Глава 21. Ад уже здесь 4 страница

– Но… – Джейс, в полной растерянности, покачал головой.

– Там просто ничего нет. Я знал его планы о церемонии в Буррене. Кроме того, я понятия не имею, что он собирается делать дальше. Где он может ударить. Они знают, что он работает с демонами, поэтому они выставляют стражу, особенно вокруг Идриса. Но мне казалось, что одна польза все-таки есть со всего это – если бы я смог узнать хоть какие-то его тайны, пока мы были связанны – но даже этого у нас нет.

– Джейс, если бы ты что-то узнал, он бы просто поменял свои планы, – начала спорить Клэри. – Он знает, что потерял тебя. Вы двое были связаны вместе. Я слышала его крик, когда ударила тебя. – Она дрожала. – Это был ужасный крик человека, который потерял все. Он действительно заботился о тебе, каким-то странным образом, я думаю. И хоть все это было ужасно, мы оба кое-что получили со всей этой ситуации, что может сыграть нам на руку.

– И что же?

– Мы понимаем его. Ну, в той мере, в какой хоть кто-нибудь может его понять. И это не та вещь, которую он может изменить, переделав свои планы.

Джейс медленно кивнул.

– Знаешь, кого еще я теперь понимаю? Своего отца.

– Вален… нет, – сказала Клэри, наблюдая за его выражением лица. – Ты имеешь в виду Стивена.

– Я просмотрел его письма. Вещи, в коробке, которую дала мне Аматис. Знаешь, он написал мне письмо, которое я должен был прочитать после его смерти. Он сказал мне, чтобы я стал лучше человеком, чем был он.

– Ты и есть лучший, – сказала Клэри. – Когда мы были в тех апартаментах, в те моменты, когда ты становился собой, ты больше беспокоился о совершении правильных поступков, чем о своей жизни.

– Я знаю, – сказал Джейс, глядя на покрытые шрамами кулаки. – Это странно. Я знаю. У меня всегда было много сомнений о себе, всегда, но теперь я знаю разницу. Между мной и Себастьяном. Между мной и Валентином. Даже разницу между ними. Валентин искренне верил, что поступает правильно. Он ненавидел демонов. Но Себастьян уверен, что женщина, которую он считал своей матерью, и есть чудовище. Он бы с радостью правил расой темных Сумеречных Охотников, которые отдавали бы демонам приказы, пока обычные люди убивались бы ради удовольствия этих существ. Валентин до самого конца верил, что задача Охотников – защищать людей, Себастьян же считает их тараканами. И он не хотел никого защитить. Он только хочет того чего хочет, и в настоящий момент он хочет этого. И единственное чувство, которое он действительно испытывал, это раздражение, когда срываются его планы.

Клэри задумалась. Она видела, как Себастьян смотрел на Джейса, даже на нее, и знала, что какая-то часть его была безумно одинокой, как в черной пустоте космоса. Одиночество мучило его в той же мере, как и желание власти – одиночество и нужда быть любимым, без всякого соответствующего понимания, что любовь нужно заработать.

Но все, что она ответила, было:

– Ну, значит, нам стоит заняться срывом его планов.

Улыбка мелькнула на его лице.

– Ты же знаешь, что я умолял бы тебя держаться подальше от этого, верно? Это будет опасная битва. Более опасная, чем понимает Конклав, как мне кажется.

– Но ты не станешь этого делать, – сказала Клэри. – Потому что будешь выглядеть, как идиот.

– Ты хотела сказать, потому что мы нуждаемся в твоих рунах?

– Ну, это и… Ты вообще вслушивался в собственные слова. На счет того, что мы должны защищать друг друга?

– Хочу тебя оповестить, что эта речь была отрепетированной. Перед зеркалом, незадолго до твоего прихода.

– И что бы это значило?

– Я точно не знаю, – заметил Джейс. – но я чертовски хорошо выгляжу, когда ее произношу.

– Боже, я уже и забыла какой ты раздражающий, когда никем не одержим, – пробормотала Клэри. – Мне стоит напомнить, что ты сам признал, что не можешь защитить меня от всего? Мы можем защищать друг друга только в том случае, если мы вместе. Если мы противостоим всему вместе. Если мы доверяем друг другу. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Я не должна была останавливать тебя от похода к Конклаву, позвав Себастьяна. Я должна уважать решения, которые ты принимаешь. И ты должен уважать мои. Потому что вместе мы будем долгое время, и только при таких условиях это сработает.

Его рука медленно приблизился к ней на одеяле.

– Находиться под влиянием Себастьяна, – хрипло сказал он. – Для меня, сейчас, это похоже на дурной сон. То сумасшедшие место… те шкафы одежды, для твоей матери…

– Значит, ты помнишь. – Она почти прошептала это.

Кончики его пальцев коснулись ее, и она чуть не подпрыгнула. Они оба затаили дыхание, когда он коснулся ее, она не двинулась с места, наблюдая, как его плечи, медленно расслабились, и выражение тревоги исчезло с его лица.

– Я помню все, – сказал он. – Я помню лодку в Венеции. Клуб в Праге. Ночь в Париже, когда я был самим собой. – Она почувствовала, как кровь приливает ей под кожу, делая ее лицо пылающим. – В каком-то смысле, мы прошли через такое, что никто другой не сможет понять, кроме нас двоих. И это заставило меня понять. Мы всегда и намного лучше, когда вместе. – Он поднял к ней лицо. Он был бледен, и огни плясали в его глазах. – Я собираюсь убить Себастьяна, – произнес он. – Я собираюсь убить его за то, что он сделал со мной, что он сделал с тобой и то, что он сделал с Максом. Я собираюсь убить его за то, что он сделал и сделает. Конклав хочет его смерти, и они будут охотиться на него. Но я хочу быть тем, чья рука поразит его.

Она протянула руку, потом положила руку ему на щеку. Он вздрогнул и прикрыл глаза. Она ожидала, что его кожа будет теплой, но она была прохладной на ощупь.

– А что, если я буду та, кто его убьет?

– Мое сердце – это твое сердце, – ответил он. – Мои руки – твои руки.

Его глаза были цвета меда, и так же медленно, как мед, скользили по ее телу, вверх и вниз, впервые с того момента, как она вошла в комнату, от ее запутанных ветром волос, до обутых лодыжек, и обратно. Когда их взгляды снова встретились, во рту у Клэри пересохло.

– Ты помнишь, – начал он, – как при нашей первой встрече я сказал, что был уверен на девяносто процентов, что нанесение руны тебя не убьет – и ты дала мне пощечину и сказала, что это за остальные десять процентов? – Клэри кивнула. – Я всегда думал, что демон убьет меня, – сказал он. – Изгой Нижнего Мира. Битва. Но я понял, что могу умереть, если я, не буду целовать тебя и очень скоро.

Клэри облизнула сухие губы.

– Ну, сделай, – сказала она. – Я имею в виду, поцелуй меня.

Он протянул руку и взял локон ее волос, между пальцами. Он был так близко, что она могла чувствовать тепло его тела, запах его мыла, кожи и волос.

– Недостаточно, – сказал он, давая ее волосам выскользнуть из его пальцев. – Если я буду целовать тебя каждый день весь остаток моей жизни, этого не будет достаточно.

Он склонил голову. Она ничего не могла с собой поделать и подняла голову выше. Ее голова была занята воспоминаниями о Париже, как она держалась за него, будто в последний раз, и так чуть и не оказалось. Воспоминаниями о том, какой он был на вкус, его прикосновения, дыхание. Она слышала, как сейчас, он дышит. Его ресницы щекотали ей щеку.

Их губы были на расстоянии миллиметра друг от друга, а потом и вовсе не оставили места между собой. В начале, это было похоже на легкое касание, но чем дальше, тем больше креп поцелуй; они схватились друг за друга – и Клэри почувствовала маленькую искру – это было не больно, скорее похоже на ток, прошедший по ним.

Джейс быстро отпрянул. Он покраснел.

– Возможно, нам необходимо над этим поработать.

У Клэри всё ещё кружилась голова.

– Хорошо.

Он смотрел прямо перед собой, все еще тяжело дыша.

– Я хочу тебе кое-что дать.

– Я это уже поняла.

На этих словах он вернул взгляд на нее и – будто с неохотой – ухмыльнулся.

– Не то, о чем ты подумала.

Он достиг низа воротника своей рубашки и вытянул кольцо Моргенштерна на цепочке. Он натянул его на голову и, наклонив вперед, бросил его слегка в ее руку. Оно хранило тепло его кожи.

– Алек забрал его у Магнуса для меня. Ты будешь снова его носить? – Она сжала его в руке.

– Всегда.

Его усмешка переросла в улыбку, и, смело, она поместила свою голову на его плечо. Она чувствовала его дыхание, но он не шевелился.

Сначала он сидел, не двигаясь, но медленно напряженность ушла из его тела, и они наклонились вместе. Это не было горячо и тяжело, но это было общительно и сладко.

Он прочистил горло:

– Ты знаешь, что значит то, что мы сделали… что мы почти сделали в Париже…

– Прогулка к Эйфелевой башне? – Он заправил прядь волос ей за ухо.

– Ты никогда не позволяла мне сорваться с крючка и на минуту, не так ли? Забудь. Это одна из вещей, которые я в тебе люблю. Во всяком случае, та вещь, которую мы почти сделали в Париже… это, получается, вне игры пока что. Если ты, конечно, не хочешь получить малыш-я-вся-горю, когда мы целуемся, эти вещи станут буквальными.

– Никаких поцелуев?

– Хорошо, поцелуи вероятны. Но что касается всего остального…

Она провела рукой по его щеке.

– Мне хорошо, если хорошо тебе.

– Ну конечно мне нехорошо. Я подросток. Как мне кажется, это самое ужасное, что со мной происходило, даже когда я узнал, почему Магнусу запрещён въезд в Перу. – Его взгляд смягчился. – Но это не изменит того, кто мы друг для друга. Это как будто часть моей души навсегда пропала, но это часть внутри тебя, Клэри. Я помню, как ты сказала, что существует Бог или нет, мы сами творим свою судьбу. Но когда я с тобой, я точно не Бог.

Она закрыла глаза, чтобы он не видел её слёзы… слёзы счастья впервые за долгое время. Несмотря ни на что, несмотря на то, что руки Джейса осторожно лежали на его коленях, Клэри чувствовала облегчение, настолько подавляющее, что оно заглушало всё остальное – беспокойство о местонахождении Себастьяна, страх перед будущим, покрытым мраком неизвестности – всё отступало на задний план. Это не имело никого значения. Они были вместе, и Джейс снова был самим собой.

Она почувствовала, как он повернул голову и легонько поцеловал ее волосы.

– Я действительно хотел бы, чтобы ты больше не одевала этот свитер, – пробормотал он ей на ухо.

– Это хорошая практика для тебя, – ответила она, её губы двигались по его коже. – Завтра будут рыболовные сети.

Он был рядом с ней, такой тёплый и родной, она чувствовала, что он смеялся.

* * *

– Брат Енох, – сказала Мариза, поднимаясь из-за своего рабочего стола. – Благодарю, за то, что присоединился ко мне и Брату Захарии так быстро.

Это имеет отношение к Джейсу? спросил Брат Захария. Если бы Мариза не знала его так хорошо, то подумала бы, что в его голосе присутствуют нотки тревоги. Я пару раз заходил проведать его сегодня. Его состояние не изменилось. Енох передвинулся в своей мантии. А я просмотрел архивы и древние документации по Небесному огню. Там есть некоторая информация о том, каким способом он может быть освобожден, но вы должны сохранять терпение. Нет необходимости связываться с нами. Как только у нас появятся новости – мы сами с вами свяжемся.

– Речь идет не о Джейсе, – сказала Мариза, и она двинулась вокруг стола, ее каблуки стучали по каменному полу библиотеки. – Это совершенно о другом.

Она посмотрела вниз. Пол был бережно укрыт ковром, хотя обычно его там не было. Он лежал не ровно, с периодическими горбиками. Покрытие скрывало тонкую структуру мозаики, которая изображала Кубок, Меч и ангела. Она потянулась вниз, взяла угол ковра и дернула его в сторону.

Безмолвные Братья не ахнули, конечно, они могли издать ни звука. Но шум заполнил мозг Маризы, напоминая духовное эхо шока и ужаса. Брат Енох отступил на шаг, а Брат Захария поднял одну из своих длинно палых рук и закрыл ею себе глаза, будто бы мог этим движением пресечь то, что его покорёженные глаза видели перед собой.

– Этого не было сегодня утром, – сказала Мариза. – Но когда я возвратилась сегодня днём, это уже было здесь.

Первой её мыслью было то, что какая-то птица случайно залетела в библиотеку, а затем умерла, сломав себе шею об одно из высоких окон. Но, когда она подошла ближе, до её дошло, на ЧТО она смотрит. Она ни словом не обмолвилась о шоке, который прошиб её изнутри, как стрела или о том, как она шатаясь побрела к окну и её тошнило от того зрелища, на которое она смотрела.

Пара крыльев, только не совсем белых, а как будто в них было некое сочетание целой цветовой гаммы, что переливалась и сияла, пока она рассматривала всё это: бледно-серебристый с фиолетовыми прожилками, переходящими в тёмно-голубой, а каждое из перьев будто бы отлито из золота. А далее, у самого основания были отвратительные огрызки костей и сухожилий.

Ангельские крылья… крылья ангела, те самые, что были отодраны от тела настоящего ангела. Ангельским ихором, что цветом напоминал жидкое золото, был изгваздан весь пол.

На верхушке крыла был прикреплён сложенный лист бумаги, адресованный Нью-Йоркскому Институту. После того, как Маризе плеснули в лицо немного воды, она взяла бумажку и прочла, что там.

Записка оказалась короткой – в одно предложение – и была подписана именем очень знакомым ей почерком, в котором был отголосок Валентинской скорописи, который она встречала в его письмах, написанных сильной и уверенной рукой.

Но там значилось не имя Валентина. Это было имя его сына.

Джонатан Кристофер Моргенштерн.

Она отдала вещь Брату Захарии.

Он забрал листочек из её пальцев и развернул его, прочитав, как и она, одно единственное слово из Древне Греческого языка, начирканное довольно завихренистым почерком в верхнем углу листа.

«Erchomai» – говорилось там.

Я иду.

^[1] Поцелуй повара — лат.

^[2] Отрывок из Упанишад (Упанишады — религиозно-философские трактаты, часть Вед).

^[3] Ад будет двигаться (лат.)

^[4] Роберт Фрост. «У леса снежным вечером».

^[5] Ветис/Велтис — злой дух, искуситель святых (библ.)

^[6] мексиканский кофейный ликёр

^[7] Здравствуй и прощай, брат мой (лат.)

^[8] Кто к Богу? (лат.)

^[9] вот

^[10] Я взываю к глубинам (лат).

^[11] Я взываю к Лилит (лат.).

^[12] Я взываю к матери моей (лат.).

^[13] Ибо в чаше этой кровь моя (лат.).

Дата добавления: 2015-11-16