Глава 15. Магдалена

Тошнота и боль появлялись и исчезали во всё более затягивающих водоворотах.

Клэри могла разглядеть лишь размытые цвета вокруг нее: она чувствовала, что ее брат нес ее, каждый его шаг отдался в ее черепе, словно удар ледоруба. Она знала, что цепляется за него и за комфорт силы его рук… странно, что хоть что-то в Себастьяне могло быть удобным и то, что он, казалось бы, старался не толкать её слишком сильно во время хождения. Словно издалека, она чувствовала, что задыхается, и услышала голос брата, звавший ее по имени.

Потом наступила тишина.

На мгновение ей показалось, что наступил конец: она умерла, умерла сражаясь с демонами, как большинство Сумеречных охотников. Потом она почувствовала жжение на внутренней стороне ее руки, и волну чувства, как будто лед разливается по ее венам. Она зажмурилась от боли, но холод от того, чтобы для её не делал Себастьян, был как будто ей в лицо вылили стакан воды. Медленно, мир прекратил свое вращение, водовороты тошноты и боли уменьшились до ряби в потоках ее крови.

Она снова могла дышать.

Со вздохом она открыла глаза. Голубое небо. Она лежала на спине, глядя на бесконечно голубое небо с хлопковыми облаками, как нарисованное небо на потолке в больнице Института. Несмотря на боль, она вытянула руки. Правая по-прежнему носила браслет от следов травм, хотя они становились светло-розовыми. На левой руке почти исчезла иратце, а на сгибе локтя предотвращая боль была менделин.

Она сделала глубокий вдох.

Осенний воздух, пахнущий листьями. Она могла видеть верхушки деревьев, слышать бормотание транспорта и… Себастьяна.

Она услышала низкий смех и поняла, что она не просто лежала, она прислонялась к брату. Себастьян, который был тёплым и дышал, и чьи руки держали её голову. Остальная ее часть растянулась вдоль слегка влажной деревянной скамьи.

Она дернулась вверх.

Себастьян снова засмеялся; он сидел в конце скамейки с подлокотниками, искусно выполненными из железа. Его шарф был сложен на коленях, где она лежала, а рука, которая не держала её голову, лежала на спинке скамейки. Его белая рубашка была расстёгнута, скрывая пятна гноя. Под ней он был одет в простую серую футболку. Серебряный браслет блестел на его запястье.

Его черные глаза изучали её с забавой, она стремглав села на скамейке, так далеко от него, как могла.

– Это хорошо, что ты небольшого роста, – сказал он. – Если бы ты была повыше, нести тебя было бы чертовски тяжело.

Она с трудом придала своему голосу уверенность.

– Где мы?

– The Jardin du Luxembourg, – ответил он – Люксембургский сад. Это очень милый парк. Мне нужно отнести тебя куда-нибудь, где бы ты смогла прилечь. Думаю, сделать это посреди улицы – не самая хорошая идея.

– Для таких даже отдельное слово придумали. Автомобильная авария.

– Вообще-то, это два слова, и мне кажется, что автомобильная авария может случиться только тогда, когда ты бросишься на дорогу.

Он потер руки, как будто собираясь согреть их.

– Как бы то ни было, с чего ты взяла, что после всех моих усилий спасти твою жизнь, я оставлю тебя умирать посреди улицы?

Она сглотнула и посмотрела на свою руку. Раны сейчас были даже более блеклые. Если бы она не знала, она, вероятно, не заметила бы их вообще.

– Зачем ты это сделал?

– Зачем я что сделал?

– Спас мою жизнь.

– Ты – моя сестра.

Она сглотнула. В утреннем свете его лицо приобретало странный оттенок. На шее виднелись слабые ожоги, куда попал демонический гной.

– Прежде тебя не волновало, что я твоя сестра.

– Разве?

Его черные глаза оглядели ее сверху донизу.

Она вспомнила, как Джейс заявился к ней домой, после того, как она сразилась с Пожирателем и умирала от яда. Он вылечил ее так же, как Себастьян, и нёс её. Может быть, они даже более похожи, чем она может себе представить, даже не беря в расчет их магическую связь.

– Наш отец мертв, – произнес он. – Других родственников нет. Ты и я, мы последние. Последние из Моргенштернов. Ты – единственная, в чьих жилах течет моя кровь. Такая же, как я.

– Ты знал, что я следила за тобой, – сказала она.

– Конечно же, я знал.

– И ты позволил мне.

– Я хотел посмотреть, чтобы ты сделала. Признаю, не думал, что ты пойдешь за мной вниз. Ты храбрее, чем я думал. – Он взял шарф с колен и намотал его на шею. Парк начал заполняться туристами, хватавшимися за карты, гуляющими с детьми родителями, стариками, что сидели на соседних лавочках и курили трубки. – Но ты бы никогда не выиграла эту схватку.

– Я могла бы попытаться.

Он быстро усмехнулся уголком губ, как будто он ничего не мог поделать.

– Может быть.

Она шаркнула туфлями об мокрую от росы траву. Она не собиралась благодарить Себастьяна. Ни за что.

– Почему ты заключаешь сделки с демонами? – спросила она. – Я слышала, как они говорили о тебе. Я знаю, что ты собираешься делать…

– Нет, не знаешь. – Усмешка исчезла, вернулся властный тон. – Во-первых, я не сотрудничал с теми демонами. Это были охранники. Вот почему мы находились в разных комнатах. Демоны-Дахаки не слишком-то умные, зато подлые, крепкие и умеющие обороняться. Не думаю, что они действительно в курсе того, что происходит. Они лишь повторяют сплетню, которую услышали от хозяев. Высших демонов. Вот с ними я и сотрудничаю.

– Ты думаешь, мне стало от этого легче?

Он оперся на скамью перед ней.

– Я не пытаюсь заставить тебя чувствовать лучше Я пытаюсь сказать тебе правду.

– Не похоже, чтобы у тебя был аллергический приступ, – сказала она, подумав, что это была не совсем правда. Себастьян выглядел возмутительно спокойным, хотя расположение его челюсти и пульс говорили о том, что он отнюдь не так спокоен, каким кажется. – Дахаки сказали, что ты собираешься отдать этот мир демонам.

– Что это действительно так выглядит? – Она взглянула на него. – Я думал, ты сказала, что собираешься дать мне шанс, – сказал он. – Я не тот, кем был, когда мы встретились в Аликанте. – Его взгляд был ясным – Кроме того, я не единственный человек из тех, кого ты встречала, кто верил в идеи Валентина. Он был моим отцом. Нашим отцом. Это не просто – начать сомневаться в идеях, на которых ты вырос.

Клэри скрестила руки на груди. Воздух был свежим, но холодным, даже морозным.

– Что ж, это правда.

– Валентин ошибался, – сказал он. – Он был так зациклен на мысли, что Конклав с ним плохо обошелся, что ничего не замечал вокруг, кроме идеи доказать им свою правоту. Он ожидал, что Ангел восстанет, провозгласит Валентина воплощением Джонатана, первого Сумеречного Охотника, и убедит всех, что он – их лидер и что его путь – единственно верный.

– Но ничего подобного не произошло.

– Я знаю, что произошло. Лилит говорила со мной об этом. – Он сказал это небрежно, как если бы разговор с родоначальницей всех колдунов был чем-то, что может сделать каждый в любое время. – Не обманывай себя, Клэри, думая, что все, что произошло, было проявлением сострадания Ангела. Ангелы холодны как лед. Разиэль разозлился, потому что Валентин забыл о миссии Сумеречных охотников.

– Какой миссии?

– Истреблять демонов. Это наш долг. Неужели ты не слышала, что все больше и больше демонов проникают в наш мир в последние годы? И мы не знаем, как остановить их? – Эти слова прозвучали, как эхо того, что Джейс сказал ей, кажется, целую жизнь назад, когда они в первый раз побывали в Городе Молчания. – Мы должны иметь возможность блокировать их прибытие сюда, но никто даже не предполагает, как это сделать. В действительности их пребывает все больше и больше. Раньше в этот мир проникали только небольшие группы демонов, которые было легко сдержать. Но даже на моей памяти их все больше и больше просачивалось через охранные барьеры. Конклаву всегда приходилось отправлять туда Сумеречных Охотников, и чаще всего они не возвращались. Надвигается великая война с демонами, а Конклав к ней совершенно не готов, – сказал Себастьян. – В этом мой отец был прав. Конклав слишком консервативен, чтобы меняться или прислушаться к предостережениям. Я не хочу уничтожения всей Нежити, как Валентин, но я боюсь, что слепота Конклава приведет к гибели этого мира, который так защищают Сумеречные Охотники.

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что тебя заботит судьба этого мира?

– Ну да, я же живу здесь, – ответил Себастьян, мягче, чем она ожидала. – Экстремальные ситуации требуют принятия экстремальных мер. Для того чтобы уничтожить врага, необходимо понять его, даже привлечь его в союзники. Если я заставлю Высших демонов доверять мне, то я смогу их заманить в ловушку и уничтожить, как и их последователей. Это поможет вернуть все на круги своя. И тогда демоны поймут, что этот мир не такая легкая нажива, как им кажется.

Клэри покачала головой.

– И ты собираешься провернуть все это вдвоем с Джейсом? Твой план, конечно, впечатляет, но, не пойми меня неправильно, ты и Джейс…

Себастьян прервал ее.

– Ты действительно решила, что я не обдумал все, как следует? – Он взглянул на нее, и порыв ветра сбил прядь белых волос на его лицо. – Пойдем со мной. Я хочу показать тебе кое-что.

Она колебалась.

– Джейс…

– Все еще спит. Поверь мне, я знаю.

Он протянул руку.

– Пойдем со мной, Клэри. Если я не могу заставить тебя поверить в то, что у меня есть план, возможно, я могу доказать тебе это.

Она пристально посмотрела на него. Образы появлялись в её голове, как подброшенные конфетти: антикварный магазин в Праге; её золотое эльфийское кольцо, падающее в небытие; Джейс, лапающий её в нише в клубе; стеклянные банки, полные трупов. Себастьян, сжимающий лезвие серафима.

Доказать это тебе.

Она дала ему руку и позволила себя поднять.

* * *

Не без спора было решено, что до призвания Разиэля, команде Добра необходимо найти самое уединенное место.

– Мы не можем призывать ангела 60 футов в высоту посреди Центрального парка, – сухо отметил Магнус. – Люди могут это заметить, даже здесь, в Нью-Йорке.

– Разиэль 60 футов в высоту? – удивилась Изабель.

Она упала в кресло и подъехала к столу. Под ее глазами залегли темные круги. Она была истощена так же, как и Алек, Магнус и Саймон. Все они бодрствовали в течение нескольких часов, просматривая книги Магнуса, такие старые, что их страницы были тонкими, как папиросная бумага.

И Изабель, и Алек могли читать по-гречески и на латыни, и хотя Алек владел демонскими языками лучше, чем Иззи, там было слишком много такого, что мог понять один Магнус.

Майя и Джордан, понимая, что будут более полезны в другом месте, уехали в полицейский участок, чтобы проверить состояние Люка.

Тем временем, Саймон пытался быть полезным в других областях: приносил еду и кофе, по инструкции Магнуса копировал символы, доставал больше бумаги и карандашей, даже кормил Председателя Мяу, который поблагодарил его, выхаркав клубок шерсти прямо на пол кухни Магнуса.

– Ну, вообще-то он всего 59 футов в высоту, просто он любит приукрасить действительность, – ответил Магнус. – Усталость не способствовала улучшению его настроения. Волосы стояли торчком, и на руках, там, где он потер глаза, теперь были пятна какого-то блеска. – Он ангел, Изабель. Ты хоть что-нибудь о них знаешь? – Изабель в раздражении прикусила язык.

– А Валентин вызывал ангела в своем подвале. И я не понимаю, зачем нам столько пространства…

– Да потому что Валентин был лучше меня! – рявкнул Магнус, бросая ручку. – Послушай…

– Не кричи на мою сестру, – сказал Алек. Он сказал это спокойно, но с нажимом. Магнус удивленно посмотрел на него. Алек продолжил: – Изабель, размер ангела в земном измерении зависит от его силы. Ангел, которого вызывал Валентин, был гораздо ниже уровнем, чем Разиэль. А если бы пришлось вызывать ангела уровня Михаила или Габриэля…

– То я бы не смог с помощью магии даже на секунду их задержать, – смягчившись, ответил Магнус. – Мы призываем Разиэля, потому что надеемся, что он, как создатель Сумеречных охотников, проявит определенное милосердие… ну, или, жалость… в нашей-то ситуации. И он подходящего нам уровня. Менее могущественный ангел не смог бы нам помочь, зато более сильный… ну, если бы пошло что-то не так…

– Короче, умер бы не я один, – ответил Саймон.

Магнус выглядел болезненно, а Алек взглянул на бумаги, разбросанные по столу. Изабель положила свою руку поверх руки Симона.

– Я не могу поверить, что мы сидим здесь и всерьез обсуждаем призыв ангела, – произнесла она. – Всю свою жизнь мы клялись именем Ангела. Мы знаем, что наша сила исходит от ангелов. Но сама мысль о том, что мы увидим одного из них… Я просто не могу в это поверить. Когда я пытаюсь подумать об этом… Это слишком для меня…

За столом воцарилось молчание.

Темнота в глазах Магнуса заставила Саймона задуматься, видел ли он сам когда-нибудь ангела. Он задавался вопросом, следует ли ему просить, но был спасен жужжанием его мобильного телефона.

– Одну секунду, – пробормотал он, поднявшись.

Он открыл телефон и прислонился к одному из столбов в мансарде. Там было несколько сообщений от Майи.

«ХОРОШИЕ НОВОСТИ! ЛЮК ОЧНУЛСЯ И МОЖЕТ РАЗГОВАРИВАТЬ.

КАЖЕТСЯ, ОН ИДЕТ НА ПОПРАВКУ».

У Саймона словно камень с души упал. Наконец-то хорошие новости. Он закрыл телефон и потянулся к кольцу на руке.

«Клэри?»

Ничего. Он пытался подавить свою нервозность. Вероятно, она спала.

Он поднял взгляд, и обнаружил, что все трое сидящих за столом уставились на него.

– Кто звонил? – спросила Изабель.

– Это была Майя. Она сказала, что Люк очнулся и может говорить. Он поправится. – Началась болтовня в непринуждённом стиле, но Саймон по-прежнему смотрел на золотое кольцо в своей руке. – Она подкинула мне идею.

Изабель приблизилась к нему, а затем остановилась, выглядя взволнованной. Саймон не винил её. В последнее время его идеи были совершенно самоубийственными.

– О чем ты? – сказала она.

– Что нам нужно для вызова Разиэля? Сколько места? – спросил Саймон.

Магнус замер над книгой.

– По крайней мере, нужна миля. Вода подойдет. Что-то вроде озера Лин…

– Ферма Люка, – сказал Саймон. – Северная часть штата. Час или два в дороге. Там, наверное, заперто, но я знаю, как туда попасть. И там есть озеро. Конечно, не такое большое как Лин, но…

Магнус закрыл книгу, которую держал.

– Неплохая идея, Симус.

– Через несколько часов, – сказала Изабель, взглянув на часы – Мы могли бы быть там…

– О, нет, – сказал Магнус. Он оттолкнул от себя книгу. – В то время как твой энтузиазм безграничен и впечатляющ, Изабель, я слишком устал, чтобы правильно сотворить заклинание вызова на данный момент. И это не то, чем я готов рисковать. Думаю, все согласны.

– Так когда? – спросил Алек.

– Нам нужно поспать несколько часов, – ответил Магнус. – Выступаем рано утром. Шерлок… извини, Саймон… позвони и спроси, можно ли одолжить грузовик Джордана на время. А теперь… – Он оттолкнул свои бумаги в сторону. – Я собираюсь пойти поспать. Изабель, Саймон, вы можете воспользоваться свободной комнатой снова, если пожелаете.

– Разные спальни были бы лучше, – проворчал Алек.

Изабель вопросительно взглянула на Саймона своими темными глазами, но он уже полез в карман за телефоном.

– Хорошо, – сказал он. – Я вернусь к вечеру, но сейчас я должен сделать что-то очень важное.

* * *

В дневное время Париж был городом с узкими извилистыми улочками, выходящими на широкие проспекты, приятными золистыми зданиями с шиферными крышами и со сверкающей рекой, разделяющей его надвое, как шрам, полученный на дуэли.

Себастьян, несмотря на своё утверждение доказать Клэри, что у него есть план, был немногословен, пока они шли по улице, сплошь уставленной арт-галереями и магазинами старых пыльных книг, вплоть до улицы Гранд-Огюстен, выходящей на берег реки. С Сены подул прохладный ветер, и она задрожала.

Себастьян размотал шарф со своей шеи и протянул ей. Ворсистый черно-белый твид еще хранил тепло его тела.

– Не будь глупой, – сказал он. – Ты замерзла. Надень его.

Клэри обмотала им свою шею.

– Спасибо, – по привычке сказала она и вздрогнула.

Ну вот! Она поблагодарила Себастьяна. Она ждала, что молния падет с небес и испепелит ее на месте. Но ничего не произошло. Он странно посмотрел на нее.

– Ты в порядке? Ты выглядишь так, словно собралась чихать.

– Я в порядке.

Шарф пах мужским запахом и цитрусовым одеколоном. Она не была уверена, что думала, что он будет пахнуть так. Они продолжили путь.

На этот раз Себастьян замедлил шаг, идя рядом с ней и останавливаясь, чтобы объяснить, что районы Парижа были пронумерованы. Сейчас они переходили из Шестого в Пятый, в Латинский квартал, и мост, пересекающий реку впереди, назывался Понт Сен-Мишель.

Как заметила Клэри, мимо них проходило много молодых людей: девушки ее возраста или старше, невозможно стильные в облегающих брюках, на недосягаемо высоких каблуках, с длинными волосами, развевающимися на ветру с Сены. Многие из них останавливались, чтобы бросить на Себастьяна оценивающие взгляды, которые он, казалось, не замечал.

Джейс, подумала она, заметил бы.

Себастьян обладал яркой внешностью с белоснежными волосами и черными глазами. Он показался ей красивым еще в первую встречу, когда был с выкрашенными в черный цвет волосами, хотя это совершенно не шло ему. Так он выглядит лучше. Бледность его волос придаёт его коже хоть какой-то цвет, позволяет обратить внимание на его высокие скулы и изящную форму лица. Его ресницы были невероятной длины, темнее волос, и слегка загнутыми, как у Джослин – это было ужасно несправедливо! Почему только она из их семьи не получила завивающиеся ресницы? И почему у него не было ни одной веснушки?

– Так, – сказала она резко, прерывая его на полуслове, – кто мы?

Он бросил на нее косой взгляд.

– Что ты имеешь в виду «кто мы»?

– Ты сказал, что мы последние из Моргенштернов. Моргенштерн – немецкая фамилия, – напомнила Клэри. – Так что, мы – немцы? Что это за история? Почему не осталось никого, кроме нас?

– Ты ничего не знаешь о семье Валентина? – голос Себастьяна звучал недоверчиво. Он остановился у стены, которая шла вдоль Сены, прямо посреди тротуара. – Твоя мать, что, ничего тебе не рассказывала?

– Она и твоя мать тоже. И нет, ничего не рассказывала. Валентин не был ее любимой темой.

– Фамилии Сумеречных Охотников составные, – медленно произнес Себастьян и взобрался наверх ограждения. Он протянул руку, и через мгновение она позволила ему взять ее и втащить на стену рядом с ним. Серо-зеленые воды Сены бежали под ними, туристические кораблики пыхтели, неторопливо проплывая мимо. – Фэйр-чайлд, Лайт-вуд, Уайт-лоу. «Моргенштерн» значит «утренняя звезда». Это немецкая фамилия, но они были швейцарцами…

– Были?

– Валентин был единственным ребенком в семье, – пояснил Себастьян. – Его отец – наш дед – был убит Нежитью, и наш двоюродный дед погиб в битве. У него не было детей. Это, – он протянул руку и коснулся ее волос, – наследство со стороны Фэирчайлдов. Английская кровь. Я больше похож на швейцарских родственников. Как Валентин.

– Ты знаешь что-нибудь о наших бабушках и дедушках? – спросила Клэри, увлекшись рассказом против своей воли.

Себастьян опустил руку и спрыгнул со стены. Он протянул руку, она схватилась за нее и, потеряв равновесие, спрыгнула. На мгновение она столкнулась с его грудью, твердой и теплой под рубашкой. Проходящая девушка бросила на нее насмешливый, ревнивый взгляд, и Клэри поспешно отстранилась. Она хотела крикнуть той девушке, что Себастьян был ее братом, и в любом случае, она его ненавидела. Она не сделала этого.

– Я ничего не знаю о наших бабушках и дедушках, – сказал он. – Откуда? – его улыбка вышла кривой. – Идем. Я хочу показать тебе свое любимое место.

Клэри отпрянула.

– Я думала, ты собираешься доказать мне, что у тебя есть план.

– Всему свое время. – Себастьян зашагал вперед, и через мгновение она последовала за ним. Требовалось узнать план. А до этого быть милой с ним. – Отец Валентина был очень похож на него, – Себастьян шел дальше. – Он верил в силу. Мы – воины, избранные Богом. Это – то, во что он верил. Боль делает тебя сильным. Потеря делает тебя могущественным. Когда он умер…

– Валентин изменился, – произнесла Клэри. – Люк рассказывал мне.

– Он любил своего отца и ненавидел. Что-то ты можешь понимать, зная Джейса. Валентин воспитывал нас так же, как его воспитывал наш дед. Мы всегда возвращаемся к тому, что знаем.

– Но Джейс, – произнесла Клэри. – Валентин научил его не только сражаться. Он учил его иностранным языкам, игре на пианино…

– Это влияние Джослин. – Себастьян произнес ее имя неохотно, как будто ненавидел даже его звучание. – Она думала, что Валентин сможет поддерживать разговор о литературе, искусстве, музыке… не только об убийстве. Все это он вложил в Джейса.

Железные голубые ворота выросли перед ними. Себастьян нырнул в них и поманил Клэри следовать за ним. Она не любила таскаться за кем-либо, но последовала за ним, держа руки в карманах.

– А что насчёт тебя? – спросила Клэри.

Он показал свои руки. Без сомнения, это были руки ее матери – проворные, с длинными пальцами, созданные для того, чтобы держать кисть или ручку.

– Я учился играть на инструментах войны, – сказал он, – и рисовать кровью. Я не похож на Джейса. – Они находились в узкой аллее между двумя рядами домов, сделанных из того же золотого камня, как и многие другие здания в Париже, их крыши сверкали медно-зеленым в солнечном свете. Под ногами улица была из булыжника, и не было никаких автомобилей или мотоциклов. Слева от нее расположилось кафе с деревянной вывеской, державшейся на выделанном железном копье, но разве возможно ли было здесь, на этой извилистой улочке, вести прибыльное дело? – Мне здесь нравится, – сказал Себастьян, проследив за ее взглядом. – Потому что это, как если бы ты побывал в прошлом веке. Никакого шума машин, никакого неонового света. Только… умиротворение.

Клэри уставилась на него.

Он лжет, подумала она. Себастьян не может на самом деле так думать. Как может тот, кто чуть не сжег Аликанте до основания, желать умиротворения.

Затем она задумалась о месте, в котором он вырос. Она никогда его не видела, но Джейс рассказывал ей о нем. Небольшой дом-коттедж, действительно… в долине, за пределами Аликанте. Там тихие ночи и небо, полное звезд. Скучает ли он по тем местам? Да и может ли испытывать подобные эмоции тот, в ком, по сути, нет ничего человеческого? Ей хотелось спросить его: Тебе еще не надоело лгать?

Жить там, где настоящий Себастьян Верлок жил и рос, пока ты его не прикончил? Гулять по этим улицам под его именем, зная, что где-то его оплакивает тетя? И что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он не мог сопротивляться?

Его черные глаза задумчиво оценивали ее.

Она понимала, что он обладал чувством юмора; кроме того, в нем была жилка язвительного остроумия, что делало его иногда похожим на Джейса. Он улыбнулся.

– Пошли, – сказал он, руша её задумчивость. – В этом месте подают лучший в Париже горячий шоколад.

Клэри не была уверена в том, действительно ли она в первый раз в Париже или нет, однако, когда они заняли место, ей пришлось признать, что горячий шоколад был восхитителен. Они сидели за столиком, маленьким и деревянным, на старомодных стульях с высокими спинками – горячий шоколад готовили прямо за их столиком в голубом керамическом горшке, используя сливки, какао-пудру и сахар. Результатом был горячий шоколад настолько густой, что твоя ложка могла бы стоять в нем вертикально.

Они также заказали круассаны, которые макали прямо в шоколад.

– Ты знаешь, если ты хочешь ещё круассан, они принесут его, – сказал Себастьян, откинувшись на спинку стула. Они были здесь самыми молодыми людьми за десятки лет, заметила Клэри. – Ты набросилась на свой круассан, как волчица.

– Я просто проголодалась.

Она пожала плечами.

– Послушай, если ты хочешь поговорить со мной, говори. Убеди меня. – Он наклонился вперед, кладя локти на стол. Она вспомнила, глядя ему в глаза, что накануне заметила серебряные кольца вокруг радужной оболочки его глаз. – Я думал о том, что ты сказала прошлой ночью.

– Прошлой ночью я была не в себе. Я не помню, что я тебе говорила.

– Ты спросила меня, кому я принадлежу, – сказал Себастьян. Клэри застыла с чашкой горячего шоколада на полпути ко рту.

– Я действительно это спросила?

– Да. – Он внимательно изучал ее лицо. – И у меня нет ответа на твой вопрос.

Она опустила чашку, вдруг почувствовав себя не в своей тарелке.

– Тебе и не нужно кому-то принадлежать, – ответила она. – Это был риторический вопрос.

– Хорошо, тогда позволь мне тебя кое о чем спросить, – сказал Себастьян. – Думаешь, ты смогла бы меня простить? То есть, возможно ли получить прощение таким, как я?

– Я не знаю. – Клэри схватилась за угол стола. – Я… Я имею в виду, что не знаю многого о религиозной составляющей прощения, только о обыденном понимании этого слова. – Она сделала глубокий вдох, зная, что она лепечет. В настойчивом выражении темных глаз Себастьяна было нечто такое, что заставляло думать, что он ждет ответов на свои вопросы лишь от нее одной. – Я знаю, что человек должен своими поступками заслужить прощение. Должен измениться. Сознаться, раскаяться, компенсировать то, что он сделал.

– Компенсировать, – отозвался Себастьян эхом. – То есть загладить свою вину. – Она посмотрела вниз, на свою кружку. Те поступки, которые совершил Себастьян, нельзя было исправить… никак. – Ave atque Vale, – сказал Себастьян, глядя на свою кружку шоколада.

Клэри узнала в этих словах традиционное прощание Сумеречных охотников со своими умершими соратниками.

– Почему ты сказал это? Я не умираю.

– Ты знаешь, это из стихотворения, – сказал он. – Катулла. Frater, ave atque vale^[7]. Он говорит о пепле, о заупокойных обрядах и о своей скорби по брату. В детстве я учил эту поэму, но тогда не чувствовал этого – ни его горя, ни утраты, я даже не задумывался о том, каково это – умереть, не имея никого, кто станет оплакивать тебя. – Он внезапно посмотрел на нее. – Как ты думаешь, если бы мы выросли вместе, это что-либо изменило бы? Ты бы любила меня?

Клэри обрадовалась, что вовремя поставила на стол кружку, иначе уронила бы ее.

Себастьян смотрел на нее без какой-либо застенчивости или неловкости, которая могла бы сопровождать такой странный вопрос, но так, как будто бы Клэри была представителем любопытной, иной формы жизни.

– Ну… – ответила она. – Ты мой брат. Я бы любила тебя. Мне бы… пришлось. – Он продолжал смотреть на неё все тем же пристальным взглядом. Клэри задумалась над тем, стоит ли ей задать ему такой же вопрос. Смог бы он в этой ситуации полюбить ее? Как сестру. Но у нее было ощущение, что он понятия не имел, что это значит. – Но Валентин не воспитывал меня, – ответила она. – На самом деле, я убила его.

И зачем она это сказала? Может быть, она хотела увидеть, что расстроила его своими словами. В конце концов, Джейс однажды сказал ей, что, возможно, Валентин был единственным, кто заботился о Себастьяне. Но он даже не побледнел.

– В действительности, – произнес он, – Ангел убил его. Хотя это было из-за тебя. – Его пальцы оставили следы на побитой столешнице. – Знаешь, когда я впервые встретил тебя в Идрисе, надеялся… Я думал, что ты будешь похожа на меня. Потом, когда я осознал, что мы не похожи, то возненавидел тебя. Но когда я возродился, Джейс рассказал мне о том, что ты сделала, и я понял, что ошибался на твой счет. Мы похожи.

– Ты сказал то же самое прошлой ночью, – ответила Клэри. – Но я не…

– Ты убила нашего отца, – сказал он. Его голос звучал мягко. – И тебе абсолютно все равно. Ты ведь ни секунды об этом не задумывалась, не так ли? Первые десять лет жизни Джейса Валентин избивал его в кровь, но Джейс до сих пор по нему скучает. Переживает, хотя в нем нет ни капли крови Валентина. Он был твоим отцом, а ты убила его, и ты даже не страдала бессонницей по этому поводу.

Клэри, открыв рот, уставилась на него. Это было несправедливо. Так несправедливо. Валентин никогда не был для нее отцом. Он никогда не любил ее. Он был всего лишь монстром, которого следовало убить. Она убила его, поскольку у нее не было выбора.

Незнакомый голос в ее мыслях воскресил образ Валентина, вонзающего лезвие меча в грудь Джейса, и удерживающего его в то время, пока он умирал. Валентин плакал над сыном, которого он убил. Она никогда не оплакивала смерть отца. У нее даже и мысли такой не возникало.

– Я прав, не так ли? – произнес Себастьян.

– Скажи, если я ошибаюсь.

Скажи, что ты не такая, как я.

Клэри опустила взгляд на кружку с уже остывшим шоколадом.

У нее было ощущение, что внутри нее пронесся вихрь и стер все ее мысли и слова.

– Мне казалось, что ты считал Джейса похожим на тебя, – наконец произнесла она сдавленным голосом. – Я думала, что из-за этого ты хочешь, чтобы он был с тобой.

– Мне нужен Джейс, – сказал Себастьян. – Но внутри он не такой, как я. А вот ты – да. – Он встал. Каким образом он оплатил счет, Клэри не запомнила. – Пойдем со мной.

Он подал ей руку. Она встала без его помощи и машинально поправила ему шарф; шоколад, который она выпила, ощущался пенящейся кислотой в желудке. Она последовала за Себастьяном из кафе в переулок, где он стоял, глядя в синее небо над головой.

– Я не похожа на Валентина, – ответила Клэри, останавливаясь рядом с ним. – Наша мама…

– Твоя мать, – поправил он, – ненавидит меня. Ненавидит! Ты видела ее. Она пыталась убить меня. Ты хочешь сказать мне, что похожа на свою мать, отлично. Джослин Фэирчайлд жестока. Она всегда была такой. Месяцами она притворялась, что любит нашего отца, возможно, даже годами, лишь для того, чтобы она смогла собрать достаточно информации о нем, чтобы предать его. Она спланировала Восстание и наблюдала, как убили всех друзей ее мужа. Она украла твои воспоминания. Ты простила ее? И когда она бежала из Идриса, ты правда думала, что она вообще планировала взять меня с собой? Она, должно быть, испытала облегчение от мысли, что я мертв…

– Это не так! – резко перебила Клэри. – Она берегла шкатулку, в которой хранила твои детские вещи. Она имеет обыкновение доставать ее и оплакивать их. Каждый год на твой день рождения. Я знаю, что шкатулка у тебя в комнате. – Тонкие, изящные губы Себастьяна исказились. Он отвернулся от нее и зашагал вниз по аллее. – Себастьян! – окликнула его Клэри. – Себастьян, подожди. – Она не была уверена, что знает причину, почему она хотела, чтобы он вернулся. Правда, она понятия не имела, где она была или как вернуться обратно в квартиру, но этого было более, чем достаточно. Она хотела встать и бороться, доказать что она не была той, кем он ее назвал. Она повысила свой голос до крика: – Джонатан Кристофер Моргенштерн! – Он остановился и медленно повернулся, оглядываясь на нее через плечо. Она шла к нему, а он наблюдал за ее походкой, его голова наклонилась в сторону, черные глаза сузились. – Спорю, что ты даже не знаешь мое второе имя, – произнесла она.

– Адель. – В музыкальном тоне, каким он произнес это, была столь сильная близость, что ей стало неуютно. – Кларисса Адель.

Она подошла к нему.

– Почему Адель? Я никогда не знала.

– Я и сам не знаю, – ответил он. – Я знаю, что Валентин никогда не хотел, чтобы тебя называли Кларисса Адель. Он хотел, чтобы тебя назвали Серафина, в честь его матери. Нашей бабушки. – Он повернулся и зашагал снова, и на этот раз она держала темп. – После того, как наш дедушка был убит, она умерла… сердечный приступ. Смерть от горя, всегда говорил Валентин.

Клэри вспомнила Аматис, которая не смогла забыть Стивена, свою первую любовь; отца Стивена, который умер от горя; Инквизитора, которая жила во имя мести. Мать Джейса, перерезающей вены, когда умер ее муж.

– Прежде чем я повстречала Нефилимов, я бы сказала, что невозможно умереть от горя.

Себастьян сухо засмеялся.

– Мы не испытываем такую сильную привязанность, подобно примитивным, – сказал он. – Разумеется, бывают исключения. Не все одинаковы. Но связи между нами, как правило, сильные и нерасторжимые. Вот почему нам так плохо, с другими не из нашего вида. Нежить, примитивные…

– Моя мама вышла замуж за нежить, – язвительно произнесла Клэри.

Они остановились перед квадратным каменным зданием с жалюзи синего цвета почти в конце аллеи.

– Когда-то он был Нефилимом, – ответил Себастьян. – И взгляни на нашего отца. Твоя мать предала и бросила его, а он всё равно провёл остаток жизни в ожидании вновь отыскать её и убедить вернуться к нему. Шкаф, полный одежды… – Он покачал головой.

– Но Валентин твердил Джейсу, что любовь – это слабость, – сказала Клэри. – Которая уничтожит тебя.

– А ты думаешь, это неправда? Когда ты не можешь забыть женщину и тратишь полжизни на ее поиски, а она тебя на дух не переносит? И при этом ты знаешь, что твоя возлюбленная вонзила нож тебе в спину, да еще и повернула его, – на мгновение он наклонился к ней так близко, что его дыхание всколыхнуло ее волосы. – Возможно, ты похожа на свою мать больше, чем на нашего отца. Но какая разница? Ты безжалостна до самых костей и в твоём сердце лёд, Кларисса. Не говори мне иначе.

Прежде чем она смогла ответить, он отвернулся и взобрался на верхнюю ступеньку дома с синими ставнями. Лента электрического звонка пролегала на стене рядом с дверью с каждым написанным от руки именем на пластиковой карточке рядом с ним. Он нажал на кнопку рядом с именем «Магдалена» и подождал. Внезапно сквозь динамик раздался скрежещущий голос:

– Qui est lа?

– C’est le fils et la fille de Valentine, – ответил он.

– Nous avions rendez-vous?

Возникла пауза, затем раздался звонок. Себастьян рывком открыл дверь и вежливо придержал ее, позволяя Клэри пройти вперед. Ступеньки были деревянными, такими же потертыми и гладкими, как палуба корабля. Они в молчании преодолели лестницу до верхнего этажа, где на лестничной площадке дверь была слегка приоткрыта.

Себастьян вошел первым, а Клэри следом. Она обнаружила, что находится в большой, светлой, просторной комнате. Стены, как и занавески, были белыми. Сквозь окно она могла увидеть улицу, обустроенную ресторанами и бутиками. Мимо проносились машины, но, казалось, их звук не проникал внутрь квартиры. Полом служило отполированное дерево, мебель была из светлого дерева или обитые кушетки с цветными сбитыми подушками.

Часть квартиры была обустроена наподобие студии. Свет от фонаря лился на длинный деревянный стол. Здесь располагались мольберты, накрытые материей, которая скрывала то, что было изображено на них. Испачканный краской халат висел на стене.

Около стола стояла женщина.

Клэри могла бы подумать, что она – ровесница Джослин, если бы не несколько факторов, которые скрывали ее возраст. Она была одета в бесформенный черный халат, который спрятал ее тело, и были видны лишь белые руки, лицо и горло. На каждой ее щеке была черная руна, нанесенные толстыми линями, сбегающими из внешнего угла ее глаз к губам. Клэри раньше не видела подобных рун, но она ощущала их значение – власть, умение, мастерство. У нее были густые длинные каштановые волосы, ниспадающие волнами до талии, а ее глаза, когда она подняла взгляд, были своеобразного ровного оранжевого цвета, напоминающего умирающее пламя.

Женщина сцепила свои руки поверх свободной рубашки. Нервным, мелодичным голосом она произнесла:

– Tu dois кtre, Джонатан Моргенштерн. Et elle, c’est ta sœur? Je pensais que…

– Я – Джонатан Моргенштерн, – произнес Себастьян. – И, да, это моя сестра. Кларисса. Пожалуйста, говорите с ней по-английски. Она не понимает французский.

Женщина прочистила горло.

– Мой английский несколько подзабыт. Прошли годы с тех пор, как я говорила на нем.

– Мне он кажется достаточно хорошим. Кларисса, это Сестра Магдалена. Одна из Железных Сестер.

Клэри была поражена.

– Но я думала, что Железные Сестры никогда не покидают своей обители…

– Не покидают, – перебил Себастьян. – Если только они не опозорены участием в Восстании, которое было разоблачено. Кто, по-твоему, вооружал Круг? – он невесело улыбнулся Магдалене. – Железные Сестры – Творцы, не воины. Но Магдалена бежала из Крепости, прежде чем ее участие в Восстании могло бы быть обнаружено.

– Я не видела нефилимов пятнадцать лет, пока твой брат не связался со мной, – сказала Магдалена. Было трудно сказать, на кого она смотрела, пока говорила; ее невыразительные глаза, казалось, блуждали, но она точно не была слепой. – Это правда? У тебя есть… материал?

Себастьян залез в мешочек, прикрепленный к его оружейному поясу, и достал из него кусок чего-то, очень напоминающего кварц. Он положил это на длинный стол, и случайный луч солнца, прошедший сквозь звездное небо, словно шел из глубины материала.

Клэри затаила дыхание. Это был адамас, из лавки старьевщика из Праги. Магдалена шипяще вздохнула.

– Чистый адамас, – сказал Себастьян. – Нетронутый руной.

Железная Сестра обошла вокруг стола и положила руку на адамас. Ее руки, в шрамах и покрытые несколькими рунами, дрожали.

– Adamas pur, – прошептала она. – Прошли годы с тех пор, как я в последний раз держала в руках святую материю.

– Ты обработаешь его и зачаруешь, – произнес Себастьян. – Когда ты сделаешь, я заплачу тебе больше. То есть, если ты веришь, что можешь создать то, что я просил.

Магдалена взяла себя в руки

– Разве я не Железная Сестра? Разве я не приняла постриг? Разве не я обрабатывала Небесный Материал? Я могу создать то, что обещала, сын Валентина. Никогда не сомневайся в этом

– Я рад это слышать. – Было веселье в голосе Себастьяна – Я вернусь сегодня ночью. Ты знаешь, как найти меня, если я тебе понадоблюсь.

Магдалена кивнула головой. Все ее внимание вернулось к пергаминовой субстанции, адамасу. Она погладила его пальцами

– Да. Вы можете идти.

Себастьян кивнул и сделал шаг назад.

Клэри колебалась. Она хотела схватить женщину, расспросить ее о том, чего же требовал Себастьян, спросить о том, почему она преступила Закон Конклава, чтобы работать под началом Валентина.

Магдалена, как будто почувствовав ее колебания, подняла голову и тонко улыбнулась.

– Вы, двое, – сказала она, и на мгновение Клэри подумала, что она собиралась сказать, что не понимает, почему они были вместе, что она слышала, как они ненавидят друг друга, что дочь Джослин была Сумеречным Охотником, тогда как сын Валентина – преступником. Но она только покачала головой. – Mon Dieu, – воскликнула она, – как же вы похожи на своих родителей!

Дата добавления: 2015-11-16