2 страница

- Иззи, не надо… - но Илая даже не видно.

Доктор Кляйнер вплотную приближается к монитору.

- Все, кто останутся в радиусе поражения, попадут под энергетический выброс, последствия которого даже я не берусь предсказывать.

- Айзек, не надо...

- Проникающий эффект в любые клеточные структуры будет просто невообразимым.

- Кляйнер, хватит! – Илай уже не испуган. Еще чуть-чуть, и его глаза просто испепелят ученого на месте.

Я улыбаюсь. Отлично. Всегда хотел наперед знать, как я умру. Оказывается, все будет куда экзотичнее, чем я полагал в Черной Мезе. Русские много болтали о последствиях взрыва на чернобыльской АЭС. Что ж, пришло время ощутить это на своей шкуре. А пока что можно просто походить по остаткам города. Пожать руки тем, кто еще ведет бой. Попрощаться. Сказать эпитафию – могила все равно у всех будет общая. Вам доводилось справлять по себе поминки?

- Папа… - Аликс изгибается, словно так она сможет лучше рассмотреть лицо Илая, стоящего за Доктором Кляйнером.

Но тот наконец прозревает и поспешно оборачивается к другу, кладет руку ему на плечо. Илай мрачно трет виски, словно уговаривая воспаленный мозг сделать одолжение и перестать причинять боль хоть на минуту.

- Боже, Илай, прости… Но поверь, у нас нет причин для преждевременной паники! Аликс ведь уже далеко от эпицентра…

- Ну вообще-то, - Аликс косится на меня, - Мы все еще возле Цитадели.

Кляйнер кидается к монитору с такой энергией, словно видит там весь смысл существования. Зрачки расширены. Я тоже пододвигаюсь поближе, чтобы ему было видно и меня. Иронично качаю головой.

- Что?! Боже! У вас же не осталось времени! Ядро реактора Цитадели вот-вот разрушится! Вы не успеете убраться достаточно далеко оттуда, хотя… Кое-какое прямое вмешательство в процессы разрушения ядра может затормозить реакцию.

- Иззи… - Илай мрачно поднимает взгляд. Что для отца страшнее? Ждать, пока его дочь испарится, растворившись в воздухе, раскаленном настолько, что сама Цитадель просто исчезнет, или дать ей шанс выжить, заработав этот шанс еще большим риском умереть?

- Вы хотите сказать… вернуться внутрь? – Аликс смотрит на меня. Я ничего не говорю. Лишь приподнимаю брови. Думаю, ты уже сама знаешь ответ. Жить-то хочется, а?

- Да, прямо к ядру, - кивает Кляйнер, уже осторожно оглядываясь на Илая, - Но это слишком опасно. Все подступы к нему уже наверное светятся от радиации.

Аликс оглядывается не меня еще раз, оглядывает меня, словно взвешивая, оценивая. Зрелище не из приятных – побитый убийца, считающий себя ученым. Товар слишком побит, да и гарантийный срок закончился. Отдавать в ремонт поздно. Идеальное пушечное мясо.

- Ну, Гордон, у тебя же все-таки есть H.E.V.-костюм, - Аликс смотрит мне в глаза, словно предлагая прогуляться в парк, - Если мы найдем вход в Цитадель, мы бы, наверное, смогли…

- Аликс, нет! – Илай плавит дочь взглядом.

- Но папа…

- Илай, - мой голос снова звучит, словно чужой. Отвыкаю. Плохой признак. – Успокойся. Мы сделаем это. Сам посуди, это единственный шанс для нас. И для всего города. На улицах еще полно народу. Или хочешь, чтобы мы уже садились сочинять себе надгробные речи?

Илай молчит.

- Я понимаю, Гордон… но ты не понимаешь… как объяснить? Айзек, да вразуми ты их!

- С нами все будет в порядке, - Аликс умиротворяющее смотрит на отца, но взгляд мельком на распухший красный шар над Цитаделью ее выдает.

- Извини, Илай, но я не вижу другого выхода, - Кляйнер серьезно смотрит на друга, - Это поможет нам эвакуировать больше жителей…

- У нас получится, Илай, - киваю я, немного оттесняя девушку от монитора.

Глаза в глаза. А что бы ты сделал на моем месте? И плевать, что все это бесполезно. Все это все равно – зря. Плевать. Илай первым сдается.

- Хорошо, ребятки, ладно… Но Аликс, пообещай мне… Пообещай, что вы не будете рисковать понапрасну.

Я мило улыбаюсь. А все и так напрасно. Потому что всегда, когда что-то идет не по плану, главный игрок расставит фигурки по-своему. Поправит галстук. Усмехнется. Партия, мистер Фриман.

- Я обещаю, - говорит Аликс, может быть даже слишком поспешно.

Но Илай понимает, что все равно уже поздно.

- Я люблю тебя.

- И я тебя тоже, милая. Я буду молиться за вас.

- Не волнуйся Илай, - говорю я, потому что Аликс пытается проглотить подступивший к горлу комок, - Мы очень скоро увидимся.

И нажимаю наугад на большую кнопку с комбиновскими буквами. Монитор тонет в шквале помех и гаснет.

- Да… - говорит Аликс, все так же глядя на экран, - Не волнуйся…

Я оглядываюсь и перехватываю гравипушку поудобнее. Снова в пекло? Чудесно. Главное, не оставаться наедине с мыслями. Что может быть хуже?

- Ладно, - Аликс, наконец, тоже начинает двигаться, - Давай посмотрим, как можно снова попасть в Цитадель. Тебе как удалось проникнуть внутрь в прошлый раз?

Я смотрю на гигантский шпиль. Земля под ногами не дрожит. Те части Цитадели, которые двигались тогда, врезаясь в землю, уже не двигаются.

- У нее были движущиеся части, в самом низу, у основания, - говорю я, - Удалось прошмыгнуть в на секунду открывшееся отверстие.

- Мда, перспективно… Ладно, подойдем поближе, может, там поймем.

Мы подходим к тому самому мертвому десантному кораблю. Капсула валяется невдалеке, на груде мелко крошенных руин. Гигантское, уже неживое существо, напоминающее краба или креветку, теперь спокойно лежит, не пытаясь убить людей, осмелившихся подойти так близко. Членистые лапки вяло свисают, металлическая кожа потускнела, то ли от гари, то ли от серого снега, уже присыпавшего ее. Радужно переливающийся фасеточный глаз безжизненно потух, как бы со скорбью остановив свой последний взгляд на былом памятнике величия Всегалактического Союза.

- Пес, ты нам не поможешь?

Робот, громыхая стальными конечностями, подходит и услужливо приподнимает остов корабля, словно пушинку. Мы с Аликс пригибаемся, чтобы пролезть вперед. Тело корабля опускается за нами, словно занавес. Конец первого акта. Можете не расходиться, антракта не будет. Да и актерам этим не положено отдыхать. Придя в этот театр, они подписались играть без перерыва, сна и отдыха. Играть, пока единственный зритель в синем костюме не похлопает и вызовет на бис. Снова и снова. Это уже третий мой выход.

И мы тут же останавливаемся на самом краю пропасти. На том ее конце – стена громадной Цитадели. Дна не видно, по нему гуляет серый туман, и серый снег и горящие куски самого шпиля летят туда, словно в иной мир, чтобы пропасть из этого навсегда.

- Вот это высота… - пораженно шепчет Аликс, осторожно глядя вниз.

Эх, как мало ты еще видела…

- Пойду первым, - говорю я, отводя ее от края пропасти на шаг, - Если края не обвалятся, значит, тебя выдержат точно. Иди точно след в след.

- Так точно, - улыбается она. И я не могу не улыбнуться в ответ. Мы сделаем это. У нас получится. Я верю.

Вот только что делать с этой верой? Кого просить? И в который раз я понимаю, что просить в этой жизни я могу только себя. Спросить, поломаться, поотнекиваться, помолчать… и в конце концов согласиться. Раньше я думал, что нужно лишь очень сильно попросить, чтобы получить желаемое. Но теперь я изменился. И знаю, что нужно лишь очень сильно согласиться.

Я осторожно иду вдоль самого края пропасти, прижимаясь спиной к скалистой стене. Из нее кое-где торчат оборванные трубы и арматура, так что мне приходится изредка пригибаться. Ноги все еще дрожат - мышцы устали держать на себе вес всех тех камней, что лежали на мне неизвестно сколько времени. Я иду, смотря только вперед. То, что нельзя смотреть вниз – байка конечно, но помогает. Достаточно лишь выбрать себе точку для концентрации внимания. Будь это точка перед собой или даже внизу. Механизм этой психологии прост. Сконцентрируйся на чем-то одном, желательно на цели, то есть, на том что впереди, и тебя не будет волновать то, что ждет тебя по дороге. И так во всем. Алкоголика абсолютно не волнует, что выпивка мерзкая на вкус – он идет к главной цели, напиться, забыться. Водителя не волнует, что по дороге его жизнь подвержена миллиону опасностей – от перегрева инжектора, ведущего к взрыву бензобака, до шипов из-под колес впереди идущей машины, которые при собственной скорости плюс скорость заднего автомобиля пробивают череп водителя второй машины навылет. Его это не волнует – он едет к своей цели, отлично представляет ее, концентрируется на дороге. И если ничего плохого не происходит, он думает, что все так и должно быть. А если происходит – родные и близкие потом будут еще долго убиваться, как же это их любимый БобДжекДжон оказался в неудачное время в неудачном месте? На самом деле все закономерно, и переживать не стоит. Если мне сейчас прилетит прямо в голову горящий кусок обшивки Цитадели, какие с нее сыплются градом, я даже не удивлюсь. Точно так же я шел сюда. Неважно, что меня могли убить, или съесть. Неважно, что мне пришлось бы убивать. Я просто шел, не обращая внимания на эти детали, и видел перед собой только цель – громадную, бесконечно далекую и бесконечно близкую Цитадель, пронзающую серые облака.

И поэтому, когда я достигаю большой площадки у края пропасти, совсем близко к стенам Цитадели, я не пугаюсь, слыша шипение, так мне знакомое. Две маленькие, но сильные лапки отталкиваются от земли, поднимая облачка пыли, и кожистая тушка летит прямо на меня из какой-то расщелины. Хедкраб врезается мне в живот и я падаю. И, не давая ему опомниться, судорожным ударом ноги отправляю его в пропасть. Даже не смотрю ему в след. Меня тоже никто не будет провожать, когда я уйду. Я поднимаюсь.

- Аликс! Можешь идти! Все чисто, скала выдержит.

И я оглядываюсь. Ничего особенного. Большая площадка, свободная от мусора, и огражденная от большой земли горами руин и всего остального. Кажется, что всё, что было в городе, пропустили через мясорубку и свалили сюда в большие кучи. Камни, плиты, обломки кирпичей, оконные рамы, погнутые урны, выглядывающие то тут, то там ржавые корпусы автомобилей, трубы, ветки… Учитывая багровое небо над головой и мягко падающий серый снег, мне вдруг кажется, что наступила ядерная зима. Хотя откуда мне знать, как она выглядит?! Дети голливудских блокбастеров и наивных фантастических рассказов, мы даже не представляли, как оно все вживую. Молодые люди, выросшие на фильмах, полных насилия и играх, в которых людей перемалывают на мясо, если их спросить, никогда не скажут, что испугаются вида трупа. Что вы! Вы что, шутите? Да что там труп, подумаешь! Ну лежит человек, только с закрытыми глазами, и немного крови, что мы, крови что ли никогда не видели? А знал бы кто-нибудь из них еще тогда, до всего этого, как пахнет поеденный опарышами человек, яростно глядящий на тебя сгнившими, сочащимися слизью глазами. Знали бы они, что при пулевом ранении живота человек не падает, как в фильмах, замертво, а долго корчится в жестоких муках, часами напролет. И что из этой раны сразу же начинает лезть защитная прослойка жира, желтая, блестящая и бугристая, с кровавыми прожилками. Потом – волокна мышц. И это еще если ранение не от крупного калибра. Плевать. Мне плевать, что будет со мной, когда я умру. Я этого уже не узнаю. Так же как и плевать человеку, решившему застрелиться – его не волнует, как будет выглядеть его распухшее, посиневшее лицо, наполовину оторванное пулей и теперь смотрящее на рыдающую вдову с совершенно идиотским выражением. Вот так вот, Аликс! Вот я был, а вот меня и нет. И улыбнись, если найдешь мое тело с хедкрабом на лице, бьющееся в агонии. Это мой последний тебе танец.

Аликс наконец подходит ко мне, благополучно перебравшись. Смотрит на совершенно открытый проход в Цитадель, такой близкий и такой недоступный. Глубина пропасти скрадывает расстояние. Кажется, что можно перепрыгнуть на тот край – и ты уже в Цитадели. На самом деле тут метров пять. И конечно же ясно, что раньше тут был мост. А что толку?

- Где же Пёс? – Аликс оглядывается, - Что-то его долго нет.

- Вряд ли он на кого-то нарвался. Тут, в радиусе взрыва, уже никого не осталось.

И, словно в подтверждение моих слов, Пес резко выбегает на вершину горы обломков города.

- Пес, больше не пропадай, - говорит ему Аликс, - Будь рядом.

Не знаю, как настроены сенсоры этой машины, но он понимает все, даже мимику и интонации. Илай действительно гений, раз сумел создать такое. Сразу приходят на ум три закона робототехники. Нет, ну не могу представить себе, чтобы это создание носилось по стану сопротивленцев с горящим красным глазом, твердя «Уничтожить» и разрывая людей на кровавые клочья. Но Аликс считает его слишком живым. Даже чересчур. А ведь он даже внешне не поход на человека, и уж тем более – на пса. Не знаю. Может, я уже успел зачерстветь. Может, я утратил ту романтичную импульсивность, благодаря которой я и связал свой путь с физикой. Но Пес мне видится только инструментом. Хорошим, понятливым, исполняющим приказания четко и как нужно. Как умная отвертка. Или как хорошая боевая машина. Но женщины, у них свои заморочки. Аликс, выросшая в такой атмосфере, была лишена возможности расти женственной и изящной. Грубая одежда, разговор только по делу, абсолютное равнодушие к собственной внешности. Но этот робот – это, наверное, все, что у нее осталось из детства. Когда она еще понимала, что она будущая девушка. И теперь все ее женские качества выходят наружу через Пса. Эх, ей бы ребенка нянчить, а не с роботом носиться…

- Пес посмотрит сверху, есть ли другой путь, - сообщает она, причем довольно оптимистично.

Я смотрю наверх, и мне приходится стирать с очков упавшие на них хлопья снега.

- Тут был мост, - говорю я.

- Не могу поверить, что мы пытаемся туда вернуться, - качает головой она, - Это будет непросто…

А я не могу поверить, что после того, что я пережил в Черной Мезе, я все еще не послал всех к чертям и не ушел жить в одинокую пещеру где-нибудь в глуши. Пора тебе уже вырасти. Они тебя достали сверху не для того, чтобы ты наслаждалась отдыхом. Мы оба им нужны. Для чего, вот вопрос…

- Ну, что думаешь? – это она уже не ко мне, к роботу.

Пёс, уже оглядевшись, неопределенно мычит, поводя руками.

- Что это значит? Есть идеи?

- Брось, - говорю я, и кладу руку ей на плечо, - Да какие у него могут быть идеи?

Робот медленно поднимает гравипушкой, встроенной в его руку, большой камень, и, направив его в сторону Цитадели, резко метает его туда. Камень, долетев до стены, с едва слышным гулом отскакивает и улетает вниз.

- Это нам вряд ли поможет, - усмехается Аликс своему питомцу.

Я молчу. А робот-то не дурак… Вот только вот так вот умирать не хочется, расшибившись в лепешку. Да и его гравипушка органику не поднимет.

- Должен быть какой-то путь на ту сторону, - бормочет Аликс.

Я наблюдаю за Псом. Тот резко срывается с места и убегает куда-то за гору руин. Аликс кричит ему что-то, но безрезультатно. Пес исчезает из виду.

- Я что, что-то не так сказала?

Я, уже было собравшись ответить, вдруг резко кидаюсь влево и едва успеваю увернуться от летящего в меня глушителя от автомобиля. Аликс тоже отбегает подальше, чтобы ее не задело. Из-за холма летят все новые предметы – автомобильная дверь, кусок обшивки Цитадели, камни, трубы. И, наконец, как пафосное и достойное завершение этого действа, оттуда изящно вылетает небольшой ржаво-красный фургончик без колес, и с адским скрежетом падает между мной и Аликс, едва не улетев в пропасть. Девушка ошеломленно смотрит на прилетевший из неоткуда сюрприз минувших дней. Затем из-за холма, откуда прилетел фургон, показывается Пес и спрыгивает к нам.

- Умно, - я качаю головой, осматривая фургон, - А ремни безопасности? Без них не полечу.

- Пес, что на тебя нашло?! Ты чуть не прибил нас! И как эта штука нам поможет?

Робот опережает меня. Поднимает с земли еще один камень и кидает его на ту сторону. В Цитадель. Я еще раз поражаюсь, насколько простой жест красноречивее слов, сотрясающих воздух. И Пес гостеприимно открывает перед Аликс погнутую дверцу автомобиля.

- Что? – она нервно усмехается и вскидывает руки, - Ты что, шутишь?

Я молча наблюдаю за этой сценой. Улыбаюсь. Как будто у нее есть выбор. Аликс с сомнением смотрит на меня.

- Ну… у нас нет лучшего варианта, Гордон. Он все-таки робот. Он все рассчитал, - и она косится на свою игрушку, - Ты ведь действительно все рассчитал, правда?

Робот все так же держит дверцу открытой. Я подступаю к фургону, оценивая взглядом кабину. Да, на подушки безопасности надеяться не приходится…

- Давай, Аликс, не тяни время! У нас его совсем немного.

И я залезаю на переднее сиденье, и по моей спине скребет выдранная из спинки сиденья пружина. Паралон внутри обивки давно уже превратился в прах, не удивлюсь, если его поела моль еще до Семичасовой.

- Я хочу, чтобы ты ушел отсюда как можно быстрее, - Аликс все не отрывалась от своего любимца, - Найди папу. А мы позже присоединимся, не волнуйся.

И робот кидается к Аликс так резко и неожиданно, что я выскакиваю из машины и уже заношу руку с зажатым в ней камнем. Но тут же опускаю ее. Он всего лишь обнимает ее. Обнимает свою хозяйку. Она улыбается, когда он выпускает ее из своих объятий. Вот еще один подарок Илая своей дочери. Наделить робота примитивными эмоциями. Мелочь, а девочке приятно. Мне бы тоже было приятно. Но только если бы я оказался с Псом на необитаемом острове.

- Я тоже буду по тебе скучать… Скоро увидимся!

И мы, наконец, залезаем в машину. Аликс машинально кладет руки на руль. Рефлекс хороший – это неспроста. Она что, еще и водить умеет?

Я оглядываю автомобиль. Прогресс налицо. Этот путь от своего общежития я начал в оснащенном по последнему слову техники монорельсовом вагоне, даже не подозревая, куда он меня доставит. Продолжил путь в обычном вагоне ближнего следования, грязном, заплеванном и со следами содранных плакатов. А сейчас новый эпизод начинается уже в старом, ржавом автомобиле с разбитыми фарами, без бампера и колес. Прогресс налицо. И как точно отражает мою жизнь! Если продолжить ассоциативный ряд, то следующим транспортом будет уже только гроб. Я концентрируюсь. Плотно упираюсь ногами в пол, руками – в панель. Аликс все так же держится за руль. Снег плавно кружит снаружи, как в старых мультиках про рождество, где Санта всегда приносит хорошим детям подарки, и родители с милым выражением лица попивают горячее какао, поют с детьми рождественские песенки и знать не знают, сколько смертей они уже избежали, раз дожили до такого возраста, и сколько смертей еще им предстоит встретить. И только снег кружит за окнами…

- Давай, Пес, бросай, пока я не передума…

В этот миг я вдруг понимаю, что это не снег. Это пепел.

Резкий рывок кидает ее на спинку твердого сиденья. Гравипушка влетает мне в грудь, и я чувствую, что мои внутренности повисли где-то в районе диафрагмы. Почти то же самое случается, когда катаешься на американских горках. Резкое изменение давления внутри организма, смена интенсивности кровообращения, выплеск адреналина, смещение органов. Все это может вызвать спазмы кишечника, рвотные позывы, головокружение, учащенное сердцебиение, нехватку кислорода. Все то, что дети называют «душа ушла в коленки». Но это длится лишь секунду. И фургон с грохотом падает на решетчатый пол. Пол Цитадели. Я потираю ушибленный лоб и шумно дышу – хорошо еще, что в фургоне давно нет лобового стекла, а то бы последующие минут сорок Аликс развлекалась бы тем, что считала осколки, которые она достает из моего лица и глаз. Я подбираю упавшие на пол очки и смотрю на Аликс.

- Хороший бросок… - бормочет она, тряхнув головой, и оборачивается к Псу, который кажется отсюда совсем жалким, - Теперь уходи! Давай, иди, все будет…

Я с чувством удовлетворения чувствую, как машина резко кренится вниз. Под нами надламывается решетка. Ну конечно. Ничего идеального не бывает. Обязательно должно быть интереснее, чем просто прийти и загасить реакцию внутри ядра реактора.

- Держись, - коротко говорю я, снова упираясь ногами. На этот раз все серьезно.

- Что еще? – испуганно оглядывается она, но тем не менее следует совету.

И фургон резко проваливается вниз.

Что я там говорил про душу, ушедшую в коленки? Забудьте. Потому что эта гонка ни с чем не сравнится. И если вы выжили – значит, у вас нет души. Потому что, когда внутренности прижимает к спине, мозг западает куда-то глубоко, распластываясь по внутренней стенке черепа, а кровь застывает в жилах от резко наступившей невесомости свободного падения – ты уже перестаешь быть одушевленным предметом. Такая маленькая клиническая смерть. И мы падаем во все тот же классический черный туннель, куда-то очень глубоко. Доктор, они не отвечают. Сердце остановилось. Укол адреналина прямо в сердце. Зрачки не реагируют. Убрать руки, разряд! И перед нашими глазами вспыхивает резкий белый свет, когда мы под хорошим наклоном проезжаем… нет, пролетаем через какую-то ослепительную комнату. Они не отвечают, доктор! Пульс отсутствует. Разряд! И мы пролетаем через зал Цитадели, прямо сквозь взбесившиеся лучи установки, зачищающей разум тех, кто в капсулах едет навстречу рабскому существованию. И снова тьма. Все, мы их потеряли. Туннель, по которому мы летим. И свет в его конце. Красный свет. Это может быть только Ад. И, когда фургон влетает в какой-то зал и останавливается на краю железной пропасти, я понимаю, что был прав. Это действительно Ад…

Ни слова не говоря, мы с Аликс выпрыгиваем из машины и только потом, держась за голову, шумно восстанавливаем дыхание. Она облокачивается о стену, у нее кружится голова, но она тут же убирает руку - стена настолько горячая, что у потолка собрался пар. Мы молча наблюдаем, как фургон медленно соскальзывает и падает куда-то вниз. Туда, где не видно дна. Я смотрю наверх. Мне это уже знакомо. Помещение без потолка – что может быть огромнее? Только сама вселенная.

- Боже, - бормочет Аликс, оглядываясь, - Я и не представляла, насколько все… жутко…

О да, мы в аду. На железных стенах пляшут наши безумные тени в отблесках злых языков пламени, которыми охвачена стена и кусок пола. Во многих местах от стен отвалилась обшивка – и там тоже виднеются языки пламени. Края металла тускло светятся. Оплавленные трубки и провода свисают, капая расплавленной резиной и пластиком. И жарко. Жарко, как в гостях у самого дьявола. Довольно.

- Посмотрела? – резко говорю я, - Тогда пошли.

Она косится на меня, но не возражает. У нее даже не возникает вопроса – куда пошли? Проход виднеется только один. Мы переходим через узкий навесной мост над конвейером для капсул, и выходим в большой зал. Только сейчас я понимаю, что когда Цитадель напоминала мне нутро огромного живого организма, я был прав на все сто.

Цитадель умирала.

Барговатый туман, окутывающий дно огромного длинного зала, по стенам которого развешены капсула. Он словно кровь, вылившаяся из разорванных сосудов прямо между органами. Из оборванного монорельса, словно из порванной вены, хлещет кровь – снопы искр, и смертельные тромбы – капсулы, слетают по вене вниз, в никуда. Толстые прозрачные трубки, вьющие вдоль стен, побиты и почернели, как обожженные после пулевого ранения сухожилия. Сканеры, тревожно мигающие и летающие посреди этого хаоса – словно именные клетки, кидающиеся то к одному очагу боли, то к другому, понимая, что спасти организм уже невозможно.

Цитадель умирала.

- Это просто невероятно, - шепчет Аликс, осторожно провожая взглядом падающие капсулы, - Нам… нам нужно найти путь к ядру. Это наверху или внизу?

- Это там, где больше паразитов, - говорю я, в унисон своим мыслям.

- Жаль, что у нас нет карты, - Аликс с непониманием смотрит на меня.

Наверху что-то взрывается – очередной разрыв сосуда этого гигантского существа. Гематома. Сверху падают обломки железа, куски того, что было навесным мостом. Ошметки плоти Цитадели, вперемешку с клеточными паразитами – сталкерами, которые, словно тряпичные куклы, падают вниз, безвольно шевеля конечностями. Откуда-то начинает бить пар – словно поток желчи из разорванного желчного пузыря.

Цитадель умирала.

И чем дольше мы идем, тем яснее я это осознаю. Вам приходилось когда-нибудь играть роль души? Быть чем-то разумным внутри чего-то живого, и наблюдать, как оно медленно издыхает. И все бы ничего, да только душа не спешит покидать тело, словно в насмешку, стараясь продлить предсмертные муки.

Когда мы заходим в помещение, выход из которого перекрыт силовым полем, на миг создается впечатление, что смерть решила подождать. Как в банальном фильме, когда душа умирающего вернулась обратно, потому что у нее остались на земле неоконченные дела. И я даже знаю, кто тот бог, который дал душе разрешение вернуться. Знаю, но промолчу. Ибо не упоминай имя G-man`a всуе.

За прозрачным стеклом, занимающим всю стену, словно в экзотической экспозиции музея уродов, видны паразиты этого огромного организма. Бывшие люди, которым ампутировали конечности ниже колен и локтей и поставили примитивные протезы. Те, кто сопротивлялся режиму, кто когда-то любил, радовался солнцу и редкой возможности выспаться во время короткого затишья ночью. Скелеты, обтянутые сухой серой кожей. Живот выпотрошен и зашит, сверкая имплантатами. И лица, прикрытые железной пластиной с открытыми створками. Вместо глаз – имплантаты. Я подхожу к стеклу поближе. Вот он, в метре от меня. Я завидую ему. Он уже не чувствует ничего. И не помнит. Он мертв. А кому какое дело, что делает его тело после смерти, пусть даже оно продолжает ходить, выполняя примитивную работу. Я вдруг чувствую ярость. В голову приходит картинка из документального фильма о нацистах, где показан череп-пепельница, который они сделали из убитого вражеского офицера. Руки сжимают невидимый автомат, даже не обращая внимание на то, что это лишь манипулятор гравитационного поля нулевого уровня. Пепельница нацистов, череп убитого офицера, тоже после смерти выполняла свою работу, принимая в себя пепел.

Будь проклят Альянс.

И я благодарю кого-то там наверху, что он дал мне это снова увидеть. Чтобы я вспомнил, зачем я все делал. Чтобы я вспомнил, и никогда больше не забывал, что Альянс сделал со всеми нами. Теперь я знаю причину, почему я все еще иду дальше.

- О боже, - Аликс подходит к стеклу, - Это сталкеры… Ну, они не тронут нас, если мы их не тронем…

- Все-таки что-то человеческое в них осталось, - вздыхаю я.

Аликс, на миг задержавшись у стекла, подходит к консоли у силового поля, пытаясь отключить его своей отмычкой, все той же, которая досталась ей от Моссман. Поле мигает, но снова загорается. Вторая попытка… результат тот же.

- Кто-то удерживает поле? – не понимает Аликс, пытаясь снова и снова, - Похоже, с другой стороны…

- Это он.

И я указываю на ближайшего к нам сталкера, который мерно тыкает своими отростками-протезами в кнопки клавиатуры на большой панели. Второй сталкер внешне кажется таким же мертвенно спокойным. Вот только его выдает ярко-красный луч лазера, бьющий из его глаз, которым он беспорядочно рисует на стенах черные узоры. Что ж, когда организм умирает, даже те, кто жили в нем, чувствуют скорую кончину своего живого дома.

- Может, поищем другой путь? – разводит руками Аликс.

- У нас нет времени. Давай лучше подумаем, как попасть туда.

Я смотрю в сторону – на другой выход из комнаты. Аликс следит за моим взглядом. Я осторожно подхожу к проходу и осматриваюсь. Внутри – свисающая с потолка толстая колба, в которой плотным столбиком лежат шариковые мины – совсем как те, с которыми я сталкивался по дороге в Нова Проспект. Дно колбы прочно закупорено металлической заслонкой.

- Шариковые мины? – Аликс на миг задумывается, - Да, одна такая наверное могла бы помочь…

- Уверена?

Аликс пожимает плечами. И я быстро иду к колбе. Мины включены, и, чувствуя мое приближение, начинают беспокойно ерзать, с мелким звяканьем стуча о стены колбы. Осторожно берясь за ручку заслонки, я резко дергаю ее.

Черт, не думал, что эти мины такие тяжелые!

Под давлением я даже не успеваю захлопнуть колбу вовремя, и, прежде чем я все-таки это делаю, прямо передо мной падают две шариковые мины, мгновенно ощетиниваясь толстыми шестиугольными шипами, между которыми пробегают искры. Рефлекс срабатывает мгновенно, и залп гравипушки отбрасывает одну из мин достаточно далеко, чтобы она потеряла меня из зоны своей чувствительности. Но когда вторая мина кидается на меня, и между ней и моей ногой проскакивает жирный разряд, я на миг пропадаю, оказываясь очень далеко. Вот как, наверное, чувствовал себя человек, приговоренный к смерти на еще самом первом образце электрического стула. Я со стоном падаю. В глазах – разноцветная каша, нога гудит и подергивается. Мина, отскочив от противодействия собственного разряда, уже катится ко мне, чтобы добить.

Ну уж нет, еще рано.

И я вскакиваю, пытаясь сконцентрировать помутившийся взгляд на ней. Поднимаю гравипушку. И захватываю ее в антигравитационное поле. Аликс уже бежит ко мне, и я поворачиваюсь к ней. Хромая, подношу мину, зажатую в невесомости, созданной кристаллом гравипушки, показываю свой трофей.

- Ты в порядке? – Аликс взволнованно оглядывает мое мрачное лицо.

- Если бы ударила в грудь – мне бы точно конец, - оптимистично говорю я, - Повезло, что по ноге… Костюм разряжен совсем.

- Черт… ладно, придумаем что-нибудь. Ты идти можешь?

- Ну иду же!

Мы подходим обратно к силовому полю, и она поворачивается ко мне. Только не говори мне, что не знаешь, зачем именно эта штука нам нужна.

- Отец научил меня, как можно сбить все настройки системы наведения на таких минах, - она подносит к мине свою отмычку, - Нужен лишь очень сильный разряд вот сюда…

И хлесткая молния бьет прямо в шариковую мину. От неожиданности я чуть не роняю гравипушку. Мина по-прежнему цела и не взорвалась, мое лицо не обгорели, а руки не валяются обугленными кусками плоти в углу. Удачный день. Между шипами мины теперь быстро пробегают ярко-желтые разряды.

Дата добавления: 2015-11-16