|
Читайте также: |
Ход развития учения об обязательстве подтверждает взгляд, согласно которому развитие смысла понятия обязательства предполагает, что идея ответственности - отправная точка для определения понятия обязательства, однако в развитых правопорядках в результате частичного вытеснения этих изначальных представлений на первый план выступает момент нравственных обязательств должника. В самом деле, идея ответственности отчетливо проявляется в полномочиях кредитора, основанных на древнем праве в случае неисполнения получить удовлетворение от личности должника путем убийства или продажи в рабство. Она проявляется в развитии цивильной solutio в торжественное погашение правовой сделки, связывающей должника. И простое объяснение, что исполнение третьим лицом с целью освобождения должника кажется не выполнением действия, приравненного к исполнению, а исполнением как таковым, удовлетворяет ей. Чем больше, однако, с изменением исполнительного права уменьшалась непосредственная власть кредитора над должником, тем больше положение должника должно было терять сходство с вещно-правовой подчиненностью, тем больше выступала на передний план особая природа субъекта ответственности как отвечающей личности, и наконец существо обязательства было обнаружено в обязанности этой личности <1>. После того как произошло это выведение на передний план этического момента, прежде всего стал возможным переход к идее "действий по исполнению", почерпнувшей свою погашающую силу не от формальности, а от реализации обязанности должника.
--------------------------------
<1> Ср. с этим новейшее: Bekker, Zeitschr. der Savigny-Stiftung f. R.-Gesch., Bd. 23, S. 12; Siber, Rechtszwang im Schuldverhalntnis, S. 1 f., 5 f.
II. Эти основные идеи еще нуждаются в проверке некоторыми важными вопросами учения об исполнении.
1. Тот тезис, что третье лицо действительно может исполнить обязательство (не свое собственное), встречается в определенной форме применения уже при nexi liberatio. Он появляется по меньшей мере на стадии, на которой ответственность должника сильнее всего выходит на первый план, а именно когда против него уже было произведено manus iniectio, тогда depensio - solutio per aes et libram со стороны третьего лица - сразу считается истинным исполнением <1>.
--------------------------------
<1> Liv. VI, 14, 3: "centurionem... iudicatum pecuniae cum duci vidisset, medio foro cum caterva sua accuritetmanum iniecit... Inde rem creditori palam populo solvit libraque et aere liberatum emittit". Является ли характер исполнения, присущий depensio в случае уплаты через praes, vas, vindex или sponsor, ограниченным, остается спорным. Фойгт (Voigt) утверждает это, исходя между тем из позиции, что в других случаях depensio через третье лицо погашение обязательства путем действия ipso iure основывается не столько на depensio как таковом, сколько на pactum между кредитором и третьим лицом (Voigt, XII Tafeln I, § 57 D, S. 564; II, § 118, S. 454 - 455, § 125, S. 495 - 496), из чего он (Bd. I, S. 564 D) заключает, что здесь обязательно требуется "одобрение кредитора". Однако, по-моему, из приведенных Фойгтом источников этого прямо не следует. Кажется, что тезис Фойгта основывается на соображении, что третьему лицу - посреднику, не являющемуся praes, vas, vindex или sponsor, без такого pactio между кредитором, с одной стороны, и должником, с другой стороны, привилегированный заменяющий иск actio depensi против должника не может быть предоставлен (ср. особенно: Bd. II, S. 497 - 498). По-видимому, необходим все же определенный объем действия ipso iure depensio - необязательно в случаях, когда из depensio дается регрессный иск к должнику, в то время как и в современном праве также не каждая уплата чужого долга дает право на регрессный иск к должнику. Таким образом, в непривилегированных случаях уплаты чужого долга в порядке интерцессии должно было быть достигнуто pactio с должником, разумеется, с условием регрессного требования к нему, однако для достижения действия ipso iure не нужно какого-либо отдельного pactio с кредитором. По крайней мере ни старое понятие обязательства, ни старое понятие исполнения не давали доводов против такого прямого действия depensio. Также если отвечает только должник, то ему необязательно эту ответственность отменять. Однако нужно обращать внимание на двоякое обстоятельство. Когда-нибудь, вероятно, лежащая в основе depensio открытая уплата в случае, когда должник был досягаем и готов к платежу, повлечет за собой ущерб кредитору и уплатившее третье лицо будет подвержено actio iniuriarum (arg. I. 19 D., de iniur., 47, 10 и к этому: Eisele, Beitr. Zur rom. Rechtsgeschichte, S. 27). Затем определенные сложности могла предоставить формула nexi liberatio. Depensio за должника третьими лицами, как в вышеизложенных примерах, встречается очень редко, если вообще встречается. Однако достаточно и недвусмысленно признанных случаев depensio для обоснования утверждения в тексте, что понятие исполнения в древнем праве подразумевает, что исполнение третьим лицом, несмотря на личный характер "древнего" обязательства, выступает в виде solutio.
Не только Лабео (см. I. 43 D., 3, 5), но и авторы классического права (ср. I. 23 D., 46, 3 (Помпоний); I. 53 D. 46, 3 (Гай); I. 8, § 5 D., 46, 2 (Ульпиан); I. 40 D., 46, 3 (Марциан)) придерживаются мнения, что исполнение третьим лицом освобождает должника <1>. Как это сочетается с дальнейшим развитием понятия исполнения в смысле перемещения содержания обязательства в конкретное поведение должника? Единственная возможность "отмены" обязательства состоит в том, чтобы воспринимать исполняющее третье лицо в качестве представителя должника, как если бы в его лице действовал в действительности сам должник. В самом деле последнее предположение явно встречается у Иеринга (Jahrb. fur Dogm. II, S. 93 f., 95). Однако оно не согласуется с источниками. Если освобождающий от долга эффект основывается на прямом представительстве, то, несомненно, исполнение третьим лицом не возымеет "освобождающего" действия ни с согласия должника, ни с его одобрения <2>, даже если таковые и были бы необходимы <3>.
--------------------------------
<1> По Фойгту (a.a.O.), сферы действия исполнения третьим лицом даже шире.
<2> См.: I. 53 D., de solut., 46, 3 (Гай): "Solvere pro ignorante et invito cuique licet, cum sit iure civili constitutum licere etiam ignorantis invitique meliorem condicionem facere".
<3> Также мало соответствует действительности утверждение Иеринга, что в случае, когда мнимого долга на самом деле не существует, condictio indebiti всегда принадлежит должнику (как тому, от чьего имени осуществили платеж) и никогда - третьему лицу, осуществившему исполнение (ср., напротив: Oertmann, Arch. fur die civ. Prax., Bd. 82, S. 445 f.).
Точка зрения представительства также не подходит для радикального объяснения снимающего обязательство эффекта, который придается исполнению со стороны третьего лица. Правильно осознавая эту сложность, классическая юриспруденция отказалась от идеи объяснить это положение, исходя из содержания обязательства. Она апеллировала больше к точке зрения, инородной обязательству: Гай в оправдание этого положения приводит (I. 53 D., 46, 3) следующее: "cum sit iure civili constitutum licere etiam ignorantis invitique meliorem condicionem facere". Таким образом, освобождающее действие исполнения третьим лицом не является последствием самого обязательства, как при исполнении самими должником, а основывается на политико-правовых соображениях целесообразности.
2. Последовательное развитие понятия solutio в значении осуществления содержания обязательства должно привести к тому результату, что каждое действительное обязательство может быть завершено путем исполнения. Иными словами, насколько бы осуществление должного исполнения в конкретном случае ни было бы невозможным, из содержания действительного обязательства никогда не может вытекать, что оно недоступно для погашения путем исполнения. Это неоспоримо относится и к тем обязательствам, которые направлены на воздержание от действий (ср. ниже, § 10). Для догматического понимания небезынтересно, как рассматривают этот вопрос источники. Для римских юристов возможное содержание обязательства охватывалось словами dare, facere, praestare <1>; при этом praestare, как без сомнений указано, отвечало в том числе и за такие действия, когда должнику запрещалось что-либо совершать <2>. Является ли в этом случае воздержание от действий, противных существу обязательства, исполнением данного обязательства? Пока понятие исполнения растворяется в формальной сделке по уплате, корреспондирующей с действиями, которые лежат в основании обязательства, вообще не может встать вопрос о бездействии как об объекте исполнения. Эта ситуация меняется вместе с вышеописанным изменением понятий. Впрочем, без дальнейших достоверных аргументов могло казаться сомнительным, что, например, patentiam praestare путем обязательства, направленного на воздержание от действий, выступало как исполнение такого обязательства, ибо fecit, quod facere promisit. Не принимая это во внимание, источники предоставляют, однако, прямой, хотя и скудный вывод. В пользу юридической квалификации соответствующего обязательству бездействия согласно понятию исполнения свидетельствует, во-первых, полная параллель, согласно которой рассмотрение вопроса, может ли третье лицо действительно исполнить за должника его личное обязательство, в Дигестах (I. 31, de solute., 46, 3) помещено между obligationes faciendi и non faciendi (соответствующее обязательству facere, однако, несомненно является solvere; ср.: I. 26, § 2 D., de cond. ind., 12, 6, где в отношении operas debere вольноотпущенника говорится о solvere). Далее, однако, приводится не подлежащий сомнению случай, когда нарушение принятого на себя обязательства бездействия приводится с точки зрения неисполнения; таким образом, обязательное бездействие рассматривается как исполнение обязательства. Этот пример содержится в Дигестах (I. 49, § 2, de V.o., 45, 1 (Павел)):
--------------------------------
<1> См.: I. 3 pr. D., O. et A., 44, 7; ср.: Siber, Rechtszwang, S. 4.
<2> Ср. прежде всего Иеринг в предисловии к 4-му изд. третьей части 1-го раздела "Духа римского права" (S. XXVI); см. также: Brinz, Pandekten (2), II, § 238 a.E., S. 92; Voigt, XII Tafeln II, § 119, S. 462.
"In hac stipulatione: "neque per te neque per heredem tuum fieri?" per heredem videtur fieri, quamvis absit et ignoret et ideo non fecit, quod fieri ex stipulatu oportet. non videtur autem per pupillum stetisse ex huiusmodi stipulatione, si pupillus heres erit".
Речь идет здесь об известном, гарантированном путем определения штрафных санкций соглашении, по которому должник обязуется не препятствовать таким действиям кредитора, которые обычно составляют содержание сервитута (ср. § 1 данного Закона) <1>. Кредитор обещал: "neque per te neque per heredem tuum fieri, quo minus mihi ire agree liceat", - и спрашивается, при каких условиях наступает санкция после смерти обещавшего при нарушении обещания наследником или его родственниками. Решение юристов гласит, что наследник, не исполняющий того, что должно быть исполнено на основании соглашения (non fecit, quod fieri ex stipulatu oportet), отвечает за неисполнение, даже если оно было вызвано его отсутствием или неосведомленностью о взятой на себя наследодателем обязанности.
--------------------------------
<1> При этом необходимо достигнуть согласия по вопросу, с какого момента и в какой степени такое pactio в связи с соглашением о штрафных санкциях принимает характер настоящего вещного, прямо основанного на сервитуте договора подряда; ср. об этом в особенности: Ad. Schmidt (v. Ilmenau), Jahrb. des germ. Rechts III, S. 246, 268 f.; Windscheid, Pandekten I (8), § 212 (Fn. 1), S. 962; Jhering, Jahrb. f. Dogm X, S. 557 f. (Ges. Abh. II, S. 330 f.); Karlowa, Das Rechtsgeschaft, S. 223 f.; Lenel, Jhering Jahrb. Fur Dogm., Bd. 19, S. 183 f.; Perozzi, Rivista Ital., Bd. 23, S. 1 f., 167 f.; Rabel, Die Haftung des Verkaufers, S. 60 f. Несомненно, что такой составной договор содержит не только вещно-правовые элементы; его правовое действие основывается, как явствует из подробного исследования соглашения о штрафной санкции в различных источниках, на взятой на себя и подкрепленной с помощью неустойки обязанности заказчика и его правопреемников (по крайне мере универсальных) воздерживаться от определенных действий (ср. также: v. Seeler, Zur Lehre von der Konventionalstrafe, S. 20).
Сила доказательства этого положения не может быть поставлена под сомнение на основании того, что обязанность здесь состоит не только в бездействии, но и в определенном поведении. Разумеется, обещавший был обязан проинструктировать своих родственников (служащих, рабов) не препятствовать проходу, проезду, провозу управомоченного лица. Поскольку эта его обязанность имеет не чисто негативную (non simplex abnutivum (см.: I. 83, 50 D., de V.o., 45, 1)), а, скорее, позитивную природу, и если в Дигестах (I. 49, § 2) говорится, что санкция наступает и в случае отсутствия наследника, то тогда учитывается только нарушение позитивной составляющей обязанности (обязанный наследник может не сам нарушить обязательство, но будет отвечать за то, что кто-то из его родственников воспрепятствует исполнению обязательства).
Однако вместе с этим не опровергается то, что сказано по поводу "неисполнения" относительно негативной части обязанности по исполнению. Решение юристов относится как раз к тому случаю, когда наследник сам нарушает обязанность из-за возможной неосведомленности об обязанности непрепятствования, и в этом случае он не исполняет негативную часть своей обязанности.
Таким образом, мы уже наблюдаем в обновленном понятии solutio по римскому праву идею реализации содержания обязательства как важную для понимания существа исполнения.
Применение этой мысли не ограничивается позитивным исполнением: она охватывает целую область исполнения обязательства, в том числе обязанность непрепятствования.
III. Отношение понятия solutio к содержанию обязательства нуждается с учетом его способности к изменению в последнем и наиболее подробном комментарии. Возможно, что на место первоначального объекта обязательства заступает другой вследствие обязанности должника отвечать за невозможность первоначального исполнения или за просрочку исполнения в установленном размере - тогда первоначальное исполнение может полностью или частично преобразоваться в уплату возмещения. Такая уплата возмещения взамен первоначального исполнения по отношению к изначальному исполнению выступает в качестве замены, но является одновременно содержанием того же обязательства. Таким образом, обязанность по его осуществлению вырастает из praestare, заложенной в обязательстве обязанности по возмещению. Предмет исполнения, как метко отмечает Хартманн (Die obligation, S. 229 - 233), защищая доктрину от разногласий, уже "ex ipsa obligatione является последовательно двойным: изначально исполнение в натуре, а по обстоятельствам замена на уплату возмещения" <1>. В этом конкретном случае первоначальное исполнение преобразуется в обязанность возмещения убытков, и последняя действительно будет осуществлена, так что в отношении первого исполнения можно сказать, что оно не было произведено, но в отношении его была предоставлена замена. Это следует из традиции словоупотребления римского права, где praestare употреблялось не только в абстрактном смысле необходимости отвечать за осуществление первоначального исполнения, но и в конкретном смысле как способствование выплате замены (компенсации) <2>. Напротив, в отношении обязательства (obligatio) в основе предоставления возмещения убытков лежит не замена (компенсация), а исполнение, поскольку обязанность возмещения убытков вследствие конкретного развития правоотношений между должником и кредитором была именно тем, что было должно сделать, составляла (для целей исполнения) основное содержание правоотношений между ними.
--------------------------------
<1> См. также: Kohler, Arch. f. d. civ. Prax., Bd. 91, S. 179; Siber, Rechtszwang im Schuldverhaltnis, S. 176 (внизу).
<2> "Si quis ex his conventus litis aestimationem praestiterit" (I. 25, § 10 D., fam.erc., 10, 2): "desiit bonum et aequum esse condemnari eum qui litis aestimationem praestiterit" (I. 34 pr. D., de O. et A., 44, 7).
От "выплаты замены (компенсации)" в только что рассмотренном смысле необходимо четко отграничить ситуацию, когда для целей прекращения обязательства производится такое исполнение, которое вообще не подразумевалось обязательством <1>. Основным примером является datio in solutum - объединенное техническое выражение римского права для рассматриваемых здесь случаев satisfacere. В то время как praestare (в конкретном смысле) является предоставлением замены только с точки зрения изначально предполагавшегося исполнения, а с точки зрения обязательства является настоящим solvere, satisfactio является противоположностью (но не противоречит) solutio. Оно хотя и является основанием освобождения от долга путем удовлетворения кредитора, но не через заложенные в самом обязательстве необходимые действия, а через предоставление другого исполнения <2>. Это иное исполнение имеет свойство удовлетворения не потому - и в этом важнейшее отличие от настоящего solutio, - что оно конкретизирует содержание обязательства, а потому, что такое свойство удовлетворения придает ему сам кредитор (в solutum datio) или правопорядок (например, в случае принудительного исполнения). Таким образом, если предоставляется замена исполнения, то она занимает в содержании обязательства место первоначального исполнения. Если кредитору предоставляется satisfactio, то замена исполнения лежит за пределами обязательства и нуждается в определенных основаниях, чтобы принять вид надлежащей замены первоначально предполагавшегося исполнения и дать должнику тем самым получить в результате удовлетворение кредитора.
--------------------------------
<1> Несколько иное встречаем у Зибера (a.a.O., S. 3, 6 - 7, 10); ср.: Auseinandersetzung in § 3.
<2> Ср.: "satisfactum autem accipimus quemadmodum voluit creditor, licet non sit solutum" (I. 9, § 3 D., de pign. a., 13, 7); "quodsi non solvere, sed alia ratione satisfacere paratus est" (I. 10 eod. I. 6, § 1 D., 20, 6). Об этом же пишет Бриссон (Brissonius) (de solut. et lib.; Opera minora, p. 114): "Satisfacere enim dicitur, qui creditoris desiderium quoquomodo implet eique, quo contentus sit, praestet". В широком смысле выражение satisfacere охватывает, разумеется, и solvere. Однако если бы оно означало только solvere, оно бы вообще не было нужно. Подробнее см. в § 3.
§ 3. Разграничение solutio и иных оснований
прекращения обязательства
Установление узкого смысла термина solutio, который предлагают первоисточники, встречает на своем пути ряд трудностей, связанных частично с особенностями организации римского права, частично с путями формирования самого понятия исполнения.
Первое из перечисленных обстоятельств следующее: для древнеримских юристов было гораздо важнее определить, погашается ли гражданско-правовое обязательство ipso iure или оно будет ликвидировано ope exceptionis, чем провести среди действий, имеющих эффект ipso iure, четкое разделение между собственно исполнением и иными действиями ipso iure. Такая тенденция станет понятной, если продемонстрировать, что первому разграничению, в отличие от второго, придается решающее процессуальное значение. Поэтому определение эффекта ipso iure вплоть до конца письменного судопроизводства имело несравнимо большее практическое значение, чем вопрос о том, в какой мере то или иное действие, имеющее ipso iure погашающий эффект, могло быть квалифицировано как solutio в узком смысле слова. Больше всего бросается в глаза такая перемена в учении о прекращении обязательства, согласно которой все больше прекращающих обязательство действий, изначально имевших только эффект ope exceptionis, получали статус ipso iure. Первое и важнейшее явление - это рецепция цивилистикой не обладающих правовой формой натуральных платежей (ср. выше, § 1), к нему примыкает datio in solutum <1>, а потом и concursus duarum causarum lucrativarum <2>, изначально имевшие погашающее действие лишь в исключительных случаях, а затем приобретшие эффект ipso iure.
--------------------------------
<1> См.: I. 17 C., de solut., 8. 42 (43); ср.: Karlowa, Rom. Rechtsgeschichte II, S. 1381.
<2> Ср. в особенности "extingui placuit" (I. 21, § 1 D., de leg. III (32); далее - I. 66, § 1 D., de O. et A., 44, 7; I. 83, § 6 D., de V. O., 45, 1; G. Hartmann, Die Obligation, S. 66; Brinz, Pandekten II, § 292 (Fn. 11), S. 462.
Еще одно обстоятельство снизило интерес древнеримских юристов к четкой разработке узкого понимания исполнения. Оно состоит в том, что находятся параллели между важнейшим результатом как solutio, так и других прекращающих обязательство действий. Факты таковы, что (наряду с тем, что действующее ipso iure исполнение в результате приносит удовлетворение кредитору) обязательство прекращается не по одним лишь формальным основаниям, а потому, что кредитор получает то, что удовлетворяет его требования. Таким образом, древнеримские юристы больше отмечают этот схожий результат, а не разъединяющие моменты. Отсюда большое количество пунктов, по которым иные основания прекращения обязательства могут сравниться с solutio, будь то по признаку эффекта ipso iure или по признаку удовлетворения кредитора <1>.
--------------------------------
<1> Доказательства - в сн. 5.
И все же из одного лишь такого сравнения вытекает, что такие основания прекращения обязательства никоим образом не могут быть подведены под техническое понятие solutio, а лишь могут приравниваться к нему по признаку определенного результата. Для того чтобы отметить это обстоятельство, имеются определенные основания. В новейшей литературе повторяются попытки ввести эффект ipso iure в эволюцию понятия исполнения <1> и тем самым настолько расширить первоначальное четкое понятие, что оно лишится устойчивых границ и потеряет практическую применимость.
--------------------------------
<1> Особенно в издании: Hartmann, a.a.O., S. 65 f. и недавнее в: Siber, Rechtszwang im Schuldverhaltnis, S. 7 f., 156 f. Более подробно об этом см. ниже, с. 42 сл.
Напротив, установлено, что древнеримская юриспруденция, формулируя узкое понятие исполнения, исходила не из того, что любые действия, прекращающие обязательство из цивильного права, квалифицируются как solutio <1>.
--------------------------------
<1> Все ipso iure поступки ни в коей мере не могут быть квалифицированы как solutio даже тогда, когда они наряду с этим имеют эффект удовлетворения кредитора; более того, в этом случае они могут только сравниваться с solutio, как, например, confusio (I. 95, § 2 D., de solut., 46, 3; I. 41, § 2 D., de eviet., 21, 2; I. 50, 71 D., de fideiuss., 46, 1); Novatio (I. 31, § 1 D., 46, 2; I. 21, § 3 D., 33, 1; I. 19, § 4 D., 39, 5); вследствие перевода прав (обязанностей) на другое лицо (I. 37, § 4 D., 38, 1; I. 187 D., de V.S., 50, 16; I. 49, D. 46, 3; Seneca, lib. VI, de beneficiis, cap. 5 § 4); во всех случаях concursus duarum causarum lucrativarum (I. 108, § 1 D., de leg., I (30)). Также и другие, хоть и не всегда обладающие действием ipso iure, такие, как satisfactio ("satisfactio pro solutione est" (I. 52 D. 46, 3; ср.: 176 D., de V.S., 50, 16, однако также и I. 4, § 3 D., de re iud., 42, 1)); compensatio (I. 4 C., de comp., 4, 31; ср.: I. 4 D., qui pot. in pign., 20, 4: "perinde haberi debere ac si priori creditori pecunia solute esset").
Существенный для понимания исполнения момент лежит, скорее, в том юридическом составе, посредством которого из круга юридических фактов, действующих ipso iure и обладающих эффектом удовлетворения кредитора, выделяется более узкий круг solutio. Однако узкому понятию исполнения, содержащемуся в первоисточниках, не хватает строгого единства и последовательности. Виной тому уже упомянутое обстоятельство, согласно которому построение понятия не было единодушным - оно рождалось постепенно из идеи формальных юридических сделок, направленных на прекращение обязательства, и реализации содержания обязательства (ср. § 1).
Однако определенные юридические факты исключены из узкого понятия исполнения равным образом с точки зрения как направленных на прекращение обязательства формальных действий, так и содержания обязательства. Это случаи, когда обязательство прекращается в результате чуждых его содержанию случайных событий (прекращение ввиду невозможности исполнения, смерти должника или кредитора, ненаступления условия, совпадения в одном лице должника и кредитора, в древнем праве - ввиду capitis deminutio).
В отношении иных действий, прекращающих обязательство, тем не менее последствия правовых представлений прошлого позволяют констатировать, что некоторые из них (которые имеют правовой характер сделки, позволяющей кредитору получить материальное удовлетворение) трактуются первоисточниками как solutio в узком смысле слова, несмотря на то что их нельзя рассматривать в качестве реализации содержания обязательства. Это относится прежде всего к исполнению третьим лицом, погашающему обязанность должника (а не собственную) <1>.
--------------------------------
<1> В определенной мере это относится и к sibi solvere, о чем подробнее см. в специальном разделе исследования.
Поскольку исполняющий не выступает в качестве представителя должника, в этом случае не может быть и facere quod facere promisit, иными словами, ни действий субъекта обязательства, ни конкретизации содержания обязательства <1>.
--------------------------------
<1> Ср. выше, § 2 и ниже § 9. Косвенным образом это признают и первоисточники. Непосредственное погашающее действие исполнения, произведенного третьим лицом, авторы обосновывают не внутренним существом обязательства, а тем, что согласно цивильному праву можно улучшить положение третьего лица без его воли и даже против таковой (I. 53 D., de solut., 46, 3).
Если несмотря на это относиться к исполнению третьим лицом как к solutio в узком смысле, в этом обнаруживается историческое последствие древних понятий исполнения и обязательства. Этому соответствует (как изложено в § 1) то, что исполнение третьим лицом (с целью освободить должника от его обязанности) понимается как предписанное погашение отношений между кредитором и должником и ставится на одну ступень с исполнением обязательства самим должником. С выдвижением обязанности должника на место важнейшего конститутивного элемента понятия обязательства и соответствующим оформлением понятия исполнения как выполнения этой обязанности следовало ожидать понятийных и терминологических расхождений между исполнением третьим лицом и собственно исполнением. Ничего подобного не замечается. Кажется, что римской правовой науке не приходила на ум несовместимость квалификации исполнения третьим лицом с новым понятием исполнения <1>.
--------------------------------
<1> Также возможно, что терминология не поспевала за развитием понятий, так что оба факта при всей своей понятийной дифференциации впредь обозначались одним terminus. В первоисточниках не дается объяснений для этой альтернативы, поскольку крайне мало разработано учение об исполнении третьим лицом, которое могло бы объяснить многие распространенные спорные вопросы в этой области.
Таким образом, складывается ситуация, когда идея конкретизации содержания обязательства не в состоянии покончить со всеми последствиями старых правовых представлений. Остается анклав, разумеется, уменьшенный, где находятся правовые сделки по исполнению определенного рода (а именно исполнение третьим лицом и sibi solvere), которые не являются осуществлением содержания обязательства.
Тем не менее идея осуществления содержания обязательства является главенствующей и наиболее разработанной в новейшем учении об исполнении, из чего вытекает, что все последствия такого понятия выявлены. Классические юристы не ограничивают исполнение только юридической сделкой вида solutio, а распространяют его как на действия по выполнению обязанности, так и на обязанность не препятствовать, выражающуюся в бездействии должника <1>.
--------------------------------
<1> См. обоснование выше, в § 2. Разумеется, следует отметить, что выражения solvere и (реже) solutio используются в первоисточниках не только для обозначения действий, конкретизирующих содержание обязательства и тем самым его прекращающих, но и для целей достижения такого исполнения, которое в некоторых случаях может и не повлечь за собой прекращения обязательства. Соответствующие примеры предлагает целый раздел de condictione indebiti (D. 12, 6); ср. особенно: I. 26, § 6 D., 12, 6; далее - Gaj., II, 84; I. 15 D., 46, 3; конкурирующим выражением является numerare (I. 66 D., 46, 3). Что касается конкретно indebitim solvere, то исполнение здесь предпринимается с целью прекращения обязательства, и эта цель не достигается только потому, что обязательство, прекращение которого предполагалось, не является действительным. Condictio indebiti возникает, разумеется, из ошибочной веры исполняющего в существование долга; значительной для учения об исполнении представляется точка зрения, что в таком случае в римском праве давалось право на иск. Поскольку теория возврата неосновательно полученного, разработанная влиятельным направлением римской правовой науки (в особенности сабинианской школой (I. 35, § 3 D., de m. e. don., 39, 6)), была основана на понятии negotium, то такая точка зрения встречается также и в учении о condictio indebiti (I. 33 D., de condictio indebiti, 12, 6: "nam is, qui non debitam pecuniam solverit, hoc ipso aliquid negotii gerit" (ср. с этим: Pernice, Labeo I, S. 422; v. Mayr, Condictio, S. 174 f.)). Это лежит в основе представления о либеральной юридической сделке, которая в данном случае не в состоянии породить упомянутый эффект освобождения, зато действует обязывающим образом; особенно отчетливо это видно в I. 13, § 2 D., de commod., 13, 6. Понятно, что такое представление об обратном действии в учении первоисточников об исполнении показывается настолько, насколько оно усиливает тенденцию видеть в исполнении юридическую сделку, так что оно противостоит рассмотренному в настоящей работе развитию и замедляет его.
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| П. КРЕТЧМАР 2 страница | | | П. КРЕТЧМАР 4 страница |