Б.А.В. - Леонид Иванович, Вы были помощником штурмана по ЗОС, расскажите поподробнее об организации этой службы самолетовождения.

Г.Л.И. - Ну, на «Кобрах», были радиокомпаса. Впервые были. Если на наших самолетах был компас, и все. По компасу он ориентировался. А по проводным, во-первых, уже в сорок третьем году, стали применять радиолокаторы. В сорок третьем году. А то, все визуально было. Ну, радиолокаторы, на самолете был сигнал установлен: «Я свой самолет». Он дает импульс на планшет, и определяет противника. Противник, если это он, то показывает он идет с одной стороны, а наши вот здесь. Площадист видит импульсы, и уже сообщает командиру, ответственному по командному пункту, где наши, а где противник.

Б.А.В. - А Ваши задачи, как помощника штурмана, какие были конкретно?

Г.Л.И. - Ну, конкретно - это замена данных. Данные менялись, чуть не два раза в сутки. По времени. И надо довести до летного состава. Это дело все шло через Москву. В эти данные входило позывные маяка, позывные радиостанции. Вот, маяки, станции, частоты, длина волны, и сам шифр. Там еще много было всякого. Еще был розыск самолетов сбитых, подготовка с аэродромом связана была. Еще кроки. Вначале всегда, когда садится полк, снимаются кроки. Или обходят, или снимают, и так далее. Но это и в мирное время было. Это была каждого обязанность, потому что каждый должен знать свой аэродром. Вот, я говорю, что когда молодые летчики были, они ходили, обязательно. Это все в мирное время делали. А в военное время очень редко делали, потому что один раз скажут, и сразу посмотрел и определил.

Б.А.В. - А помощник штурмана полка, в организации аэродрома, что делал конкретно?

Г.Л.И. - В основном,то локатор был. В локаторе было около тридцати человек, два радиолокатора. Парные были: один работает, а другой отдыхает, график работы. А он контролировал, контроль работы, учил людей, требовал точности исполнения, чтобы все было бесперебойно. Обеспечение в течение двадцати четырех часов. Каждый день.

Б.А.В. - И Вы постоянно на этих радиолокаторах находились?

Г.Л.И. - Нет, конечно. Временами приходилось. Просто проверял работу. Проверял, контролировал, а сам на командном пункте.

Б.А.В. - Получается, что эти два локатора, они ваш полк обслуживали?

Г.Л.И. - Они обслуживали наш полк, и по указанию дивизии. Потому что мы в связи были с дивизией, корпусами. Они передавали все то, что делать. Идет самолет, летит на задание. Они могли передать высоту, скорость.

Б.А.В. - А тип могли определить самолета?

Г.Л.И. - Нет, не могли. Ну, как, он дает импульс, любой там, кто летит. А уже знаешь, что летит противник. Если свой самолет - знаем, а если летит самолет противника - тоже знаем. И по направлению, уже видно, определяешь цели, задачи, и замыслы противника. А потом, с планшета на карту переносишь полет. Маршрут полета.

Б.А.В. - А в ночное время они так же эффективно работали, эти локаторы?

Г.Л.И. - Работали они очень мало.

Б.А.В. - Но Вы же говорили, что они двадцать четыре часа в сутки работали!

Г.Л.И. - Локаторы работали, потому что воздушное пространство без просмотра не оставалось ни на секунду. А боевые действия не проводились. ПВО, как обычно, далеко от линии фронта. Ночные полеты были, когда уже летели, если противника обнаружили.

Б.А.В. - Ну, а противник как, ночью летали же! Разведчики, ночные бомбардировщики.

Г.Л.И. - Нет. Летали ночью, в Киеве мы стояли, они Киев бомбили. На Чернигов, Чернигов бомбили, и Киев бомбили. Там наши летчики сбили восемь самолетов, но на рассвете. Вот, как правило, они на рассвете бомбили. Мне приходилось выезжать в Чернигов из Киева на разведывание площадок, сбитых самолетов. А это так было, что если самолет упал, то зенитчики себе его приписывают, а летчики себе. Ну, если в живых остался, то они подтверждают, немцы, кто сбил самолет. Но это редко было.

К.О.Г. - Леонид Иванович, скажите, при каких максимальных неполадках самолет можно было посадить, вообще? Садились ли у вас поврежденные самолеты на аэродром?

Г.Л.И. - У нас таких и не было. Не было у нас такого случая, чтобы был поврежден самолет, и садился. Все обходилось благополучно, с хорошим качеством. Не было таких случаев, чтобы подбитый самолет садился. Это бывает чаще всего на фронтовой полосе у истребителей: Яков, Лагов. Наша фронтовая авиация была, эти Илы, в основном, они все сделали, решили все. А их сопровождали Яки и Лаги. А американской техники на линии фронта не было, кроме бомбардировщиков, «Бостоны» бомбили. А потом по Лэнд-лизу уже стали они, по-моему, в сорок четвертом году, нет, в сорок пятом, они стали предъявлять выплатить компенсацию Америке. Те самолеты, которые были новые, не участвовали, мы их вернули американцам - заберите, война закончилась, и нам их не надо. А у нас авиация уже была своя хорошая, были истребители хорошие, бомбардировщики были хорошие. Мы уже на своей технике воевали. Мы в последние годы воевали на своей технике.

К.О.Г. - Леонид Иванович, Вы говорите, что на передовой в основном была наша техника, не было американской и английской. А с чем это связано, может, наша техника была лучше, или мы больше доверяли своей технике, не доверяли американской?

Г.Л.И. - Нет, не по этому. Я не знаю, почему. Не могу Вам сказать. Но, в основном, истребители были, американские в противовоздушной обороне, это я точно знаю. И Покрышкин летал на «Кобрах», и летал на всех типах самолетов наших.

Б.А.В. - Опишите Ваш быт на фронте, как одеты были, как питались, как отдыхали?

Г.Л.И. - По-разному было. Ну, вот под Сталинградом, мы сели на аэродром, МТФ-3 называлась, молочно-товарная ферма третья. Ничего не было, три стога сена - и все.

Б.А.В. - То есть, все постройки были сожжены, да?

Г.Л.И. - Нет, там чистое поле было. Несколько километров - чистое поле. Десяток километров. От Средней Ахтубы там было километров двадцать семь, около тридцати, аэродром наш находился. Рыли землянки, потом, спали в стогах. В стогу ниши делали, залезали туда. Потом для летчиков сделали землянку. А технари так и жили в стогах все время. До октября. Купались в день десять раз, питание было регулярное. Питанием нас обеспечивали фронтовые кухни, которые были непосредственно там, на левом берегу, по ту сторону. И там, из фронтовой авиации, батальоны нас обслуживали. Привозили в определенное время, по заявке, я тоже активно участвовал в этом отношении, обеспечении питанием, и так далее. Питание было нормальным. Две землянки нам сделали уже в июле месяце, мылись регулярно.

Б.А.В. - То есть, вшей никогда не было?

Г.Л.И. - Были немножко. Но мы такого не ощущали, что это были вши. Ноя помню, что было это. Было несколько случаев. Но врач за этим следил хорошо.

Б.А.В. - Что было достаточным основанием для того, чтобы летчик не полетел на задание? Допустим, что он чувствует, что его собьют в этом полете, и говорит, что я не могу полететь.

Г.Л.И. - Такого не бывает. Только врач может освободить, или давление. Но обычно летчик заявляет врачу, что плохо себя чувствует. Врач сразу пишет над таблицей, что его нужно отстранить от полетов, идти отдыхать. А так, чтобы заявления такие, такое очень редко было. Вообще скажем, очень редко было.

К.О.Г. - Леонид Иванович, Вы жили в таких условиях, а часто ли болели?

Г.Л.И. - Я не болел.

Б.А.В. - А технари? Они же все время были на открытом воздухе?

Г.Л.И. - Ну, технари тоже. Были разные случаи, конечно. Но так, чтобы болели, так это врач есть. У нас он меры принимал все. А так, болезней не ощущали мы.

Б.А.В. - Вы занимались снабжением, а была ли разница в снабжении между техническим составом и летным составом?

Г.Л.И. - Нет, не было.

Б.А.В. - А почему под Сталинградом для них даже землянку не построили?

Г.Л.И. - Я не знаю, почему. Потому, что и не спрашивали. И не было возможности, и никто не требовал. Рады были в стог залезть, и там отдохнуть. Никто претензий не предъявлял.

Б.А.В. - Сколько у вас женщин в полку было? Какое к ним отношение было в полку?

Г.Л.И. - Я не помню, сколько было человек всего. Но в эскадрилье у нас было пять женщин. Они появились еще тогда, когда мы были в Ярославле. Они заменили писарей, заменили прибористов, кислородчиков, и были связисты. Отношение к ним было очень хорошее. У них были отдельные комнаты, они дружили хорошо с летчиками.

Б.А.В. - Замуж многие вышли за них?

Г.Л.И. - Большинство. У нас один был случай. Командир полка только мне доверял. У нас была Аня, она была писарем, хорошая девочка была, москвичка. Мы стояли в Рыбинске, а у них отдельный домик был. Ну, и два летчика за ней стали ухаживать. Обычно, на ужин давали по сто граммов. Но, он еще добавляли со стороны. И, сказали, что там скандал среди девушек. Девушки, которые были обделены вниманием ребят, они докладывают начальству, что им не дают покоя, что надо отдыхать, а они шумят. Ну, я и пошел туда наводить порядок. И один летчик открыл кобуру своего пистолета, а пистолет был на взводе, и прзошел самовыстрел. И этой Ане попало прямо в пятку, и оторвало пятку. И ее уволили из армии, дальше е не было. Такая хорошая девушка была! Покладистая. Но судьбу, я ее, не знаю.

Б.А.В. - Как Вы относились к Советской власти и Коммунистической партии на той войне?

Г.Л.И. - Я? Как и все. Как все относились. Мы верили все. Не было таких, кто не верил, неверующих. Неверующие, может, и были, но мы верили, и надеялись на лучшее. Несмотря на то, какие были бесчеловеческие отношения.

Б.А.В. - А бесчеловеческое отношение к кому?

Г.Л.И. - Было много наших людей невинных, пропало, и при раскулачивании, и при всех других делах. Вот, я когда служил в Ростове, это тридцать шестой - тридцать седьмой год, я хорошо помню. А дело было зимою, а наша часть была на окраине города. А дальше идет степь, и леса. Вчера занимались, ничего не было. Опять в стороне проходим, тоже по тактике заниматься, так одни бороны, могилы. Ну, мы поменяли положение занятий. А что мы знали!? Ничего мы не знали! А по этому вопросу я могу сказать, что я верил, и был большой патриот. Я в партии был шестьдесят шесть лет. Про Советскую власть, такой власти, конечно, уже не быть.

Б.А.В. - То есть, ее больше не будет?

Г.Л.И. - Не будет ее больше. Она была очень хорошая и справедливая. Но во власти были люди недостойные. Мне пришлось встретиться с одним товарищем, а может и не товарищем. Я был в Польше, служил, а там, мы служили в северной группе войск, а там большинство было с Западной Белоруссии и с Западной Украины. Они, как только освободили Польшу, все туда ушли, и занялись торговлей. Я везде был, и меня везде принимали, и никогда ничего не порочили. Даже приглашали в гости на кружку чаю. А некоторых, кто… Я не знаю, я не занимался мародерством, и был против этого. Это была грубейшая ошибка, нашими допущена, вышестоящими. Нашими властями. Немцы издевались над нашим народом, а мы пришли освободителями, и тоже издевались. И вот это, особенно женщины, молодые. Ну, это я был в городе Жары, аэродром, мы стояли там. Я там познакомился с одной, в магазине, молодая была, мужа у нее не было. А отец у нее был, уже пожилой, который еще служил в Коминтерне. Его осудили, и он просидел четырнадцать лет. Он работал с Лениным. У него не было ногтей ни на руках, ни на ногах. Он показывал, у него вырезали без всякого на теле все. Вырезали ребро живьем, без всякого наркоза. Его обвиняли, что он против Советской власти. И он сказал, что Советская власть - это очень хорошо, что он за Советскую власть. Его реабилитировали. И вот он попал к своей дочке, и я с ним беседовал. Я дважды беседовал с ним. Не дважды, там очень часто было, ну не часто, а как они приглашают. Не пойти неудобно было, а пойти - времени мало было, потому что нельзя было сильно развлекаться этим делом, потому, что смотрели за этим. И он сказал: «Я за Советскую власть». А вот руководители допускали грубейшие ошибки, которые непоправимые.

Дата добавления: 2015-07-16