Высокая цена невысказанных чувств

Мы можем перечислить множество имен мужчин и женщин, но наш словарный запас, которым мы могли бы внятно описать эмоциональные состояния, как пра­вило, беден. Я провел двадцать один год в американ­ских школах, но за все это время не могу вспомнить ни одного случая, когда бы меня спросили, что я чувствую. Чувства просто не считались чем-то важным. Ценился «правильный образ мыслей», который определялся теми, кто обладал властью и высоким чином. Мы учим­ся «равняться на окружающих» вместо того, чтобы быть в контакте с собой. Мы учимся «держать голову выше», гадая: «Что я должен говорить и делать, чтобы хорошо выглядеть в глазах окружающих?»

Когда мне было около девяти лет, у меня состоялся разговор с одной учительницей, на примере которого можно проследить, как начинается наше отчуждение от собственных чувств. Как-то раз я после занятий прятал­ся в классе, потому что снаружи меня поджидали маль­чишки, собиравшиеся меня поколотить. Учительница заметила меня и велела идти домой. Когда я объяснил, что боюсь выходить, она объявила: «Большие мальчи­ки не боятся». Несколько лет спустя этот урок был за­креплен, когда я занимался легкой атлетикой. Тренеры обычно выше других ценили тех, кто стремился «отда­вать себя целиком» и продолжал играть, даже если по­лучал болезненные травмы. В результате я целый месяц играл в бейсбол со сломанным запястьем.

Однажды на тренинге ННО один студент рассказал о своем соседе по комнате, который слушал музыку на такой громкости, что тот не мог спать. Когда его по­просили описать, что он чувствовал в это время, сту­дент ответил: «Я чувствую, что нехорошо включать громкую музыку по ночам». Я указал ему, что, если за словом «чувствовать» следует слово «что», выража­ется некое мнение, но не его чувства. Он попробовал еще раз, и у него получилось следующее: «Я чувствую, что, когда люди делают подобные вещи, они нарушают чужой покой». Я объяснил, что это опять мнение, а не чувства. Он надолго задумался, а затем заявил в серд­цах: «У меня вообще нет никаких чувств по этому по­воду!»

Чувства у него, конечно же, были, и довольно силь­ные. К сожалению, он не знал, как распознать свои чув­ства, не говоря уже о том, чтобы их выразить. Из моего опыта следует, что такие затруднения с идентифика­цией и выражением чувств довольно часты, особенно у адвокатов, инженеров, полицейских, управляющих крупных компаний и высших военных чинов — людей, чей профессиональный кодекс предписывает сдержи­вать эмоции. Но особенно дорого платят семьи, члены которых не могут выразить своих эмоций. Реба Макин-тайр, исполнительница песен в стиле «кантри», после смерти отца написала песню, назвав ее «Лучший в мире человек, которого я не знала». Она, несомненно, выра­зила в ней чувства множества людей, которые так и не смогли установить желанную эмоциональную связь со своими отцами.

Я регулярно слышу утверждения вроде такого: «Не поймите меня неправильно, у меня прекрасный брак, но я никогда не знаю, что чувствует моя половина». Однажды на тренинге была супружеская пара, и жен­щина заявила мужчине: «Я чувствую себя так, будто я замужем за стеной». Муж как раз являл собой пре­красное подобие стены: он молча и неподвижно сидел на своем месте. Рассерженная женщина повернулась ко мне и воскликнула: «Видите? И вот так все время. Он сидит и молчит. Это все равно что жить со стеной».

«Для меня это звучит так: вы чувствуете себя оди­нокой и хотели бы иметь более тесный эмоциональ­ный контакт с вашим мужем», — ответил я. Когда она с этим согласилась, я попробовал показать ей, что утверждения типа «я чувствую себя так, будто живу со стеной», вряд ли привлекут внимание мужа к ее чув­ствам и желаниям. Он услышит в них скорее критику чем предложение прислушаться к чьим-то чувствам. Кроме того, такие утверждения часто имеют силу само­программирования: муж слышит, что его критикуют за то, что он ведет себя как стенка; он чувствует себя уязвленным и отмалчивается, чем подтверждает харак­теристику, данную женой.

Преимущества развития нашего словаря эмоций ста­новятся очевидными не только в близких отношениях, но и в профессиональной сфере. Однажды меня пригласили проконсультировать сотрудников технического отдела большой швейцарской корпорации, которые внезапно выяснили, что работники других отделов избегают их. На расспросы о том, почему они поступают таким образом, служащие других отделов ответили: «Мы очень не лю­бим советоваться с этими людьми. Это похоже на разго­вор с какими-то машинами!» После того как я потратил некоторое время на то, чтобы научить сотрудников тех­нического отдела проявлять больше человечности в об­щении с сотрудниками, проблема стала не такой острой.

Похожий случай имел место, когда я работал с адми­нистрацией больницы, которая беспокоилась о пред­стоящем совещании с врачами. Администрация хотела получить поддержку проекта, который врачи накануне отклонили семнадцатью голосами против одного. Ад­министрация очень хотела, чтобы я продемонстриро­вал, как можно было бы использовать ННО на совеща­нии с врачами.

Заняв позицию администрации во время ролевой игры, я начал с того, что сказал: «Я чувствую страх, поднимая эту проблему». Я начал именно с этого, по­тому что видел, как пугала администрацию перспекти­ва снова противостоять врачам в этом вопросе. Но не успел я продолжить, как один из чиновников остановил меня: «Это неправдоподобно! Мы не можем сказать врачам, что чего-то боимся».

Когда я спросил его, почему признание своего страха кажется ему настолько невозможным, он не­медленно ответил: «Если мы признаем, что чего-то боимся, они нас просто на куски разорвут!» Его ответ не удивил меня: я часто слышал, как люди говорят, что не могут вообразить себе какие-либо излияния чувств на рабочем месте. Но я был рад узнать, что один из ад­министраторов действительно решил рискнуть и пока­зать свою уязвимость на роковом совещании. Вместо изложения в своей обычной манере — логичного, ра­ционального и бесстрастного — он предпочел поде­литься своими чувствами и объяснить, почему он хотел бы, чтобы врачи изменили свою позицию. Он заметил, насколько иной была реакция врачей. В итоге он с удив­лением и облегчением увидел, что вместо «разрывания на куски» врачи кардинально изменили прежнюю по­зицию «семнадцать против одного» и поддержали проект. Эти впечатляющие перемены помогли адми­нистрации понять и оценить потенциал признания своей уязвимости даже на рабочем месте.

Наконец, позвольте поде­литься моим личным опытом, который научил меня пони­мать, к чему приводят попытки скрыть свои чувства. Я преподавал курс ННО группе студентов в самом цен­тре города. Когда в первый день я вошел в комнату, сту­денты, оживленно болтавшие друг с другом, притихли. «Доброе утро!» — сказал я. Тишина. Я почувствовал себя неловко, но побоялся сказать об этом. Вместо этого я напустил на себя максимально профессиональный вид: «На этих занятиях мы будем изучать процесс об­щения, из которого, как я надеюсь, вы извлечете немало пользы для отношений со своими домашними и с дру­зьями». Я продолжал говорить об ННО, но, казалось, никто не слушал меня. Одна девушка порылась в своей сумке, извлекла пилочку и начала энергично обрабаты­вать ногти. Студенты, сидевшие близ окон, буквально прилипли к стеклу, как будто на улице происходило не­что поразительное. Я чувствовал себя все более и более неуютно, но все еще ничего не говорил. Наконец, сту­дент, который, судя по всему, был куда храбрее меня, пискнул: «Вы не в своей тарелке оттого, что находитесь среди черных, верно?» Я был ошеломлен, но немедлен­но понял, чем именно спровоцировал такие эмоции, пытаясь скрыть свое чувство неловкости.

«Я действительно нервничаю, — признался я, — но не потому, что вы черные. А потому, что не знаю нико­го из вас, но очень хочу произвести впечатление с того момента, как вошел». Это признание моей уязвимости явно возымело действие. Студенты начали задавать во­просы обо мне, рассказывать о себе и проявлять инте­рес к ННО.

Дата добавления: 2015-07-16