4 страница

И конечно же человечество никогда не могло представить, что монстры, уродливые и мерзкие, которые ворвались к нам, станут близкими друзьями для всех нас, оказавшись умными, добрыми и мудрыми. И никто не мог и предположить, что самый страшный, самый кровавый монстр будет ходить на двух обыкновенных ногах, иметь одну обыкновенную голову, а в обыкновенных руках будет держать самый обыкновенный автомат.

Человек.

Это, или что-то вроде этого приходит мне в голову, когда сегменты двери со знаком ядра Цитадели отъезжают вверх и нас встречает яростным огнем пара Элитных солдат Альянса.

Никогда люди не могли бы предположить, что настоящие инопланетяне-захватчики будут совсем не мерзкими. Не мускулистыми воинами с клыкастыми мордами и смертоносными щупальцами. Не яйцеголовыми человечками с бластерами в тощих ручках. Никогда мы не могли и предполагать, что настоящие посланцы войны будут обычными жирными червями.

Я стреляю на пару с Аликс в слуг Альянса, но смотрю не на них, а поверх их голов. На большой монитор, с которого на меня смотрит оно. Истинное лицо наших Покровителей.

Обычными жирными зелеными червями. Разжиревшими настолько, что даже путаешься – кричать ли в страхе «Мамочки, это же ОНИ!», или отойти принять что-нибудь от живота. Обычными мясистыми телами, совершенно без конечностей. Настолько неприспособленными к миру из-за постоянных генетических экспериментов над собой, что ноги отмерли – да и не могли бы они носить такую тушу. Глаза отмерли. Все отмерло. И только линзы, трубки металла, вкрапления имплантантов. Их величайшее достижение. То, почему им не нужны такие мелочи, как руки, ноги, уши, глаза и прочее.

Элитные еще даже не затихли на полу, а мы уже подходим к панели управления. Существо на экране разворачивается прямо на нас. Секунду смотрит. И монитор гаснет.

- Все никак не оставят нас в покое, - бормочет Аликс, запуская консоль, - Лучше бы сами спасались…

Она что-то набирает на клавишах и экраны загораются снова. Я носком ботинка шевелю мертвого Элитного. На белой, как снег, броне следы красной крови. Руки тонкие и длинные, ноги тоже. Надо же. Неужели это подросток? Судя по телу, лет девятнадцать. Никогда бы не подумал, что в Элите могут служить настолько молодые люди. Этот парень должен был пойти в Альянс лет в пятнадцать, если не меньше. Я чувствую жалость. Не к этому мальчику, ставшему генетически преобразованным киборгом с детства. И даже не к самому себе, как я это делал в Черной Мезе, коря себя за то, что убиваю людей. Мне было жалко тех людей, которые сейчас бились за свои жизни на улицах. Если дети сами идут в Альянс, значит, мы проиграли. Если дети за считанные года дослуживаются до Элитных и охраняют святая святых, значит, все бесполезно. Все это зря.

- Гордон, иди сюда, - зовет Аликс, не отрываясь от мониторов, - Ничего не понимаю… Похоже, они тут пытались ускорить взрыв ядра реактора. Спятили совсем…

Я позволяю себе удивиться. Надо же. Неужели во всей Цитадели еще найдутся самоубийцы, кроме меня и этой девушки? Принцип «так не доставайся же ты никому» действует и здесь. И я даже не знаю, что мы пытаемся друг другу доказать. Соревнование, гонки на время. Кто умрет первым. Бред…

- Они же не сумасшедшие, - пожимаю плечами я, подходя поближе, - Может, хотят замести какие-то следы? Или просто помешать нам и взрывом побыстрее стереть с лица земли весь город?

- Не знаю, - бормочет она, - Но они намеренно укоряли реакцию. Сейчас, минутку…

Она тянется к какому-то пульту, с видом мамы, приготовившей сыночку умопомрачительный сюрприз. Нажимает кнопки, словно развязывает ленточку. И огромная железная стенка зала отодвигается, словно оберточная бумага.

В одном я не ошибся. Сюрприз действительно умопомрачительный. Ум помрачается буквально со скоростью мысли.

- Твою мать… - выдыхаю я и машинально отступаю на шаг.

Аликс тянется ладошкой к лицу, словно сапер, уронивший на землю извлеченную мину. Взрыва можно ждать в любую секунду.

- Боже… Похоже, реакция зашла уже совсем далеко…

Огромный шар чистой энергии, переливающийся и водянистый, висит в каком-то десятке метров от нас в самом сердце реактора. По сложной металлической установке, раскинувшейся над шаром, куда-то вверх уходят нескончаемые потоки ослепительно светящейся энергии. Четыре огромных ротора медленно вращаются над ядром, симметрично раскинувшись над ним. Словно гигантский зонтик. Я видел что-то похожее в наших генераторах в Черной Мезе, мы это называли удержателями энергии. Движущиеся вокруг волны проводники, улавливающее остаточное излучение, выбрасываемое потоком энергии во вне. Но сейчас я даже почти не замечал ни удержателей, по три метра каждый, ни круглый оплавленный остов, над которым висел шар. Я словно весь потонул в неописуемых переливах и потоках чистой энергии ядра Цитадели.

- Надеюсь, доктор Кляйнер был прав насчет этого…

Инстинкты бьют тревогу. Внутренний голос орет, орет изо всех сил: «Беги! Спасайся! Быстрее! Это смерть! Спасайся!». Но ноги не хотят слушаться. Все похолодело внутри. А ведь я-то думал, что уже ничего не боюсь, после всего-то.

- А если рванет?.. – я трогаю стекло, отделяющее нас от зала с ядром.

Аликс ёжится и лишь уныло смотрит на шар. Если рванет, то повторится сцена наверху Цитадели. Дежа вю. Словно время снова застыло, и взрыв замер в нескольких метрах от нас. Но на этот раз время над нами не властно. Если рванет, это смехотворно тонкое стекло не поможет. H.E.V. не поможет. Я улыбаюсь, оглядываясь куда-то назад. Надеяться на то, что Джимен вытащит меня из любой передряги… Не глупо, но по крайней мере слишком нагло. Кто я такой? Кто он такой? Снять с меня этот скафандр и надеть его на Барни – получится куда более опытный и сильный солдат. Смешно даже. Он этого не сделает. Наверное, просто у меня лучше получается быть пешкой, чем у кого-либо.

Если рванет, не спасет даже Бог.

- Посмотрим, можно ли выйти отсюда к самому ядру…

Аликс уже снова копается в базах данных этой консоли, стараясь выжать из нее хоть что-нибудь. Я нервно улыбаюсь гигантскому шару. Было бы весьма любезно со стороны Альянса оставить для нас план помещений, а еще лучше – инструкцию по эксплуатации ядра Цитадели с указанием гарантийного срока в случае неисправности. Я подхожу к Аликс и пытаюсь заглянуть ей через плечо, но все равно ничего не понимаю в этих цифрах, мелькающих на синем экране. А вообще, для кого мы стараемся? Ясное дело, для себя и для остальных участников Восстания, таких же, как мы. Но это только с одной стороны. А с другой стороны – наверняка опять пешки. Мы спаслись? Это иллюзия. Нас спасли. И человек в синем костюме тут помогать уже не будет. Хорошо если не будет еще и мешать. Свободного Человека и Аликс Вэнс вытащили существа, обладающие вортисущностью, которые мудры и расчетливы. Они ничего не делают напрасно. Вытащили, потому что знали – мы не сможем поступить иначе. Я едва удерживаюсь, чтобы не сплюнуть на пол. Ну и где же вы, вортигонты? Раз уж мы вам полезны, не мешало бы помочь.

- Значит так, план такой, - говорю я, - Мы с этой техникой не знакомы, так? Просто делаем процесс, обратный тому, что делали они, ускоряя реакцию.

- Подожди…

Аликс, не отрываясь, исследует какие-то чертежи и схемы. Кое-где пояснения к ним сделаны на нашем языке, а кое-где – странными угловатыми письменами, которые я раньше видел по всему Сити 17. Черт его знает. Может, язык Альянса. А может, какой-то код, которым упрощенно обозначают ключевые термины и понятия. Не знаю. Но Аликс в этих иероглифах явно разбирается, как в родном языке.

- А что означает этот символ? – спрашиваю я, пытаясь хоть немного отвлечься от пульсирующего за стеклом энергетического шара, который навис, словно готовая взорваться сверхновая.

- Не знаю, - пожимает плечами Аликс.

Как оригинально. Не ожидал.

- Я не умею говорить на их языке, да и не видела еще никого, кто умеет, - бормочет она, изучая схемы, - Я умею только понимать слова, а не отдельные символы.

- А где научилась? – интересуюсь я.

- Мы с папой учились вдвоем в Восточной Черной Мезе. По всему оборудованию Альянса, которое нам удалось стащить из города.

Ее голос излучает вежливость, так же как и деликатное желание, чтобы ее на время оставили в покое. И я отхожу. Нет, я не знаю, что значит этот символ. На этом языке я не говорю. Оставьте меня.

Зарядник на стене обрадовал меня сильнее, чем любые обещания и гарантии. Зарядка не помешает, тем более, учитывая то, куда я иду. Я с удовольствием наблюдаю за цифрами на индикаторе костюма. 60%... 80%... 100%... 150%? Я лишь первую секунду не верю своим глазам, когда индикатор зарядки показывает 200%. Несуществующую цифру. Но тут бывает и не такое. Если их поля сумели зарядить неукротимой энергией кристалл из Зена в моей гравипушке, то что говорить о костюме? Им же хуже.

Аликс наконец поднимает голову. Ее глаза горят уверенностью настолько, что даже я чувствую себя не таким разбитым, несмотря на то, что еще несколько часов назад лежал под тонной бетона. Она говорит, что разобралась в этих схемах и что все довольно просто. Чтобы замедлить реакцию, надо погасить часть излучения темной материи, которое скопилось внутри ядра. Погасить побольше этого излучения, насколько возможно. Тогда у нас будет еще несколько часов до того, как излучение снова скопится внутри ядра. Пока не прорвется через его хрупкую оболочку, и все, кто сейчас внизу, в городе, даже не поймут, что это было, как окажутся у врат небесных. Я уже понимаю, кто пойдет делать эту работу.

- И как же мне это сделать? – спрашиваю я, стараясь выглядеть как можно непринужденнее. Вам когда-нибудь приходилось балансировать на канате, протянутым над жерлом вулкана? Примерно это мне предстоит.

- Излучение можно погасить потоком темной энергии с противоположной полярностью, - говорит она, указывая на схему, - Излучатели такой материи находятся уровнем ниже, их тут, наверное, держат на случай аварии, чтобы, в случае чего, вовремя предотвратить взрыв реактора.

Надо же. Даже инструкция по эксплуатации. Не очень-то умно с их стороны. Хотя… если бы тут не было Аликс, этой инструкцией можно было бы только подтереться. Ни я, ни повстанцы с улиц не знают, как читать подобные схемы и письмена. Вортигонты знали, что делают.

- Это, как я понял, и есть излучатели? – спрашиваю я, водя пальцем по схеме. Ярко-бирюзовый цвет линий на экране режет глаза.

- Да. Видишь, их три. Запусти все три, хорошо?

Ну конечно. У меня же есть костюм. Хоть десять. Черт…

- Просто чтобы погасить побольше темной материи, - продолжает она, увидев мой кивок, - Сейчас вызову лифт. Ты уверен, что справишься?

Я подхожу к юноше, облаченному в броню Элитного. Переворачиваю его – перчатки пачкаются в его крови, но мне не привыкать. Ищу на висках зажимы. Не совсем то, что было у солдат, но система похожа. Шов шлема сильно смещен к затылку, так что задняя часть скорее напоминает крышку. Вакуумные зажимы издают свист, и передняя часть отделается от лица. Аликс с тревогой смотрит на то, что я делаю. Не волнуйся. Ему это уже ни к чему. А вот мне…

- Нет, - отвечаю я и улыбаюсь, - А разве у нас есть выбор?

Я держу в руках две половины шлема. И забываю на минуту, для чего я это сделал. На меня смотрит худое, со впалыми щеками, пепельно-серое лицо девушки. Глаза закатились, и в щелочках между синюшными веками блестят белки. Рот чуть приоткрыт, показывая желтоватые зубы. Тот, кого я принял по фигуре за молодого парня, оказался девушкой. Элитной. Совсем молоденькая. Совсем мертвая.

Я встаю, держа в руках половинки шлема и пытаюсь надеть его на свою голову. Бесполезно. Размер не тот. Ворот скафандра мешает. Через матово-красную линзу шлема ни черта не видно. Обе половинки летят на пол.

- Просто будь осторожнее, хорошо? – Аликс качает головой, - Думаю, охраны ты можешь не особо бояться – наверняка большая часть уже сбежала.

Мы молча ждем приезда лифта – стеклянной платформы. Я замечаю тоску и нервный оттенок на ее лице. Словно проблеск молнии – ты почти успел разглядеть ее на черном небе, но ее уже нет. И небо снова кутается во тьму, пытаясь казаться спокойным.

- Эй, - я ободряюще кладу руку ей на плечо, - Не унывай, Аликс! Спасем мы твой город. Нет ничего проще – включить три устройства и уйти. Не вешай нос! Хочешь, я тебе сувенир какой-нибудь оттуда принесу?

Она с улыбкой смотрит на меня. Смотрит так, что я машинально снимаю очки. Неловко улыбнувшись, одеваю их снова.

- Лучше просто возвращайся скорее, - она кладет ладонь на мою руку, - Как бы я хотела тебе чем-нибудь помочь…

- Ты уже помогаешь мне. Тем что будешь ждать меня здесь. Поверь, это дорогого стоит. Когда я был там… в Черной Мезе, мне было очень тяжело после резонансного каскада. Тяжело пройти до конца. Потому что меня никто не ждал.

Лифт подходит, и я иду к нему, ускоряя шаг. Люблю… не знаю. Не люблю, наверное. Чувствовать себя неловко. Чувствовать себя виноватым. Виноват перед человечеством, абстрактным и необъятным, незримым – это одно. Но виноват перед ней – это совсем другое. И когда лифт уже несет меня вниз, я качаю головой. Эх, Илай… Знал бы ты, как неловко будет чувствовать себя твой друг и ученик доктор Фриман перед той маленькой кудрявой девочкой, которую ты частенько брал с собой в лаборатории, давая играть с дискетами и списанными роторами генераторов. Та девочка, которая со смехом трогала мои очки, не понимая, какое удовольствие в том, чтобы носить на лице два стекла, с детской непосредственностью смеясь над тем, что за ними мои глаза кажутся больше. Ладошка – не больше моего пальца. Хрупкие ножки. Шейка толщиной с мое запястье. Время, доктор Фриман… И чем больше я понимаю, что та девочка выросла и стала Аликс, этой Аликс, тем большим дураком перед ней я себя чувствую. Мне нравится девушка, чуть ли не вдвое младше меня. Докатился, док… Не знаю, причем тут это, но почему-то вспоминается старая песня «Я – сам себе дедушка» про парня, который путем хитрых родственных сплетений стал собственным дедушкой. Наверное, почти то же чувствовал и он, когда это понял. Только у меня – все абсурднее до безумия. Вижу ее – и не знаю, что со мной. Все-таки она хорошая… А как вспомню эти ручонки, тонкий голосок, детские глаза… Даже бежать хочется, бежать без оглядки. От тайной надежды Аликс. От нескрываемых хитрых взглядов Илая. От пялящихся повстанцев. Держись, доктор. Если перемотка вперед была осуществлена насильно, и отмотать назад уже нельзя – нажми на паузу. Заморозь это в себе. До того, пока дело не будет сделано. Я не хочу быть альпинистом, который на минуту прекратил восхождение и потянулся за прекрасным цветком – и сорвался в пропасть.

Когда я вхожу в зал ядра, счетчик Гейгера на скафандре начинает трещать.

- ОСТОРОЖНО! ЗАФИКСИРОВАН ПОВЫШЕННЫЙ УРОВЕНЬ РАДИАЦИИ!

Механический голос костюма гулко разносится по залу, где воздух аж дрожит от всевозможных излучений, гуляющих в нем. Я вхожу, стараясь не думать о волнах, пронизывающих мое тело. Альфа, бета, гамма, Х-лучи. Господи, да какие только существуют в природе. Электромагнитное, фотонное, тепловое излучение. Все виды элементарных частиц. Даже еще неизвестные нашей науке, если верить Брину, бывшему Консулу Земли. И если обычное тело нормального человека представляет собой почти всю систему Менделеева, то сейчас мое тело будет прямо-таки музеем, храмом элементарных воздействий. Хорошо, что на мне есть костюм. Я усмехаюсь в полный голос и повожу перед собой рукой, словно разгоняя невидимые волны всевозможных излучений. Плохо только что на мне нет шлема. Не стал надевать, потому что сказали, что анализ частиц кристалла спректрометром не представляет особой опасности. Я еще не утратил способность смеяться. Скорее всего, когда и если я вернусь к Аликс, я уже буду дебилом. Умственно неполноценным. Деформация костей – меньшее из зол радиации.

Зал наполнен ярким бирюзовым цветом. Цвет, приютивший у себя Альянс. Цвет, режущий глаза, отблески которого сверкают с почти идеально гладких металлических стен. Провода и трубки, тянущиеся вдоль стен. Столбы яркого света, по которому проскальзывают энергосферы, питая всю Цитадель. Побочный продукт от производства темной материи – антиматерия. Какой-то ее особый вид. И огромный шар ядра реактора, нависающий у меня над головой, держащийся на потоке чего-то с бирюзовым свечением. Шар медленно переливается, подрагивая. Словно заклинившая в последний момент бомба. Тронь пальцем – и взорвется. Словно неразорвавшийся снаряд – случайно задень рукой, и ее найдут за несколько километров. Словно пузырек с нитроглицерином – за миг до его удара об пол.

Я иду на другой конец зала по тончайшему светящемуся мосту, сделанному из силового поля – хорошее архитектурное решение. На том конце меня уже поджидает высохшее тельце, ковыляющее на своих обрубках вдоль края платформы. Его забыли здесь. Да даже не забыли – просто махнули на него рукой. Кому нужен бывший враг, примитивный раб с жалкими остатками человеческой психики? Но даже сейчас он оставался на посту.

Я схожу с моста и крепче сжимаю в руках гравипушку. Сталкер медленно оборачивается и замирает. В его круглых черных глазках – тихая тоска брошенной собаки. Высохшие губы, изрубленные морщинами, приподнимаются, обнажая нижнюю челюсть – и я вижу сплошь железные зубы. Кожа кажется совсем черной – он, похоже, был раньше негром. Из его рта вылетает вымученное шипение. Неловкий шаг вперед. Я смотрю в то, что осталось от его лица. На ту часть, которая не скрыта железной пластиной. Что-то смутно знакомое… Его везла капсула, когда я ехал в такой же к Брину? Да, наверное. Но не то… где же я его видел?..

Сталкер пристально смотрит на меня. Мелкие волосинки на его лысой голове напоминают кожу цыпленка. Вся его кожа – как поджаристая корочка. Я вижу, как под ней, на руках, перекатываются сухожилия, начинают натужно пульсировать вены – он не помнит, что у него нет кистей рук, которые бы сейчас сжались в кулаки и снова разжались. Я чувствую, как меня наполняет священный ужас. Нет, не перед Альянсом. Альянс не надо бояться. Его надо ненавидеть. Ужас перед этим существом, прошедшем через такие страдания. Человеке, чье лицо кажется неуловимо знакомым. Свежий шов на животе – следы замены части внутренностей имплантантами. Едва слышный скрип зубов. Пристальный взгляд, кажущийся умоляющим. Словно он терпит жуткую боль, где-то там, внутри. Но ни один мускул на лице не дергается. Кукла.

Я на миг перестаю чувствовать на своем лице волны радиации, теплыми потоками омывающие мои щеки. Я отступаю назад. Что с ним? Кто знает, что происходит в голове у этих низших из существ? Кто знает, что они чувствуют? И чувствуют ли вообще. Помнят ли они свою прежнюю жизнь? Помнят ли, что они – люди? Помнят ли, что с ними сделали? Наверное, нет.

Линза на виске, похожая на объектив камеры, вдруг наливается красным светом. И из нее в мое плечо вдруг коротко бьет луч тусклого красного света. Я вздрагиваю. Луч оставляет на плечевой пластине едва видную темную полосу – заряду костюма удается погасить мощность лазера. Сталкер делает резки шаг вперед и, обнажая зубы в зверином оскале, издает резкое визжащее шипение, брызжа мне в лицо холодными мелкими капельками слюны. И, когда его оружие снова начинает наливаться красным светом, я не выдерживаю. Залп из гравипушки отбрасывает его, словно куклу, с силой бьет о стенку – если бы сейчас не стоял гул от растущего ядра Цитадели, я бы услышал хруст ломающихся костей, треск кожи, пропоротой изнутри хрупкими ребрами. Тело беззвучно падает вниз, в недра реактора. И я трясу головой, пытаясь стряхнуть с себя этот кошмар. Что это было? Спросите что полегче. Только мне кажется, я вспомнил, где его видел…

…- Ну что? Готов?

Отис косо посмотрел сначала на своего приятеля, потом на табель тренировок.

- Барни, - брезгливо сказал толстяк, показывая на бронежилет и каску, висящие в специальном шкафчике, - Если ты скажешь, что мне придется влезть вот в это, я больше не стану лепить тебе твои бюсты из хлеба в нашей столовке.

Калхун довольно ухмылялся, предвкушая то, что сейчас будет. Казалось бы – обычная процедура – тренировка сотрудника службы безопасности Черной Мезы. Но сегодня было два особых обстоятельства, делавшие эту ситуацию почти пикантной. Первое – голографический тренер сломался, и тренировку поручили провести Барни. А второе, и самое главное, под раздачу попал молодой и веселый толстяк Отис. Калхун знал, что с этим парнем не соскучишься – по всей Черной Мезе ходили анекдотичные истории о юморке Отиса и том, куда этот юмор его приводил. Вот и получилось, что после того, как толстяк, руководствуясь самими лучшими побуждениями, облил одного из научных сотрудников – доктора Ньюэлла - шампанским, Отиса сослали нести вахту на КПП, да еще и приказали заново пройти курс тренировки.

- Скажу, и еще как! – с удовольствием подтвердил Калхун, наблюдая за метаморфозами на лице Отиса, - Тебе еще повезло что голография сломалась, она бы с тобой сюсюкать не стала.

- Я ненавижу таких как ты! – с чувством взвыл Отис, пытаясь одеть шлем, который был явно на пару размеров меньше, - Я старый больной человек, у меня насморк… А меня по тренировкам гонять… Я на полный желудок скакать отказываюсь!

- Да ты всегда на полный желудок! Отис, не пыли. Сам же знаешь, что это только формальность. Для галочки.

Лицо толстяка замерло и тут же просияло. Он пристально посмотрел на Барни.

- Так ты поставь галочку, и дело с концом! – радостно сказал он, и подбежал к Калхуну, - Давай я тебя научу. Берешь правую культяпку. Зажимаешь между пальцами ручку, и рисуешь вот так…

- Э нет, - притворился рассерженным Барни, - Меня и так дежурный офицер прессует. Я хочу чтобы у нас все прошло гладко и без фокусов.

- Я тебе покажу фокус, - угрожающе пробубнил Отис и начал напяливать жилет, в который тоже еле влезал, - Фокус называется «померший прямо на полосе препятствий охранник». Посмотрим, как тебе понравится дохлый Отис с эпично кружащими над ним толстыми самодовольными мухами…

- Давай-давай, - Барни с улыбкой подгонял его к двери, - Сейчас пробежишь, пропрыгаешь и дело с концом. Отчетность требует жертв…

- Это доктор Ньюэлл требует жертв, - буркнул Отис, - Кровожадный сукин сын…Все давно знают, что он каждое утро ест по охраннику на свой докторский завтрак.

Они вошли в первый зал. При первом же взгляде на три отрезка ракетного корпуса Отису сделалось дурно.

- Итак, мистер Лаури, - торжественно произнес Барни, - Перед вами первый тур полосы препятствий. Прохождение курса тренировки покажет, действительно ли вы годны для приема на работу охранником в исследовательское подразделение Черная Меза.

- Я уже проходил эти трубы год назад! – взвыл Отис, - Я… я не могу! Я с тех пор стал э… больше.

- Толще ты стал, а не больше, - усмехнулся Калхун.

- Конечно, уж если у человека широкая кость, его будут гнобить до скончания века, - пробурчал толстяк, - Я же не говорю кое-кому про целлюлит на его прыщавом затылке!

Барни, на миг смутившись, потрогал свой затылок, но тут же вернул лицу грозное выражение.

- Первое упражнение очень простое, друг мой ситный, - злобно улыбнулся Калхун, - Ты должен пройти полосу препятствий, пролезая через эти трубы, установленные на разной высоте.

Отис хмуро подошел к первому отрезку ракетного корпуса. Занес ногу и, крякнув, остановился.

- Сенсей, я не могу, - сказал он, - Я ногу подвернул.

- Ты это в коллежде тренеру рассказывать будешь, - усмехнулся Барни, - Давай, чем быстрее пройдешь, тем быстрее пойдем в кафешку. Пончики за мой счет, а?

Отис, пробурчав что-то про «мы не буржуи, коллеждов не кончали», все-таки начал лезть в трубу. Кое-как вскарабкавшись, он пополз, вытирая пыль животом и бормоча страшные проклятия, вплоть до обещания откусить Ньюэллу нос. Барни, посмеиваясь, наблюдал за всем этим, предвкушая, что будет дальше.

- Что, фашисты, добились своего? – обиженно сказал Отис, оттряхивая с себя пыль.

- Молодец! А теперь перейдем на вторую секцию – к прыжкам!

Лицо Отиса побледнело и дернулось в трех местах.

- Ы, - потрясенно сказал он, - Прыжки?.. Барни... Я же сегодня парашют не взял! Как же так…

- Да ладно тебе, хватит, - отмахнулся Калхун, - Сам же знаешь, все это уже проходил. Давай, закончим с этим побыстрее!

- Елси выживу – возьму больничный на пару лет, - Отис утер пот со лба.

На полосе прыжков Барни начало казаться, что Отису и впрямь не сладко. После третьего прыжка Отис так и остался сидеть, тяжело дыша.

- Эй, приятель, вставай, - забеспокоился Барни, - Что еще за шутки?

- Шутки – в попе у мишутки, - огрызнулся Отис, с трудом поднимаясь, - Мне кажется, я только что наделал в штаны.

- Ты смотри не помри мне тут, - сказал вдруг Барни, - Мало нам смертей…

- Ты это о чем? – оживился Отис, - Что, кто-то умер?

- Ага, - Барни помолчал, и лишь затем ответил, - Я слухи слышал, по всему сектору G ходят. Будто группа наших ученых недавно погибла.

- У наших ученых не понос, так золотуха, - сокрушенно покачал головой Отис, и уже абсолютно серьезным голосом спросил: - Как это случилось?

- Не знаю точно, - тихо ответил Барни, - Что-то не заладилось у них. Слышал лишь, что это была исследовательская экспедиция. Не вернулись они. Нашли лишь изуродованные тела. Даже не знаю, где…

Отис потупил взгляд.

- Пусть земля им будет пухом, - тихо сказал он.

Барни молча посмотрел на друга. Он еще никогда не видел его таким серьезным. Отис поднял взгляд. В его глазах не было ни единой искорки.

- Ну, Барни, чего стоим? – сказал толстяк, пустым взглядом глядя куда-то в сторону, - Веди в следующую секцию…

…Вспоминая план-схему, я осторожно лезу вверх по лестнице. Вдоль ослепительного потока света, текущего в каких-то жалких сантиметрах от меня. Нет, наверное, большего безумца на всей планете не сыскать. У меня кружится голова, а кровь долбит по сосудам так, словно сердце решило перевыполнить план на ближайший месяц. Я чувствую, что все жидкое, что есть внутри меня, вот-вот закипит, а глаза, немыслимым образом окислившись, превратятся в яичные белки. Когда я достигаю узкой кольцевой платформы, опоясывающей гигантский шар ядра, кожа моя буквально на глазах высыхает, я чувствую, как отслаиваются белесые невесомые чешуйки. Я нервно сглатываю – и горькая слюна всасывается, даже не дойдя до пищевода. Я прислушиваюсь – и кровь в висках стучит раскатисто и мощно, в такт к тяжеловесно пульсирующему шару из чистой энергии. Я медленно оборачиваюсь на него, чувствуя, что при каждом движении то вспухающего, то расслабляющегося шара мои волосы шевелятся. Стучание счетчика Гейгера уже превратилось не непрерывный фон. Я смотрю в переливающуюся оболочку шара и дрожащий воздух. Пульсируя, гигантский сгусток темной материи останавливается в считанных сантиметрах от моего лица. Цифры на индикаторе заряда костюма стремительно падают, но я не замечаю этого. Края платформы оплавлены там, где их слегка касается шар, но не чувствуется никакого тепла. Это – холодный огонь. Перед глазами проносится все, что случилось недавно, и все то, что может случиться сейчас. Шар пульсирует и на миг расширится на несколько сантиметров – и его край коснется моего лица. И я отшатнусь назад, мелко трясясь, брызжа кровью и мозгами из оставшейся оплавленной половинки головы. Когда правое полушарие аннигилируется за одно мгновение, а левое чувствует весь букет этих ощущений. За пару секунд до своей смерти.

Я иду по краю вдоль ядра, приближаясь к светящемуся мостику с каждым шагом. Но не могу оторвать взгляд от гигантского водянистого шара. Мне вспоминается желтый коридор. Шаги вортигонтов, красное аварийное освещение. Охладительный резервуар. Я уже один раз был в ядре реактора. Ядро Лямбды. И может быть, это странная ирония или судьба, но меня кидает в такие места, где человек существовать не может. Каким-то чудом я вышел из атомного реактора Лямбда, не заполучив лучевую болезнь. Сейчас, чувствуя, как голова раскалывается, словно в тисках, а глаза слезятся, я сомневаюсь, что мне повезет так же. Как бы вы отнеслись, услышав новости, сообщающие о том, что вы – ходячий труп? Что вы почувствуете, когда поймете, что вы обречены, ваше тело гниет заживо, а организм стареет и сохнет с немыслимой скоростью? Улыбнись. Присядь, раскрой глаза пошире. Вдохни полной грудью, может быть, впервые в жизни. Возьми за руку того, кто тебе дорог, и почувствуй каждую его клеточку. Пойми, для чего жил. Пойми и забудь. И лови каждое мгновение отведенных тебе минут. Доза обезболивающего. Доза скепсиса. Доза снисхождения.

Я иду прочь от ядра, оставляя за своей спиной сгусток холода и беспристрастности. Унося частичку его в своем сердце. Так даже легче. Раньше можно было наслаждаться мучениями от дурных сомнений. Пронесет или нет? Повезет, или не очень? Убьют, или будешь жить? Сейчас все проще. Таких вопросов уже не возникает. Когда ты понимаешь, что обречен, чувствуешь необыкновенную легкость. Словно гора с плеч. Нет больше тех проблем и страхов, которые сейчас уже кажутся наивными и смешными. Нет больше сомнений. Все ясно, как белый день. Разум чист, как пробирки усердного лаборанта. Не это ли свобода? Не это ли – иллюзия? Нет больше вопроса – будет ли все хорошо. Теперь есть другой – успею ли? И давит он не хуже прежнего.

Охранник-сталкер, обнимаемый молнией из гравипушки, летит вниз, растворяясь в темноте, и я выхожу из главного зала. Первый излучатель нашелся быстро – буквально через пару коридоров. Аликс оказалась неправа. Излучатель хорошо охраняется. И, когда я вижу двух солдат, заметивших меня и поднявших тревогу, я со злобной улыбкой прячусь за угол. Быть может, это от чувства легкости, которое я обрел, пройдя возле ядра. А может – я просто стал собой. Адреналин, как и эндрофин – это наркотик. Причина, почему люди остаются в экстремальном спорте или на службе в полиции. Наверное, я уже не могу без этого. Без ощущения риска и быстроты, правящей жизнями. И потому я смеюсь.

Дата добавления: 2015-11-16