа» или «миндалевидные глаза», то отмеченные наружные признаки прозвучат как комплимент, ибо в рамках нашей культуры эбеновое и миндальное деревья имеют положительные коннотации (в отличие от дуба).
Недоказуемые утверждения, что белая раса выше черной или желтой, что женщины хуже мужчин, звучали слишком часто в истории человечества, а, как всем известно, от слов люди всегда переходили к делу и угнетали тех, кого считали хуже и ниже. Прозрев и раскаявшись в этом варварском поведении, цивилизованная часть человечества восприняла идеи равенства и братства и, как может, воплощает их в жизнь. И старается исправить не только дела, но слова, ибо слово это и есть дело. И слово проще исправить. Выражаться и мыслить надо политически корректно. <…>
Засилье политически корректного языка и соответственно выражаемых этим языком политически корректных мыслей и понятий захлестнуло современную американскую культуру. <…> Идеология политической корректности требует, чтобы любое публичное высказывание и публичное (а в ряде случаев и частное) поведение соответствовало неким нормам, в идеале, выражающим и отражающим равенство всего и вся. Во многом эти требования исходят со стороны агрессивного феминизма, но не только. Есть расовая политическая корректность (political correctness или, сокращенно, РС – «пи-си»), экологическая, поведенческая, ценностная, какая угодно. Упрощая (но не слишком), можно сказать, что она базируется на следующем современном мифе: белые мужчины много веков правили миром, угнетая меньшинства, небелые расы, женщин, животных, растения. Белый мужчина навязал всему остальному миру свои ценности, правила, нормы. Мы должны пересмотреть эти нормы и восстановить попранную справедливость. Мысль, не лишенная наблюдательности, конечно, и всякий может привести массу примеров, ее подтверждающих. <…>
Например: нашей современной культуре навязана идея так называемой «красоты», то есть представление о том, что люди неравны в отношении внешней притягательности. Это грех смотризма (lookism). Женщинам внушили, что красота – это ценно, что красиво то-то и то-то, наварили кучу косметики и всяких притирок и через рекламу вкомпостировали все это в мозги. Женщины попались на удочку, отвлеклись от борьбы за свои права и по уши ушли в пудру и помаду, а тем временем мужчины захватили рабочие места и успели на них хорошо укрепиться. Когда одураченная женщина кончила выщипывать брови и спохватилась – глядь, все уже занято. Просвистела, бедняжка, свои исторические шансы.
Примеры смотризма в русской литературе:
Для вас, души моей царицы,
Красавицы, для вас одних…
(Автор-мужчина прямо сообщает, что его текст не предназначается для уродок, старух, меньшинств, инвалидов; доступ к тексту – выборочный; это недемократично).
Как завижу черноокую –
Все товары разложу!
(Это еще хуже: он не хочет обслуживать категории населения, не соответствующие его понятию о красоте, хотя в его коробушке «есть и ситец и парча»; в результате нечерноокие потребители не могут осуществить свое право на покупку. Дальше в тексте, кстати, открыто описывается обмен товаров на сексуальные услуги: «знает только ночь глубокая, как поладили они». Нужны ли более яркие иллюстрации свинско-самцового шовинизма?)
Ты постой, постой, красавица моя,
Дай мне наглядеться, радость, на тебя!
(В данном случае автор-мужчина останавливает красавицу, понятно, с тем чтобы быстро забежать вперед и занять вакантное рабочее место. Ее же уделом будет безработица или низкооплачиваемая профессия).
К греху «смотризма» тесно примыкает и грех «возрастизма» (adeism). Это когда неправильно считается, что молодость лучше старости.
Примеры «возрастизма»:
Старость – не радость.
(Просто лживое утверждение, окостенелый стереотип).
На что нам юность дана?
Светла как солнце она…
Это еще слабая степень оскорбления, ведь можно оспорить утверждение, что солнце лучше, скажем, луны и что тем самым здесь выражено возрастное предпочтение. Тем более что врачи сообщают: солнце вредно, излишнее пребывание в повышенной зоне ультрафиолетового излучения вызывает предрак кожи.
Коммунизм – это молодость мира.
И его возводить молодым.
Здесь прямо, внаглую содержится требование отстранить от рабочих мест лиц среднего и старшего возраста. За такие стишки можно и в суд. Называть старика стариком обидно. Старики в Америке сейчас называются senior citizens (старшие граждане), mature persons (зрелые личности); старость – golden years (золотые годы).
Sizeism («размеризм», что ли?) – предпочтение хорошей фигуры плохой, или, проще, худых толстым. Он же «жиризм», «весизм». Страшный грех. Попробуйте не взять человека на работу за то, что он толстый - засудят. <…>
Пример феминистского прочтения: «Талия в рюмку».
Всмотритесь в это выражение. Сопоставляются и оцениваются позитивно центральная зона женского туловища и стеклянная емкость для приема алкоголя. Женщина приравнивается к посуде, и их функции отождествляются. Хвать – и опрокинул. Здесь, разумеется, выражено пренебрежительное отношение к женщине: она воспринимается лишь как объект удовольствия.
Нехорошо оскорблять человеческую внешность. Мы ведь не виноваты, что родились такими, а не другими. Надо избегать обидных слов и выражений. Скажем, уродился человек маленького роста – не называть же его коротышкой (short person). Мягче будет vertically challenged (трудно перевести, нечто вреде «вертикально озадаченный»).
В целом, первая задача политической корректности – уравнять в статусе (за счет подтягивания) отставших, обойденных, вышедших за рамки так называемой нормы. Считается, что низкая самооценка вредна для индивида, а стало быть, и для общества в целом. Оскорбление же направлено на понижение статуса оскорбляемого (дурак, дубина, мордоворот, рожа неумытая, жиртрест, промсосискакомбинат, осел, свинья, козел, корова, очкарик, жертва аборта, чурбан, чучмек, чурка, деревня, дерьмократ и многое, многое другое). Поэтому необходимо поднять самооценку и запретить любые оскорбления. С этим можно было бы согласиться, но беда в том, что, раз начав, трудно остановиться и провести границу. <…>
В русском обществе, конечно, тоже существует представление о политической корректности, хотя и слабое. В шестидесятые годы продавали «Печенье для тучных», кто помнит. Покупавший чувствовал себя сильно уязвленным, хотя, думаю, это был не недосмотр, а неловкая попытка избежать слова «толстый», воспринимавшегося именно как обидное. Сейчас подобные продукты уклончиво именуются «диетическими», так как слово «диета» стало в основном связываться с положительным процессом потери веса. Кстати, выражение «лица, страдающие ожирением» тоже политически некорректное: я не страдаю, я поперек себя шире и тем горжусь. Не смейте меня виктимизировать! (Victum – «жертва»). Если бы в ХIV веке, когда появилась фамилия Толстой, существовало понятие политической корректности, то этот номер у россиян не прошел бы, и семья, чей основоположник изволил быть преизрядного весу, получила бы иное прозвание:
Лев Полновесный
«Анна Каренина»
роман в 8 частях
В советской печати уже возражали против употребления слова «больной» в применении к пациентам, или, лучше сказать, к посетителям медицинских учреждений: слово это оскорбляет здоровых, закрепляет за истинно больными ярлык неизлечимости, неприятно напоминает о страданиях. Слово «прислуга» несет оттенок сервильности («служить бы рад, прислуживаться тошно») и давно заменено «домашней работницей». Продавец у нас становится работником прилавка или товароведом. Все эти труженики полей, машинисты доильных аппаратов, операторы подъемников (вместо крестьян, дояров и лифтеров) – попытка повысить статус малопрестижных профессий. Царя ведь никто не назовет «работником престола». А надо бы по справедливости.
Умение прозревать в языке следы угнетения со стороны эксплуататоров достигло в Америке виртуозности. <…> Президент одного колледжа сообщил, что зал, предназначавшийся для торжественного выпуска студентов, закрывается на ремонт. Студенты огорчились. «Что ж делать, - вздохнул президент, - у меня самого был черный день, когда я об этом узнал». - «Ах, черный день?! Черный?! – возмутился чернокожий студент. – Что это за расистское отношение? Как плохой – так сразу черный. Слово черный для вас связано только с отрицательными эмоциями!» Долго извинялся и клялся напуганный президент: оговорился, больше не буду, простите и так далее. Отбился, могло быть и хуже. <…>
И наконец, корректность экологическая.
Теперь мы знаем – и убедились на примерах, - что белый мужчина написал огромное количество текстов, в которых ловко продернул свою эксплуататорскую мысль о своем прирожденном праве господства над противоположным полом и небелыми расами. Посмотрим глубже. Самозванный «царь природы», негодяй, поставил в подчиненное положение и животных. Он проявляет к ним то же снисходительное, патерналистское отношение, что и к женщинам. Он, собственно, ставит женщин и животных на одну доску (примеры из русского языка: «цыпа», «киса», «голубка», «зайка»). По-английски домашнее животное – от игуаны до сенбернара – называется pet (что-то вроде «любимчик»). Политическая корректность требует, чтобы к этим «любимчикам» относились как к равным и называли animal companions («животные товарищи»). <…>
Пример правильного отношения к животным:
Приди, котик, ночевать,
Нашу деточку качать.
Я за то тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кувшин молока
И кусок пирога.
Честный труд за честную плату, как говорится и поется в Америке. Партнерство и равенство.
Примеры неправильного отношения к животным:
Пой, ласточка, пой.
или:
Ну, тащися, Сивка!
или:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
так как это принуждение.
Частный случай – вмешательство в личное пространство человека, которое у американцев составляет что-то около полутора метров окружающего человека воздуха (у супругов меньше), а у некоторых средиземноморских наций – ни одного. Если человек может разговаривать с вами, только приблизив лицо вплотную, или тыкая кулаком в плечо, или вертя вашу пуговицу, то он нарушает ваше личное пространство. У русских, очевидно, это пространство тоже небольшое, что знакомо каждому, на чьей спине лежали россияне в очереди в кассу в полупустом магазине. Нарушением являются также слишком личные вопросы. Примеры:
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей,
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
(Да какое тебе дело?)
О чем задумался, детина?
или:
Что ты жадно глядишь на дорогу?
Задание: определить, является ли текст
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет
политически корректным или же нет? Варианты ответов:
1. Да, так как описывает женщину, преодолевшую стереотип «чисто мужской» или «чисто женской» профессии.
2. Нет, так как описывает вмешательство в частную жизнь животного, а также непрошеное нарушение приватности частного жилища. <…>
Дж.Ф. Гартнер, автор «Политически корректных сказок», пересказал классические, всем известные сказки на феминистско-экологический манер. Получилось, по-моему, не очень смешно, хотя и познавательно. Гартнеру, мне кажется, не хватило смелости и артистизма, чтобы создать полноценную сатиру на Пи-Си. Он остановился на полпути, словно бы боясь возмущенной реакции задетых. Если так, то напрасно: идти, так идти до конца.<…>
Те не менее, это полезное чтение. Желающие посмеяться посмеются, желающие обратиться в феминистскую веру найдут для себя полезные указания, в каком направлении двигаться. Надеюсь, что и мой скромный труд тоже не пропадет даром: желающие перечесть русскую литературу с подозрением, вызванным вновь вскрывшимися обстоятельствами, теперь знают, как пользоваться политически корректной, вечнозеленой идеологической метлой (Т. Толстая. Политическая корректность // Изюм. – М., 2007).
Золушка
Жила-была молодая женщина по имени Золушка, чья природная мать умерла, когда Золушка была еще ребенком. Несколько лет спустя ее отец женился на вдове с двумя более взрослыми дочерьми. Мачеха Золушки обращалась с ней очень жестоко, а сводные сестры заставляли ее трудиться до седьмого пота, как будто она была их личным неоплачиваемым работником.
Однажды в дом прислали приглашение. Принц решил в честь эксплуатации неимущего и маргинального крестьянства устроить бал-карнавал. Сводных сестер Золушки очень взволновало это приглашение во дворец. Они стали обдумывать дорогие наряды, для того чтобы изменить свой природный образ в подражание реально не существующему стандарту женской красоты. (Это было особенно нереально в их случае, так как они были столь нестандартной внешности, что от их вида могли остановиться часы). Ее мачеха тоже собиралась поехать на бал, так что Золушке пришлось вертеться, как белка в колесе (подходящая метафора, но, к сожалению, некорректная по отношению к виду животных). (Дж. Ф. Гартнер. Политически корректные сказки).
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 148 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| КАК ОСНОВА КУЛЬТУРЫ МЕЖЛИЧНОСТНОГО ОБЩЕНИЯ | | | РАЗДЕЛ VI |