Читайте также: |
|
Опубликовано 14 февраля 2008 года
Бровцин Александр Викторович (далее по тексту Б.А.В.) - Здравствуйте, Леонид Иванович. Давайте мы построим нашу беседу так. Вы, сначала, расскажите о том, что Вы сами хотели бы рассказать, а потом мы Вам зададим вопросы. Вот с чего хотелось бы начать: кем Вы были до войны, где Вы родились, когда, в какой семье - вот об этом бы хотелось узнать.
Гейда Леонид Иванович (далее по тексту Г.Л.И.) -Тяжело говорить. Раньше говорил, когда был молодой. А сейчас не могу говорить. Вот так недавно стало. Немножко расстраиваюсь я, почему - то. В двадцать девятом году, шестнадцати лет, я вступил в колхоз. Жил я в Краснодарском крае, это село Северово, вот там я и жил, там и родился. Там родился, там учился, шестнадцати лет колхозы начались уже формироваться, у нас колхоз был, и меня послали учиться в Краснодар в сельхозтехникум. В тридцать втором году, девятнадцати лет меня призвали в армию. Одногодичников. Год там прослужил, в Краснодаре, а война была на КВЖД, многих послали на КВЖД, а нас послали учиться во Владикавказ. Сказали, что два года проучитесь, потому что вы год уже отучились. А в училище надо учиться три года. И нам сказали, а потом сказали, чтобы полное было образование, проучитесь три года. Таким образом, я учился четыре года. Это первое училище в России было, общевойсковое училище. Там большой корпус кадетский был. В тридцать шестом году окончил военное училище. Из ста восьмидесяти семи человек меня одного отобрали в воздушно-десантные войска. Окончил училище хорошо, и в Ростов-на-Дону. Многих послали на войну, на фронт, на войну, на КВЖД. А я попал, был приказ при каждом военном округе иметь батальон воздушно-десантных войск. Я там пробыл тридцать шестой, тридцать седьмой, и в конце тридцать седьмого года я закончил. Там я прыгал с парашютом, летал на ТБ-1, ТБ- 3. Прыгал я хорошо - сто сорок восемь прыжков имел, и восемь экспериментальных. А потом меня послали в Харьков, в летное училище, в тридцать седьмом году, в декабре месяце. Штурманский факультет. Там я окончил летное училище, получил специальность штурмана, а тогда - летчика-наблюдателя. Так это называлось раньше. Тогда это называлось летчик-наблюдатель, а там, потом, штурман уже был. Летал на СБ, на Р - пятом летал, в общем, летал почти на всех поршневых самолетах того времени. А СБ - это был самый современный и скоростной в то время самолет. Но их было мало, и после Финской войны их выпуск был прекращен. Окончил я там училище, меня направили в Ленинградский военный округ, станция Сиверская. Это семьдесят километров от Ленинграда. Это был тридцать девятый год. Тридцатого ноября началась Финская война. Ну и мы в Финской войне участвовали с тридцатого ноября, был пятидесятый бомбардировочный полк. Пятидесятый скоростной бомбардировочный авиационный полк. Воевали на СБ, по третье марта, на Карельском перешейке. Карельский перешеек - это Выборгское направление. Война закончилась, и на аэродроме в Левашово мы с Сестрорецкого перешли, там была площадка. Где Ленин был, где у него шалаш. Потом переехали снова в Сиверскую. А в сороковом году, в мае месяце, из нашего полка сделали три полка. Потому что раньше были внештатные звенья в каждой эскадрилье. Одних направили на север, а нас направили в Эстонию, в Таллин. Без самолетов. Технический состав. Мы в Таллине были до марта месяца сорок первого года. С мая месяца мы там были, а самолетов не было. А аэродром наш был, примерно тридцать пять километров от Таллина. Там строили дома для офицерского состава, дома. А казарм не было. Там было имение. Так вот, в имении, там находились младшие специалисты, а мы жили в гостинице. Прямо на берегу. Только ходили, кушали, занимались теоретически. Самолетов и полетов не было. Нет, это еще в феврале месяце, а не в марте. Перебросили в Ригу, Латвию. Тоже, без самолетов, но была там седьмая смешанная дивизия, в которую приходили уже самолеты: бомбардировщики, истребители, разведчики. Она была одна. И округ то был сформирован совсем недавно, в сорок первом году. В начале года, или в конце сорокового года. В Румбалово был аэродром, но там он только строился. Была сильная подготовка аэродромов. Ну, я уже был членом партии. А в партию я вступил не так давно. В партию я вступил первого января сорокового года. Опять самолетов нет. Потом нас перебросили на аэродром в Шауляй. Мы были все время в Риге, там освободили помещения. А потом нас перебросили в Шауляй. Там дивизии половина стояла. Там были бомбардировщики, а в Риге истребители стояли. Ну, были там и истребители, и бомбардировщики - все были в Шауляе. Там находился центр переучивания. А потом, в апреле месяце сорок первого года, ну я тогда был в партийном активе, и в окружном был. Нас послали в апреле месяце, числа десятого, нас послали и сказали, чтобы за двадцать дней по всей Прибалтике изыскать площадки для аэродромов. Узнать, где и чего можно сделать. Мы двадцать дней пробыли, даже раньше, восемнадцать дней, приезжаем в Ригу из командировки, а нас не пускают никуда. Уже всю буржуазию латышскую в вагоны, везде охрана. Мы в комендатуру, а в комендатуре говорят, чтобы мы до утра никуда не выходили. Что делать - просто безобразие! Ну, мы, нас было восемнадцать человек, от летного состава, от технического состава, все прочее. Вначале было восемнадцать, а потом двенадцать человек нас осталось. И мы излазили Латвию, Эстонию, ездили на машинах, обследовали и так далее. Приехали мы в Ригу, ну, гэсээмщики у нас были, все специалисты были там. И нам сказали в комендатуре, чтобы мы никуда не ходили до рассвета. Ну, у нас там один был, а мы молодые были ребята, тут таить нечего. И он говорит, что, пойдемте, тут рядом знакомые есть, посидим немного, а то, что мы там будем где - то скитаться, смотреть на все это нельзя. Ну, и ушли. А в девять часов мы уже явились в штаб округа. Доложились. Да, между прочим, латыши все говорили, и женщины говорили, что война будет, дорогие друзья. Немцы готовятся, а это было в мае месяце, в первой декаде это был где-то. Мы доложили, там, описали все это дело, и нам сказали: «Ну, отдыхайте». Нам дали отдых, мы отдохнули. А шестнадцатого июня был партийный актив, был представитель от Москвы. Это был армейский комиссар, он был в начале у нас в полку, а потом его перевели в Москву. И он быстро вырос, был начальником отдела кадров, а потом его перевели в Москву. А сам летчик был. А потом он, поскольку он знаком, знает всех здесь, ну его сюда и послали. Он заявил, что, как сейчас помню, он обстановку особо не рисовал, но заявил, что надо быть бдительным, надо изучать военное дело хорошо. А в это уже время немецкие самолеты, не только в мае месяце было, когда был партактив, а в июне месяце, числа, примерно, с десятого, немцы летали. Летали в Нарву и под Нарвой. Мы сидели на аэродромах, готовность номер два была. Истребители и бомбардировщики - то же самое: сидели под крыльями самолетов с раннего утра до позднего вечера. Но, сбивать нельзя было. Нам выделили в наш полк пять самолетов, из Шауляя. Там помещика выселили, нас туда, там жил комсостав, а младшие жили в свинарнике там. Это было перед войной, в июне месяце. Все это пришло в восемнадцатых, или в двадцатых это числах было. А двадцать второго - война. Мы там только поселились, а у нас не все было. У нас на полк было пять самолетов! СБ.
Б.А.В. - А положено было сколько, сорок?
Г.Л.И. - Шестьдесят. Шестьдесят в полку положено. Даже шестьдесят шесть. Пять эскадрилий тогда было, по двенадцать самолетов. А, учебные не считались, боевые только считались. Это было числа двадцатого или девятнадцатого - я не помню. Они нагло летают, фотографируют все, немцы. И «Хенкель» пролетел над нашим аэродромом.А одинрадист из СБ-3 экипажа, летчик, штурман и радист, это экипаж. А он залез в кабину и сбил его. А его забрали, и никто не знал, что с ним потом стало. Никто его не видел. А двадцать второго началась война. Там кто, успели сделать по одному - два вылета, вот на этих пяти самолетах. Ну, по одному сделали вылету, потом другие садились, потому что не на чем. И, нас, двадцать шестого уже разбили. На нас налетели, как обнаружили аэродромы. И нас быстро всех отправили в Ригу, на аэродром Румбалово. Там уже все разбитые части были. И не только наши, и другие были. И нас, двадцать шестого вечером, уже никого не было, собрали все самолеты. Автобусы, ЗИЛы были, городского транспорта, летный и технический состав всех погрузили, и вывезли в Псков. В Пскове, там есть аэродром, но там ничего не было. Связь была только с Москвой. Что делать дальше? Сказали двигаться через Москву, в Углич. Ну, мы так и, было три колонны, и двигались. С Пскова на Старую Руссу. Там, на Вышний Волочек, затем на Калинин, с Калинина на Москву. В Москву нас не пустили, мы проездом проехали, и Углич. Куда приехали, там ничего нет, один разбитый каток и трактор. И больше ничего нет. Нас с Углича в Рыбинск. В Рыбинск приехали - то же самое. С Рыбинска в Ярославль, в Ярославле - то же самое. И, с Ярославля нас направили в Вологду. Все время на колесах были. И в июле месяце мы попали в Вологду. Там строилось пять аэродромов, и должны были получить американские и английские самолеты. И бомбардировщики, и истребители. Но, большой был караван английских и американских кораблей, которые везли эти самолеты в контейнерах. И их немцы потопили большинство. Ну, часть спаслось, и мы получили первые самолеты американские. И, два полка сформировали. Наш, в Вологде, это станция Сокол, Кадниково, поселок Кадниково. Это был там пересыльный пункт тюрьмы в старой России, ссылали туда. Нас расселили по домам частным. А часть самолетов получили на севере.
Б.А.В. - А, самолеты, какие были, А - 20 Бостон?
Г.Л.И. - Нет, к нам пришли самолеты, сначала «Томогавки», а потом «Киттихауки». «Томогавки» не долго, у них шестеренки коленчатого вала летели. Как чуть, так, поднимется на пять - шесть тысяч метров - так и сразу садится. Нам сразу же заменили «Томогавки» на «Киттихауки». «Киттихауки» более хорошие самолеты, более устойчивые самолеты. Имели тридцати семи миллиметровую пушку, четыре пулемета. Два по плоскостям. Но там были все: и бомбардировщики, и истребители, и разведчики - все разбитые части привезли туда.
Б.А.В. - А Вы, лично, какой самолет получили?
Г.Л.И. - Я был в бомбардировочной авиации, и в августе месяце прилетает полковник Кудрявцев с Москвы. А я был на аэродроме в Кадниково, один был. А его там дети строили, старики. Один пожилой инженер на пять аэродромов. Пришел, сказал - и уехал. А они, берут, а он сказал землю выносить. А я тут посмотрел и сказал: «Ребята, нет, тут лощинка, сюда сыпьте и ее засыпайте». А дело шло к зиме. И, прилетает, в августе месяце, полковник Кудрявцев Николай Николаевич, на Р-5. Он летал, летал, просит посадки, а здесь, посмотрел - одни малыши. И он стал над деревней. А там, чего - домика два или три от деревни. Летает, и там машет - просит посадки. Ну, никто не пришел. А я понял, и его посадил. Посадил его, а он сел, подрулил, вышел и спросил, кто такой я есть, и что делается в поселке. Ну, я ему и рассказал все. Говорю, что забитый поселок, и все так далее. Он говорит: «Веди меня к начальству». Я привел его к начальству. А он мне показал бумагу за подписью Сталина «Всеми правами военного времени…» Часа два, наверное, обошел все это дело, собрал всех командиров и частей, и дивизии. И приказал: «Бомбардировщиков в Иваново, истребители остаются здесь, а остальные - чтобы через четыре часа здесь никого не было, под Ленинград». Ну поехал, а бомбардировщики сразу в Иваново. А на меня показывает, и говорит: «Вы остаетесь в моем распоряжении». На меня. Ну, а потом он мне сказал, что должны приехать, прилететь летчики-инструктора американские и английские. Но мы уже знали, что два коттеджа для них готовилось. Два коттеджа: один спальный, а один для столовой. Их должно было быть человек шесть - восемь, но не больше двенадцати, а сколько - он сам не знал. А я назначен старшим был. Старшим по охране летчиков американских. Так я перешел из бомбардировочной авиации. А к концу августа месяца он прилетел и сказал, что самолеты вот-вот должны подойти. Ждали - ждали, подошли самолеты, летчики американские не приехали. Командир полка у нас был Лешко, раненый. Разобрали контейнера, сделали один самолет учебный. У нас парк был хороший там, инженера там были с заводов, хорошие были специалисты. Спарку сделали, и начали обучаться.
Б.А.В. - А, самолеты, какие пришли?
Г.Л.И. - В первый раз пришли «Томогавки», а потом пришли «Киттихауки». Потому что они были не больше, чем пол месяца, «Томогавки». Их мы забраковали, наши летчики. Они были не устойчивые, опасные были. Даже, один экипаж погиб у нас. А я остался тут, ехать в полк, в Иваново искать, опасно было. Я попросил командира полка, Лешко: «Примите меня в полк, любую работу буду выполнять». И он меня принял в полк, назначил вначале штурманом, а летчиков было мало, потом пришли молодые летчики. Надо было заниматься, а летчики старые не хотели заниматься. Полк был истребительный, а я был штурманом полка, но я не долго так был. Потому, что штурман полка, начальник химполка, вооружение - они назначались из летного состава. Но, никого не было, летчиков не хватало - даже не хватило командиров эскадрилий, для формирования звеньев.
Б.А.В. - Вы говорили, что столько много народа там было, много летного состава - и не хватило?
Г.Л.И. - Не хватило. А пришли быстро летчики с аэроклубов. Сделали, некоторые, по три-пять полетов, один в зону - и их на фронт. Потом полк наш сформировался, и я попросился, а был парторгом полка. Коммунистов все было мало, все молодежь была. И меня назначили адъютантом эскадрильи. Я стал адъютантом эскадрильи, и я там исполнял обязанности, и там исполнял обязанности. В Кадниково мы были не долго. Я помню, что в декабре месяце уже снег выпал хороший, а Дубровка, там же в Вологде, немного дальше, это между Череповцом и Вологдой. Там был аэродром уже с забетонированной площадкой, то есть полосу сделали. Взлетная полоса бетонированная, хорошая, для всех типов самолетов. И нас туда направили, а жили там в землянках. Все жили в землянках, только в землянках. Там мы побыли сорок первый год, и немцы уже бомбили Ярославль, Нижний Новгород. Разведчики ходили уже через Череповец, Вологду - и сюда. И нам претензию предъявили большую - как это так, что пропустили разведчика! И начали искать виновных. Ну, всех опрашивали, нас. Командир полка, и одно время, строго предупредили нас, хотя у нас была задача перехват разведчиков и сопровождение особо важных самолетов. Все правительственные самолеты летали через Вологду, через Северный полюс - и в Америку. Так сто мы как раз в центре были, но входили в зону обороны Московскую. ПВО. Командир полка Лешко был хороший паренью. Капитан, раненый, он говорит, появился Ю-88: «Я полечу, а если не собью - разобьюсь!» Мы с ним делились всем, жили хорошо, он доверял мне все. И он сбил! Там, самолет посадил, летчик немецкий, а экипаж взяли в плен. Там был один капитан немецкий, Шульц, без ноги, штурман. Строил в Ярославле резиновый комбинат. И его посадили, он шел через Вологду, на Нижний Новгород, вот он шел туда. Кострома, Рыбинск, и все это фотографировал. И он уже летал несколько раз. И в последний раз его сбили, сбил наш командир полка. И к нам другое отношение, обстановка изменилась в полку, стали все бодрые, веселые. Нас перебросили в сорок втором году весной, это было весной, в апреле или мате месяце, в Кадниково. Это город у Ярославля. Тоже жили там только в землянках. Аэродрома еще не было. Ничего не освоили. Наведения такого не было, только по постам ВНОС. Сообщалось на командные пункты. Я помню хорошо, как в Ярославль прилетел самолет-разведчик, а так, метров четыреста от нас пост ВНОС был. Там семь девушек было с полотнищем «Стрела», и показывали, куда полетел самолет. Радиолокаторов не было, ничего не было. Вот, в квадрате таком то такой находится, так как вся была территория закодирована. Вы знаете, что такое посты ВНОС? Внешнее наблюдение, оповещение и связь. Американцы потом дали радиолокаторы, у нас, их, и не было. И, потом, в мае месяце немцы бомбили дважды Ярославль. Ну, у нас, а бомбили ночью, на рассвете. А подниматься некому. Старые летчики поднимались, а пока туда - сюда, наведения не было, пока поднимались - они отбомбились и ушли. Ну, и больше не прилетали. Н зато, их там перехватывали и рубили. Хорошо им дали тогда, только не наш полк. А двадцать шестого июня сорок второго года нас перебросили под Сталинград, началась Сталинградская битва. Сталинградская битва началась, и мы там вошли в сто вторую истребительную дивизию. Они воевали, там были полки, полков пять уже было, они там воевали и мы туда вошли. Мы на «Киттихауках», они на И - 16. В каждом полку оставалось по одному - два самолета. А потом всех передали в один полк, где было по два самолета, сформировали эскадрилью, и наш полк был, а остальных отправили в тыл на переформирование. В первый же день, двадцать шестого, а ши вечером прилетали. Потому, что нельзя было днем туда лететь, так как немцы господствовали, и соотношение сил было один к трем, даже один к четырем. Они полностью господствовали там. И у нас при посадке сбили штурмана, и экипаж одного летчика. Поплакали, похоронили - а на утро нам задание. Я остался за штурмана, на командном пункте, а сразу, я у себя был, я немножко знал дело свое, штурманское, а нужно было там быть, чтобы направлять. И началась воздушно-боевая работа. Наш полк получил задачу от устья Волги до Камышина прикрывать наземные войска, и вести борьбу с бомбардировщиками и истребителями. Наш полк до двенадцатого октября был в обороне Сталинграда. Самые тяжелые были бои.
Б.А.В. - А Вы не летали?
Г.Л.И. - Я же за штурмана. Нет, не летал. Наш полк сбил сто девять самолетов. Но это подтвержденных, а еще не подтвержденных много сбили. У нас были такие молодые летчики, которые пришли с аэроклуба - асами были! Асами уже были. Сбивали по десять самолетов. А один летчик у нас был, Прохоров, ему было девятнадцать лет, и он как видел самолеты за двадцать пять километров, определял все. И командир полка, Лешко, брал всегда его ведомым. Всегда. Но он погиб. И, в основном, наш полк, в обороне, а оборона была с ноября месяца, через месяц наши войска перешли в наступление, и вот так коренным образом изменилась обстановка. И немцы бросили истребители «Мессершмидт» 109Ф, самые современные были тогда истребители, сто пятьдесят самолетов из группы Геринга. И их наши молодые летчики, которые хорошо владели летным делом, и в воздушных боях он имели большие возможности, сбивали их, здорово сбивали. А тринадцатого - четырнадцатого числа уже нас разбили, октября. Осталось у нас всего самолетов два, а летчиков двенадцать человек осталось из тридцати двух человек. И нас направили в Москву, на аэродром в Химки. Там было два авиационных завода, на Химках, и получили звание «Гвардейского». Полк получил звание, был семьсот тридцать первый полк, а стал тридцать девятый гвардейский. А дивизия была сто вторая, а стала второй гвардейской истребительной дивизией. Стала вторая гвардейская. Между прочим, я дважды в ней был. Ну, с Москвы нас перебросили снова в Ярославль. Когда были в Москве, то получили Боевое Знамя, которое вручал Калинин. И я туда тоже ездил вместе с командиром полка. И перебросили нас снова в Ярославль. Из Ярославля, там снова полк сформировался летчиков, и стали получать самолеты в Красноярске, «Аэрокобры». Морским путем не удалось, и потом через Аляску, Красноярск, по воздуху. Красноярск был базой обеспечения летчиков истребителями и бомбардировщиками. «Бостоны», в основном, были. У нас «Бостоны» были и «Аэрокобры». Других самолетов у нас не было.
Б.А.В. - То есть, в Вашем истребительном полку и «Бостоны» тоже были?
Г.Л.И. - Нет, нет. У нас были только «Аэрокобры». Полк полностью был на них. А «Бостоны» - это бомбардировщики двухмоторные, ближнего действия, и так далее. И во мы стояли в Ярославле в сорок третьем году. После разгрома немцев в Сталинградской битве, на Курской Дуге произошла другая, Курская битва. Нас перебросили уже с Ярославля под Воронеж. Мы вошли в девятый истребительный корпус ПВО шестьдесят первой истребительной авиационной армии. Ну, мы туда прилетели, три дня побыли, и нас разбомбили. Много летчиков погибло. Бомба угодила в большой блиндаж, там было несколько десятков человек, все погибли. А бомбы были по двести пятьдесят килограммов у них. Все было. И нас снова в Ярославль. Снова получили мы в Красноярске, сформировался полк, и получил снова американские самолеты, «Аэрокобры». Ну, летный состав уже знал эти самолеты, уже летали. Мы снова попали в девятый авиационный истребительный корпус Воронежский. Командир корпуса был Усатый, комдив был. Между прочим, первый летчик, который в Гражданскую войну перешел из царской армии на сторону Советской армии, и командовал первым дивизионом, раньше дивизионами назывались. Первым дивизионом на Дальнем Востоке, а потом они сюда перелетели. Мы попали не под сам Воронеж, а там есть Россошь, аэродром. А с Россоши мы пошли на Харьков, девятый корпус, наш полк был головной. Потом Киев, и седьмого числа мы были уже в Киеве. Седьмого ноября сорок третьего года уже были там. В годовщину Советской власти. Там, на Жулянах - а стояли мы на аэродроме в Жулянах, рядом с городом Киевом.
Б.А.В. - А в этом гвардейском тридцать девятом полку, Вы какую должность занимали?
Г.Л.И. - Я занимал должность, в основном, адъютант эскадрильи, начальник штаба эскадрильи, и штурман полка. А потом был помощником штурмана полка по средствам ЗОС. Это земное обеспечение самолетовождения. Уже к нам стали поступать американские радиолокаторы, а были проводные радиостанции. А американские самолеты был обеспечены РПК - радиополукомпас. Уже нужно было кому-то учиться, заниматься. А я был помощником штурмана полка по средствам ЗОС, а потом был помощником штурмана корпуса по средствам ЗОС. В ЗОС входили и радиолокаторы, и радиостанции, маяки.
Б.А.В. - А какие радиолокаторы были, Вы не помните тип?
Г.Л.И. - Уже не помню, стал забывать…
Б.А.В. - А радиостанции наведения американские были или наши?
Г.Л.И. - Нет, наши были.
Б.А.В. - Какие, РСБ?
Г.Л.И. - Да, РСБ были. А больше, никаких, и не было. А в сорок четвертом году в конце мая, я попросился в академию. Всех посылают, а посылают тех. Кто плохо служил и плохо работал. Нечестно. У нас был один старший лейтенант. Ничего не значил. Его послали, а меня не послали. А командир мне говорит, что у меня и так все хорошо, останешься здесь. Ну, а в сорок шестом году разнарядка была, я принципиально поставил вопрос. Но комдив Усатый, командир корпуса, удовлетворил просьбу, говорит: «Поезжай. Леонид Иванович, надо тебе подучиться». Я подавал на командный факультет, а меня на штурманский. Зачислили сначала на командный факультет в Монино, а мандатная комиссия не пропустила. Сказали, что у Вас штурманское образование, опыт большой, а у нас не хватает штурманов. Поэтому мы Вас переводим. Я говорю: «Я не согласен». Они меня держали шесть месяцев.
Б.А.В. - На гауптвахте?
Г.Л.И. - Нет. В академии. На гауптвахте я ни разу не сидел.
Б.А.В. - А почему Вы не хотели быть штурманом, а хотели на командную должность?
Г.Л.И. - Ну, во-первых, мне дальше надо было флагманским штурманом быть, то есть служить в этой должности. Это, минимум, полка. А то и дивизии, корпуса, армии. Там надо было разрабатывать операции, и прочее. А командный факультет - это начальник штаба полка, оперативные работники.
Б.А.В. - А командир полка?
Г.Л.И. - Командир полка - это из летчиков. А начальник штаба - это из списанных летчиков, или из штурманов назначались. Эти все должности, которые уже прошли летную работу, по разным причинам списывали, и они занимались вот этим делом. Я приехал снова в тридцать девятый полк. В сорок четвертом году уже Министерством Обороны был поставлен вопрос, Министром Обороны, что в каждом истребительном полку иметь начальника парашютно-десантной службы. И меня сразу начальником парашютно-десантной службы в армию, во Львове, назначили. А десантные войска уже, к концу сорок четвертого года, сокращались, потому что мы подошли уже прямо к границам - уже Польшу забрали, к Румынии подошли. И, в начале сорок пятого года, вторая гвардейская дивизия уже перебазировалась в Румынию, Польшу. На Плоешти. А на мое место пришел, Москва меня не утвердила начальником парашютно-десантной службы армии, а пришел такой же капитан, как и я. Но он имел две тысячи парашютных прыжков, и был Героем Советского Союза. Ну, они участвовали в боевых действиях, он две тысячи прыжков имел. А я был инструктором парашютного спорта, а он мастер был. И меня перевели во вторую гвардейскую дивизию во Плоешти. А там снова пришел товарищ из десантных войск, снова Герой. Меня на штабную работу перевели снова, в полк. Зам. Начальника штаба полка по оперативно-разведывательной части. Мы уже восемьсот тридцать третий полк, зам. Начьника. Это все истребительные полки, я больше не попадал в бомбардировщики. Наш полк сразу послали в Венгрию. В Венгрии участвовали во взятии Будапешта. Полк еще участвовал в Болгарии, в Югославии и в Венгрии, в Австрии. После взятия Будапешта, сразу, на второй день, перелетели в город, на левой стороне центре города был аэродром в Будапеште. На левом берегу Дуная. Оттуда нас перебросили в Австрию, и мы уже были четвертого числа. Венгрия была освобождена полностью, и мы пришли в Австрию. Мы сразу на Фершеден Дюрфер на аэродроме были, а затем на Вимберге. Наш полк участвовал в боях при освобождении Вены, взятие Вены, и при освобождении Праги. Это было пятого-шестого мая. Прагу взяли седьмого мая, нет, с восьмого на девятое Прагу взяли. И я как раз был на командном пункте. Ответственным дежурным, и в два часа на аэродроме Вимберг, это двенадцать километров от Вены, выступил Молотов и объявил День Победы. Что было! Радости было! Больше, чем даже рвались в бой. Салюты были везде, нельзя было пройти.
Б.А.В. - А из самолетов стреляли?
Г.Л.И. - Нет, из самолетов не стреляли. А, между прочим, я был ответственным, а наш полк воевал седьмого, и с восьмого на девятое. А нужно было оформлять боевые донесения. Вот, пришлось летчиков просить, чтобы оформляли боевые донесения, кто и что делал. Я был на командном пункте и вот это делал. А радиостанция у нас всегда была на приеме с Москвой. Ну, значит, объявили перемирие. Это было в два часа ночи. А в девять часов уже звонят с Москвы, уже с армии звонят: «Быть готовность номер два». А никого нет, потому что Победа, все сто граммов собирались. А начпроды всех обеспечили хорошо: и вино, и коньяки, и ромы - все, что хочешь. Я доложил комиссару полка, что вот такое получил приказание. А все не готовы, празднуют. А у нас был один, и он мне говорит: «Ты что, провокатор!» Вроде как, война кончилась, а я тут…А в два часа сказали: «Готовность номер один!» А никого нет, все не готовы. Командиру полка говорю, что так, а он комиссару доверяет. А комиссар меньше праздновал. Ответственность большая была. И наш полк воевал и девятого, и десятого, и пятнадцатого. Так девятого то, так и летали, после празднования. Между нами говоря, тяжело. У нас была водовозка со шлангом, привязывали его, и он в трусах садился с парашютом и летел. И так приводили в чувство.
Б.А.В. - А, сколько человек удалось выпустить?
Г.Л.И. - Удалось выпустить эскадрилью - девять человек, девять самолетов, а не весь полк. Ну, эскадрилья истребителей, не бомбардировщиков. Она прикрывала, а немцы уже не летали. Как перешли в Румынию, в Венгрию, они уже почти не летали. Потому, что у них уже все было разбито. Авиация то пришла за пехотой. И отступала через Италию армия танковая Гудериана, через Альпы. Тоже лишь бомбили. Им американцы построили, это было шестнадцатого - семнадцатого мая, американцы, англичане и французы построили им девять переправ через Дунай для отхода войск армии Гудериана и власовской армии, которая держала Прагу. И наши штурмовики, молодцы, три переправы разбили. Три переправы разбили, и американцы предъявили ультиматум. Мы вам помогаем, а вы нас бомбите. И положение было такое, чуть не начало третьей войны. Мы освободили все самые лучшие аэродромы в Австрии, в Венгрии. Американцы и англичане заняли их. А мы были на площадках, мы оказались в тылу у них. Ну, вопрос был урегулирован, наши войска стали отступать. И, когда мы Вену взяли, то мы полностью там были хозяева. А американцы, и англичане, и французы предъявили ультиматум, что давайте на зоны делиться. И пошел крупный разговор. Наши долго не давали. А в то время в Австрии был полный голод, и наши бойцы все отдавали, что могли, сами делились. А Сталин три эшелона прислал с хлебом, мукой, маслом. И австрийцы к нам обращались все, и там уже коммунистическая партия работала. Все были к нам. Американцы нажали на наших, и потом, все-таки, поделили на части. Мы остались в Восточной части, они остались в Западной части. И американцы как шуганули туда все, как всегда: продовольствие, промышленные товары. И австрийцы повернулись от нас. Так всегда, поворачиваются к тем, кто дает. Там быстро все урегулировалось, и в сорок шестом году нас перебросили в Венгрию снова. А с Венгрии - в Румынию, с Румынии - в Батуми. В сорок шестом году. Мы самолеты оставили все. Часть самолетов пошла летом, часть самолетов мы оставили, там румынским войскам. Понемножку, там, которые были благонадежные. А остальные приняли в Батуми. В сорок шестом году наши, и в сорок седьмом году, наши начали готовиться к войне против Турции, не поставив в известность американцев. В апреле месяце прошли штабные учения Генштаба. Я там участвовал офицером-направленцем. Мы там объехали от Батуми до, всю Армению, и Грузию прошли. Учения были двадцать дней. Но, когда американцы узнали, то они сказали: «Если будете воевать, то мы будем воевать на стороне Турции». И вопрос затих. Затих вопрос, и нас перебросили из Батуми в Цхакали, это там недалеко. Это Грузия. Уже в сорок восьмом году. Между прочим, уже во время подготовки, части уже расширялись, и из некоторых частей делали два полка. Уже должности повышались. И мы с сорок восьмого года были до пятьдесят третьего года в Цхакали. Как раз, до того момента, когда Сталин умер. Сталин умер двадцать восьмого февраля, а объявили пятого марта. У нас как раз были полеты. А объявили часов в двенадцать. Это все узнали, и в Цхакали собрался митинг. Там стоял наш один полк. Ну, местные власти провели митинг, и все прочее. А Цхакале - это Менгрелия, а Берия был менгрелец. Мы пришли со слезами на площадь Цхакали, со знаменами. А они бюст Сталина со всех сквериков поснимали.Сами грузины. Точнее, менгрелы. Они, грузины, конечно, но там менгрелы. Абхазцы, аджарцы, и прочее. Ну, там митинг провели. У нас еврей, начальник штаба, две академии окончил. Начальников политотделов ликвидировали, а они все были политработников, и куда? Начальником штаба. У нас снимали одних. А других ставили, потому что у них две академии. И в пятьдесят третьем году наш полк перебрасывают в Германию. Сто семьдесят третий полк гвардейский. А у меня был приказ, служить только в гвардейских частях. Ну, а я поставил вопрос, что в Германию я не поеду, посылайте меня на учебу. И начальник политотдела политуправления Закавказского военного округа согласился, и меня послали на курсы политические, Высшие тактические курсы военных частей и соединений. Я там окончил курсы, и в пятьдесят четвертом году меня направили в Польшу, в Северную группу войск, заместителем начальника штаба полка. Потому что я пошел, что все пошли на те должности, которые пришли на курсы усовершенствования. Потому что войска стали расформировываться, вакантных должностей не было, и пошли так. Я в Польше прослужил с пятьдесят четвертого по пятьдесят девятый год. В пятьдесят девятом году уволился, все. Хрущев уволил. Было сокращение двести двадцать тысяч, а Хрущев в это время был, и меня уволили по болезни. Вот так. Проработал в народном хозяйстве тридцать лет, участвовал активно в военно-патриотической работе, трижды награжден «Почетным Знаком». Читал лекции «Военные действия и истребительная авиация при обороне Сталинграда». Я в Кирове двадцать один год.
Б.А.В. - А боевые награды?
Г.Л.И. - И боевые есть. Боевые есть у меня.
Б.А.В. - А вот, восемьсот тридцать третий полк ПВО, куда Вы после академии попали, он на чем воевал, какие самолеты там были?
Г.Л.И. - «Аэрокобры».
Б.А.В. - И в этом полку Вы до мая сорок пятого были, да?
Г.Л.И. - Нет. Я был с тридцать девятого, перешел в восемьсот тридцать девятый полк второй гвардейской дивизии. То есть, эта та же самая дивизия, но только другой полк.
Б.А.В. - А он был не гвардейский, восемьсот тридцать третий, да?
Г.Л.И. - Но он расформирован был. Все гвардейские части были расформированы. Но вот этот полк, он в Румынии, в Австрии, в Венгрии и был.
Б.А.В. - Вы в нем воевали. И там Вы были зам. Начальника штаба по оперативно-разведывательной работе, да?
Г.Л.И. - Да. В этом полку я войну и закончил. А когда попал я в Батуми, там меня перевели в сто семьдесят шестой истребительный гвардейский полк. Но это уже после войны. А там я занимал должность заместителя начальника штаба, тоже по оперативной работе. Оперативно-разведывательная и боевая работа, учебно-боевая.
К.О.Г. - Леонид Иванович, Вы перед самой войной находились в Прибалтике. Можете сказать, как там относились нам? Мы слышали такое, что даже запрещали нашим солдатам ходить по одному. Но, это после освобождения.
Г.Л.И. - Латыши, и все остальные, относились очень доброжелательно. Очень, и молодые, и старики. А после освобождения я там не был. Так, что я не могу сказать про это.
Б.А.В. - А если вспомнить сороковой год, а образованные люди, состоятельные, они как относились? До войны.
Г.Л.И. - До войны - тоже дружелюбно, очень дружелюбно, никогда не слышали враждебных слов, не было враждебных действий. Тем более, что мы по всей Прибалтике ездили. Я везде был. В Эстонии, Латвии, Литве - везде был. Я не встречал, но я общался с местным населением очень близко.
Б.А.В. - А что они вообще говорили, как они относились к вхождению в состав СССР?
Г.Л.И. - Очень дружелюбно относились. Но нас перебросили в Эстонию, когда они еще не был присоединены. Они были очень дружелюбные. Они жили очень хорошо, все жили, бедных там не было. Там была, и сейчас, наверное, сохранилась, хуторская система. И так же жили, и в Венгрии была хуторская система, с царской империи сохранилась. Они жили самостоятельно, платили налоги, и сами себе были хозяева. А хуторское хозяйство было определенное. Оно, в основном, помещичье было. На каждом хуторе был помещик. И около помещика там жили люди. Помещик из своей земли выделял людям землю. Они работали на своих участках, и работал на помещичьих участках, батрачили на него. Но он платил добросовестно, добросовестно платили они. Очень добросовестно, никаких не было эксцессов.
Б.А.В. - А в таком поместье тракторов сколько было?
Г.Л.И. - Тракторов не было. На лошадях и на быках все делали, и никакой механизации там не было. Молотилки были только. Да, молотилки были. Там хуторская система везде была. Молотилки были паровые и электрические. Рубильник включают, барабан, и он молотит.
Б.А.В. - А, электричество, откуда, свой дизель стоял?
Г.Л.И. - Ну, у них электричество было хорошо организовано. У них были специально пристроенные трансформаторные установки.
Б.А.В. - То есть, были электролинии?
Г.Л.И. - Да, были электролинии.
Б.А.В. - А дороги были асфальтированы?
Г.Л.И. - Да, дороги были асфальтированы. Но асфальтированы все дороги были главные. Между большими городами и населенными пунктами, а остальные были обыкновенные, проселочные.
Б.А.В. - А что - то об укладе их жизни, о стиле жизни, Вы можете рассказать? Вы в первый раз за границу попали, как Вам это все увиделось, запомнилось?
Г.Л.И. - Запомнилось то, что они дружелюбно относились к нам. Второе. У них такая была дешевизна, вот, к примеру, в Эстонии за одну крону, можно было пообедать и выпить, и все прочее. А когда сделали уравниловку, когда присоединились они. А они присоединились, по-моему, в середине лета. Вот, наши войска перешли в сороковом году, и поставили, сравняли крону к рублю - и получилась ерунда. У них и зарплаты были маленькие, и все было дешево. А когда уравняли все, тогда они стали недовольны. И допустили большую ошибку, что начали хутора ликвидировать, переселять, этого не надо было, конечно. А люди там веками жили. Они жили не годами, а веками так. На одном хуторе. История, это же царская империя была, ей все принадлежало: Эстония, Финляндия, Латвия, Литва, Польша, Варшава. Варшава же была царской России. И в Венгрии то же самое. Стали колхозы делать и в Румынии. А они это… Но, это мое личное мнение. Они то понятия не имели. Мы - то, русские сразу в колхоз пошли. Я про колхоз тоже могу рассказать. Ну, я был активный. Комсомольцем был, пионером был, хорошим был физкультурником. У нас помещичье было имение Сидоровых. Организовали колхозы, ничего не подготовили. Кто зажиточней был, покрепче, у них длинные сараи были, они отобрали, а туда лошадей. Весной собрали, а кормить нечем. Лошади подохли. И сталинская была статья, о головокружении об успехах колхозов. И все разбежались, а у нас осталось человек, наверное, двадцать. И я - раз пошел, то должен добиться. А отец мой погиб в Гражданской войне, нас осталось пятеро у матери. Она молодая была, вышла замуж. У меня был отчим. Ну, отчим есть отчим. Здесь по-разному бывает. Ну, я не обижался, и все прочее. И я с колхоза не пошел, а родные все вышли из колхоза. И колхоз меня послал на учебу. У нас я занимался кролиководством, у меня сено было, свою лошадь кормил, товарищам помогал. Сено у меня было забито в сарае. Да, это мне было уже шестнадцать лет. Я в шестнадцать лет уже был человеком, подросток, самостоятельный уже был. Самосознательный. А в девятнадцать я в армию пошел, по спецнабору взяли. Я был членом райкома комсомола, и кто изъявил желание, а голод был!
Тридцать третий год. Да, и тридцать второй - то же самое. А я учился, и был избран студентами заведующим столовой ученической. Спал два - три часа в день, а даже с рабкором, рабкоопы раньше были, кооперативы. Я связь с ними держал. Там, когда, надо же продукты получить, привезти надо, сдать.
Б.А.В. - А это какой-то техникум был сельскохозяйственный?
Г.Л.И. - Сельскохозяйственный, агрономом был я. И колхоз меня направил именно туда.
Б.А.В. - А колхоз какую-то стипендию платил?
Г.Л.И. - Ничего не платил. Но, это было государственное. То есть, государство стипендию платило. Да и то, не платило, двенадцать там рублей, так что там за стипендия! Но, оно обеспечивало, кормило, одевали там. Одевали и кормили.
Б.А.В. - А где техникум был, в Ставрополе в самом?
Г.Л.И. - Нет. В Краснодаре был. А филиалы были в районах. Я в филиале учился, в районе, станица. Но там станицы были на Кубани, там все были казачьи. А хутора были, это там были помещичьи и мужики. Так что, там на хуторах жили.
Б.А.В. - А Вы были из мужиков, да, не из казаков?
Г.Л.И. - Да, мой дедушка родился на Украине, в Харьковской области, в Лимане, за рекой Чугуево. И переехал после крепостного права, там знакомые были, на хутор Киселев. Там жили очень хорошо люди, хороший помещик был. Они, но раньше не отделялись от стариков. Так что, в одном дворе два - три дома было. Все жили вместе. Вот такие дела. Так вот. В Сталинградской битве я был офицером - направленцем, по вызову авиации. И, соответственная задача была, очень ответственная. То есть, я был представителем в танковой части. Ну, я не всегда был, а по обстановке там. Некому было.
Б.А.В. - А у Вас своя рация была, когда Вы были представителем части?
Г.Л.И. - Конечно. Рации были, телефоны были. Больше телефоны были, раций мало было.
Б.А.В. - А если говорить про Сталинградскую битву. В среднем, от поступления заявки командира общевойскового до вылета, до прибытия самолетов на цель, сколько времени, примерно, проходило?
Г.Л.И. - Ну, на передовой тоже посты ВНОС были. Они сообщают, а у них, наверно, радиостанции были. У некоторых были, у некоторых не было - телефоны были. Потому что радиостанций очень мало было. Надо правду сказать. Один РАФ-Б только на дивизию. Он держал связь с армией. Радиостанция РАФ.
Б.А.В. - А каковы были Ваши задачи, как представителя вот там, в частях?
Г.Л.И. - Получил задачу, ну, по обстановке. По обстановке, как бывает. Вызов авиации. Ну, большинство случаев было, все время висели над войсками мы. Потому что нельзя было. Вызов авиации на фронте, когда они не барражируют. А когдаарражируют, то спокойно все. А что авиация, команду дают, иногда команду дают: «Вот, в таком направлении двигается колонна. Авиация, внимание». Ну, перестраиваются и идут.
Б.А.В. - А кто решал, что надо вызывать авиацию туда, Вы сами решали, или кто-то из штаба?
Г.Л.И. - Нет, как же сам, это сам командующий фронта, армии.
Б.А.В. - А Вы были при штабе армии?
Г.Л.И. - Да. При главном штабе. Я видел Хрущева, когда тот был в Сталинграде. Он был членом Военного Совета. Но видел так, мельком, не очень допускали - да и некогда было. Это же было такое напряжение - день и ночь. А вообще, я с самого начала просился на фронт, а мне говорят: «Выполняйте приказ», и послали в десантные войска.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Порфирьев Леонид Федорович | | | К.О.Г. - Так, у Вас вторая, точнее первая специальность была десантник. Потому, что Вы сначала были посланы в десантные войска, а потом уже стали штурманом. |